Счастье

1

- Коля? Плотников, ты? – от безликого людского потока отделился мужчина лет сорока в сером поношенном пальто и вязаной шапке того же цвета. Тот, кого он окликнул -  с виду бизнесмен, собирался залезть на заднее сиденье черного представительского «Мерседеса».
«Бизнесмен» обернулся, недовольная гримаса на его лице по мере узнавания сменилась, сначала удивлением, потом радостью.
- Макс? Семенов, ты что ли?! – Плотников двинулся навстречу знакомому.
Мужчины крепко пожали друг другу руки.
- Обалдеть, вот это встреча! Сколько лет прошло? Двадцать? – широкая улыбка не сходила с лица Максима.
- Да я вообще удивлен, что ты меня узнал – Николай рассматривал старого знакомого.
- Немудрено! Вон ты какой важный стал! Шишка. Зазнался поди… – Максим хитро прищурился.
- Да ну тебя… - Николай невольно отвел взгляд.
- Ну, рассказывай: где ты, кто ты…
  - Директор департамента стратегического развития «Росснефтегаз».
- Круто! – Максим присвистнул
- Ну а ты?
- А я – препод по истории в университете им. Бунина. Помогаю, знаешь ли, молодым отпрыскам не сломать зубы о гранит науки.
- Интересно… - без особого интереса протянул Николай.
- Катьку Пирогову помнишь?
- Конечно, помню – немного оживился Плотников – самая красивая девочка в нашем классе была.
- Жена моя – объявил Максим – мы с ней в педагогическом учились, тогда и поженились. Двое детей у нас. Дочки. Она тоже препод, только по математике и в училище строительном преподает. Я вот ей говорю – бросай ты этих оболтусов, зачем им на стройке твоя математика, а она, мол, - нет, стране нужны грамотные специалисты. Ну как была, так и осталась идеалисткой! Работает за гроши. Я-то вроде нормально зарабатываю, так все ипотека съедает. Вот и тянем жилы от зарплаты до зарплаты… - взгляд Максима потускнел – Да, ладно, что я все о себе да, о себе, ты то как, как отец?
- Да я что? Живу, работаю. Как все…
- Ага, я вижу – как все – Максим с иронией кивнул в сторону машины Николая.
- Да это… - Плотников замялся – служебная.
Возникла небольшая пауза.
- Слушай, а ты Вадика Стрельцова помнишь? – спохватился Семенов – Ну, спортсмена нашего, гордость школы?
Николай не успел ответить.
- Разбился на машине год назад. Жив остался, но, как говорят, лучше б не остался... Бухал он после окончания спортивной карьеры. Денег заработал до конца жизни, вот и что называется начал жить в свое удовольствие. Пьяным ехал ночью, вылетел на встречку – и под грузовик. Позвоночник сломал, обе ноги. По кусочкам собирали. Лежит, не встает и вроде как не встанет уже…Вот такие дела, Колян…
Максим вздохнул и посмотрел на помрачневшего Плотникова. Закурил.
Николай, ошарашенный неожиданной встречей и потоком свалившейся информации, медленно приходил в себя. Сколько же всего произошло за эти годы! Со временем дни все больше и больше становятся похожими друг на друга. И вот они сливаются в один тягучий однообразный день. Время как бы замирает на месте. И только вот такие встречи помогают понять и осознать, сколько же всего произошло за эти годы. Как теперь далеко те счастливые неопаскуденные дни. Это открытие никого не радует, сначала пугает, потом наводит тоску. Вот и сейчас Николай уже жалел об этой встрече. Искал повод прервать разговор.
- Слушай…это все так… - усилием воли Николай заставил себя не переминаться с ноги на ногу. Раздался звонок мобилки. Слава Богу! – Извини…
Звонил отец.
- Через час совещание правления, а я до сих пор не видел твоего доклада – вместо приветствия - В чем дело?
- Да, папа, я помню. Через десять минут.
На том конце провода бросили трубку.
- Слушай мне надо ехать…Давай как-нибудь встретимся, посидим где-нибудь, поговорим нормально – Николай начал пятиться к своей машине. Водитель, видя маневр шефа, завел мотор.
- Давай, конечно, я только рад буду. А ты почему не был на встрече выпускников. Тебя разве не нашли? – крикнул Максим уже вслед садящемуся в машину знакомому.
-  А? Что? Нет. Я не помню. Я позвоню – прозвучали последние слова, дверь захлопнулась, и машина стала стремительно удаляться, рассекая мартовскую дорожную кашу.
- Куда ж ты мне позвонишь – пробормотал Максим, глядя в след машине – даже телефон не взял…
Бросив окурок, Семенов побрел к остановке.

2
Преодолевая бездорожье и пробки, троллейбус уныло плелся по улицам города. Голос неуместно бодро чеканил названия остановок.
Рядом дышал перегаром какой-то работяга, видимо, возвращающийся со смены.
Максиму нужно было до конечной.
Бездумно уставившись в окно, он переваривал встречу с давним знакомым.
Как же изменился Коля. Красивый такой, подтянутый стал. С иголочки весь. Одно пальто, небось, мою полугодовую зарплату стоит.
А машина? Служебная, блин. А какая, интересно тогда своя? И живет наверно не в трешке панельной, как я.
А в школе-то троечник троечником был. Эх…
Почему одним все, а другим ничего? Я вот школу с золотой медалью закончил. В институте на бесплатном учился. С красным дипломом. И что? Чего я добился? Получил право влезть в ипотечную кабалу?
Ну, дослужусь я до завкафедрой, ну расплачусь за квартиру к старости. И дальше что? И ради этого стоило жить?
А другие вон, как этот, на всем готовеньком. У папы под крылышком…

