И придет опять рассвет

                Кому не известны ночные вынужденные бдения и чувство чуть ли не обреченности, когда во время бесконечной ночи никак не удается уснуть. Остается одно - ворочаться из стороны в сторону и, хочешь того или нет, думать и думать о чем угодно… И отвлечься от мелькающих в голове мыслей просто невозможно…
Она в который раз включила лампу, посмотрела на часы…Нет , эта ночь никогда не кончится… Открыв книгу и прочитав несколько строчек , поняла, что не сможет читать, никак не могла сосредоточиться на прочитанном, мысли то и дело возвращали ее к событиям последних  дней. Она поднялась, прошла на кухню, налила из термоса горячий чай, вернувшись с бокалом, забралась с ногами на диван под одеяло и окинула бесцельным взглядом  комнату, заставленную разобранной мебелью, заваленную узлами, стопками книг. Наконец-то она это сделала. Теперь у нее своя квартира. Но где же ожидаемая радость?…Чтобы отвлечься от невеселых  дум, она стала мысленно расставлять  мебель, обдумывать, что необходимо купить. И снова мысли уперлись в преграду, на, казалось бы, уже открытом к  желанной свободе пути… И снова сомнения, правильно ли сделала. Она совершила этот решающий шаг своей жизни. А что дальше? Она , вдруг, ощутила свою беспомощность. Кто же это всё будет делать? Ну не Иван же?…Она горько усмехнулась. Когда он был рядом, не было проблем с переездами. А переезжали они из гарнизона в гарнизон с мужем, теперь уже бывшим, двенадцать раз. В тринадцатый раз она переехала от него.
Почему в тринадцатый? Она не  была суеверной. Но все складывалось не так, как она того ожидала. Она и предположить не могла сколько трудностей возникнет у неё. А он и пальцем не шевельнул, чтобы её остановить… Он, как ей показалось, воспринял её решение уйти от него, слишком уж равнодушно. После стольких лет! Обидно! Она, вдруг, поняла, что их действительно уже ничего не связывает и ощутила пустоту вокруг себя, бессмысленность всего, что с ней происходит. Она уже не знала что хочет. Все перепуталось в голове…
То к чему она стремилась всю по сути совместную их жизнь, для него стало полной неожиданностью. Его устраивала та жизнь, которой он жил. Ей была отведена роль не то чтобы боевой подруги, это было бы сильно сказано, скорее что-то среднее между оруженосцем, адьютантом, экономкой и воспитателем их единственного сына. Причем ее жизнь должна была быть подчинена полностью его ритму жизни. Он ей указывал тоном не допускающим ни обсуждения, ни  тем более возражения, что купить,  куда пойти, что одеть… Когда она возмущалась его вездесущим контролем  и пыталась проявить хоть какую-то самостоятельность, он искренне удивлялся и относился к этому как к капризу, который он, в некоторой степени допускал в ней, вспоминая должно быть, что она женщина. В итоге, как правило, получалось так, что он оказывался прав и  снова воспарял перед ней своею значимостью, а она в очередной раз чувствовала свою никчёмность.
Романтические чувства давно прошли. Да и были ли они вообще. Дура, да и только!Её ведь и покорила в нем жесткость характера, принципиальность, как ей показалось, требовательность к себе и другим. Он был немногословен, деловит. Как раз такой, о каком она грезила ночами. Богатое воображение дорисовало образ её героя, который с реальным объектом её вожделения не имел ничего общего
Ей казалось, что он многого в жизни добьется. Она уже видела себя, купающейся в лучах его славы, а о том, что сама может в жизни чего-то достичь, даже и не помышляла. Все планы на будущее она связывала с ним. То ли уж так сильно она недооценивала себя…, ну уж точно переоценивала его, только поняла она это слишком поздно. И этого то она ему и не могла простить!
