Благослови меня с небес Главы 1, 2, 3, 4

Благослови меня с  небес

               
                Благослови меня с небес
                На жизнь меня благослови
                Благослови нести свой крест
                И помнить о твоей любви

   Глава 1
 
  Настя  Полякова была очень красивой девочкой. Будучи еще совсем маленькой, она  часто слышала, как знакомые и незнакомые люди, с умилением  говорили ее  маме: «Какая же у Вас, Танечка, красивая дочка, просто маленькая принцесса!» Когда Настя  смеялась, ее большие голубые глазки, обрамленные длинными  темными ресничками, словно два бриллиантика  небесного цвета, сияли   своими гранями, излучая свет. Маленький, слегка вздернутый носик, с несколькими  едва заметными пятнышками веснушек, правильный овал лица и розовые, будто  нарисованные губки-бантик  придавали ее лицу необыкновенную прелесть. Но самое большое изумление и восхищение  у окружающих вызывали Настины  волосы. Волосы золотого цвета. Не рыжего, не русого, а именно золотого, точнее цвета спелой пшеницы, шелковистые,  слегка волнистые, тяжелые,  густые. Когда она распускала  косу, они струились по спине почти до самых колен,  словно горный водопад, восхищая своей  красотой. За эти волосы   ее иногда называли Златовлаской.  Настенька  представляла себя  принцессой с золотыми волосами и как все девчонки, особенно понимающие преимущества своей внешности, уже с ранних лет мечтала о прекрасном принце.  Она вообще была неисправимая мечтательница, то и дело  летающая  где-то в облаках. Вот и сейчас, будучи уже довольно взрослой шестнадцатилетней девушкой,  она   смотрела на учителя, который распинался у доски, пытаясь донести до маленьких умненьких головок своих учеников решение интеграла, и размышляла как, наверное,  было бы хорошо иметь такого мужа как Максим Сергеевич. «Он такой умный, старательный, вон как  всю доску расписал - второй кусок мела кончается. В аспирантуре учиться, надо же, а  стеснительный, чуть что, сразу краснеет. В общем-то, он симпатичный: умные серые глаза, очки правда какие-то нелепые, но это ничего, темно - русые волосы аккуратно пострижены, голос приятный мягкий, улыбка красивая, зубы как у артиста белые ровные, губы… так какие у него губы, немножко пухлые, наверно с ним целоваться было бы приятно, нос прямой, тонкий, как же портят его эти очки! Сколько же ему лет? Так посчитаем: семнадцать чтобы окончить школу, плюс пять, чтобы окончить институт, да плюс два года он в аспирантуре, так значит двадцать четыре. Немного староват»,- рассудила она, - продолжая рассматривать Максима Сергеевича. Настя закрыла глаза и попыталась представить: вот идет она по школе, а в школе всем уже известно, что новый учитель математики безумно влюблен в свою ученицу и ждет не дождется, когда же ей исполнится восемнадцать, чтобы повести ее под венец. Каждое утро он подвозит ее до крыльца школы на своей красивой машине. Так, стоп, откуда у него машина?- ну ладно пусть без машины. Но каждый вечер они сидят  в его квартире, и он помогает ей постигать непостижимую для нее алгебру. Так, а квартира у него откуда? Он живет с родителями- мамой завучем  школы, к тому же злющей,  просто жуть, и папой, вроде бы инженером на заводе. Ах, как бы ей хотелось, что бы ее сказочный принц, помимо того, что он, естественно, должен быть божественно прекрасен, помог бы  забыть про их с мамой вечные проблемы: катастрофическую  нехватку денег, про то, что нечего надеть, про то, что  приходится экономить буквально на всем,  про штопку колготок и перешивание старых вещей. Он увел бы ее в свой сказочный дворец, что бы не ютиться им с мамой в одной комнате.  И еще, он избавил бы маму от необходимости так много и тяжело работать, работать за гроши. «Нет, это не он, конечно не он,- с грустью решила  Настя,- и вообще, он в школе временно, заменяет заболевшую математичку. Нет, что-то не так»,-  поморщила она носик, почему-то  не испытав привычного восторга, который всегда сопровождал ее в полетах на облака. Все, мечта зашла в тупик. Настя, окончательно спустившись с облака, снова  внимательно посмотрела на учителя.  Ей даже стало его немного жалко, потому что, окинув взглядом класс, поняла, что не только она, но и добрая половина учеников занимается не понятно чем. «На себя надейся в этой жизни, девочка моя,  только на себя» -всплыли в голове мамины слова и Настя перевела взгляд на исписанную формулами доску.
Закончив писать  интегралы, Максим Сергеевич повернулся к классу и, встретив Настин изучающий  взгляд, как всегда  краснея, спросил:
-Полякова, у вас что, вопрос ко мне? вам что-то не понятно, пожалуйста, спрашивайте,- он говорил мягким тихим голосом.
-Нет, Максим Сергеевич, вопросов нет, - ответила она.
-Спасибо,-  сказал  он. В классе кто-то хихикнул.
-Пожалуйста, продолжайте, Максим Сергеевич! - Настя смотрела на него в упор своими голубыми глазами,  слегка улыбаясь и перебирая руками косу. В классе повисла тишина.
«Вот стерва, - подумал учитель,- красивая молодая стерва, достанется же такая кому-нибудь. Хотя ее можно понять, с ее-то внешностью можно вполне прожить без интегралов. А я скажу маме, что больше не уступлю ее просьбе кого-нибудь заменять в школе, с меня хватит!»

  Настя терпеть не могла алгебру, как впрочем, геометрию, химию, физику и все точные науки вместе взятые. Они с  трудом поддавались ее сознанию, она не понимала того, чего не могла почувствовать: цифры, формулы, и пущее наказание –чертежи, представлялись для нее набором бездушных знаков и символов, которые кто-то умный, наверное даже очень умный, учитывая общепризнанную важность этих наук, придумал складывать, перемножать, переплетать и перемешивать, получая нужный ответ. Так уж была устроена ее золотая головка: в ней легко могла  уместиться целая поэма, которую она только что прочла, и которая тронула ее сердце, или новая песня, конечно же, про любовь, при чем неважно на каком языке она была исполнена, или щипающий душу роман о большой и светлой любви. Читая их она перемещалась в другой  мир и переживала все, что там происходило, вместе с героями. Ей было так хорошо в своем  зазеркалье, что возвращаясь назад в действительность, она переносила оттуда свой восторг, любовь и чувства, даже на вполне обыденные предметы, совсем не романтичные и не интересные. Она обожала любоваться  рассветом, восхищаться закатом, умиляться до слез  глядя на ночное небо, переливающееся бриллиантами звезд. Она любила облака, белые пушистые, любила солнце, воду, цветы. Но запомнить формулу или решить задачу было для нее сущим наказанием: ей приходилось тратить уйму времени на точные предметы, что бы успевать по ним в школе хотя бы на четверку. И ей было безумно жаль этого времени, потому что хотелось заниматься совсем другим, тем, что удивительным образом легко давалось ей и приносило массу удовольствия: читать романы о любви, стихи, и сказки. Настя обожала сказки. В шестнадцать лет она с упоением перечитала  «Алые паруса», испытав при этом такой же трепет и восторг, как в семь лет от  «Золушки» и «Белоснежки». А еще она любила  немецкий язык.
 Способности к языку у Насти  проявились совершенно неожиданно, с четвертого класса, как только этот предмет  им стали преподавать в школе. Ни каких особых усилий к его овладению она не прикладывала. Но у нее получалось лучше всех: она первая в классе научилась читать, потом лучше всех переводить, а потом и говорить по-немецки.  Она быстро стала любимой ученицей Эммы Павловны, учителя немецкого языка, которая уже в пятом классе сказала Настиной  маме, что у Насти явные способности к языку, поэтому их непременно надо  развивать.  «Такой дар - большая редкость и  загубить  такой талант-преступление перед ребенком и перед обществом в целом»,- назидательно повторяла она, всякий раз при встрече с Татьяной.
 Настя не пропускала ни одного факультатива по немецкому, и стала постоянной участницей городских и областных олимпиад по языку, на некоторых даже побеждала. Мама ей покупала книжки на немецком, выписывала газету «Роте Фане». Таким образом, Настина  будущая профессия  была определена Эммой Павловной, совместно с мамой,  уже в тринадцатилетнем возрасте: Настя будет поступать в гуманитарный университет на факультет иностранной литературы, и будет переводчиком или преподавателем немецкого языка. С не меньшим упоением она самостоятельно по учебникам и словарям осваивала французский. Ах, как хотелось узнать о чем так сказочно красиво поет Джо Дассен и Мирей Матье и ее любимая Эдит Пиаф. Французский в школе больше не преподавали, потому что единственная в городе учительница  вышла на пенсию.  Настя брала у нее учебники и часто бегала к ней в гости, Зинаида Васильевна жила в соседнем дворе, и с удовольствием помогала девочке в изучении французского. Мысль о том, что будущая профессия неразрывно будет связана с языками давно и прочно о прижилась в Настиной голове, и ни о какой другой профессии она никогда  не думала. Мало того, скоро об этом знали и одноклассники и учителя. Авторитет Эммы Павловны в школе был непререкаемым, она была, как ни как, заслуженным учителем и секретарем школьной партийной ячейки. Она часто говорила своим ученикам: «В этой жизни, мои дорогие, достаточно уметь делать всего лишь одно дело. Но делать его нужно в сто крат  лучше других, любить его надо, больше всех остальных дел на свете. Ему  одному  посвятить свою жизнь и оно – это ваше дело, будет вас не только кормить, но и станет смыслом вашей жизни, и может даже прославить вас на весь мир!» Ученики страшно боялись ее, да и учителя побаивались, во всяком случае, старались не спорить. Эмма Павловна ни когда не ставила четверок: либо ставила «пять», либо «два», потом двойку с большим трудом можно было исправить на тройку.
«Вы либо знаете мой урок, либо не знаете,  дорогие дети, других вариантов у вас нет», -говорила она, - охватывая класс властным взглядом маленьких колючих глаз.  А Настя ходила у Эммы Павловны в любимых ученицах. О таком покровительстве другие дети даже не мечтали.
 Однажды, в девятом классе, у Насти  по физике выходила тройка в четверти.  Последняя решающая контрольная была настоящим кошмаром: одну задачу решила, другую кое-как, потеряла на нее уйму времени, и пока добилась правильного ответа, прозвенел звонок. Настя в ужасе поняла, что два задания остались нерешенными вовсе. «Все. Это-конец, -думала она,- с тройкой в четверти меня Эмма Павловна просто возненавидит. А областная олимпиада по  немецкому сразу после каникул. Кто же повезет туда троечницу?» Слезы катились по ее щекам горючими ручьями, она так и не пошевелилась с места, в то время как все ученики уже сдали тетради и вышли из класса.
-Полякова, ты почему тетрадь не сдаешь? - спросила Лариса Васильевна, учитель физики.
-Лариса Васильевна, пожалуйста, можно я дорешаю на перемене, я не успела,- Настя умоляюще смотрела на учителя.
-Конечно нет! Ты что, на особом положении? сдавай тетрадь, мне нужно класс проветрить. На что нарешала, то и получишь,- Лариса Васильевна буквально вырвала тетрадь из ее  рук.

