Почтовые страсти

            Нужен был конверт. Самый обыкновенный для отправки письма. А ещё ящик, в который бросают эти самые письма. Направился к ближайшему почтовому отделению в нашем микрорайоне, надеясь найти там и первое, и второе.
            Жёлтый ящик обнаружил на стене у самого входа, когда преодолевал оббитые, словно обгрызенные миллионами ног, ступеньки. Давно не чищенные, они заросли льдом, явив собой полосу препятствий, которую даже такой прыткий, как я, осилил с трудом. Пара не состоявшихся попыток падения, и я у двери. Бедный ящик! Юные половые активисты исписали его вдоль и поперёк из баллончиков всякими там «факами» и «рэпами», мать их.… Уже не говорю о следах поджога.
             Дверная ручка держится на честном слове и всё норовит остаться в руках. Открываемая дверь заскрипела, задребезжала кусками стекла, пропуская сквозь широкие щели студёные потоки зимы. Постоянно ломающийся замок ощетинился гвоздями, цепляет каждого проходящего за одежду в области кармана, будто заглядывает туда и просит подаяние на собственное содержание.
            Внутри тот же собачий холод, только без ветра. Высшей степени убогость во всём: обшарпанные стены, облезлая краска, торчащие провода, выбитый ямами пол. Для желающих присесть покосившийся стол и пара ободранных стульев без спинок. Под потолком одинокая лампочка с остатками плафона, пытающаяся донести свет сквозь осевшую многолетнюю пыль. Давно, лет двадцать назад, всё это я видел ещё в приличном состоянии. За прошедшие годы ничего не прибавилось, только ухудшилось.
            Очередь, изогнувшись змеёй несколько раз, заканчивалась у самого входа. Стоящие в конце терпеливо ждали, зевали и выпускали пар. Они только недавно присоединились к этой группе несчастных.
           Те, что были ближе к прилавку, суетились и явно нервничали. Сказывалось многочасовое безрезультативное ожидание, накалившее нервы до предела. На мою просьбу купить один конверт они рявкнули так, что я, не возражая, ретировался в конец очереди.
             – Да что же это такое! – возмущался мужчина, стоявший первым. – Уже битый час тут околачиваюсь, и всё без толку! Никак не могу посылку получить!
            Он периодически поворачивался к очереди и, в подтверждение сказанного, сотрясал зажатым в руке почтовым приглашением.
          – Она, наверное, не слышит или просто не хочет нас слышать! – подливала масла во всеобщий огонь возмущения стоявшая второй женщина.
             – Как это говорится – плевала на нас с высокой горки, ¬– солидарно подытожил третий.
             – Это точно! – посыпались со всех сторон возгласы возмущения. – Сюда как не зайдёшь, вечно километровая очередь, и отпускают по чайной ложке в час. А в последнее время так обленились, что уже вообще ничего не хотят делать!
            Страсти то накалялись, то немного утихали, а затем нарастали с новой силой, заражая остальных, и были обращены туда, за перегородку. Но в ответ никакой реакции, будто там и вовсе никого нет.
            Ради любопытства я покинул очередь и заглянул за плечи впереди стоящих. А там тётечка преклонных лет, сидит, как заворожённая, и смотрит широко открытыми глазами в монитор компьютера. Смотрит, долго смотрит, а потом, осмелившись, быстро нажала пальцем клавишу. Словно ошпаренная отдёрнула руку. Ещё сильнее округлила глаза от содеянного, вроде увидала какую-то диковинку. Удивлённо подняла вверх выщипанные брови и скривила ярко накрашенные губы, изобразив на лице выражение: «И чёрт его знает, что я такое сделала!».
             Все возмущения, упрёки и оскорбления ожидающих сыплются на её голову горохом, но отскакивают, словно от стены. Она их просто не слышит, так как осваивает новый и доселе незнакомый для неё предмет – компьютер. По всему было видно, что соприкасается с этой штукой от силы второй раз в жизни. Первый не считается, так как то было знакомство на расстоянии. Новое всегда пугает своей таинственностью, поэтому тётя ведёт себя очень и очень осторожно, словно пиротехник с бомбой.
