Сказ 6. Иван и русалка

В середине земель русских, на самой опушке дремучего леса, стояла мельница зело дивная. За тыном крепким, за вратами дубовыми крутили жернова тяжелые медведи косматые. Не в цепях, не по принуждению трудились – по воле доброй работали, да по согласию. А держала ту мельницу Алёнка, девка смышленая, да работящая. Знала она цену труду крестьянскому, а потому и не ломила цены за помол, как отчим ейный. Ну да нет уж того отчима, что ж про то толковать? Вот.

До зари Алёнка встанет, кашу запарит, сама поест, косолапых накормит и, Сварога помянув, хлопотами дневными озаботится. Хозяйство-то большое, за всем глаз нужен: не завелись ли мыши в амбарах зерновых, вдосталь ли корма у лося, что воду возит. За медвежатами присмотреть, чтоб не передрались, покудова родители у жернова. С приезжими словом перемолвиться: муку там отдать, иль зерно забрать. Так, в заботах, весь день и пролетает.

А к вечеру собираются девки окрестные к ней на посиделки. Пряжу прядут, аль рукодельничают. Иль сластей, лакомств натащат, веселятся, песни поют, с медвежатами играют-забавляются, да над Ванькой шутки шутят. Но не в обиду, нет – как с братцем меньшим себя держут. И пошутят, и приласкают, и гостинчиком одарят: яблочком наливным, медком в сотах, а то и пряником печатным.

Уж как нравилось Ваньке на тех посиделках! Как вечер спускается, так его в избушке и на верёвке не удержишь. Лепо ему средь дев, забавно. А девки те в соку, иные уж заневестились. Иван-то сам пацан-пацаном, а порой глянет, аки молодец сбойливый. Та, на котору он так взор бросит, лицом заалеет, главу потупит, а сама млеет тихонько. Довольная – страсть! Знать углядел, приметил, оценил красу-то девичью.

Средь прочих подруг, приходила к Алёнке хуторянка одна, Настёной кликали. И рослая девка, и статная, но вот токмо лицом прыщава. Потому и держалась в сторонке, себя стесняясь.

И решил Ванька помочь ей малость в беде той. Давай он бабу Ягу пытать, есть ли варево, чтоб прыщи смыть? Подумала ведунья, поскребла затылок и молвит: " А что, можно сварить! Подай-ка, внучек, во-он ту травку, что в уголке висит-сохнет.". И давай зелье парить: одно сунет, другое покрошит. А Иван вокруг вьётся, да всё примечает, чего и сколько бабуля в котелок кладёт. Углядел, запомнил, повторил даже два раза для памяти.

Доброе зелье вышло: Настёна раз умылась, так на другой день половины прыщей как небывало! А, седмицу спустя, всё личико стало чистым да белым. Ох и благодарила же она Ваньку! Чуть не первой красавишной стала. Токмо не долго она апосля того на посиделки бегала – разглядев её красу, женихи валом повалили, да скоренько и сосватали.

Тут уж остальные девки давай Ивана уламывать, варева да зелий себе испрошая. Той для волоса, чтоб рос гуще, чтоб коса тяжелей была. Другой для румянца на щеках здорового. Чтоб, значит, на прочих не походить. Те-то свёклой натрутся и рады. А этой, вишь, чтоб природный был!

Добавилось забот бабе Яге, по полдня у очага стоит, то одно варит, то другое. А впрок оказалось – девки-то к спасибу ещё и монетку приложат. Там деньга, здесь полушка – зазвенело в горшочке, что бабушка под казну отрядила!

С тем и у Ваньки в кармашках нет-нет, да и мелькнёт копеечка. А на ту денежку накупит он леденцов-петушков на палочке, да и оделит ими ватагу ребячью. Словно вихрь летает по селу детвора голоногая, сласть за щеку сунув. Где что случилось – они уж там первые.

 

А тут бабы сельские шум подняли, мол, русалка озорничает, покоя не даёт. Как водяного не стало, так она вовсе от рук отбилась. Расположатся селянки на мостках у реки, бельишко постирать, тут уж гляди в оба! Чуть зазеваешься – нечисть речная иль рубаху утащит, иль корзину с бельём в грязь сронят, а то норовит облапать отстиранное своими пятернями, нарочно в тине измазанными.

Вон, жена кузнеца, бельишко раз полощет, когда глядь – простыня  из корзины в воду поползла. Того и гляди уплывёт. Баба за простынь, а ту русалка тянет-старается! Да не таится – по плечи из воды вылезла и смеётся, потешается, на себя тряпицу дёргает.  Давай они тягаться, кто кого. Дёргали-дёргали, да на лоскутки-то простынь и разодрали! Кому смех, кому убыток.