-Что, майне медхен,- сверлила Настю глазами Эмма Павловна, - столько готовиться к олимпиаде  и все псу под хвост? Как ты могла? Кто, скажи мне пожалуйста, будет тебя в области серьезно воспринимать с тройкой?
-Но, Эмма Павловна, я же не по физике на олимпиаду еду, в конце концов, вы же сами говорили… - Настя пыталась говорить твердо, но голос, как назло, предательски дрожал.
-Молчать! Я говорила, а ты не так все поняла. Я говорила: только пять с плюсом  по немецкому и не ниже четверки  по всем остальным. Для тебя лично это-аксиома, ферштейн? Что предприняла, чтобы исправить ситуацию?
Настя не могла сообразить, как она вообще могла ее исправить но, почему-то, вылепила:
- Я попросила Ларису Васильевну, чтобы она разрешила мне на перемене дорешать.
-Ну, а она? - Эмма Павловна прищурила один глаз, а второй оставался широко раскрытым и сверлил Настю как механический бур.
- Она не разрешила, сказала, что ей класс проветрить надо,- выдохнула Настя, при этом она чувствовала себя преступницей и перед Эммой Павловной, и перед Ларисой Васильевной, и перед мамой, и перед всем белым светом.
 - Сиди здесь и жди меня, я на совещание,  приду через полчаса. Эмма Павловна поправила прическу, утопив растопыренные пальцы обоих рук в  волосах и прочесав ими с двух сторон до закрученной на макушке дуле,  сверкнула глазами и вышла из класса. «Господи, благослови!» -повторяла про себя Настя. Эти слова в трудные минуты  всегда говорила ее   мама. Настя тоже, только про себя, не вслух,  когда было тяжело. Ровно через полчаса Эмма Павловна вошла в класс и положила перед Настей ее тетрадь с контрольной по физике. Вырвала последнюю страницу, на которой зияла огромная тройка с длинным кривым минусом, поставленная Ларисой Васильевной. Насте казалось, что стул под ней уплывает, видеть такое от учителя, да еще от самой Эммы Павловны, было на грани фантастики. Она положила перед ней задание, ту самую контрольную:
 –  Так, час тебе времени, чтобы все было сделано на «отлично», поняла? Время пошло,- и она вышла из класса, закрыв Настю  на ключ с обратной стороны.
«Ну дела!- подумала Настя,- Эмма Павловна действительно  может все».
  Через час контрольная была решена, в класс вошла Эмма Павловна и следом за ней Лариса Васильевна. У последней   был вид провинившейся школьницы, было видно, что она только что плакала.
- Ну что, Настя, давай посмотрим, что у тебя получилось,- Лариса Васильевна  быстро пробежала глазами по исписанным  страницам. - Ну вот, совсем другое дело. За это можно поставить пять! - она улыбнулась, но улыбка получилась корявой.
У Насти от удивления перехватило дыхание.
-Будем принципиальными, коллега, контрольная решена со второй попытки, так что  четверки вполне достаточно, - отчеканила Эмма Павловна.
-Да, конечно, - тихо сказала Лариса Васильевна, - и аккуратно вывела четверку в Настиной тетради. Все это время Эмма Павловна смотрела на нее, не моргая, словно контролируя, все ли та   делает  так, как нужно.
 - Спасибо, за понимание коллега, и обещаю Вам, если среди Ваших учеников появиться хотя бы один с задатками Эйнштейна, я прощу ему незнание моего предмета и не буду чинить препятствия в виде плохих отметок, всего доброго!
- Спасибо,- тихо сказала Лариса Васильевна, и медленно  вышла из класса. Насте показалось, что она  вдруг стала как-то ниже ростом или вдруг постарела, в  общем, ей стало немного  жаль Ларису Васильевну.
  Таким образом, тройка в четверти была исправлена на четверку, и ни кто из учителей, ни когда больше не пытался поставить Поляковой «три» по своему предмету. Ту областную олимпиаду по немецкому языку Настя выиграла  блестяще и в школе раз и навсегда было закреплено звание «любимицы большой Эммы». Вместе с тем Настя прекрасно понимала, что один прокол по любому предмету и весь заработанный ею авторитет в школе полетит в тартарары и восстановить его будет практически невозможно.  В десятом классе Эмма Павловна иногда позволяла Насте самостоятельно проводить уроки немецкого. Сама она садилась за последнюю парту,  и весь урок наблюдала, как Настя  проводила опрос, ставила оценки, правда карандашом, в журнал, потом выдавала новую тему. Насте сначала  казалось, что одноклассники ее за это ненавидят, но  потом поняла, что ошиблась, потому что двойки, она, естественно, ни кому не ставила и если спрашивала, то только того, кто, по ее мнению выучил урок и ни когда не ошибалась, потому что по глазам понимала кто не готов к уроку. Ведь Эмма Павловна с последней парты не могла видеть глаз учеников. Так что одноклассникам даже нравились уроки Насти Поляковой.
   
Прозвенел звонок, Максим Сергеевич зачем-то посмотрел на часы, словно проверяя, вовремя ли его подали, а ученики, весь урок прибывающие в сонном унынии, как испуганные воробью сорвались со своих мест,  и с шумом и гамом устремились к выходу из класса. Это был последний урок, завтра долгожданное воскресенье.
В раздевалке к Насте подошла   Тамара Семенова,  ее одноклассница и  лучшая подруг:
 -  Настен, пойдешь на дискотеку сегодня в  клуб?- спросила она.
 Насте безумно хотелось пойти на дискотеку, тем более что там будут крутить невероятно популярных «Модерн Токинг» но, тяжело вздохнув ответила:
 -Нет, Том,  извини , я не могу.
-Но сегодня же суббота, ты что, опять будешь зубрить свой немецкий? Пойдем, девчонки все идут,- не отставала подруга.
-Том, я тебе сто раз говорила, я не зубрю немецкий, а читаю со словарем. Мне же поступать на иняз. Сейчас, например Гете «Фауста» читаю и перевожу.
-Зачем тебе «Фауст», ты и так шпрехаешь,  дай Бог каждому, - Тамара слегка поморщила свой остренький носик, -я вообще не пойму, как можно любить немецкий, вот итальянский или английский, я еще понимаю, а тут дыр , быр…
 - Ну, кому как! Ты же понимаешь, что школьной программы недостаточно, для поступления. Вот поэтому мне нужно заниматься больше, читать, переводить, чтобы свободно владеть языком.
-Да поступишь ты, как делать нечего и без «Фауста», Насть! Надо последние дни  хоть погулять, потом засядем за экзамены и все- прощай  дискотеки. Тем более что «Токинги»- тоже немцы,  только поют на английском!
-Том, у меня сапоги совсем развалились, видишь. Настя показала на свои сапоги из кожзаменителя, они действительно выглядели неважно: носки заметно ободрались, крем уже не помогал их маскировать, и к тому же стали бесформенными, растоптанными. -   Мы по магазинам походили с мамой, но там шаром покати,  а на барахолку у нас денег нет. Так что мне просто не в чем идти.
-Слушай, одень осенние, я сама в осенних пойду, в ботфортах,- предложила Тамара.
-Том, осенние тоже не лучше, да и холодно в них еще, а что там у тебя за ботфорты?- поинтересовалась Настя.
-Ой, они такие классные, замшевые и кожей отделаны, носочек узкий такой, сами чуть выше колен. Мне их  папа привез из командировки, сейчас ботфорты в моде.  У нас такие не купишь, разве что, действительно  на барахолке , минимум рублей за сто.
- Ну вот, а у меня мама зарабатывает девяноста, хоть пашет как папа Карло,- выпалила Настя.
-Да, трудно ей, я понимаю. А почему она на другую работу не перейдет? У Оксаны с Надей мать мастером на заводе работает. И твоя бы могла. Тетя Таня, она же вроде техникум заканчивала, а метет дворы  за гроши. Ладно, я дам тебе свои синие сапоги, я ж в новых пойду. Давай позвоню вечером, договорились?
-Ладно, звони,- сказала Настя.
 Как у нее все просто, думала Настя, «дам тебе свои синие- я в новых пойду». А синие то у нее  тоже новые, куплены этой весной. Да, Тамара невообразимая тряпочница, но  какой классный у нее папа, одевает ее как куклу. Во всяком случае, проблем со шмотками у Томки точно нет. Настя же болезненно не любила смену времен года. Потому, что со сменой погоды нужно было менять одежду, и особенно обувь, а это  - большая проблема, во-первых, купить что-то приличное и модное было не на что, во-вторых, это все являлось страшным дефицитом. Завидовала ли Настя своей подруге, наверное, но утешала себя тем, что Тамара явно проигрывала ей внешне. Это, кстати, признавала и сама Тамара, будучи человеком прямым и честным. «Но что такое красота, когда ее не во что одеть? Все равно, что бриллиант в пластмассовой оправе»,- думала про себя Настя. Тем не менее, она решила не лишать себя удовольствия и пойти на дискотеку, пусть и  в Тамаркиных сапогах.

