Куртка

   Второй день томит какая-то ностальгия… Что-то щиплет за душу… щиплет не больно, но нахально, и в то же время, робко, как младенец за материнский сосок, которого впервые приложили к груди. И не хочется, чтобы это заканчивалось. В этот момент они такие настоящие –  чувства, такие искренние, что хочется плакать…

   Что же томит-то? Рассказик один зреет уже вторую неделю. Начало и финал вижу четко, а вот середина… Нет ее, а без нее нет рассказика… А прототип каждый день встречается мне, даже чаще, чем хотелось бы. Он, теперь мне так кажется, смотрит на меня с укоризной и вопросом: «Ну что же ты? Вот же я – пиши уже. Ведь ты знаешь начало, а там пойдет… Сюжет сам начнет писать за тебя!» Я с каждым разом все пристальнее рассматриваю его. Изучаю и запоминаю малейшие детали его одежды, походки, ловлю нюансы настроения.

   Он — старик. Он хорошо зарабатывает, но одет, как нищий… У него в ушах всегда наушники от очередного телефона, наверное, уже десятого. Он постоянно роняет их, и мелкие части телефона летят в разные стороны автобусной остановки. Какую музыку он слушает? Я не знаю. Ожидающие автобуса люди, наблюдают, как он суетливо собирает детали телефона. Потом, махнув рукой, уходит в сторону. Ему жаль телефона? Нет. Мне кажется, что ему жаль музыки…  Теперь он на время утратил свой мир, мир иллюзий, в котором он живет.
 
   Он небрит, не чесан, помят… Его не любят. Презирают. Брезгуют. После того, как он встает с сидения в автобусе, туда никто не хочет садиться. До самой зимы он ездит на велосипеде из своего полуразвалившегося домика у самой реки. На его руках надеты верхонки (рабочие рукавицы). Вся спина забрызгана грязью и водой из луж проселочной дороги. Из-под кофты торчит рубашка. Кажется, что для того, чтобы не замерзнуть, он надел все, что было у него. Кроме куртки. Хорошей новенькой куртки. Он купил ее, потому что «хорошо зарабатываю», «заслужил», «не хуже других»… Но она так и не стала ЕГО вещью.

   Она не вписывалась даже в нищий и убогий интерьер его дома. Она висела на плечиках, подаренных магазином, такая важная, даже чопорная. Иногда ему казалось, что это она, куртка, здесь хозяйка, а не он – жалкий старик, доживающий свой век в одиночестве.
 
   Он один воспитал пятерых детей. Но, как говорили люди: все они, или большинство из них, были не его. Его гулявая жена, бросила их, когда младшему исполнилось полгода. Он привык, что все, что есть у него, нужно отдавать детям. Теперь, когда дети выросли, он помогает им всем деньгами, «дает на внуков».  Дети стыдятся его тоже. Но не брезгуют и принимают подарки и деньги.

   Когда куртка появилась в доме, он, посмотрев по сторонам, подскочил со стула, принес воды, достал одну из своих мятых рубах и вымыл ею полы. Надел куртку еще раз. Посмотрел на свое отражение в старое пыльное зеркало. «Что-то не то…».  Решил сходить в парикмахерскую «по такому случаю». Раньше он бывал там два-три раза в году: к Новому году, 8 марта и своему дню рождения. Поэтому в остальное время его голова напоминала воронье гнездо из седых веток-прядей.

   Он был тайно влюблен в молодую женщину, которая презирала его, как и все остальные. Ему казалось, что она не замечает, как он ждет, пока она припаркует свою дорогущую машину, как он стремглав несется вперед нее, чтобы потом пойти навстречу ей по лестнице. Как ловит своими жадными глазами, ее насмешливый взгляд голубых глаз-озер… Он старательно наворачивал круги по лестничным пролетам перед обедом, в надежде снова столкнуться с ней «нечаянно». А если она вдруг не выходила на работу, он садился на свой велосипед и ездил взад и вперед мимо ее коттеджа, пытаясь понять: «Что же случилось?»

   Куртку он купил для нее. Ему казалось, что вот тогда она заметит его и поймет, что и он может франтить, наряжаться и привлекать женское внимание. И уже эти мысли согревали и радовали его старое сердце.
 
   И теперь, когда он проходил мимо в своих лохмотьях, то представлял себя в своей новой куртке и улыбался беззубым ртом.
Она бросала ненавистный взгляд в его сторону и посылала проклятья: «Достал меня уже! Чучело!»

   А потом он умер. Мир его иллюзий растворился в осеннем воздухе…

   В его грязном, захламленном доме, на вбитом в стену огромном гвозде, на единственных плечиках, висела новенькая модная куртка.  Теперь она была здесь полноправной хозяйкой. Вот только ее слегка раздражала положенная недавно стариком в карман маленькая фотография красивой женщины с холодными голубыми глазами…

23.02.2011 г.


Рецензии
Так сильно въедается в память первая встреча с человеком, что общее впечатление от одежды, от манеры держаться и других его качеств уже клином не выбьешь. А что уже говорить о куртке. Я когда лет семь назад работала на рынке, то часто видела старика-попрошайку, который всегда заунывным голосом произносил: "Детка, дай что-нибудь. Ну, хоть этот апельсинчик". Смущало то, что старик не был одет в рваньё. Отнюдь, одежда была почти новая, по размеру, чистые брючки отутюжены. Естественно вопрос, кто так заботится о старике возникал сам собой. Оказалось, что попрошайничать его никто не заставляет. Это как хобби. и, благодаря таланту и частым визитам на рынок, старичок купил сыну родному квартиру. Но отказываться от посещений столичных рынков не хочет. Ведь покупатели меняются и сочувствующие всегда находятся.

Варвара Анна Козловская   16.02.2015 00:13     Заявить о нарушении
Герой моей миниатюры, Слава Богу - жив! А то я когда ее написала, даже сама испугалась: взяла и напророчила человеку смерть. Хотя смерть каждого ждет,конечно. Но когда я его встречаю или просто вспоминаю - ощущение бессмысленности не отпускает. Физически - да - жив, духовно - мертв... Похожие, бессмысленные дни, бесконечные выслеживания, преследования и подсматривания за женщинами... в его то возрасте - противно (это мягко говоря). У того, о ком ты рассказала хоть цель конкретная - квартиру вон купил, а тут...

Наталья Багрянская   21.02.2015 20:10   Заявить о нарушении