Ей нравилось ему подчиняться, с радостью соглашалась со всеми его предложениями, личные дела тут же откладывались. Она карапкалась за ним по горам, бродом переходила, держась за руки, быстротечные речки…А когда у костра, в каком-нибудь ущелье, убрав после ужина посуду, она слушала  его песни под гитару, казалось, что счастью не будет конца.. Ей хотелось быть не просто рядом с ним, ей хотелось быть наравне с ним, чтобы он видел в ней надежного друга, и, когда он протягивал ей руку помощи, она воспринимала это как снисхождение к своей слабости, нет она справится сама… Это-то, вероятно, и сослужило службу тому, что он перестал видеть в ней Женщину.
  Как было ужасно очнуться от этого гипнотического сна. Она вдруг увидела себя со стороны в его тени, полностью её поглотившей. Кругом он…! Где же она…? Она подчинила себя  его воле до такой степени, что уступила его грубой настойчивости, позволив ему собой овладеть, когда сама была к тому не готова. Как это было унизительно! Только горечь, только боль! О, как же она себя ненавидела за это. Прозрение наступило тут же. Она уже не видела в нем своего героя. Но что это меняло? Он провожал её, как-то сразу притихшую, домой, что-то оживленно рассказывал, она не слышала, в ушах гудело, его голос доносился издалека. Она не понимала, чему он радуется.  По-всему было видно, что он был всем чрезвычайно доволен, а она тихо наблюдала за ним, будто заново открывала. Он и не пытался  понять, что с ней происходит. Он уже получил от неё всё, что хотел, и она это почувствовала  всем своим существом. Мысли тяжело ворочались в воспалённом мозгу… Что теперь…? Она себя чувствовала жертвой, загнанной в угол, и сделал это с нею он, на которого она… только не молилась. Доведя её до дома, он торжественно объявил, что женится на ней. А она…, какая глупость, подумала, что после того, что случилось иначе и быть не может. Сработал стереотип мышления, что скажут люди…Сейчас бы она так не распорядилась своей жизнью. Тогда было все по-другому, был оглушающий страх перед будущим…
Что за ночь!- подумала она- когда-нибудь она кончится?-  выключив свет, она повернулась на на другой бок- Спать!- приказала она себе. Но не тут -то было…
На свадьбе он изрядно поднабрался. Его разудалому веселью, казалось, не будет конца. Он не пропускал ни один танец. Новые туфли ей натерли мозоль, к концу дня каждый шаг причинял страдания, она умоляла его посидеть, но он её не слышал, точно одержимый, таскал ее всюду за руку , это был его праздник! Она видела снисходительную улыбку на лице его матери, которая говорила сама за себя: ”Чем бы дитя не тешилось…”, она, вдруг, увидела, как он похож на свою мать...
Лицо её матери выражало озабоченность…Ох, мама, мама, как же ты не уберегла свою донечку!
Сейчас, с высоты лет отделяющих её сегодняшнюю,  от той  другой, растерянной, неуверенной в себе девчонки, она пыталась понять, почему она сделала это со своей жизнью, ну  не в джунглях же она жила, не в пустыне, откуда этот панический страх перед жизнью! А он?… Во что превратилась его жизнь? Он же не мог не заметить в ней перемены…Отсюда и его холодность, теперь только она могла себе в этом признаться. Иногда она оттаивала, тянулась к нему в поисках нежности, ласки, но натолкнувшись на его лед, сама надолго замерзала.
  Она не ушла тогда, боялась осуждения, а ещё больше она боялась жалости  к себе.    
-Но ведь это было не главное!- стучало в её голове…-Почему…?
И еще так отчетливо вспоминалось другое, о чем она и  матери бы не поверила. Оказавшись в чужой семье, она окунулась в совершенно чуждую ей атмосферу, где не принято было друг о друге заботиться, где не было нормального человеческого тепла и понимания, где каждый норовил „натянуть одеяло на себя“. Ей были ненавязчиво, но достаточно отчетливо определены рамки её обязанностей, о правах речи не шло. Это было как бы само собой разумеющееся. Семья была, якобы, образованная, с прогрессивными взглядами, но общаться с подругами она свободно уже не могла. Аргументировалось это тем, что у замужней женщины должны быть другие интересы. Когда ночью он засыпал, она тихонько, чтобы его не разбудить, отодвигалась  и, слушая его оглушительный храп, думала о своей жизни. И однажды она подумала об этом,  в чем  никогда никому бы не созналась, - Может он умрет…? Она читала, что в армии часты смертельные случаи, 2% кажется. С другими ведь это случается, может и с ним…? Тогда для неё закончится этот кашмар…
Утром проводив его на работу, она, вдруг, вспомнила, о чем подумала ночью. Ей стало стыдно за себя. Как можно такое желать человеку вообще. …Он же её муж… И все таки, как бы было хорошо, если бы он не вернулся!