     Глава 2
    
Настина мама одна воспитывала дочь. Ее папа скрылся в неизвестном направлении, как только узнал, что у молодой студентки машиностроительного техникума, в котором он преподавал, будет ребенок.  Татьяна  влюбилась безумно, как только можно влюбиться в первый раз в жизни. Еще бы в него не влюбиться: красив, умен, образован. Он был старше ее на двенадцать лет. Любил ли он ее? Она думала, что да. Иначе и быть не могло. Она ведь очень хороша собой: высокая, стройная, грациозная, с красивыми правильными чертами лица, копной льняных волос и светло-зелеными глазами. К тому же она была такая молодая, гораздо моложе его. Последний аргумент был для нее важнее всех остальных.  К тому же, она совсем не походила на деревенских простушек, которых сразу можно было отличить по широким резиновым сапогам- неизменной обуви чуть ли не в любое время года, и безвкусным бесформенным платьям и юбкам изо льна и сатина. Она умела красиво одеваться, кроме того,  мама научила ее шить. С детства Таня  помогала ей крутить тугую ручку швейной машинки, распарывать, разглаживать, наживуливать. Ей порой до смерти надоедало это занятие, и она злилась, что вечно сидит как привязанная, около мамы за каким-нибудь шитьем, потому что у мамы, как всегда, полно заказов: то на платье, то на костюм, то на выбитую скатерть. Когда подруги гуляли на улице, ходили купаться на речку или в лес за грибами и ягодами, а самое главное, когда они разбивали туфли от плясок в деревенском клубе, Тане больших трудов стоило улизнуть из дома. Про танцы приходилось договариваться с мамой за неделю, предварительно выполнив все ее задания.


Так, постепенно, она овладела навыками кроя и шитья и спокойно могла за одну ночь сшить себе платье, конечно, не так умело как мама, но все же довольно прилично.    После окончания десятилетки она приехала из деревни  в город поступила в техникум на заочное отделение и стала работать на заводе. Жила в заводском общежитии. Конечно, было трудно, денег на жизнь  категорически не хватало. Родители остались в деревне, довольно далеко: за шестьсот километров. Поезда туда прямого не было. Если ехать, то с несколькими пересадками. Так что связь с родителями была только в письмах. Нет-нет, да отец присылал ей до востребования десятку-другую помощи, но в основном рассчитывать приходилось только на себя. Вот и вкалывала на заводе на тяжелых прессах в три смены и училась на технолога машиностроительного производства. Отец,  Николай Михайлович одобрял, мама была категорически против ее отъезда в город:
«Что, в деревне, работы, что ли нету? Черти тебя понесут не знамо куда»,- ругалась она.
 Но отец сказал:« Пусть едет, мать, пусть учиться. В люди пусть  выходит. А коровам хвосты крутить, это всегда успеется».
«Так одни ж останемся, дед, Мишку, черти унесли за тридевять земель, теперь энта собралась  бежать из дому». Михаил -Татьянин старший брат, сразу после школы уехал учиться в высшее военно-инженерное училище. Потом служил в Германии в ограниченном контингенте, в деревню приезжал раз в два-три года. Сын теперь далеко,  на дочь в старости вся надежда. Но и она, видите ли, в люди собралась. Собралась и уехала с благословения и одобрения отца, мама Антонина Матвеевна так и не смирилась. В техникуме на первом курсе Татьяна   влюбилась. В молодого преподавателя  Сергея Владимировича были влюблены все девчонки ее группы.  Его золотые кудри, голубые бездонные глаза  свели  деревенскую  девчонку с ума. Их роман был страстным и скорым.  Но оказалось, что он женат, да еще и член партии. Беременная студентка означала конец его семейной жизни и карьере, стремительно набиравшей ход. Он спешно перевелся в другой город на завод, перевез семью и был таков. Татьяна долго ни чего не писала родителям, боялась. Так и ходила на работу, да в техникум. Сама себе внушила, что все обойдется. Но время шло, ее положение уже  стало заметно. С прессов ее перевели на конвейер - на работу полегче. А потом приехал отец. Пришел в общежитие. Таня как раз пол мыла. Так наклонившись и сидела, не знала, как встать, чтоб отец ничего не заметил.
-Ну что, доча, вышла значит в люди? Я как чуял. Че, думаю пишет все как-то в полслова, чего не договаривает? Вот приехал посмотреть. И чего вижу? Ох, грех то какой!  Ну, вставай говорить будем серьезно. Отец устало опустился на табуретку у стола.
-Пап, не ругай меня. Я сама себя каждый день ругаю, - Таня встала, отжала тряпку и дальше продолжала мыть пол.
-Ну, и хто этот проходимец. Я его сейчас в два счета по партийной линии, мать его в душу.
- Пап, он уже убежал от этой партийной линии. Нет его -  скрылся.
-Нет, дак найдем и приведем к ответу, как полагается! -стукнул по столу отец.
-Не надо, пап, к ответу. Сама виновата. Сама и отвечать буду. Женатый он, пап. И ребенок у него уже есть маленький. Так что я сама во всем виновата. Она бросила тряпку  прижалась к теплой отцовской рубахе и тихо заплакала.
-Ну ладно, ладно не реви, Танюха,- отец посадил ее себе на колено, как маленькую девочку. Она свернулась клубочком и продолжала плакать.
- Че, матери то говорить будем? Она ведь как знала пускать не хотела. Это я, старый дурак, тебя отпустил. Вот он город-то этот боком вышел. Собирайся, дочь, домой поедем. Нечего тут куковать одной.
-Нет, папка, не поеду. Не могу я, –сказала Татьяна, не переставая шмыгать носом. -Я же еще работаю, не в декретном еще. Да и экзамены скоро в техникуме. Пап, я все - равно закончу  техникум, потом работать буду. Я же за этим сюда приехала. И что в деревне – то скажут, и мама ведь запилит и тебя и меня. Езжай один, папка. За гостинцы спасибо Мне сейчас любая помощь не лишняя, сам понимаешь. Ребенок родится, там видно будет. Может и приеду. Увидит мама внука или внучку, глядишь, оттает. Ты там подготавливай ее постепенно, ладно.
- Ох, бедная ты моя девочка, голова твоя бедовая. Ты, если совсем невмоготу будет,  все бросай и приезжай. Дом там твой. Мы помрем, тебе все одно достанется. Я ж его своими руками построил, да ты сама знаешь. Мишке, то точно до него  дела нет, а мать я подготовлю, беру огонь, так сказать на себя. А он все ж таки паршивец, этот твой как говоришь -  то зовут его?
- Я не говорила пап, Сергеем зовут Владимировичем Терехиным.
-Чертом его зовут с рогами, а не Сергеем Владимировичем, язви его в душу,- с грустью сказал отец и еще крепче прижал к себе дочь.
 
