Музыка никому не нужна

  И вот ты стоишь на втором этаже какого-то здания. А все такие молодые и живые носятся вокруг тебя с такой скоростью, что превращаются в серую размазанность, как после кисти художника. И они всё ускоряются, кружат, хороводят, как рыжие бесы, как осенние листья на чёрном асфальте, и становятся всё безличнее, всё гуще, всё однородней. Они что-то кричат, растягивая рты, говорят, смеются, складываясь, но эти звуки так же сливаются и превращаются в белый шум, сводящий с ума, пульсирующий, нарастающий, давящий на уши шум. Твои глаза то лезут из орбит, то щурятся и бегают, ты кривишь лицо и медленно, но крепко зажимаешь уши руками. Оглядываешься по сторонам, ищешь равновесие и ещё вырываешь отдельные кусочки лиц или части тела из этой смеси. Но безумие нарастает, становится всё гуще, быстрее и громче, тогда ты находишь в себе силы, срываешься с места, как на фальстарте, и кидаешься к первому попавшемуся. Хватаешь его за грудки пидорского свитера, смотришь в упор в непонимающие глаза и кричишь «Послушай?! послушай…». Ты сам себя не слышишь. Не встретив и грамма понимания, отталкиваешь его, он падает, глядя на тебя, как на сумасшедшего, как на прокаженного, как на убогого на вокзале. Ты подбегаешь к ней, насильно вырываешь гарнитуру из её ушей, хватаешь её, трясёшь за плечи, кричишь. Она отталкивает тебя. И тогда ты кидаешься в эту воронку, в этот ураган ведьм, в мясорубку, в круговерть. Хватаешь всех подряд за рукава, виснешь на них, отрывая пуговицы, срываешь личины и маски, царапая лица, размазываешь потными ладонями грим мимов, но никак не можешь добраться до сути. А хватка слабеет и ты всё ниже. Падаешь в бессилие на пол, задрав рубашку и ударяясь затылком. А скорости вокруг тебя так и не снижаются, и краски не становятся разнообразней, шум не тише. Мутные от неверия глаза закрываются.
  Ты едешь домой. В переполненной маршрутке, где все такие большие и жаркие давят на тебя, ведь их жизнь самая важная. Где так душно и потно, где хочется резко распрямить руки, что б все разлетелись, как от взрыва. Или ночью, в пустом автобусе. С тренировки, с содранными мозолями и больной головой. Завалившись на одиночное сиденье в углу, поставив рядом рюкзак с перчатками и бинтами. И нет ничего удобней этого автобуса. Когда твоя липкая кожа противна тебе и так хочется в душ. Устало повесив голову или уставившись в грязное и большое окно автобуса, за которым растут дворцы для воров и евреев. Или грустно разглядывая других пассажиров, видеть их насквозь. А потом с неохотой вставать и, подав 13 рублей кондуктору, спускаться вниз, по ступенькам.
  Тяжело дыша, взлетаешь, спотыкаясь об пять этажей захарканных ступенек, опираешься на дверь и вставляешь ключ. Вваливаешься домой, будто боишься, что опоздал, запираешь, защёлкиваешь миллион замков. Скидываешь с себя все тяжести, кое-как включаешь где-то в другой комнате свет. Врываешься в кухню. Вдребезги скидываешь со стола ноутбук и какие-то кружки, роняешь табурет, спешно приоткрываешь окно. Сползаешь на пол, спиной к батарее. Эта батарея жарче, чище, белее чем та. Но та была уютней, та, которая в коридоре общаги. Там было красивее курить. Ловишь губами дрожащую сигарету, с четвертого раза зажигаешь спичку. Жадно, срочно, большими густыми клубами глотаешь дым, немного отпустив его от губ, будто дав надежду, вдыхаешь, потом медленно и долго выдыхаешь. Стряхиваешь пепел. Крепкий, как кофе, дым сигарет дороже всех денег мира, когда он тебе действительно необходим. Ты затягиваешься всё чаще, натягиваешь на голову капюшон и запускаешь пальцы рук как можно глубже в волосы. А синий дым исчезает где-то на уровне окна. Ты сидишь на полу, раздвинув ноги и согнув их в коленях, повесив голову. И тебя бы срубило, если б не надо было докурить. Тебе так хочется завалиться на бок и упасть на пол. А сигарета кончается слишком быстро. И ты не увидишь ничего красивее, чем полёт трассером окурка с пятого этажа, и когда он фейерверком разбивается об землю. Сплёвываешь следом, если повезёт, то кровью, а так обычно противным вкусом табака. Закрываешь окно, непонятно зачем, зажигаешь газ, щёлкаешь чайник. Наверно, с ним не так одиноко. И не так страшно это одиночество, как страшно, что это сведёт тебя с ума. Ты, не сбрасывая капюшона, хватаешь себя за рукава – рукава полные обиды – ложишься на диван, собираясь в комок. И ты сходишь с ума. Не от того, что никто не слышит, а от того, что тебя никому не надо…
  Быстро докуриваешь, держа сигарету большим и указательным пальцами, смотришь пристально куда-то выше их голов. Бросаешь окурок в урну и продолжаешь своё уверенное и сильное движение куда-то по морозной дороге одного из окраинных районов города.
24 февраля 2011