Когда они получили отдельную квартиру, стало ей полегче, хотя бы, потому что не было недремлющего ока  свекрови. А вскоре она поняла, что у них появится ребёнок. Сначала она испугалась, не столько за себя, сколько за него, за малютку, не достаточно ли того, что она страдает…? Ему то зачем…? Она вспомнила своих родителей, свой дом. Родительский дом так и остался для неё единственным. То, что она имела сейчас было  чем-то вроде временного пристанища.  Но у малыша должен быть дом, дом, в том понимании, как она это себе представляла, где ему  будет хорошо. И … он будет её тоже называть мамой… Почему он? Может это будет девочка! Она почувствовала прилив радости. Она будет мамой! Даже от этого слова веет теплом! Она сделает все для своего малыша. Он не будет ни в чем нуждаться. Наконец-то её жизнь снова обретала смысл!
Известие о ребенке муж принял сдержанно, что называется, выдерживая характер, сильные люди, по его мнению, не проявляют сильных эмоций, хотя она наблюдала за ним  проявления  необузданных чувств, в ситуациях, гораздо менее значительных, чем  эта.- Он в своем амплуа! Ну и что же? Ее это уже не трогало. Неизбежное надо было принять за желаемое! Надо было научиться жить с этим. И первое чему она научилась, это молчать. Нет, это было не безропотное, покорное  молчание, а молчание- протест, молчание, которое говорило о гораздо большем, чем могли выразить слова. Она вспомнила вечер, когда он пришёл домой с запахом перегара, явно не в духе, и с порога начал придираться то к одному, то к третьему, она тогда спокойно сказала: В моем доме не будет криков!- и не дослушав его возмущенной тирады, продолжала складывать выстиранное белье, никак не реагируя на его крики. Это её неординарное поведение возмутило его так, что он , кажется, захлебнулся в потоке собственных слов. Но она продолжала молчать. И это его вывело из себя. Он замахнулся и уже готов был обрушить на неё свою увесистую руку, но наткнулся на ее взгляд, в нем не было и тени страха, взгляд который заставил его опустить руку и покраснеть чуть ли не до кончиков ушей. Тогда она удивилась сама своей смелости, и мысль, что она может его грубой силе противопоставить что-то, вселила в неё уверенность, что она осуществит то, что должна , она создаст дом своему малышу!
Илюшка стал для неё всем: в нем были и радость, и смысл, и надежда. Она, казалось не знала усталости, он засыпал, она переделывала быстренько все дела и уже ждала у кроватки, когда же он проснется. Когда он просыпался, она окружала его такой любовью, что малышу и в голову не приходило плакать. Ему оставалось одно, следить глазками, за тем, что проделывала его мама. А у мамы, буквально рот не закрывался, с ним она могла выговориться. В два месяца он уже отвечал ей своей очаровательной улыбкой. А ещё через два месяца он уже заразительно хохотал. Как она была счастлива!