В тот же день он уехал. Таня долго смотрела вслед уходившему поезду и шептала, глотая слезы : «Папка, папочка, я люблю тебя».
 Татьянины родители были полной противоположностью друг друга. Отец высокий, худой, но очень сильный человек. И очень добрый. Он прощал детям все их проделки. Уличив в какой-нибудь шалости, прижмет, бывало к себе, потреплет ладошкой по макушке: «Я вам, язви вас в душу пошалю»- а потом расцелует в щеки, глядя на них любящими глазами. Мама была строгой, Тане порой казалось, что мама не любит ее. Мишку любит и прощает ему все  и поощряет его за все. Тане же добиться похвалы от мамы было практически невозможно. Она обязательно находила какие-нибудь недостатки в том, что она делала. « Вот если ты распорола вытачку, ну что бы тебе ее сразу разутюжить, что ума не хватает?» « Ну если ты помыла пол, что нельзя было насухо протереть, Мишка или отец пойдут, поскользнуться, что ты все в пол руки делаешь. Таня, как ты жить собираешься, взрослая уже, а о завтрашнем дне не думаешь, все у тебя сикось-накось». Или « какие тебе танцы, нам еще скатерть соседке добить надо, деньги, между прочим, заработаем, тебе же туфли новые купим». Таня очень обижалась на маму, но вида не показывала. Только однажды набралась смелости и спросила :
- Мама, почему ты Мишу любишь больше меня?
-С чего ты взяла, что больше?- мама остановила машинку, на которой вырисовывала очередной узор на чью-то скатерть, и грозно взглянула на дочь - это что к жизни тебя готовлю, учу тебя всему, на танцы хвостом вилять не пускаю, значит уже и не люблю, так что-ли по твоему? Таня была уже не рада, что спросила, вид у мамы был такой, что Таня ждала, что она сейчас чем-нибудь в нее запустит.
- Но Мишке можно все,- выдавила из себя Таня,- а меня ты даже не похвалишь, хоть я младше его и учусь лучше, -Таня почувствовала, что слезы навернулись на глаза. Предатели! Меньше всего на свете она хотела, что бы мама увидела ее слезы.
-Иди сюда,- ласково сказала мама. Таня медленно подошла к ней. Мама протянула руки к ее лицу. Теплые мамины ладошки нежно легли на ее щеки, она увидела, что глаза у мамы глаза тоже  стали влажными.
- Послушай, меня, девочка, я очень тебя люблю, и боюсь за тебя, и спешу научить тебя жить, понимаешь, самостоятельно жить. Вот там, - она показала на окно, - тебя жалеть ни кто не будет, по головке ни кто не погладит, вот там тебе достанется в хвост и в гриву, если ты ни чего не будешь уметь делать. За окном   была видна длинная извилистая дорога, уходящая далеко за горизонт, за которым -город, другая жизнь, вожделенная, свободная. Таня , как и все ее подружки, уже давно мечтала о том, как уедет из деревни в город  по этой самой дороге. Уедет от огорода, от коровы, от дров, сена, таскания воды, непролазной грязи на дорогах, из-за которой шесть месяцев в году приходилось ходить в резиновых сапогах,   и наконец, от вечно недовольной мамы с ее вечными заданиями, переделать которые было невозможно. Уедет и докажет всем, особенно маме, что она Таня Полякова может сама многого добиться в жизни, может жить самостоятельно, прекрасно жить на зависть окружающим и на гордость родителям, особенно мамы. Ей так хотелось, что бы мама  признала в ней личность, взрослого самостоятельного человека, и что бы однажды мама искренне похвалила ее.
-Но, мама, Мишка, он ни чем не лучше меня, а ты его даже не ругаешь и отпускаешь гулять, даже если уроки не сделаны,- обиженно произнесла Таня.
-А что Мишка, - мама ласково смотрела на нее. -Запомни, доченька, мужикам на свете легче живется. Это ты будешь дом обустраивать, уют, чистоту поддерживать. Это ты будешь детей воспитывать, уму-разуму их учить. Кормить, обшивать, обвязывать - ты будешь всех своих домочадцев. И за мужем смотреть, чтобы ухожен был, обстиран, накрахмален, в общем, сыт, пьян и нос в табаке, понимаешь!- мама улыбнулась.
- Мама, но ведь папа тебе помогает во всем, я себе мужа такого же найду, как папа,- Таня была необыкновенно рада, что мама разговорилась с ней, да еще про что - про мужа, про семью, невероятно!
-Папа - конечно, молодец! А благодаря кому он молодцом-то стал? Он же у нас, того, блаженный. Его ведь как воспитали: что бог даст, то и ладно. Он же вырос среди богомольцев. А я тебе так скажу: бог то бог, да сам не будь плох. Пока не потопаешь, путем не полопаешь, милая моя, и уповать на манну небесную не надо, с неба только мухи белые сыпятся, а ими сыт не будешь. На себя надейся, девочка моя, только на себя. Работать надо и понятия про жизнь иметь правильные.  Мы же поженились,  он не знал, где чисто, где погано ведро: мог в одном ведре питьевую воду носить в нем же потом и Маньке комбикорм замешивать. Не знал, что разуваться надо, когда в дом зашел, что печку белить надо, не раз в год, а так, что бы еще видно было, что она вообще беленая. Его мать, бабушка твоя, рано умерла, ему семь лет только было. А мужик есть мужик, нашел себе бабенку такую же набожную, вот они с ней лоб и разбивали у образов, где ж было ей детей чему- то научить, у нее своих четверо было. Что курить в доме нельзя- сенки для этого есть. Что женатому не пристало по ночам по пивнушкам шляться, а домой надо идти к жене, к детям, и чтоб жена с ума не сходила, где он и что с ним.  Он у нас конечно, работяга. Он горы свернуть может, это так, дом вон наш сам построил, на зависть всем, ну а направлял его кто по-твоему? Вот, ваша мать!  Если тебе порассказывать, сколько я трудов положила, чтобы папа стал таким, какой он есть! Они с войны то знаешь, какие поприходили – свободные, ни кто им не указ, герои как ни как. Ни в какие ворота их не загонишь. И папа твой не исключение.   Мужика себе хорошего самой делать  надо и детей самой воспитывать надо, чтобы не выросли лодырями. А Мишка наш не лодырь, он видишь за отцом как тянется. Конечно, работы у мужиков в быту в семье гораздо меньше, чем у нас у женщин. И потом Мишка сейчас школу кончит и в ружье - в военное училище. Там, не переживай, научат всему, чему мать с отцом не научили. Она тяжело вздохнула,- А может, не приведи господи, ему еще на войну придется. Кто знает. Так что ты не смотри, Таня, и не думай, что ему легче будет. А тебе вот надо будет юбку или платье, а денег купить нет, возьмешь ткань и сошьешь, да не как у всех из магазина черти что, а красиво под свою фигуру, вспомнишь мать и спасибо скажешь. Хотя, дождешься от вас спасибо,- мама снова повернулась к машинке, показывая, что разговор окончен. Тане еще хотелось поговорить с мамой, но она  не осмелилась продолжить разговор. Тем не менее, на душе у нее стало легко: « Мама меня любит! Просто это такая любовь,- сказала она себе. Главное- что она меня любит!» Таня была счастлива. Но мечта уехать из деревни и начать самостоятельную жизнь оставалась самой заветной, она давала сил, помогала преодолевать все трудности и неприятности.
Прошло немного лет и старенький автобус увез Таню навстречу ее мечте по той самой   извилистой  дороге, уходящей за горизонт. 

   В самом конце мая у Татьяны родилась девочка. Здоровый, крупный ребенок  четыре килограмма двести граммов. Татьяна чуть не умерла при родах. «Куда ж ты ее так раскормила»,- сетовала акушерка. Сама как  пигалица, а  такую девку принесла крупнющую.  Не скоро встанешь. Зови родных. Одна не справишься».
 Подружка Полина, которая жила с Татьяной в одной комнате в общежитии и работала вместе с ней на заводе, отбила телеграмму в деревню Таниным родителям: «Приезжайте. Татьяна родила дочь. Сама плохая». Отец и мать приехали сразу, едва получив телеграмму. Мама плакала всю дорогу.
-Я знала старый, что ты что-то скрываешь от меня. Вот сердце чуяло- беда с Танькой . Что молчали, секреты у вас от матери, видишь, что натворили.  Вот теперь мать все и расхлебывать должна. Поделом мне дуре. Доверила тебе ребенка . «Пусть в люди выйдет»-  вышла?
-Ой, мать, не кори себя  давай решать что дальше делать будем . Худо Таньке – то, не справится одна. Отец сильно переживал, не спал толком, не ел, только одну за одной закручивал «козьи ножки» и курил, курил.
Девочку назвали Настенькой. Так решил дед. Через неделю Настю выписали из роддома, а Татьяна оставалась в больнице еще целый месяц. Родители забрали ребенка с собой в деревню. Мама  так рассудила:
-Молока у нее все одно с гулькин нос. А мы выкормим, у нас воздух, молочко свое. Да и мы с тобой дед еще не старые. Ничего вырастим. Вон у нас какая девка- красавица. Глазищи - то какие, у нас в роду таких  нет: в отца, наверное, паршивца эдакова.
 Через три месяца после рождения дочери Татьяна вернулась на работу. И в техникум. А Настя осталась жить с родителями в деревне. Теперь Татьяна часто приезжала в деревню. И дорога не казалась такой долгой. Как только суббота нерабочая мчалась  сломя голову. Нацелует Настенку, намилует, подарков привезет всяких. И снова в город на работу. Так и прошло пять лет. Пока не грянула беда. Сильно заболел отец Николай Михайлович. Сильный здоровый мужчина  пятидесяти шести лет от роду  стал таять на глазах и вскоре умер от рака легких. Врачи сказали, что это ему война легкие потрепала: было ранение , потом туберкулез приключился, а потом и рак.
-Не управлюсь я, дочь, одна и с домом и с ребенком. За ней вон глаз да глаз нужен.  Не смогу я долго без деда прожить. Забирай девчонку, вырастили с дедом тебе ее почти что до школы, теперь давай сама. Ты работаешь, ума, вроде набралась. Жить только надо решать, где будете с дитем - в общежитие нельзя, небось?
-Нельзя, мам. Но я что-нибудь придумаю. Ты лечись, не болей пожалуйста. Ты же у меня еще совсем молодая, мама! Татьяна  почувствовала такое непреодолимое желание прижаться к материнской груди, так как всегда прижималась к отцовской. Таня, всю свою жизнь мечтавшая сбежать от матери в город, теперь уже было приняла решение остаться с мамой в деревне,  что бы сказать маме все, что было не сказано, слышать каждый день мамин такой ласковый и родной голос, насладиться материнской заботой и любовью, которой ей так не хватало в детстве. Как было приятно чувствовать себя маленькой девочкой, маминой любимой дочкой!
 Почему мама не позволяла ей любить себя, почему держала ее на расстоянии, может она все-таки сама виновата в этом, она была не достаточно умна и трудолюбива  и не оправдывала маминых надежд? Таня часто спрашивала себя об этом, и все-таки решила, что если бы в детстве ей досталось немного больше материнского тепла, ее жизнь сложилась бы по другому, она не бросилась бы в объятия первому, кто приласкал и нежно прижал к себе, нашептывая на ушко ласковые слова. Уж ее то дочь, ее Настенька будет расти в безграничной материнской любви, и жизнь у нее будет счастливой, гораздо счастливей чем у нее. Вот ради чего она, Таня Полякова, теперь будет жить: ради счастья своей златокудрой маленькой принцессы! Поэтому, Татьяна  все же не осталась в деревне, она не хотела своей дочери такого же детства, которое было у нее. Она собрала Настины вещички и уехала с ней в город. 

