Современная девственница

Чтобы получать от физической любви удовольствие, нужна привычка к другому человеку. Нужна помять тела, память, которая не хранит страха, а только безграничное доверие. Все остальное в близости – это эмоциональный шок. Он может быть приятным, или даже нейтральным, или неприятным.

Селянов погрузился в какое-то  отупение. Ему не хотелось есть и спать, ему хотелось  быть рядом с этой девчонкой, которую он не любил и плохо знал.

Почему так? Дело заключалось в том, что она была молода. От ее тела пахло свежестью. Этот ее «личный» запах без всякой виагры превратил Селянова с сексуального бойца.

Девчонка хотела близости постоянно. И три дня прошли, как в пелене. После второго бурного соития, незапланированного и неожиданного, последовали другие. Селянов мог оставаться в девушке и полчаса и сорок минут. И ей это нравилось,  если она уставала, то останавливалась, лежала с закрытыми глазами, обнимая его. А так, глаза ее были открыты, они были пьяными, она смотрела куда-то через плечо Селянова,  молодая женщина впитывала в себя новый опыт.

Это было днем, это было ночью, когда горела только настольная лампа, это было утром, когда Селянов проснулся от прикосновений руки Наташи.

Это не было счастьем. Половой акт не может быть ничем, кроме полового акта. Любое живое существо им настолько поглощено, что никаких чувств, кроме обладания  существом другого пола, ничего не испытывает.

И все это происходило молча. Иногда Селянов что-то спрашивал у девушки, она коротко отвечала.  Ее интересовал ритм . Она словно «прислушивалась» к движениям мужчины, и старалась попасть своими движениями навстречу, в ритм. И это у нее скоро начло получаться.

Потом она стала концентрировать внимание на тех областях ее собственного тела, которые были наиболее чувствительны. И Селянов чувствовал, как она волновалась, когда он трогал языком  ее соски, сжимал ее между ног.

Ничего в этой жизни нет более естественного для людей, чем игра в голопузика.  И игра эта  не меняется по форме с самых юных лет, до старости. Все те же прикосновения  другого человека к  тебе, к твоим чувствительным местам.

Но в восприятии мужчины и женщины всех этих радостей, есть большая разница. Мужчину возбуждает зрелище, а женщину ощущения. И здесь все сложилось идеально. Наташа была очень хороша! Ее нежное тело было гибким, глаза яркими, а губы сладкими. Селянов же в свои годы научился трогать женщин так, чтобы им было приятно. Он  видел, когда девушка уставала или хотела снова, начал понимать ее вздохи и реагировал на них.

И вот наступил предел его чувственности. Он уже стал каким-то биологическим роботом. Он медленно двигался в девушке, думая, как сейчас пойдет в душ, а потом уснет, наконец. Он не обращал внимания уже не на участившееся дыхание Наташи, ни на ее резкие, но приглушенные вскрики, ни на то, как она уже сама начала двигаться все быстрее. Селянов был абсолютно расслаблен и спокоен.

А девушка, вдруг, остановилась. Глаза ее были закрытыми, а лицо выглядело напряженным. Казалось, она не дышала. Потом она со всхлипом вздохнула. Селянов почувствовал что-то не то и освободил ее.

Она медленный усталым движением закинула руки за голову, улыбнулась, а потом, склонившись к Селянову, стала быстро-быстро целовать благодарно его  грудь. И снова откинулась на спину и торжествующе заявила: «Я кончила».

«Так быстро не бывает» - усомнился Селянов про себя. Но в поведении Наташи не было никакой корысти. Она просто сообщила о случившемся. Она улыбалась.

Потом отдохнув,  стала  говорить, как вошла в первый раз его квартиру, и ей понравились новые запахи одинокого мужского жилья. Она сразу влюбилась в кожаный диван, подумала, что не хватает штор на окнах, и еще ей показалось, что она здесь уже была.

А потом Селянов так хорошо улыбнулся ей (Селянов при этих словах смутился, ибо помнил свою довольно вымученную улыбку), и она почувствовала, что ей просто  необходимо жить в этом доме, с этим мужчиной.

- Мне стало так спокойно, - повторила она и положила руку Селянова на свою грудь, - словно это родное место. Мне же плохо было и у матери, и у отца. Я смутно помню, что также спокойно мне было так только у бабушки. И я решила, что вернусь еще в твой дом.

Потом они приняли душ, потом пили кофе. Потом девушка смотрела   фильм про любовь. А потом они уснули. Наташа пыталась приставать, но он ей объяснил, что все, на время «машинка не работает».

А на следующий день они в первый раз вышли на улицу. Наташа без всякого стеснения взяла Селянова за руку, но он деликатно освободился. Они пошли в магазин. И так получилось, что кроме запланированных продуктов питания, они купили Наташе новые джинсы, кофточку и серебряный браслет. И еще она сказала, что хочет выпить шампанского в честь испытанного оргазма, поскольку это очень важное событие в жизни любой женщины.

Когда они вернулись в квартиру, Наташа тут же надела джинсы, кофточку (браслет она надела еще в магазине) и начала вертеться напротив  всех зеркал, благо их было много.