Она не могла понять мужа, когда тот совершенно равнодушно смотрел на Илюшу. Он что же, не видит, какой он замечательный, их сын? Ей хотелось, чтобы он так же, как она, умилялся агуканьям ребенка, каждой его улыбке и приходил в неописуемый восторг при проявлении каких-то интеллектуальных подвижек в его поведении. Его холодности к ребёнку она приписывала нелюбовь. А так как у её малыша должен был быть любящий отец, она старалась изо всех сил эту любовь в отце развить, как она, сама выражалась, в чем несомненно сказывалось её педагогическое образование. Она обращала внимание мужа, на то , как ребенок преображается при его появлении, как он радуется ему. А однажды она  с неподдельным восторгом сообщила ему, что сын сказал первое слово, и слово это было- папа. Тут, куда только подевалась его нарочитая сдержанность, он  почувствовал себя отцом! Подняв Илюшку над головой, он кружил его, подбрасывал, что-то приговаривая, словом эмоций было через край, она даже начала бояться, как бы он не испугал ребенка , но Илюшка как-то слишком не по-детски отнесся к проявлениям чувств отца, серьёзно, с некоторым удивлением. Он дождался когда его снова опустят в манеж и продолжил, прерванное так бесцеремонно, изучение своих кубиков и шариков. Теперь только новоиспеченный папаша допустил, как ей показалось, сына к кулуарам своего сердца, с какой гордостью он всем рассказывал, что первым словом сына  было-папа, не замечая.при этом загадочной улыбки жены. Она то знала какое слово в действительности сказал её сын…
Телефонный звонок вернул её к реальности. Будильник показывал три часа. Интересно, кто это может звонить в это время, телефон её знает только Илья, но он не станет её беспокоить ночью, кто-то ошибся номером, наверно. Она ответила, но на другом конце провода молчали. Она подождала немного, тишина…
- Что-то со связью, - решила она и положила трубку. Но тут, неожиданно в голову пришла мысль - А вдруг это Илюша, что-то срочное? Позвонить ему?… Ну вот, я сейчас своими бредовыми идеями и ему еще спать не дам.
Ах, как время летит, вот и Илюшка уже совсем взрослый, без пяти минут доктор. Пошел по стопам деда. Давно ли  прийдя однажды с детского сада, он спросил её, как она отнесется к тому, если он женится. Она сдерживая смех осведомилась о том, кто же его избраница.Оказалась соседская Светланка!
- Ну что  я могу сказать, девочка она хорошая. Только я думаю надо немного подождать, Илюш!
Его никак не устраивало это „подождать“, у них ,оказывается, все уже было оговорено. Стоял только вопрос, где им жить. Немного подумав, он предложил:
-Вы с папой можете переехать в зал, а мы со Светкой в спальню.
-А что так? Зал и больше и телевизор здесь, - продолжала она самым серьёзным тоном.
-Мам, но ты же рано встаешь, а нам утром спать хочется, так ведь лучше! А телевизор мы можем и в спальню поставить… - он поразмыслил и вспомнив ещё важную деталь, спросил с неуверенностью в голосе, - Ты не обидешься если тебе придется варить еду. Я у Светки спрашивал, она ещё не умеет.
- Ну , конечно, я буду варить, надо только спросить Светыну маму, согласится ли она , чтобы Света к нам переехала.
-А куда она денется - был ответ.
Слава богу, уже через несколько дней он передумал жениться, пришел из сада домой в явно расстроенных чувствах. Ему хотелось выговориться, но он не знал как начать. Она видела, что с ним что-то происходит, но ждала, когда он сам заговорит. Когда она его позвала к столу, он,  с нотками трагизма в голосе, сказал,
- Да не хочу я есть, и вообще ничего не хочу.
- Что случилось, сыночка?
- Да, Светка эта! А я ещё хотел на ней жениться! Пускай теперь Олег на ней женится. Представляешь, она украла из моей куртки папин маленький фонарик  и подарила Олегу… А ещё смеётся с ним… Мне такая жена не нужна! Видела бы ты какой у неё в комнате раскардаш, я что-ли всю жизнь должен за неё игрушки убирать… - и, вздохнув, добавил - Папе хорошо!…У него есть ты…
-  Да не расстраивайся ты так, все будет хорошо, ты просто поторопился, когда ты вырастишь, ты обязательно встретишь очень хорошую девочку, а пока тебе надо ещё многому учиться…- они еще долго говорили. Спать он пошел уже совершенно счастливый…
Иван был тогда на учениях, по возвращинии она ему рассказала об этом забавном происшествии. Он засмеялся и сказал:
- Ну вот, такое дело расстроилось! А я уже хотел сватов засылать!
На утро он сам разбудил  Илюшку, что раньше никогда не делал и повел его в зоопарк. Вернулись они  очень оживленные, Илюшка что-то рассказывал об обезьянах, волках, а отец с гордостью смотрел на сына и, лишь изредка, что-то  добавлял. Она смотрела на отца с сыном и не понимала, кто же из них счастливей.