Получить квартиру можно было  от завода. Но только надо было перейти на работу в  заводское жилхозяйство  дворником или уборщиком лестничных клеток. Там платили совсем мало, но жилье давали сразу и отработав десять лет оно переходило из заводского хозяйства работнику в безвременный найм. Татьяне пришлось так и поступить. Взяла себе на ставку три двора, шесть домов  подъезды подметать   и переехала с дочерью в маленькую, но все же отдельную однокомнатную квартиру. Мама умерла ровно через год после отца. Просто однажды утром не проснулась. Сердце остановилось. Брат приехал на похороны матери, к отцу не приезжал. Заграницей еще был, а тут его уже перевели в Ригу.
Татьяна родительский дом продавать не стала. Не смогла. Закрыла ставни, повесила на дверь амбарный  замок, попросила соседей приглядеть за домом, ключ им оставила и уехала.  В деревню приезжала после этого только один раз. Вымыла все в доме, выбелила, огород соседи засаживали картошкой, чтоб бурьян не рос. Хотела продать, но опять не смогла.
«Вот  уж точно заработаю квартиру, тогда продам. А так знаю, что у меня все-таки дом есть»,- решила она. Вот так и растила Настю одна. Замуж звали, не пошла. Вставала рано с рассветом и шла  мести дворы, потом ходила убирать подъезды. А вечерами шила, она так была благодарна маме, за эту науку. У ее маленькой девочки были самые лучшие платьица. Таких не купишь в магазине. В магазине все одинаковые, а у Настеньки все наряды сплошь эксклюзивные. Она ей шила шелковые костюмчики, кружевные платьица, плиссированные юбочки, и даже курточки и пальто. Были, конечно, и заказы от знакомых, за некоторые она бралась, если они были не слишком сложные и кропотливые, она не любила шить на заказ и делала это исключительно с целью дополнительного заработка, но обожала шить на дочь. Она мысли не могла допустить, чтобы ее девочка была хуже других одета или обута и из кожи вон лезла, чтобы та ни в чем не нуждалась. Она любила дочь больше жизни. Она  с умилением  смотрела в ее голубые глазки,  при этом часто у нее самой наворачивались  слезы, потому что видела в них того, кого полюбила однажды, неправильной, но очень сильной любовью.
  Татьяна ни когда, ни чего не рассказывала дочери об отце. Только однажды, сказала, что он был летчиком и погиб  в авиакатастрофе, отведя самолет от города в чистое поле. Усвоив эту мысль с раннего детства, Настя, впрочем, больше ни какими подробностями  и не   интересовалась, а если ее спрашивали про отца, то  пересказывала мамину легенду и даже немного гордилась своим героическим отцом: еще бы такое красивое слово «авиакатастрофа».
  -Мам, а может тебе на завод снова перейти ну мастером, например, там ведь платят хорошо, ну что у нас вечно нет денег. Я   сегодня на дискотеку пойду в Томкиных сапогах,- Настя, насупив брови, и принялась укладывать челку.
-Настенька, доченька, я перейду, конечно, вот еще годик поработаю и перейду, я же зашила тебе сапожки, по-моему, в них еще можно походить, а дочь?- Татьяна смотрела на дочь умоляющими  глазами. - Детка моя, потерпи, а сапожки мы купим. Вот я еще четыре подъезда взялась подметать,  так нам теперь полегче будет.
-Мамуль, но я же не в претензиях, я все понимаю, вообще законы у нас: ну кто это придумал, что надо десять лет в дворниках проработать, чтобы квартира стала твоей? Почему не пять не шесть, а именно десять, да еще за гроши. Ладно, мам, если хочешь я буду тебе помогать мести подъезды, буду правда - правда, мне все равно кто там что подумает.
-Анастасия, ты ни когда не будешь мести подъезды, ты будешь учиться, ты непременно поступишь в институт и будешь переводчиком: я для этого и работаю, и что бы эта квартира была твоя. Татьяна строго посмотрела на дочь и та поняла, что лучше с матерью не спорить. Тем более, что она назвала ее Анастасией, это означало, что мама злится.
-И не надо меня жалеть, поняла, знай свое дело учись, у тебя пока нет других забот. А сапоги мы, доча,  купим обязательно, -Татьяна прижала к себе дочь ,поцеловала ее в макушку. -Я всегда тебе говорила и сейчас повторяю, ты- моя маленькая принцесса, ты -моя любимая девочка с золотыми волосами. И все у тебя в жизни будет хорошо. И принц за тобой придет и жить ты будешь не так как я прожила свою жизнь. Но пока такой принц на горизонте не появился, на себя надейся, девочка, только на себя!
-Мамочка, милая я так тебя люблю! Я буду всегда с тобой. Когда я выйду замуж (она уже вспорхнула в мыслях на любимое белое  облако), то ты будешь жить со мной в большом доме. Я буду заниматься переводами, и преподавать немецкую литературу, у меня будет замечательный муж, сильный и смелый,  а ты будешь сидеть у камина в кресле-качалке  и читать внукам сказки Андерсена. Знаешь, сколько у тебя будет внуков: трое! Мальчик и две девочки- близняшки,  как Ксюша с Надей. Вот так. Так что готовься, мам!
Татьяна внимательно посмотрела на дочь, и, покачав головой, сказала:
-Господи, какое ты еще дите, и ни чему-то я тебя в жизни не научила.

 Глава 3

 В клубе было не протолкнуться, а в туалете  не продохнуть от дыма сигарет. Курили  все, это был своеобразный ритуал, перед началом дискотеки: молодые люди  непременно  заходили в тесный туалет, так как вошедших в клуб на улицу уже не выпускали,  и курили «Астру»  «Опал», «Родопи». У Тамары сегодня была пачка «Мальборо». О, какой это был эффект на окружающих! Настина  компания сразу стала на голову выше остальных курящих, во всяком случае, им самим так казалось. Оксана была в джинсах-банах. А Надя- ее зеркальное отражение, в джинсовой юбке. Оксана не курила, и постоянно ворчала на Надю и грозилась все рассказать маме. Тамара снова затмевала всех: она была в микровельветовых брюках, заправленных в сапоги-ботфорты. Мода в их  провинциальном городке на эту тему еще даже не пищала, а у Тамары все это уже было. Ее папа работал водителем - дальнобойщиком  и привозил из-за границы разные модные шмотки. Тамарка, будучи человеком не жадным,  давала поносить вещи  своим подругам. Благо у всех четверых был один размер. Так что на дискотеку Настя пришла в Томкиных сапогах, Оксана в Томкиных джинсах, а Надя в Томкиной джинсовой юбке. Девчонки производила  впечатление: четыре длинноногие длинноволосые красавицы всегда на дискотеке были в центре внимания.
«Токинги» были великолепны. Весь вечер крутили только их. Романтичные красавцы- мечта каждой девчонки. Томас Андерс казался пришельцем с другой планеты, так как для землянина он был неестественно  красив:  длинные черные волосы, томный взгляд великолепных карих  глаз, бронзовая кожа, ослепительная белозубая улыбка, чувственные  губы, отливающие металлическим блеском и нежный, умиротворяющий голос. Музыка  сопровождалась показом на большом экране клипа. Это был восторг!  Молодые люди были  разморены двухчасовым скаканьем  на танцполе, великолепным пением и оглушены  динамиками, дискотека подходила к концу. И, как всегда, в конце  диск-жокей объявил белый танец. Это была своего рода  кульминация дискотеки. Некоторые девчонки, не любительницы долгих скачек,  приходили специально под белый танец, в надежде пригласить приглянувшегося парня. А парни, которые еще не были столь романтичны в силу возраста или характера,  и белый танец был для них чем - то утомительным, наоборот, умудрялись незаметно удалиться с площадки. В общем, в этом всегда была своя интрига: удастся ли станцевать с тем, за кем наблюдала весь вечер, а может даже познакомиться поближе. В зале почти полностью погасили свет, народ стал расходиться: кто  подпирать стенку, кто в бар, но несколько парочек оставались танцевать.
Настя с девчонками стояли у самой сцены и зачарованно глядели на экран в предвкушении  медленного танца. Это было еще одной непременной интригой дискотеки, какой клип и какую музыку поставят на белый танец. Как правило диск- жокей всегда приятно удивлял публику, ставя под занавес самое лучшее, что удавалось раздобыть. И на сей раз  надежды девчонок  оправдались: на экране появился Джо Дассен. Красавец,  в ослепительно белом костюме,  томный взгляд его голубых глаз завораживал, а его бархатный голос и красивейшая песня с первых своих звуков пленили, кружили голову,  навивали сладкую тоску: 
Et si tu n'existais pas,
Dis-moi pourquoi j'existerais ?
Pour tra;ner dans un monde sans toi,
Sans espoir et sans regrets…


