Случай на таможне

По мотивам одноимённой песни Сергея Рогалёва на стихи Алексея Матвеева:
http://mmg-kgb.ucoz.ru/blog/2009-06-19-96

Кое-что, как иллюстрация к известной поговорке о семье.
В общем – сказ про урода.


Засередина 80-х прошлого века, где-то на Советско-афганской границе, таможня. Позади – поджидающая везде, в разном обличье смерть, за спиной... да всё осталось по ту сторону, теперь – ДОМОЙ!!! Однако не от радости встречи с Родиной порой плачут «дембеля»: тут, приятель, вой – не вой, если «дурь» или патроны у тебя в «дипломате», то не скоро увидишь дом родной. А ещё, практически в каждом втором, не считая каждого первого, (даже выбранного наугад) – фотоплёнки на долгую и дорогую память, что были тайно отсняты «за речкой», а у самых проворных – альбом. Тут тоже, хоть и не так сурово, но и веселья так же не наблюдается нигде ни разу: конфискуют, если не догадался сховать получше. В лучшем случае.

Ну и везут по мелочи: в подкладке шинели – обалденных расцветок платки сестрёнке, маме и – честно дождавшейся девушке; на руках – по «Ориенту» себе и батяне; скудным числом «чеки» - в каблуках сапог... Да мало ли чего, для кого и где ещё? Тщательно потрошат на таможне «дембелей». Знают те прекрасно, что можно, а чего нельзя, но рискуют некоторые, от крайне большого ума или по какой другой причине. Они, как общеизвестно – «безответные» да и везут – не контейнерами, что с них брать, если «кто-то, где-то там, у нас порой...» это самое – и служебное соответственно пользует?
Ладно, кто не без греха? Кидайтесь тогда такие булыганами смело. Жизнь – неоднозначна и сложна порой, при одновременной вроде бы простоте.

Шеф контроля окинул взглядом «поляну» недрёманным оком, всё как обычно - идёт деловая суета, сноровисто шмонают солдатиков. Вдруг профессионально отложилась бинокулярно на сетчатку некая несусветная, невозможная аномальность! Повернулся анфас – и верно, не померещилось: какой-то сержант с че-мо-да-ном! Нет, не так – с ЧЕМОДАНИЩЕМ!!! У таможенника форменным образом отвисла нижняя челюсть. Мегасаквояж был, прямо скажем, «мечта оккупанта» дочелночной эпохи. Хорош, ничего не скажешь! Майор поманил пальцем чуть ли не с радушно распахнутыми объятиями, приговаривая с кривой усмешкой прям по-джигарханянски:
- Иди сюда, дорогой, без очереди. Небось, нет в Афгане дукана, где бы ты хоть разок ни побывал?
Повернулся к коллегам:
- Совсем обнаглели! Видно сразу и безошибочно, что страх – напрочь потер..

Запнулся, на полуслове. О взгляд того сержанта. Спокойный такой, с непривычным выражением. Не смотрят так обычно «срочники», эдак без невольной чинопочетаемости, въевшейся второй кожей за срочную службу. И вроде – без отмороженности. Непонятный какой-то взгляд – не бегает, не опускает сержант его долу... Отмахнулся внутренне, явно всё застил «верещагину» чемодан.
- Ну давай, голуба, открывай, не томи! – говорит «несуну», с заранешней гадливой брезгливостью в голосе.
Обернулся к сгрудившимся, за ради бесплатного спектакля, подчинённым из свободной смены:
- Видали? И додумался же, ёж твою медь! Нет, всякого уже навидался, но вот «дембельский чумадан» не доводилось ещё! Страх как любопытно, что же он в нём решил провезти?
Как о постороннем говорил уже, отстранённо. Будто о столбе или чурке с глазами. Ну да – чемодан тянул на нешуточный срок. За спиной слегка профессионально напряглись: эти, которые «оттуда» - всякие бывают. Видели и испытали такое за год-полтора, что иному и за всю жизнь не доведётся испробовать. Нервы от того ни к чёрту, того и гляди – заискрят, звенят натянуто, на разрыв.
«А может он наркоша или вообще -  контуженный? - прошелестел шепоток. - Вон, все признаки налицо – надо же было додуматься до сякого, правильно Старший сказал...»
Притихло всё вокруг, замерло: и шмонающие, и их подопечные. Немая сцена. Да и интересно же, что там провозить взялся, чемоданно-то. 

Сержант удивил. Не завращал бешено глазами, не принялся рвать на себе ничего, не возопил, с надрывом: «Нате, жрите!!!»... Молча открывает чемодан и – прирос к полу таможенник: на свет божий неловко вылез пёс, с перебитой передней правой лапой.
В мёртвой тишине прозвучало чеканное:
- Не все мы наркоманы и воры! Не все из нас позабыли про совесть и честь!... 