Селянов испытывал умиление, глядя на нее, какое испытывает мальчик, которому  подарили щенка. Вот щенка принесли в дом, выпустили на пол, и он стал принюхиваться, а потом и носиться по всей квартире, весь полный жизни. И его в любой момент можно было взять на руки, почесать за ухом, а он лизнет в ответ.

И эта девушка была вполне доступна. Она выпила шампанского, в глазах ее появился блеск. Она подошла в очередной раз к зеркалу, покачивая бедрами, уткнула в бедра руки и сказала, что ей для счастья не хватает шляпы. Что не ничто не делает женщину такой загадочной, как шляпа.

И тут Селянов вспомнил, что шляпа у него есть. На одной австрийской выставке ему подарили тирольскую шляпу. Он ее нашел.

Наташа плавным движением надела ее, Селянов уже готов был пошутить на тот счет, что из нее плохой тирольский стрелок, но, вдруг, замер!

Шляпа необыкновенно шла девушке. Ее лицо как бы удлинилось, ее глаза спрятались в тень и стали загадочными, а она такая стройная…

Или он уже настолько попал под ее влияние, что любое ее слово становилось внушением? Сказала она про шляпу, и именно в шляпе она стала казаться ему неотразимой красавицей?

Потом Наташу потянуло на воспоминания о своем не очень счастливом детстве.

А  Селянов стал ее подначивать, что нельзя женщине испытать оргазм, вот так сразу.

- Ничего себе, сразу, - усмехнулась девушка, - ты из меня три дня не выходил почти. А когда выходил, я тебя все равно чувствовала, словно ты еще продолжал быть там.

Селянов продолжал настаивать, что у нее уже должен быть какой-то опыт.

Девушка пожала плечами, задумалась. А потом произнесла.

- Да было кое-что, у отца год назад жил один тип. До него мальчик был один, соседский. Он меня на три года младше. Я  с ними целовалась.

- Только целовалась? - Усомнился для вида Селянов.

- Ну, мальчик-то совсем еще маленький, - возразила Наташа, - Мне с ним им не особо интересно было.

- А зачем же тогда?

- Мне надоело самой себя трогать-то, - доходчиво объяснила Наташа. – А больше и не было никого рядом. Мы же жили в поселке, а оттуда все поуезжали. Там был завод, он закрылся.  Остались, конечно, люди, но старики в основном. Я закончила всего восемь классов, потом уроки вести стало некому. Мама работала на узле связи. Она в последние годы стала прилично зарабатывать. Компьютер купила, мне диплом об окончании 11 классов купила. А так все на себя тратила. У нее за всю жизнь столько денег не было. А тут ее сделали начальником узла связи. Одна ставка 500 баксов и еще всяко перепадало. У-у-у  … как она приоделась. И женихи сразу появились. А я изнываю. Еще по компу посмотришь на жизнь красивую. И завидуешь. Мечтаешь. А от мальчика этого мне ничего не надо было. Славик его звали. У нас участки рядом. Я летом выносила раскладушку. У нас там такие заросли смородины. Такие огромные кусты. В них, как в джунглях, а запах такой густой. А Славик за забором своими делами занимается. Забор, правда, упал почти, дыры сплошные. И вот я его как-то позвала. Он меня слушал безропотно. Я решила на нем тренироваться. Строго  приказал ему поцеловать меня в щеку. И потом так приладились друг к другу. Это оказалось просто, целоваться. А потом у отца один тип отдыхал. По фамилии Летунов. Самое смешное, бывший летчик. Руки у него были загребущие. Когда отца рядом не было, он меня все время хватал за руки, за плечи, пытался обнимать. Он меня очень смешил. Он был лысый, с такими выпученными глазами, как рак и густыми усами. Я когда его видела всегда смеялась, как дура какая. А потом мы с ним целовались. Он меня гад подпоил.

Наташа усмехнулась. И эта совсем взрослая усмешка очень не понравилась Селянову.

- Он тебя подпоил. – Иронично сказал Селянов, - и вы всего на всего целовались?

- Да, целовались, - сказал девушка, - похоже шампанское на нее подействовало, она стала расслабленной и печальной, большинство женщин становятся от умеренной выпивки расслабленными и немного печальными. – Мы целовались. Он стал меня раздевать…

- И вы были совсем одни? И ты была в руках взрослого мужчины, и ничего не было?

Селянов потом и сам бы не смог объяснить, почему его голос зазвучал сурово, а глаза впились в Наташу.

Она зябко повела плечами, а потом упавшим голосом сказала:

- Ну было в попу…Он меня уговорил… Но ведь это не считается…

Судьба всегда, так или иначе, заставит рассчитаться, если тебе отдалась красивая женщина. Чем-то ты должен будешь отплатить. Но впервые в жизни Селянова расплата последовала так скоро.

После слов Наташи он  физически ощутил удар палкой по голове. И вроде бы даже услышал хохот.  Насмешница-судьба, что иногда играет с нами в веселые (для нее) игры видно захихикала.

А Селянов с размаху сел в кресло.

Вот тебе и девственница!


Рецензии