- Ну тебе сегодня как по заказу, то немцы, то французы!- улыбаясь сказала Тамара Насте,- а ты идти не хотела.
 Настя боковым зрением увидела, что к ним приближается какой-то парень в черном кожаном пиджаке. Он шел прямо на них уверенно, быстро. Одна рука в кармане брюк, на шее белый шарф. Он остановился прямо перед Настей, вынул руку из кармана , протянул к ней, и слегка наклонив голову сказал:
-Разрешите вас пригласить на танец, милая девушка!
 Тамара, Оксана и Надя стояли, раскрыв рты.
-Вообще – то -это белый танец, молодой человек, так что дамы приглашают кавалеров!- подбоченившись проиронизировала Тамара.
 -Ну так и приглашайте, я вам не мешаю! Так вы будете со мной танцевать, милая девушка? -повторил он вопрос Насте , при этом в его глазах мелькнул озорной огонек.
-Милая девушка, надо же! - девчонки хмыкнули и отошли от них в сторонку. Зал был полупустой.
Он взял ее за руку и отвел на середину зала.
 - Меня зовут Андрей, - сказал он.
- Настя,- тихо ответила она.
  Он был красив. Он был красив как…, нет, она не могла найти сравнения. Он был полной противоположностью всех ее кумиров с экрана.   Каштановые волнистые  волосы,  почти до плеч, выразительные  голубые глаза, нет даже не голубые, что-то между голубыми и зелеными, черные брови, тонкий прямой нос,  правильный подбородок. Его лицо было  красивым, слишком красивым для мужчины. У Насти мелькнуло в голове « да по нему Голливуд плачет!»  Вместе с тем он был  высокого роста, плечи широкие, руки сильные Он едва коснулся губами ее уха :
- Ну что потанцуем, златовласка?
   У нее перехватило дыхание. Он положил Настины руки себе на плечи, чуть притянул ее к себе за талию и она почувствовала запах его кожи и  едва уловимый запах одеколона.  Это очень взволновало ее. Он посмотрел ей в глаза, провел рукой по ее волосам  и поднес к губам, выбившийся из косы локон ее волос. У нее подкосились ноги. Тамаркины сапоги вдруг стали малы на три размера. Они медленно двигались под бархатный голос Джо Дассена.
-  Я тебя никогда здесь раньше не видела, Андрей, - сказала она, немного осмелев.
-  А я  здесь ни когда раньше и  не был. А вот сегодня зашел посмотреть, где пропадает моя младшая сестра. Сестру не нашел, зато  увидел тебя. Я весь вечер на тебя смотрел. Ты красивая. Ты, безусловно,  самое любимое творение природы! Тебе, наверное, часто это говорят, а, Насть?- улыбнулся он.
-Часто! - она тоже лукаво улыбнулась. - Знаешь, а ты тоже ничего. Она потрогала пальцами его бицепсы.
- Ну, это спорт! У тебя есть парень, Настя? – прямо спросил он.
-Нет. Но мне, в общем – то, сейчас не до парней: я скоро поступаю в институт. Много  готовлюсь, вот дискотека по субботам единственное развлечение. А остальное все учеба, учеба. А ты чем занимаешься, Андрей? – спросила она.
- Заканчиваю  техникум, и после защиты сразу  в ряды нашей доблестной армии. Так что гулять мне осталось недолго. И, похоже, я встретил девушку, которая будет писать мне письма и тем самым скрашивать мои суровые армейские будни! Он улыбнулся широкой доброй улыбкой. 
- Уж не меня ли ты имеешь ввиду?! - улыбнулась она в ответ.
- Тебя, конечно, Настенька!- он так нежно  сказал «Настенька», что у нее на миг перехватило дыхание. - Можно я провожу тебя домой? – спросил он.
-Проводи, только нас четверо, - она кивнула в сторону подруг,- Оксана, Надя, и Тома мы вместе!
-Четверо?  Ну ничего, в машину все войдут!
-Так ты на машине?!
- Да. Так что развезу твоих подружек прямо до подъезда, тем более, что двое из них точно живут вместе, - он улыбаясь кивнул на Надю и Оксану. -Надо же как похожи, как ты их различаешь?
-Легко, мы дружим с первого класса, они только внешне похожи, а так совершенно разные люди.
 - Надо будет научиться их различать, чтобы не попасть впросак, -весело сказал он. А вон та строгая девушка в модных сапогах, значит, Тамара.
-Тамара, и она  моя лучшая подруга!
-Надо будет поближе с ней познакомится.
-Зачем тебе поближе с ней знакомиться?- не поняла Настя. - Или по принципу скажи, кто твой друг!?…-она улыбаясь смотрела на него.
-Ну, в какой то степени! Знаешь, ужасно обидно, что у нас с тобой так мало времени.
 -Мало времени?
- Настенька, я ведь уже сказал, что через три месяца мне в армию, на два года. А я только сегодня познакомился с самой красивой девушкой на свете. Вот мне и обидно, что у меня мало времени, что бы  ей понравиться.
-А тебе хочется мне понравиться?

- В данный момент мне этого хочется больше всего,- нежно сказал он. Настя не могла понять, серьезно он говорит или шутит. Но ей было очень приятно говорить с ним. Приятно и легко.  Белый танец заканчивался, но ей безумно хотелось, чтобы музыка играла дольше, она несколько раз  смотрела на экран, мысленно умоляя Джо Дассена продолжать пение. Она отчетливо улавливала смысл песни, уроки французского не прошли даром, и тихонько повторяла про себя:
                «Если бы не было тебя
Скажи, зачем тогда  мне было жить?...»
 
Ей очень нравилось  танцевать с этим красивым парнем, который так неожиданно встретился на ее пути, и очень нравилось  чувствовать на своей спине его горячие сильные руки.

Глава 4
      Белая «Волга» стала часто появляться в школьном дворе, вызывая неутолимое любопытство и черно-белую  зависть  Настиных подруг и знакомых. После занятий Настя подходила к сверкающей белизной новенькой машине, садилась на переднее сиденье и молодой красивый парень, одарив ее поцелуем в щеку, увозил  домой в сопровождении изумленных взглядов одноклассников. На  дискотеки девчонки уже ходить перестали, близился к концу учебный год и все с напряжением готовились к выпускным экзаменам. Тамара готовилась в медицинское училище, чтобы в дальнейшем окончить институт и стать врачом, как ее мама. Сразу уезжать в областной  центр  и поступать в медицинский было нереально: конкурс доходил до десяти человек на место. А после училища можно было поступить по отдельному конкурсу. Тамаркина  мама,  Татьяна Викторовна, работала врачом акушером-гинекологом, и ее бабушка всю жизнь проработала фельдшером  в больнице, поэтому  естественно, что  Тамара Семенова должна была продолжить  династию медицинских работников, этот вопрос в семье был решен давным-давно и ни каким корректировкам не подлежал. Папа Тамары тоже закончил медицинский институт. Но много лет назад пересел на собственный «КАМАЗ» и занялся грузоперевозками, что являлось более прибыльным делом и благодаря которому семья жила более менее зажиточно.
Надя и Ксюша Полтавцевы, сестры-близнецы, мечтали стать учителями в начальных классах. Поэтому намеривались поступать  в педагогический институт. В принципе, к окончанию школы подруги уже знали, чем они будут заниматься в жизни, на кого учиться и кем в дальнейшем работать.
 О дружбе  Насти с Андреем, вскоре  стало известно Эмме Павловне. Она как-то попросила ее задержаться после урока:
- Настя, кто этот парень? - спросила она, продолжая проверять чью- то тетрадь.
-Какой парень, Эмма Павловна?- наивно спросила Настя.
-Так, не надо со мной паясничать! Я спрашиваю, кто этот парень, на фоне автомобиля которого, машина директора нашей школы кажется драндулетом,- учительница строго посмотрела на Настю. У той сразу перед глазами нарисовалась  картинка, как буквально вчера она садилась в машину к Андрею, а директор пытался завести припаркованную рядом старенькую «копейку».
- Это Андрей, Эмма Павловна, а причем здесь его машина? К тому же это  машина его отца…
-Так, стоп, я тебя не о том спрашиваю! Я спрашиваю, этот парень не мешает тебе готовиться к поступлению в институт? И я спрашиваю, ты не забыла, сколько сил мы с тобой затратили, чтобы ты стала  лингвистом?
 - Нет, он мне не мешает, Эмма Павловна, я готовлюсь. Мы просто дружим вот и все,- пролепетала она в ответ.
 - Просто дружим! - она нацелила на Настю свой сверлящий взгляд.- Смотри девочка, хоть ты и гордость школы, хоть ты и выиграла ни одну   олимпиаду по немецкому языку, любовь тебе сейчас ни к чему. Займись учебой, готовься к экзаменам, мой тебе совет! Помни о деле, которое должно стать твоим на всю жизнь. Эмма Павловна  была незамужней женщиной и у нее не было детей. В школе ее за глаза называли «синим чулком», а она сама иногда,  толи в шутку, то ли всерьез, сетовала на то, что из-за своей работы  не может выйти замуж. Что они, то есть ученики, так ей расшатали нервную систему, что  теперь  из-за скверного характера ее никто замуж не берет. «Завидует», -  подумала Настя и пропустила ее слова мимо ушей. Что может посоветовать старая дева, хоть и учительница.
Каждый вечер Андрей приезжал к ней домой. Они пили чай. Болтали о том, о сем. Им было очень хорошо вместе.   Татьяне  тоже нравился Андрей: вежливый, обходительный, из хорошей семьи. «Пусть дружат,- думала она, - тем более, что мальчику через пару месяцев в армию».  Девчонки по началу обижались на Настю, за то, что она практически перестала с ними общаться. Но вскоре все привыкли к мысли, что  она дружит с парнем и ей теперь не до подруг.

- Я не пойду к тебе домой, зачем это ты придумал знакомить меня с родителями? Я стесняюсь,- упиралась Настя, сердито надувая губки.
-Насть, мама тебя приглашает в гости  и папа тоже. Просто я им все уши прожужжал про тебя. Вот они и хотят  тебя увидеть. Ну пойдем, тебе что трудно сделать им приятное?- ласково настаивал Андрей.
-Да мне неудобно, ты понимаешь! Просто  мы с тобой знакомы- то всего один месяц, а ты уже  ведешь меня знакомиться к родителям.
-Ну, считай, что не просто знакомиться, а, я не знаю, чай попить с вареньем, у мамы очень вкусное варенье, не пожалеешь!
Они спорили в прихожей. При этом Андрей пытался надеть на нее пальто, а она его сбрасывала с плеч, он снова накидывал пальто, она снова сбрасывала. В конце концов, он резко прижал ее к себе и поцеловал прямо в губы по настоящему, первый раз со времени их знакомства. Это было так приятно: его теплые губы,  трепетное дыхание и сильные руки, сжимающие ее в нежном объятии. Она почувствовала, что краснеет и попыталась тихонько освободиться  из его объятий. Но он крепко держал ее в своих сильных руках. «Если бы он знал, что это первый настоящий поцелуй в моей жизни!», - думала она. Но  решила, что ни за что не скажет ему об этом, чтобы  не задавался.
-Тебе еще нужны какие-нибудь аргументы, чтобы познакомиться с моими родителями?- он нежно гладил ее волосы.- Пошли, а то сейчас опять поцелую!-  улыбнулся он.
-Андрей, ты любишь меня?- зачем-то спросила она и тут же ей стало неловко за этот вопрос.
-Я… конечно люблю! - Он смотрел на нее и улыбался краешком губ-. Как можно не любить такую красавицу. Она подумала: «Вот бы он спросил, люблю ли я его. Что сказать в ответ -не знаю. Но, боже, как оказывается приятно целоваться!»