           Что-то нажмёт, отпрянет на спинку стула и смотрит испуганно на монитор, а потом долго-долго соображает, что же делать дальше. Картина не для слабонервных из очереди. Естественно, что они, глядя на этот ликбез, беснуются и «мечут икру» по ту сторону прилавка. Он уже бедный скрипит от навалившихся тел. Но тётю ни словами, ни стуками не прошибёшь. Она, отключившись от всего мира, продолжает осваивать компьютерную грамоту. Наконец, что-то не то нажала, глубоко вздохнула от досады, отсела в сторону и принялась звать на помощь:
            – Любовь Михайловна! Люба! Подойди ко мне!
             Никто не появляется. Очередь напряглась в ожидании.
              Самый первый заорал:
             – Так вы будете меня отпускать или нет?! Отдайте мою посылку, и я уйду, чтобы глаза мои вас больше не видели!
            Так как делать уже было нечего, тётя переключилась на мужика:
           – Да успокойтесь вы, мужчина! Разве не видите – компьютер завис. А я пока предыдущего посетителя не занесу, обслуживать не буду.
          – Эх, едрит-мадрит, – закачал головой мужчина, – поразводили тут, понимаешь, бюрократию. Раньше одну бумажку от руки заполнила, деньги взяла и до свидания. Минута делов! А сейчас…
             «Друзья по несчастью» из очереди живо включились в разговор:
             – А сейчас всеобщая компьютеризация. Всё должно быть цивильно, как в Европе. Раз уж просимся туда, то всё должно быть, как у них.
           – Лучше бы вместо компьютеров ремонт в помещении сделали, как у них.… И кто просится? Мы что ли? Эти вон, мордатые, что по телевизору в Раде заседают, да воры-бизнесмены. Им в Европу ой как хочется, а нас кто спрашивал? Скупят там весь мусор и здесь нам в три дорога продадут. Вот и будем отхожим местом для Европы.
           – А мой с этим компьютером, как наркоман. Из школы приходит и сразу к нему. И так до самой ночи. Хоть бери и выбрасывай из окна проклятую технику. И что я только не делала, что не говорила! Всё впустую. Уроки не учит, здоровья нет, на улицу не выгонишь. Досиделся, что уже и голова болит, и жуткий сколиоз, и слепой, как крот.
            – Толку их на улицу выгонять. Я своего оторвал от компьютера, погнал на улицу. Думал, как я в детстве – ну, там хоккей-футбол погоняет. А он мерзавец в интернет-клуб побежал и опять за своё. Деньги, что на еду даём, все туда спускает.
             Наконец из служебного помещения выплыла упитанная молодуха. В одной руке кружка чая, в другой большущий бутерброд. Очередь зашумела, оживилась надеждой на скорейшее освобождение, замахала руками, тыча ей навстречу всякими почтовыми бумажками.
           Но не тут то было. Она, не обращая внимания на страждущих, направляется к коллеге.
            – Ой, Люба, выручай. Я тут чего-то нажала, а оно вылезло не то …
Люба, жуя и прихлёбывая, молча смотрит на монитор.
            – Петровна, я ж вам говорила эту кнопку не нажимать. Мышкой больше работайте, хакерша вы наша. А теперь вот что делать?
                Отложив в сторону кружку с бутербродом, толстыми, как сардельки, пальчиками Люба пытается исправить положение.
           Петровна сокрушается:
          – Вот навалили на мою голову заботу. Ты скажи, оно мне надо на старости лет облучаться под етим компьютером. Валька молодая и шустрая была, так нет же, уволилась, не захотела за ети копейки работать. Теперь мне учись, а мне ето надо, ты скажи?!
         Наладив компьютер и прихватив свой завтрак, Люба направляется в подсобку.
          – Девушка, женщина, как вас там, Люба! – посетители на все лады пытаются её остановить. – Так мне бы…, у меня тут…, а как бы…
            – Я не на раздаче, у меня сортировка, – отмахнулась, не глядя, от всех магической фразой и скрылась в дверном проёме.
           Публика замолчала, переваривая сказанное. Первым не выдержал самый первый. Распалившийся не на шутку мужик перегнулся через деревянный борт, и, почти дотянувшись рукой до «хакерши», заорал:
          – Где моя посылка!!!