Кто-то из подчинённых главтаможенника опомнился первым:
- А ветдокументы в поряд..
- Вот! – непочтительно перебил старшего прапорщика сержант, протягивая кожаную папку, которую не зазорно было бы держать в руках и маршалу. – Здесь все документы и разрешение. Следует на досрочный дембель, комиссованный по ранению.
- А чего в чемодане, да ещё и закрытом?! – нашёлся к чему придраться дотошный старший прапорщик.
- Покалеченное рекомендовали держать в тепле. Да и трудно ему на трёх лапах скакать. В левой глазнице – осколки, от света начинает слезиться, и ему ещё больнее становится. Повязку – стаскивает здоровой лапой, не нравится она ему. Ну вот поэтому и..., - развёл руками сержант.   
Посмотрел, улыбнулся, видимо вспомнив, что бить/добивать без пощады надо только врагов и когда они первыми начали, разрядил обстановку:
- Очень нравится мне о семье поговорка...
Недоумение у подавляющего большинства на лице.
Пояснил:
- Про то, что в любой семье – не без исключений!
Заминка, а потом - грохнуло дружно, грохнуло – хорошо, аж окна задрожали!!!
 
Анчар недоумённо смотрел на хохочущих людей и с обожанием поглядывал на Хозяина, стараясь не наступать на неудачно сросшуюся лапу.
Теперь настал черед майора безмерно удивить окружающих: встал по стойке «Смирно!» и откозырял! Протянул руку:
- Извини... За слова мои и за всё остальное... Ошибка вышла.
Сержант пожал протянутую руку:
- Бывает, товарищ майор. Я понимаю – служба. 
И... закрутилось дальше, будто кто-то невидимый кнопку «пауза» отжал.
Таможня – дала добро...

А к сержанту, чуть погодя, подошёл капитан медицинской службы:
- Сам откуда, не с Москвы?
- Нет, из Подмосковья.
- Это очень хорошо. На-ка вот, - протянул листок бумаги, с рядом цифр,- позвонишь, скажешь - от Скрипача, расскажешь, что и как. Возможно смогут помочь. Бери-бери...
У сержанта был вид, когда пообещали чудо и с трудом верится в него, и страшно обнадёживаться.
- Дорого наверно встанет операция? – спросил нерешительно, вертя листок в руках.
- А ты что, совсем пустой едешь? – удивился капитан.
- Да можно сказать и так: практически всё, что собрали для Анчара ребята – на оформление ушло, чтоб побыстрей и точно положительный ответ был...
- Не переживай и не волнуйся – там свой интерес будет.
- Спасибо, товарищ капитан! Вот, возьмите, в качестве отдарка что ли, - протянул сержант всамделишный «паркер».
- Тебе он нужнее будет, - усмехнулся медик.- Ну, бывай! Удачи тебе и твоему другу!
- И вам – счастливо вернуться! – не остался в долгу сержант.
Капитан опять улыбнулся, протянул руку, пожал и растворился в мельтешении вокруг.   

(Светило хирургической ветеринарии исправит косяки вынужденной кустарщины, излечив тем самым Анчара от хромоты. И достанет микроскопические осколки из глаза, сохранив зрение. Как известно, любое доброе дело – неотвратимо наказуемо: отныне у этой женщины станет три дня 8-го Марта. Каждый год ещё и рассвет конца февраля и конца мая встречает у неё под окнами море цветов. И дворник, о чудо, не возмущался. С ним поговорил кто-то, о регулярном «заносе в оркестр». Узнав причину, старик-ветеран Великой Отечественной долго моргал, будто песок внезапно в глаза попал и попробовал отказаться от денег. Его убедили, что это – такая прибавка к пенсии, всё по-честнону. И вообще, какие проблемы есть/будут, вот номера, 012 и 013, звоните, уважаемый, не стесняйтесь. Троих главворов, (дом и двор оказались на сходе трёх "территорий"), навестили одного у него в неприступнейшем особнячке, двух, достав на ходу из бронированных "меринов", (одновременно, но в разных районах необъятной столицы). Аккуратно, целой и почти невредимой "расслаблено" положив воровскую охрану мордами в асфальт. Вежливо изложили просьбу, чтобы те - за своим порядком присмотрели там и на пару кварталов около: и за своими, и за юными кадрами, и за залётными. Чтобы тихо и благолепно было в любой час круглые сутки. "Мериноватые" вняли, особнячный - не захотел. И теперь, в оперативных сводках уже полиции фигурируют две группировки и две укрупнившиеся "вотчины". Крепкая и большая ячейка общества оказалась у особнякового потому чито. Но это – уже другая история. А пока – никакая боль не сравнится с неземным счастьем – быть рядом с тем, за кого снова, без сомнений, с радостью бросился бы опять на ствол или клинок.)
 
Нет людей абсолютно плохих или хороших: в каждом и добра, и дерьма – в ту или иную плепорцию. Главное – что у кого побеждает, уверенней и чаще. И ещё – достанет ли мужества признать публично свою неправоту и поспешность в суждениях, что незаслуженно едва не обидел Человека.
Где-то так.   
Да, если вдруг что: урод – это тот, кто не как все... точнее, не как в массе своей. Ну и уроды, очевидно – разные бывают. Например – наоборот.