Андрей жил вместе с родителями в большом доме на Сиреневой улице, на окраине города, вдали от городской суеты, выхлопных газов и чадящих заводских труб. Такие дома уже начали называть модным словом  «коттеджи», это были кирпичные, как правило, двухэтажные частные дома, со всеми удобствами и участком земли.  Коттеджи завод строил для своих  работников: руководителей и заслуженных ветеранов производства. Папа Андрея,  Николай Степанович Горский,  работал главным инженером на машиностроительном заводе .
 Настя ни когда раньше не бывала в таком доме. Обширная усадьба, с  березами и  соснами, огорожена высоким забором из белого штакетника, все выглядело так, будто взяли участок девственного леса, загородили, и построили дом.  Недалеко от дома располагалась белая беседка с куполообразной крышей синего цвета.  Дом поразил ее: высокий, белый   с двумя колоннами у входа, мансардой и маленьким балкончиком, большими светлыми окнами. Перед домом  росли красавицы ели, зелено-голубого цвета, Настя посчитала – восемь- по четыре с каждой стороны. « И здесь они живут втроем,- подумала Настя,- ничего себе! Где я такое видела? В каком-то кино,  в жизни точно не видела». Они вошли в дом, Насте чувствовала некоторую робость и вместе с тем непреодолимое любопытство. Ее подруга Тамара жила с родителями в трехкомнатной квартире, где у Тамары была своя комната и Насте всегда казалось невозможной роскошью иметь собственную комнату, а здесь одна гостиная, в которую они вошли с Андреем, была размером с целую Томкину квартиру. В гостиной большие окна, одетые в голубые портьеры из легкого шелка, обрамленные ламбрекенами из такого же цвета, но из более плотной ткани,  резные двери с  разноцветными витражами, высокий потолок с причудливой лепниной по периметру, в центре переливалась разноцветными гранями хрустальных подвесок шикарная люстра.  Винтовая лестница уходила на второй этаж, Насте очень хотелось увидеть, что же там наверху. Стены украшали  картины в позолоченных  витиеватых рамках. Настя обратила внимание, что на картинах изображены в основном горные пейзажи, поэтому они  создавали голубой фон в гостиной. Насте сразу бросилась в глаза ослепительная чистота и порядок. Они с мамой тоже постоянно, что -то драили, убирали дома, но тут все было словно нарисовано на картинке. И простор, Боже как здесь было просторно и уютно! Настя, пытаясь не показывать явного любопытства, разглядывала гостиную. « Да, живут же люди! », - подумала  она, на секунду вспорхнув на свое любимое облако, представила, что это она с мамой  живет в этом  красивом огромном доме, с белой оградой, стройными березами и  роскошными елями.   

 Папа Андрея, добродушный веселый мужчина, Насте сразу понравился. Удивительно, но Андрей совсем не походил на отца. Отец был невысокого роста, чуть полноватый, круглолицый,  с солидной лысиной. Он сразу распахнул  Насте  свои объятия, приглашая в дом, и его лицо  сияло широкой простодушной улыбкой.
- Ну, здравствуйте, голубушка, проходите милая, мы вас уже заждались!- радостно сказал он.  Андрейка, давай, давай, приглашай гостью,- суетился он возле Насти. Помог  ей снять пальто, аккуратно повесил его в шкаф на плечики. – Леночка! они наконец-то пришли, иди, встречай детей, дорогая!- кричал он, глядя  куда-то наверх. –Проходите, дети, прямо к столу, проходите, тепло там сегодня не замерзли?
–Пап, мы ж на машине, конечно тепло, -ответил Андрей.
 –Леночка, дорогая, спускайся, - снова воззвал он куда-то наверх. По ступенькам винтовой лестницы спускалась высокая, стройная, очень красивая женщина. Она шла медленно, немного тянула носки на балетный манер, и слегка прищурясь, смотрела на Настю. Длинные каштановые волосы были аккуратно зачесаны назад и подобраны  белой лентой. Выразительные синие- зеленые  глаза смотрели внимательно, словно тщательно изучали любой предмет, на который падал ее взгляд. Она была одета в светлый брючный костюм, который прекрасно подчеркивал ее стройную фигуру. На ногах бежевые домашние туфельки на маленьком каблучке, украшенные пуховыми помпонами. Ее лицо, казалось, не выражало ни каких эмоций. Она была спокойна, даже несколько  холода, и показалась Насте очень строгой. 
« Прямо снежная королева!»- подумала Настя с восхищением и некоторой робостью разглядывая мать Андрея.
- Мам, познакомься, это  Настя! Настя, это мама, - сказал Андрей.
Она остановилась напротив Насти, и слегка наклонив голову, сказала:
- Здравствуйте, Настя. Рада вас видеть в нашем доме. Мы с мужем много слышали о вас.
Меня зовут Элеонора Фридриховна. Но можно называть Елена Федоровна.
- Очень приятно,- вежливо, но довольно робко  ответила Настя, она чувствовала себя школьницей, которую сейчас вызовут к доске, и поставят двойку за невыученный урок.
От Андрея Настя уже знала, что его мама, Элеонора Фридриховна, в девичестве Майер, по национальности немка. Ее семья была депортирована из Поволжья  в Сибирь перед началом  второй мировой войны. Андрей говорил, что его мама довольно хорошо говорит по-немецки. Насте  вдруг очень захотелось понравиться этой гордой красивой гордой женщине.
Посредине гостиной на красивом светло-зеленом ковре стоял белый овальный  стол, накрытый накрахмаленной ослепительно белой скатертью с выбитыми по краям узорами, такими же светло-зелеными, в тон ковра, на столе чайный сервис. Маленькие чашечки стояли на блюдечках и сверкали пузатенькими боками от падающих на них солнечных лучей. «Боже!- подумала Настя,- а я Андрею чай наливаю в  синюю  треснувшую кружку. Позор!»
-Ну, что давайте за знакомство выпьем, как говориться по рюмочке чаю! Отец, потирая ладошки, пригласил всех к столу. Насте  безумно хотелось обойти этот красивый дом посмотреть все комнаты, любопытство распирало ее, и она удивлялась, почему ей не предложили осмотреть дом, но тут же сама себе ответила, что всему свое время, и надо помнить о приличии и не выказывать излишнего любопытства. К тому же Елена Федоровна не сводила от нее своих пронзительных глаз, изучала ли, оценивала ли, она не могла понять. Ей было неловко под этим взглядом, вихрь мыслей пронесся в голове: то ли платье она одела, если учесть что мама Андрея дома не в халате и тапочках, а в костюме и туфельках, от которых Настя не могла оторвать глаз. Хорошо ли подобрала свою косу: может надо было плести ее не так туго и не сворачивать вдвое, что бы поразить Елену Федоровну, может не надо было глаза так ярко красить, она вон почти без макияжа, только тоненькая линия черным карандашом над веком и нежная розовая помада.
-  Настя, Андрюша,  давайте пить чай!-  улыбнулась Елена Федоровна.
- Леночка, но что сразу чай- Николай Степанович улыбаясь, смотрел на Настю, словно искал у нее поддержки,- чай успеем, за знакомство сначала, коньячок армянский рекомендую, пять звездочек, салатики закусочки мы тут с матерью наготовили, Андрюша, угощай гостью!
-Настя, а тебе коньяк то можно уже, сколько тебе лет, детка?- спросила Елена Федоровна.
-Мам, Насте можно уже, но только одну за знакомство,- вмешался Андрей.
-Так я же и предложил за знакомство,- ну давайте ребятишки,- Николай Степанович опустошил свою стопку, закусил ломтиком лимона. -Ух, хорошо! Его примеру последовали остальные. 
-Настенька,  Андрей говорил, что Вы хотите стать лингвистом.  Это большая редкость в наше время. Сейчас все хотят стать инженерами, конструкторами, вот наш Андрюша сразу в институт не пошел, но после армии непременно будет поступать в политехнический и будет инженером, как папа. А почему  Вы хотите изучать языки?
- Пожалуйста, Елена Федоровна, говорите мне ты, а то мне как-то неловко,- улыбнулась ей в ответ Настя. Я хочу изучать немецкий язык,  чтобы переводить  литературу, в том числе и специальную и преподавать, может даже в нашей школе. А может быть в институте. Не решила еще. А еще я мечтаю побывать в Германии увидеть Дрезденскую галерею, Трептов парк, походить по Унтер ден Линден,  побывать на родине Гете. Студентов, лучших конечно, часто отправляют на практику в ГДР. Надеюсь, что буду лучшей и меня отправят тоже!- сказала она, откусив шоколадное пирожное.
-Ой, как вкусно!- восхитилась она.
-Это мамина собственноручное творение, Настя! - сказал Андрей.- Мамочка, пирог  получился,  как всегда, высший класс!
-Спасибо, милый! - сказала Елена Федоровна. Настя  поняла, откуда у Андрея  взялось это «милая девушка». Он был очень похож на мать и внешне и манерами.