           – Ну, вот что вы мне сейчас тут тычете? – невозмутимо и медленно, словно обкуренная, спрашивает Петровна. – Сначала надо квитанцию заполнить: фамилию, адрес, паспортные данные, а уж потом требовать. Заполняйте, пока я занята.
           Мужик выпучил глаза на квитанцию:
           – Так бы сразу и объяснила! Откуда я знаю, что надо заполнять. Я чё тут кажный день посылки получаю? А чем же тут, где же эта…?
           Он судорожно шарит по прилавку, ища традиционно-привязанную авторучку. Потянул на себя замызганный шнурочек, но его конец оказался пуст.
            На его безуспешные потуги, хакерша Петровна только ухмыльнулась:
               – У нас тут что – канцтовары? Бумаги не хватает, а вы думаете, мы тут ручки раздаём. Скоро со своей бумагой приходить будете. Социализм давно закончился, отвыкать пора. Очередь протянула мужику сразу несколько ручек.
               Дверь скрипнула, задребезжала и вместе с порывами холодного ветра впустила молодого посетителя. Со словами: «Привет, Петровна!» он, игнорируя очередь, смело направляется в конец прилавка к вывеске «Выдача корреспонденции». За такое наглое панибратство и пренебрежение очередь его тут же невзлюбила и затихла, пожирая глазами.
         – Кто сегодня на выдаче, Петровна?
         – Наташка.
         – А Валька что же? Заболела?
          – Уволилась твоя Валька, и Танька, и Зинаида Васильевна тоже. Денег мало платят, вот и разбежались все.
           – А-а-а, то-то я смотрю уже вторую неделю почтовые ящики у нас на районе пустые. Вот сам и пришёл, узнать, что к чему. Носить значит некому. Ну, позови её.
           – Некогда мне, видишь, с компьютером борюсь. Сам зови.
            Набрав полную грудь воздуха, он заорал что есть мочи:
            – На-та-ша!!!
            В ответ тишина, только редкое постукивание клавиатуры под мерное дыхание очереди. И снова:
           – На-та-ша!!! Выйди, На-та-ша!!!
            Очередь начинает давать комментарии:
            – Ишь, как надрывается! Будто невесту на свидание вызывает, а она всё не выходит, держит паузу.
           – «А в ответ тишина, он вчера не вернулся из боя…», – продекламировал кто-то из Высоцкого.
          – Супер! На дворе двадцать первый век, а мы всё криком пытаемся взять, словно только из лесу вылезли.
           – Слышь, парень, чего надрываешься! Там кнопка для вызова есть.
           – Бесполезно. Её для виду повесили. Она с первого дня не работает.
            – У них тут всё не работает: ящики поломаны, весы скручены, телефон не отвечает, денег нет. Шестой раз за пенсией прихожу, один ответ – нету!
           – «Метро закрыто, в таксе не содють…», – опять оживился знаток Высоцкого.
            – Зато предлагают купить журналы с кроссвордами и голыми девками. Вон их сколько выставили на всеобщее обозрение. Чем больше беспорядка, тем больше вокруг голых девок. Отправил письмо в соседнюю область, только через месяц дошло. А раньше на Камчатку за пять дней долетало. Вся страна сплошной бардак.
           – Письмо это что! У меня посылка пропала. Канула, как в воду. Эти говорят, что отправили, значит, не виноваты. А те говорят, что не получали. Тоже не виноваты. Теперь вот хожу, но правды добиться не могу.
          Наташа так и не выходит. Зато за крикуном начинает выстраиваться другая очередь, из тех, что тоже не получили почту. Они начинают звать хором. Но тщетно. Наташа не появляется. Искричавшись вконец, безнадёжно замолкают. Зато на божий свет из подсобного помещения вышла страшно заспанная особа неопределённого возраста с бледным лицом и растрёпанными волосами. С отмороженным выражением лица и почти закрытыми глазами она подходит к крикунам и невозмутимо-тихо интересуется:
           – Что вам?
             Каждый начинает орать своё вперемешку с адресом.
