Мать

Такого еще не было!..
Не только в этом городском суде, но и в любом другом суде мира.
Уголовное дело по обвинению в предумышленном убийстве, рассматривалось в судебном заседании не более часа, после чего, и судьям и зрителям в зале, стало ясно: говорить больше не о чем.
Судили женщину пятидесяти одного года от роду, обвиняемую в убийстве высокопоставленного чиновника, расчетливо и хладнокровно.
После несложной предварительной процедуры, председательствующий предоставил ей слово:
— Расскажите всё, что вы знаете, о том, в чём вас обвиняют.
— Снова повторить всё, что я говорила на следствии? — Спросила подсудимая, женщина небольшого роста и плотного телосложения.
— Да. Суд должен услышать всё лично от вас.
— Хорошо.
Она на несколько мгновений задумалась, как бы припоминая свою историю, вновь переживая её. Уставившись глазами в одну точку над головами судей в угол комнаты, подсудимая начала ровным голосом излагать свою исповедь.
— Как вы знаете из материалов дела, Дима был моим любимым и любящим сыном. Сами видите, что я, откровенно говоря, не красавица, и мужики не стояли ко мне в очереди. А моим страстным желанием было: родить ребенка. Не буду рассказывать обо всех ухищрениях, к которым прибегала, чтобы завлечь к себе мужчину, но все встречи были скоротечными, а результата, то - есть, ребенка — не было. Вероятно, как писали в одном давнишнем журнале "Здоровье", я, к сожалению, холодная женщина.
Монотонность рассказа, даже, когда она упомянула о сыне, и не вызвала наверх “внутреннюю температуру”, производила на присутствующих впечатление отчужденности и отсутствие положительных эмоций.
Действительно, и тонкий нос, с чуть большей, чем надо, горбинкой, и почти прямоугольный удлиненный подбородок, указывавший на некоторое упрямство характера, подтверждали её слова о “холодности” и не вызывали симпатии у присутствующих.
Она некоторое время помолчала, и продолжила, подняв на несколько градусов температуру.
-  И всё же, нашелся единственный, с которым мы встречались почти год.
          Её глаза чуть потеплели, но она мгновенно подсознательно погасила приподнятость.
         — Нет смысла называть его фамилию. Времени прошло слишком много, да и в семье у него нет эксцессов. Достаточно моего ”спасибо”.
         Прежде, чем услышать дальнейший монолог, присутствующие в зале почувствовали какую—то перемену в атмосфере.
        — Встреча с ним, подарила мне Диму, моего дорогого мальчика, которому я отдала всю свою любовь без остатка. И как вы знаете, он погиб.
         Присутствующие в зале не увидели, а внутренне почувствовали слезы
                - 2 -

на её глазах. На этот раз вся вулканическая сила хлынула наружу, и  лицо вдруг стало прекрасным: как будто отрицательные черты потерялись, а их место заняли скрытые до поры изумительной красоты чёрточки.
    Материнская  любовь всесильна!
Присутствующие затаили дыхание.
— Он погиб по прихоти наглых, холодных и расчётливых подлецов, преступно наживающихся на гибели наших детей...
Даже эти жесткие, вбиваемые как гвозди слова, не погасили на её лице глубокое материнское чувство, которое вспыхнуло при упоминании о сыне. А дальнейшие слова как бы утверждали истинное душевное состояние раскрепощенного человека.
     Мгновенно, диаметрально меняющееся выражение  лица, ярко показало, насколько мощна и многогранна сила её духа.
— Если бы вы знали, какой Дима был прекрасный человек, И не потому, что мой сын, — объективно. Судите сами: без чьей—либо помощи, окончил школу легко и с золотой медалью. А как он увлекался математикой! Мог бы стать хорошим учёным, если бы не эта война...
Она разрыдалась, и прекрасная волна, очаровавшая зрителей, мгновенно погасла. Перед судом стояла очень несчастная женщина.
— Простите... — Вдруг встрепенулась она. — То, что война сама по себе, омерзительна, убеждать никого не надо. Но война в Чечне, многократно подлая и преступная, была нужна нескольким негодяям, пожелавшим нажиться на гибели наших дорогих мальчишек. Об этом я узнала из надёжных источников. Будучи классной стенографисткой, я зачастую работала в высших сферах. В том числе, приглашали в Москву, в Думу. Депутаты смотрели на нас как на мебель или канцтовары, поэтому, не стеснялись говорить при нас о таких вещах, о которых потом могли сожалеть. Но они забыли, что эта «мебель» имеет уши, не говоря уже о мозгах.
          Она снова на миг призадумалась.
— Из их пере шёптываний и перепалок, я узнала о многом, что творится в высших эшелонах власти. И самое главное, фамилии тех, кто непосредственно причастен к преступной войне, и на ней наживался. А когда убили моего дорогого Димочку тем  же оружием, которое воровали из армейских складов и продавали чеченцам, я дала зарок: отомстить! И если мне суждено уйти из жизни, которая без любимого сыночка потеряла смысл, то обязана потянуть за собой в могилу, хотя бы одного из этих негодяев. И случай подвернулся. К этой акции, я хорошо подготовилась. Купила пистолет, научилась отлично стрелять, написала и взяла с собой свою исповедь / она в деле/, составила завещание в пользу мальчишек, раненных в этой неправедной войне, и стала ждать случая, чтобы появился в поле зрения кто-нибудь из этих мерзавцев с  чёрными душами, которые повинны в гибели ни в чём не повинных детей. Появился он. Жаль, конечно, что это была не самая крупная рыбина, но надеяться на встречу с более значительным подонком, у меня не хватило терпения. Тем более, что ситуация складывалась, как нельзя лучше, да и он довольно основательно погрел свои грязные руки. В деле всё изложено. Спасибо следователю: поработал на совесть, выясняя факты, о которых я ему говорила. Так что кара была справедливой. Я надеялась, что охранники убьют меня на месте, и я отмучаюсь. Но, вероятно, они или недотепы, или выполняли свои
                - 3 -

функции формально. После того, как я два раза прицельно выстрелила, протянула пистолет ближайшему телохранителю, он его взял, но меня убивать не стал. Потом следователь объяснил мне, что это было бы у него превышение полномочий. Так, кажется, это называется. Ну вот, в общем, и всё.
И для суда это было действительно всё.
Следственное дело проведено без изъянов, и  предельно ясно.
В зале повисла атмосфера гнетущей неопределенности.
          Абсолютная ясность, где нет ни споров, ни возражений, угнетала и судей, и присутствующих в зале заседаний.
Для порядка, допросили вызванных свидетелей, потратив на
каждого не более трёх минут.…  И суд поневоле перешёл к прениям сторон.
Прокурор встал и сказал:
— Она, безусловно, виновна в том, в чём её обвиняют. Но уважаемые судьи, у меня не поворачивается язык назвать ей меру
наказания.
И он, при общем молчании, сел.
После неловкой паузы, председательствующий обратился к обвиняемой:
— Ввиду того, что вы отказались от услуг адвоката, решили сами себя защищать, предоставляю вам слово как защитнику, а заодно — последнее слово подсудимой.
Она встала и сказала кратко:
— Прошу меня расстрелять.
И села на место
               
          Так, насыщенная до предела атмосфера, сгустилась  ещё больше, хотя трудно было представить более давящую тяжесть.
Несколько минут все сидели оцепенело и ждали… Неизвестно чего.
Наконец, председательствующий наклонился поочередно к каждому из судей, / она отказалась от суда присяжных/, и когда они кивнули, встал и сказал:
— Суд удаляется на совещание.