- Удивительно, моя дорогая, но мы с вами, то есть с тобой, мечтаем об одном и том же. Но у меня – это зов крови, а у тебя, откуда такие мысли побывать в Германии? – изумленно спросила Елена Федоровна.
-Не знаю, просто нравиться язык, нравиться переводить, говорят, у меня способности. Жалко будет, если пропадут зря.
-Вот нашлись родственные души!- весело сказал Николай Степанович.- Смотри, сынок, у матери появилась единомышленница. Ну, может когда – нибудь,  отправим их под эти,  как их – унтерлинды! Вот лично я  не понимаю тех, кто сейчас уезжает. Я здесь родился, здесь, как говориться и сгодился. Так, посмотреть, как они там живут, еще согласен. Но жить - нет ни за что. Правда, сына, не поедем!
-Нет, батя, мы от родины никуда, она как мать родная -  одна на всю жизнь!
 Мам, представляешь, Настя сейчас «Фауста» читает на немецком,- сказал Андрей.
-Да что ты, милая, это же удивительно трудно, ты настолько владеешь языком? -еще больше  изумилась Елена Федоровна.
- Честно говоря,  словарь всегда конечно рядом, хотя вы правы перевод достаточно трудный, зато это безумно интересное занятие!
-А где ты взяла эту книгу, еще и на немецком?- удивленно спросила Елена Федоровна.
-Учительница дала - Эмма Павловна.
-Знаешь, я могу предложить тебе «Фауста» на русском, в переводе Пастернака.
-Вот здорово, я буду очень рада!- воскликнула Настя. -Знаете, переводить стихи само по себе не легко, а в «Фаусте» изобилие фразеологизмов, библейских персонажей, сложных речевых оборотов, я иногда переведу дословно строку, и понимаю, что получился бессмысленный  набор слов. Вот тут и начинается самое интересное, выстроить перевод так, что бы не исказить смысл произведения, и счастье, если удается еще и срифмовать перевод!
 Все за столом с неподдельным интересом слушали Настю.
- Настя, а ты можешь на память нам что-то прочесть из Фауста?- спросила Елена Федоровна.
- Мам, ну ты даешь!- улыбнулся Андрей и с тревогой посмотрел на Настю. Она же, гордо приподняв подбородок, выдержала небольшую паузу и стала тихо читать по-немецки:
                Я молода, я молода
                И умираю так нежданно.
                То был моей красы расцвет,
                Она меня и погубила.
                Со мной был милый, ныне нет.
                Опал венок, увял букет.
                Не жми меня с такою силой,
                А лучше б от могилы спас!
                Я зла тебе не причинила,
                Тебя я вижу в первый раз…
Этот отрывок пришел не случайно ей на ум: накануне  Настя долго билась над его переводом, а поняв смысл долго плакала, от жалости к бедной Маргарите, обманутой Фаустом и погубившей их ребенка.
- Поразительно, ты действительно прекрасно владеешь языком!- изумленно сказала Елена Федоровна,- молодец! Я удивлена, приятно удивлена. Настя же сияла от счастья, как быстро ей удалось добиться расположения мамы Андрея, которая сначала показалась ей холодной и строгой.
- А как вы познакомились, ребята? -спросила Елена Федоровна.
- Мы, на дискотеке, - выпалила Настя.
-На дискотеке? Милый, с каких пор ты ходишь на дискотеки?!- мать вопросительно смотрела на сына.
-Мам, ты же знаешь, не хожу я на дискотеки, а в тот день зашел, Маринку искал,- спокойно ответил Андрей
-А, понятно, она у нас любит шумные мероприятия, так там ты и встретил Настю, да? Настенька, ты любишь танцевать?- Настя почувствовала легкую иронию в ее словах.
-Да, очень, а что в этом плохого?- не понимала Настя.
-Нет-нет, ни чего плохого, только музыка там какая-то примитивная, кого сейчас крутят? держу пари Сиси Кейч или Модерн Токинг. Настя была ошарашена, и не знала, что ответить, потому что она считала этих звезд зарубежной эстрады кумирами и эталонами музыки и стиля.
- Не знаю, молодежи нравиться,- пожала плечами Настя.
- Так я не ошиблась!- засмеялась Елена Федоровна,- отец, мы с тобой уже выходит не молодежь, потому что нам не нравиться. Настя хотела было спросить, какая музыка нравиться родителям Андрея, но прикусила язык, испугавшись, что музыка, которая  нравиться им, может быть лично ей даже не знакома.
-Ну, да бог с ней, с дискотекой, ребятки, ешьте, пейте, Андрейка, налегай на торт, в армии такого не увидишь!- заключил Николай Степанович, радостно опрокинув очередную стопку с коньяком.
-Отец, ну что о нас Настя подумает, ты хоть паузы выдерживай, - Елена Федоровна не сердилась, нет, она ласково, хотя и немного укоризненно говорила это на мужу.
Родители Андрея выглядели очень молодо, несмотря на возраст. Матери было сорок семь лет, отец двумя годами младше.  Андрей - их единственный  и бесконечно обожаемый ими сын. Это было видно по тому, как они смотрят на него, как говорят, как то и дело невзначай дотрагиваются до него, нежно, ласково. Сестру в клубе Андрей искал, как выяснилось,  двоюродную. Насте было удивительно тепло и уютно в этой семье. «Почему я идти не хотела? Хорошо, что Андрей меня уговорил», -  Насте вспомнился способ каким он ее уговорил. Она нежно посмотрела на Андрея и поняла, что его мама перехвалила этот взгляд. Ей стало неловко. И еще. Настя боялась, что сейчас ее спросят, кто ее родители, ну про папу ясно, что сказать, а про маму что:
 « она убирает подъезды». Она ждала этого вопроса и лихорадочно придумывала, что сказать. Может соврать, что мама инженер, или портниха. «Вот точно, скажу что портниха, ведь  она и в правду классно шьет и этим зарабатывает нам на  жизнь»,- Настя облегченно вздохнула.
-Настенька, ты конечно же, будешь писать Андрюше в армию?- спросила Елена Федоровна.
-Только не на немецком, пожалуйста! – засмеявшись, сказал Андрей. Мам, пап, спасибо за чай. Мы пойдем наверх, в мою комнату.- Елена Федоровна вопросительно посмотрела на сына. - Ну, должен же  я показать Насте  свою комнату! Вопроса, которого  она боялась, не последовало, наверное, Андрей уже все рассказал, ведь он то знает, кем работает мама,- решила она. Они поднялись по деревянной винтовой лестнице на второй этаж. И как только скрылись с глаз родителей Андрей крепко обнял ее и  нежно поцеловал.
-Какая ты сладкая, так бы и съел тебя,- шепнул он на ухо.
-Это не я сладкая, это мамины пирожные, улыбнувшись,- сказала она. А не слишком ли вы много позволяете себе, молодой человек?
-Боюсь, что слишком. Знала бы ты как я хочу позволить себе еще больше . Он серьезно посмотрел ей в глаза и через секунду снова заулыбался. -Ладно, пойдем, покажу тебе свою берлогу.
Берлогой была просторная светлая комната с маленьким балкончиком. Настя еще с улицы обратила внимание на этот балкончик с точеными белыми балясинами на старинный манер. Она вспомнила, что такой же балкончик был на рисунке в ее книжке про Златовласку: молодая принцесса каждое утро расчесывала свои золотые волосы, стоя на этом балкончике и напевала красивую песню о любви. У окна стоял телевизор, какая-то аппаратура, магнитофон. На кресле лежали наушники. Гитара висела на стене. Софа была развернута и накрыта пледом. На полу – огромная шкура медведя с головой  с оскалившимися зубами. На стене большой портрет  Андрея, нарисованный методом  выжиганием по дереву, удивительно красивый и точный портрет, больше похожий на большую фотографию.
- Кто тебя так нарисовал, Андрей?- Настя восхищенно рассматривала портрет.
- Нравиться? Это мой друг Толик смастерил, ты его знаешь.
- Да ну?! Толик, но это же мастерская работа, он просто молодец!
-Да, у него талант!
-Но вешать свой портрет на стену - признак большой любви к самому себе, ты случайно не нарцисс, Андрюша?!- засмеялась она.
- Знаешь, это самое безобидное место, которое я нашел для него. Толян мне его подарил на день рождения, на восемнадцать лет, то есть в прошлом году. Так мама сначала повесила его внизу в гостиной, и кто бы не заходил в дом начинали ахать, охать,  вот я и  повесил его сюда. В мою комнату редко кто заходит, только друзья, и вот теперь ты, Настена.
-Ни чего себе, это что настоящий медведь?- спросила Настя, гладя ладошкой зубастую голову зверя.
-Да, это папин трофей. Он у меня заядлый охотник.
-А ты?
-Я нет .Не выношу когда убивают животных.
Он включил магнитофон. Нежные женские голоса  пели: « Безумный мир  сделал все не так,  но я верю в то, что сегодня я увижу тебя опять, хотя бы на миг..»
-Кто это поет?
-Это новая группа «Мираж» называется. Я достал  их первый альбом, послушаем?
Он обнял ее за талию и они стали медленно танцевать, все ближе и ближе прижимаясь друг к другу.
-Знаешь, я всегда хотел в армию, а сейчас вот не хочу. С тобой надолго расставаться не хочу. Как ты тут без меня останешься? Кошмар, как подумаю, что кто-то другой будет тебя целовать,- с тоской сказал он.
- Не будет. Я обещаю! Как говорится: обещаю ждать и письма писать мелким почерком! -улыбнулась она.
-Ну смотри, ловлю на слове! -он нежно обнимал ее в танце. «Боже мой, как я жила без него, чем занималась, как я буду жить, когда он уедет? -промелькнуло в голове. Но она быстро отмела эти мысли, ведь сейчас он рядом, и у нас еще целых два месяца!»
-У тебя такие хорошие родители, Андрей. Правда, мама немного строгая. Как ты думаешь, я ей понравилась?
-Конечно, и даже очень! Я тебе точно говорю,- Андрей смотрел на нее ласково и такое тепло и нежность излучал  его взгляд, такими родными  стали его красивые сине-зеленые  глаза, что она впервые почувствовала, что для нее  ни чего на свете нет дороже этих глаз.