Но более всего баб взъярило, что та русалка их мужиков искушать стала. Вынырнет, из волны до пояса покажется и ну песни распевать озорные, к себе манить, поцелуи жаркие суля-обещая. А мужики глаза свои бесстыжие вылупят да на груди налитые любуются. Хоть бы постеснялись, взор отвели – так нет, глазеют, слюни роняют. Ну понятно – бабы за скалки взялись. Хошь – не хошь, а пришлось мужикам сети-путанки доставать, да ту озорницу отлавливать.

А русалка чутка – не идёт в невод, плавает кругами да дразнится всяко. Тут уж мужиков азарт пронял. Перегородили они тогда речку одной сетью как стеной, а с другой –словно с бреднем пошли.  Мол, таперь та русалка никуда не денется, ни в одну, так в другую сеть влетит-запутается! Раз прошли, другой – нет русалки! Токмо рыбы кучу наловили – два дни апосля всем селом ушицу хлебали.

Где ж та нечисть шебутная? А вот она – посреди реки прелестями трясёт, да частушки скабрезные распевает. Мужики уж сердиться стали. Кричат, друг на друга пеняют. А толпа на берегу советы раздаёт, да над рыбаками подшучивают. И Ванька с ребятнёй средь толпы, в первых рядах трутся-отираются.

В третий раз пошли мужики с бреднем. А русалка хитра – в ямину схоронилась, дождалась покуда край сети над ней пройдёт и вновь на воле! Подплыла сзади к одному из мужиков, к Федулу косому, и давай его щекотать за голые ноги, а то и между руку запустить норовит! Федул поначалу в крик, а после опомнился, давай её ловить-хватать. Та мокрая, скользкая, из загребей выскальзывает – никак не уцепишь! На помощь к Федулу двое бросились: Марьян да Никон.

 – Хватай её, держи! – голосит Никон.

 – Склизкая, зараза! – в ответ Марьян блеет.

 – Да что ж ты её за хвост?! За пояс бери, поперёк! – надрывается Федул. Шум, плеск, брызги до небес, вода ровно вскипела, муть со дна подняв.

– Схватил, кажись! – возрадовался Марьян.

– Тяни!

– Тяну! – Марьян натужно вздёрнул руки с добычей… ногой Никона, окунув того с головою.

– Мать твою об завалинку! – заорал Никон, всплывая и отплёвываясь. – Утопить решил, ирод?

– А русалка где?

– В гнезде! Оглоблю тебе в дышло. Уплыла, зараза…– Вылезли мужики на берег. Мокрые, грязные, в тине с головы до ног, как черти злые.

– А вы почто стоите, да насмешничаете? – проорал Никон толпе.

Федул с Марьяном тоже, не воды в рот набрали. Как начали стыдить селян, как понесли их по косточкам, аж до седьмого колена пробирая. И ведь бабы им вторят, остальных мужиков подзуживают. Не снесли селяне такого напора, скинули портки и в реку полезли. А речка та не шибко широка была – дажить курица перелетит, коль её пнуть посильнее. Стали селяне плечо к плечу поперёк речушки да и загнали таки русалку в сеть.

Выволокли её на берег и в бочку с водой сунули. Что далее делать? Отвезти подальше и там выпустить? Так река одна, ента полурыба вдругорядь возвернётся! Уморить? Жалко! Живое же, хоть и нечисть. Тут, средь прочих ребятишек, приметили Ивана.

– Забирай эту чуду-юду и отошли её, куда в прошлый раз водяного услали.

– Да нешто я с ней совладаю?! – оторопел Ванька.

– А хошь сам, хошь бабулю свою, Ягу-ведунью, попроси.

– Да что мне с нею делать?

– А что хошь делай: иль увози, иль уху вари – твоя русалка отныне! Токмо бредень накинь на бочку, чтоб нечисть взад в реку не утекла.

Накрыли селяне бочку и толпою по домам подались, сушиться. Сидит Иван рядом с подарочком нежданным, а что делать – не знает. Когда слышит, конский топот, да скрип тележный на дороге. Глядь, а там обоз боярский.

– Эй, малый! – кричит ему боярин в дорогом кафтане. – Энта дорога на Белтцы?

– Езжай смело, не ошибёшься! – Отвечает ему Иван, а сам бредень поплотнее увязывает.

– А ты тут что с бочкою сидишь, от села в сторонке? – спрашивает боярин.

А Иван возьми да ляпни: –  Русалку продаю, не надобно?

– Что, взаправдашнюю?

– А ты глянь, полюбуйся!

Поглядел-поглядел боярин, поскрёб лоб и мошну развязывает. "Я – говорит – её в пруд перед усадьбой пущу. Перед гостями похваляться стану. У кого такая диковина есть? А у меня будет!"

Увязали холопы боярские бочку с русалкой на телегу и укатили по дороге. А Иван вечером в казну бабулину аж целковый опустил, да ещё серебром! О как!