3

На центральном проспекте «Мерседес» еще немного прополз между рядами машин и окончательно увяз в заторе. Где-то впереди была авария.
Последняя надежда успеть на совещание угасла окончательно. Последняя надежда не разочаровать в очередной раз отца.
Больше всего в жизни Николай боялся этого. С детства эта обязанность, обросшая всевозможными комплексами, прочно обосновалась в нем.
Отец больше не звонил.
Он никогда ничего не повторял дважды. Не повышая голос, не занимаясь рукоприкладством, он внушал ужас всем, кто его знал. Достаточно было его тяжелого немигающего взгляда и пару резких издевательских фраз, чтобы человек очень пожалел о недостаточной старательности при выполнении поручений отца.
Вернувшись из Афгана полковником, когда Коле исполнилось 10 лет, Плотников-старший с друзьями-однополчанами организовал коммерческую фирму, которая стала быстро набирать обороты. Хватка и сплоченность товарищей, добытая перед лицом смерти,  приносили свою пользу. В лихие девяностые контора стремительно набирала статус и активы, а Плотников-старший – терял друзей одного за другим, кого в уличных разборках, кого по заказу конкурентов, кого на игле…
Коля видел, как с каждой потерей жесткий отец все больше становился жестоким.
Однажды, всего один раз в жизни, Николай увидел отца пьяным. Тогда Коля прибежал с улицы домой и, проходя через гостиную, почувствовал на себе взгляд отца. Он всегда чувствовал отца. Его мрачное безжизненное давление. Но не в этот раз. Он почувствовал, что отец смотрит на него. Не сквозь него, как обычно, не в нутро, а, именно, на него. Обернулся. Отец, полуразвалившись, сидел в кресле со стаканом чего-то в руке. Затуманенные алкоголем глаза устало смотрели на него.
- Подойди, сын – Колю поразил даже не столько непривычно мягкий голос отца, сколько обращение «сын».
Почему-то испугавшись, он подошел.
- Играл на улице?
- Да… - необычный вопрос добавил замешательства.
- С друзьями?
- Ну да…
Отец как-то тяжело моргнул и Николай с ужасом увидел в его глазах слезы.
- Зачем они тебе?
Коля, окончательно растерявшись, не знал что ответить.
- Они сделают тебе больно – голос, как шелест старой газеты –  Может быть не сейчас, но обязательно сделают. Прямо или косвенно, специально или нечаянно – сделают. Тогда зачем? Читал про мудреца, который учил сыновей единству на примере веника? Ну, там, где один прут легко ломался, а все пруты сразу – нет? Так это вранье. Это не вся сказка, только одна сторона медали. А что делать, если один прут загорелся? А если в нем завелся червяк? У единства есть обратная и очень негативная сторона – зависимость. Никогда ни от кого не будь зависим.
Последнее воспоминание вызвало у Николая горькую усмешку. Не будь зависим…Ха! Как же это сделать, дорогой папочка? Как перестать быть твоей куклой? Когда ты мне позволишь жить?
Я вижу зависть в глазах людей. Всю свою жизнь. Сначала у одноклассников в школе. В институте к однокашникам уже присоединились преподаватели, потом вообще все. Все! А чему завидовать? Тому, что в своей жизни я не принял ни одного решения? Тому, что живу чужую жизнь, навязанную тем, кто хотел, как он думает, прожить такую? Как же вы все ошибаетесь! И в первую очередь – сам он. Как можно завидовать тому, кто не имеет права жить? Знакомых – только одобренных, друзей – нельзя, институт – который указан, жена…Отдельный разговор.
Квартира, машина, работа – предел мечтаний!
Вы же не можете представить, что значит каждый вечер приезжать с престижной работы на крутой тачке в фешенебельную квартиру и заставать там пьяную вдрызг супругу, валяющуюся на диване и мямлющую какую-то ересь, в то время как наши дети тихо и испуганно жмутся в своей комнате, а прислуга, отводя глаза, спешит удалиться?  И ничего нельзя с этим сделать, так как все решено. Оговорено. Соединение бизнесов, вашу мать!
Вспомнил встречу с Максимом. Вот и ты обзавидовался.
А я между прочим любил Катьку. Больше, чем ты любил. Но в тот вечер на выпускной дискотеке побоялся к ней подойти. Потому что неформат. Ты знаешь, что такое неформат, уважаемый? Это твоя жена! Умница, красавица, порядочный человек. А формат – это моя Галя, которая в это время уже начинает вторую бутылку виски. Завидуйте, люди! Спасибо, папа! И пошел ты!
- В ресторан «Петергофф», - бросил водителю Николай и закрыл глаза.

4

Вадим Стрельников. Бывший спортсмен, а теперь – калека. Находясь в разных концах города Максим и Николай, один – в пропахшей жареной картошкой нищей кухне панельной многоэтажки, второй – за столом шикарного ресторана в компании с графином водки и тарелкой с огурцами, подумали об одном и том же.
Накопившийся после их встречи ком грязного тряпья как-то немного ссунулся, скукожился. Ведь ничто так не поднимает настроения человеку, как несчастье другого – это значит не все так у тебя плохо, раз кому-то еще хуже… Циничное качество – одно из главных отличий человека от животного.
А в это время в одной из палат больницы, превозмогая невыносимую боль, чувствуя, как скрипят, казалось, готовые переломиться, кости, как стонут, натянутые в струну, жилы, как слабость толкает тошноту к горлу и застилает глаза лихорадочно мерцающим туманом, как мозг пульсирует неимоверным напряжением в висках, Вадим Стрельников, судорожно цепляясь за костыли, сделал свой первый после аварии шаг.
Сквозь гримасу и слезы боли его лицо осветила светлая и такая настоящая улыбка.
Он был счастлив.