Та долго слушает, разворачивается и со словами «Буду искать. Ждите» исчезает в дебрях почтового отделения. Вряд ли она что-либо запомнила в такой какофонии, но, как говориться, главное обнадёжить человека. А надежда, как известно, умирает последней. Обнадёженные повеселели, а стоящие в очереди к Петровне нахмурились ещё сильнее. У тех хоть какое движение, а эта хакерша до сих пор не может мужику посылку оформить, всё тычет одним пальцем по клавиатуре.
            Начальник почтового отделения Наташа с грязными волосами и злым выражением лица появилась неожиданно, словно снег на голову и так же неожиданно ошарашила новостью:
           – Значит так! Почта сегодня работает только на выдачу. Кто за письмами и газетами – сюда, – махнула в сторону крикунов. – Кто за посылками и бандеролями – к Петровне. Людей нет, почту носить некому, поэтому приходите сами. Сразу запоминайте, чтобы не переспрашивали, пенсий и алиментов нет. Конвертов и марок тоже. Ищите в другом месте.
             Толпа обиженно загудела. Из очереди стали отделяться невезучие. Они растерянно блуждают по залу и вопросительно заглядывают друг другу в глаза: «Да как же так…? Что же это…?».
             Чтобы окончательно развеять их сомнения начальница выдала:
            – Предупреждаю всех! Через несколько месяцев нас закроют. Приказ по министерству об оптимизации почтовой службы.  Поэтому ищите другие отделения или езжайте на главпочтамт.
             Всеобщее возмущение:
             – Вот те на! И тут оптимизация. Больницы уже закрыли, теперь до почты добрались.
            – Сволочи! Буржуи проклятые! Всё на людях экономят. И как хитро назвали то, что по-простому сокращением штатов зовётся.
            – А я эту самую почту строил. Ещё в конце семидесятых. И квартиру тут мне дали бесплатно в порядке очереди. Радовались тогда, что для себя строим. А что же тут теперь будет?
            – Да очередной бутик с заграничным ширпотребом или ночной клуб, где голые девки будут тереться об отполированные стойки и ждать, когда пьяные ворюги им за трусы купюры тыкать будут. Кругом же одни только банки, бутики и ночные клубы. Такое ощущение, что у нас уже всё есть и денег море. Вот теперь только сидим, скучаем и думаем, куда свои деньги отнести потратить.
             – Это у них всё есть. А мы будем лапу сосать. Оранжевые были – грабили. Бело-голубые пришли ¬– грабят. И за кого теперь голосовать на выборах, ума не приложу?
             – Голосуй, не голосуй – всё равно получишь….
             – Это точно! Мне, инвалиду и ветерану войны, теперь на костылях топать аж в центр города, чтобы свои гроши забрать. Так ещё и не допросишься. Хоть опять за винтовку берись. А по-другому я вижу, не получится. С каждым годом всё хуже и хуже. Только революция нужна, чтобы этих дармоедов скинуть.
              – «За то ль я мёрз в семнадцатом году, чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»…», – вставил знаток Высоцкого нужную строчку по теме, но тут же опомнился: – Ой, простите, в «Мерседесах».
              Этот импровизированный диспут оборвался мгновенно, как только погас свет. Все жутко расстроенные потянулись к выходу. Кто-то в толпе отпустил горькую шутку:
             – На подстанции, наверное, тоже оптимизацию устроили.
             Начальница Наташа выдала последний приказ:
            – Все на выход! Там будете дискутировать. Без света почта не работает. Петровна, повесьте объявление и не забудьте закрыть за последним дверь.
            Последним выходил я. Уже у самой двери краем уха услышал:
            – Люба, включи чайник. Обедать пора.
           «Странно, – подумал я. – А как же они будут кипятить чай, если света нет?». На улице, преодолевая порывы студёного ветра, глянул на жилую высотку, что располагалась над почтой. Вся в огнях. Только помещение почты зияет чёрной дырой в зимнем сумраке.
            Посетители, огибая сугробы, разбредались гуськом, словно серые волки на снегу. В голове назойливо всплыли строчки того же Высоцкого: «Идёт охота на волков, идёт охота. На серых хищников, матёрых и щенков. Кричат погонщики, и рвутся псы до рвоты. Кровь на снегу и пятна красные флажков…». Б-р-р! Нет, лучше вот это: «Я из повиновения вышел. За флажки – жажда жизни сильней…».

25.02.11