В такие минуты близости и радости, переполняющей её сердце, она готова была простить ему все обиды, но почему-то тут же всплывало перед глазами  что-то очень обидное, и опять между ними вырастала стена отчуждения… Ну почему все должно зависеть от его самочувствия  и  его настроения, - думала она тогда. Она считала, что единственное, что их связывает- это их сын, она живет с ним ради сына и для сына, поэтому она считала, что сын должен получить в полной мере и внимание, и любовь отца. Она в душе считала, что Иван относится к отцовству, как к плохо выученной роли, он переложил все заботы не только о доме на её плечи, но и о ребенке. Он и понятия не имел, что с сыном нужно гулять, заниматься, что он должен получать полноценное питание, для того чтобы быть здоровым ребенком и хорошо развиваться. Когда она просила его погулять с Илюшей, он говорил примерно так:
- Что ты за него трясешься, он уже достаточно большой, чтобы одному гулять. В окно выгляни, полный двор детей, и взрослых что-то не видно.
В его словах был какой-то резон, но она не хотела с ним соглашаться… А больше всего её расстраивало другое, когда Илюша заболевал, у него сразу появлялись неотложные дела по службе, и он оставлял её наедине со страхом и больным ребенком. Он звонил двадцать раз на день, но что ей за помощь была от его звонков! Как- то в разговоре он разоткровенничался и признался, что уходит из дома, потому-что не может видеть страдания ребенка, что от собственной беспомощности он сходит с ума. Она тогда возмутилась, что же ей значит тоже надо уйти, что бы не видеть страдания сына, или она, может, меньше любит Илюшу..? Он отмахнулся от неё как от назойливой мухи:
-Ничего- то ты не понимаешь. - ей этот разговор ещё не раз вспомнится!

Илюше не исполнилось тогда еще и четырёх лет, когда их, однажды, пригласили на дачу, вернее сказать, Ивана пригласил сослуживец. Она не хотела ехать, ссылаясь на дела. Он не вступая в дискуссию, сказал, чтобы она собрала Илюшу, что он поедет с ним. Это был один из примеров, когда он ей не оставлял  выбора. Естественно ей пришлось тоже поехать с ними.
Когда машина помчала их по ровной асфальтированной дороге, вдоль которой возвышались величественные, упирающиеся в синеву неба, тополя, выстроившиеся как солдаты на плацу, она, наслаждаясь видом и свежим ветром, врывающимся через приоткрытое окно, подумала, что не всё в её жизни плохо… Действительно, как здорово вот так просто ехать и думать, что всё хорошо…! Природа замечательная, а погода- просто чудо!
   -Ну вот, видишь, погода сама шепчет, насладись мной! Сидела бы сейчас дома,- он уверенно вел машину, как и всё, что он делал. Она посмотрела на него в зеркало.Он широко улыбался ей своими белыми зубами. Она, вдруг, увидела, какой он красивый, какое у него волевое лицо. Сердце сжалось, ей показалось, что это кто-то другой, тот который ей не принадлежит. Но он её муж, он её…! Она не могла понять, что это с ней происходит, она, что же, завидует? Как можно завидовать собственному мужу!
Она отогнала эти мысли, занялась сыном, который её то и дело дергал за руку, что-то показывая и поворачивая  ручонками её лицо в том направлении, куда следовало смотреть.
Примерно через час они были уже на даче. Она пожалела, что они приехали так быстро. Так бы ехала и ехала…Дача оказалась небольшим сказочным теремком, никакого огорода и в помине не было, только несколько плодовых деревьев и молоденьких елочек, все остальное пространство было засеяно мягкой, точно ковер, травой. В самом конце участка  был из бревен выложен колодец, красивый, под стать домику. Она мельком глянула на него, он ей понравился, как и все на этом маленьком  островке рая и благополучия, еще не зная, какая трагедия развернется здесь только через пару часов. В тени раскинувшейся яблони стояла небольшая беседка, где был приготовлен стол. В стороне, на выложенной камнями площадке, уже дымился мангал. Запах шашлыка приятно  щекотал ноздри.
Степан и Надя оказались очень приятными людьми. Она хлопотала вокруг гостей, создавая для них уют, не забывая между тем отпускать команды мужу: принеси то , достань это, и он, отшучиваясь, тут же подскакивал и бежал выполнять, точно только того и ждал. Она подумала тогда, что у них ситуация очень похожа, только с точностью наоборот.
Хотя её новые знакомые  и были значительно старше их с Иваном, детей у них не было, поэтому они смотрели на Илюшу как на маленькое чудо. Ну а Илья к тому времени уже знал как очаровать собой целый мир. Он что-то рассказывал, делился впечатлениями, удивлял хозяев, а то и смешил своими рассуждениями. Наконец-то, взрослые, насладившись в полной мере обществом ребенка, отпустили его на “волю“, чему он, кстати сказать, был рад. Теперь- то он мог заняться хозяйской собакой, которая была не бог весть какой породы, но очень умная и добрая. Он скинув свои сандалики, бегал босиком по траве за собакой и был вполне счастлив.
День был на редкость теплый, безветреный, земля уже прогрелась. Она попросила, чтобы выключили музыку. Хотелось просто послушать тишину и пение птиц. Иван посмотрел тогда на неё с еле заметной усмешкой, подумав, наверно, что это её очередной каприз, но ничего не сказал. А… если бы гремела музыка,  страшно подумать , что произошло бы. Одновременно она услышала крик  и  увидела мелькнувшие Илюшкины ножки в колодце. Иван все понял сразу, как только услышал её крик и увидел её застывшую в ужасе позу с рукой, указывающей на колодец. В два прыжка он оказался у колодца, еще миг…, она  видела  всё как в замедленной съёмке, как Степан бежал к колодцу, следом за ним Надежда…,  а она все не могла шевельнуться. Она побежала лишь тогда, когда из колодца показалась головка сына со слипшимися от воды волосиками. Его  глаза, расширенные от страха и ещё более, чем когда-нибудь, синие, точно кусочек неба и сейчас стоят у неё перед глазами. Она схватила ребенка и, как обезумевшая, ощупывала его, целовала. Слёзы полились уже потом. Наконец выбравшийся , по спущенной ему цепи, Иван, по которому еще сбегала вода, подошел, обнял их  с сыном и уткнувшись носом в её волосы, едва сам сдерживаясь, успокаивал её:
- Ну всё! Все уже прошло! Ничего же не случилось, успокойся!- потом повернувшись к Степану, уже совершенно спокойно, с шутливой интонацией в голосе, сказал, - Кто… ? Покажите мне его! Кто не закрыл колодец?
Её еще продолжало трясти, точно это она сама побывала в колодце. Она все не хотела выпускать Илюшку из рук, а тот уже нетерпеливо заёрзал, так что хочешь, не хочешь пришлось выпустить. О своем незадачливом полете в колодец, он сообщил только, что он хотел достать бабочку и что вода была холодная!
Опять позвонили. Не отвечают.
Что, вообще происходит? Зачем всё это? Ну придут рабочие. Соберут мебель. И что…?  Проблема-то в другом! Что потом…? Скоро Новый год. Илья с друзьями едут на Соловки, к чёрту на кулички…Потом будет весна, все снова зазеленеет, оживет, будет много цветов… Она так любит цветы. Он ей дарил цветы  в День рождения  и 8-го Марта…Она вспомнила, как бросила ему  в лицо перед уходом, что он сухарь, что всю жизнь подчинил каким-то правилам, самим же им и выдуманным. Цветы и то дарил, точно по расписанию…
Пора вставать… Утро осторожно, сквозь немытые стекла окон, 
проникало в её, ещё недавно, так желанный, рай.
Она заставила себя подняться, надо было что-то делать… Собравшись, она вспомнила про кофе… Уже не плохо…! Проглотить кусочек чего-нибудь  так и не смогла… Открыв входную дверь, она чуть не наступила на огромный букет роз, лежащий у порога. Это были темно-бордовые розы, её любимые. Она не помнит их название… Какие они колючие, но какие красивые!




                Штутгарт .       18.12.2009