7. Слабости
Мальчику Саше Бреусу четыре с половиной года.
Вместе с ним и его мамой мы пошли покупать телевизор.
Если заранее не прицелиться, то быстро выбрать его вряд ли получится.
Дело это требует труда - надо посмотреть, оценить, обстоятельно поговорить с продавцом.
Не увидев в этой обстоятельности никакой прибыли для себя, Саша пошёл бродить по магазину.
Когда же мы, наконец, определились, оплатили покупку и начали оформлять гарантию, вернулся Саша.
Он отозвал маму в сторону.
Диалог у них вышел короткий.
Мама резко оборвала его, а итог - горечь страдания и море слёз.
Нет ничего трогательнее и обаятельнее, чем разговор с плачущим крохой, у которого такая сила в собственной правоте, какую пересилить невозможно, можно только уступить:
- Сашенька, что случилось?
- Дааа. Это не честно. Вы себе выбирали, выбирали.
Я вам не мешал. Я себе тоже выбрал игру.
А она не хочет ее купить.
- Покажи, что ты выбрал.
- Вот эту - про Монстров.
- Мне кажется, мама права.
Надо брать не эту игру, а вот эту – про Рыцарей.
Она намного интереснее.
- Правда?
- Поверь мне.
Страдания быстро уступили место интересу, море тоже ушло в песок, и лишь в уголках глаз, как хрустальные капли на яркой люстре, застыли две слезинки.
Первая из них упала на выходе из магазина.
Когда упала вторая, мне уже не пришлось видеть.
Да и мальчика больше не видел и, никогда больше не увижу…
Нет, нет, не тревожьтесь - он жив. Просто ему именили судьбу – дали другую фамилию.
Саше Бреусу посвящаю мои « Слабости».
С Л А Б О С Т И
- Ах, негодник. Ты зачем подслушиваешь?
- Не знаю.
Коленька еще не различал разницы между слышать и подслушивать, а следовательно, не знал, какую выгоду можно извлекать из подслушивания.
.
- Так не хорошо подслушивать чужие разговоры.
- Почему ?
Тетя Паша была умная женщина, она знала, почему нельзя это делать, но продолжала внушать:
- Это очень скверно.
- Почему?
- Да, пойми же, нельзя.
- Почему?
Тетя Паша была умная женщина, но откуда ей было понять, что в «Почему?» спрятан другой смысл –«Почему чужие? Ведь это был разговор ма-мы и папы. Все, что они говорят – для всех».
- Какой ужас. Тут, Коленька, и до воровства
недалеко. Тут, можно сказать, даже хуже воровства.
Что сделалось в душе Коленьки после того, как тетя Паша так ре-занула этим словом - «Воровство»- известно лишь ему. Но только это слиш-ком. Сегодня его второй раз незаслуженно обвиняют…
Завтра Коленьке исполняется пять лет. То, что родители назначили ему в подарок железный грузовик, он уже знал. Третьего дня малыш случай-но обнаружил машину на кухне. Она была куплена еще неделю назад и спрятана там до торжества.
«Наверно хорошая» - вздохнул Коленька, аккуратно прихлопывая ладонью чуть- чуть потревоженную упаковку. Родителям некогда было знать, что ему скорее пришелся бы самокат с надувными шинами, такой как у Феди с 15-ой дачи. Однако Коленька быстро смирился с грузовиком и, чем ближе ко дню рождения, тем больше грузовик ему нравился. Сегодня утром Коленьке вдруг особенно захотелось с ним поиграть. Мальчик понимал, что просто взять машину нельзя, она еще официально не была объявлена его собственностью, а попросить ее он не решался. Не решался не из боязни, что ему могут отказать или, того хуже – отругать: - Зачем он лазает, где не следует? - нет. Не решался из побуждений куда более благородных – ведь в том слу-чае, если он попросит машину сегодня, родителям нечего будет дарить ему завтра, в праздник, и они могут обидиться на него. Коленьке стало жалко своих родителей. Он даже побежал посмотреть, не случилось ли что с маши-ной. В кухне никого не было. Машина покоилась на месте. Все в порядке.
Но уйти теперь просто так Коленька уже не мог. Он решил, что ус-тал и присел на маленький табурет немного отдохнуть. Пока он сидел, всякие мысли, сначала робко, потом все увереннее, полезли в голову. Ему вдруг пока-залось, что машина вовсе не такая сильная, какой она представлялась ему, ко-гда он ощупывал упаковку в первый раз, и кузов у нее вроде бы не желез-ный, и не зеленый, и руль наверняка не рулит круто, и вместо фар там при-деланы какие-нибудь пуговицы… Так, увлекаемый все дальше желанием иметь машину сейчас же, Коленька придумал для этого еще кучу всяких при-чин и сомнений. Но и все это вместе взятое не могло заставить его перейти границу до тех пор, пока, наконец не удалось уравновесить сомнения таким решением, которое вполне удовлетворило бы обе стороны - машину можно взять, осмотреть, поиграть немножко и незаметно положить на место. Действие последовало тут же. Малыш схватил ее подмышку, но машина была большой и не помещалась в одной руке. Тогда он её обнял обеими руками, прижал к животу и… в дверях ударился о чье-то колено.
- Ты куда? – спросило колено.
- Я потом опять незаметно… Папа ты завтра… Мы маме не скажем и она не
обидется на меня…. Папа я…
Но разве мог Коленька объяснить весь клубок своих переживаний так
сложно сплетеный из любви, страсти, хитрости и умудриться, еще при этом сделать отца своим союзником? Разве мог Коленька выставить что-нибудь яс-ное против моросивших уже нравоучений?
Отцу виделось одно - сын совершил проступок, за который обязан по-нести наказание. Наказание, в свою очередь, обязательно надо сопровидить разъяснением, как вины, так и последствий, которые могли быть в случае, ес-ли бы проступок не открылся. Причем вершиной педагогики тут должно стать - непременное привлечение провинившейся стороны к совместному опре-делению степени виновности и меры наказания.
Клубок становился все меньше и меньше, покуда совсем ни растворился в отчаяньи:
- Это моя машина.
Пошел сильный ливень.
- Это моя машина.
Тут град ударил по всей клумбе разом:
- Да ты, оказывается, просто во-о-о-рр.
Коленьку первый раз в жизни назвали вором. Он не знал значения этого
слова. Но звонкое - « о-о-рр», в сочетании с нарастающим сверху криком, ко-торым отец пытался вдавить его в пол, так оскорбило его, что он выпустил машину из рук. Она еще не успела упасть к ногам отца, а Коленька уже си-дел за сараем и плакал. Он не мог понять до конца своей провинности, не мог понять, как он дальше будет дружить с отцом, как будет вести себя завтра на дне рождения, что скажет мама, будет ли ему подарена машина... Коленька плакал тихо, плакал от несправедливости, и потрясенная душа его переворачивалась и не находила успокоения. Он так устал от переживаний, что незаметно для себя буквально провалился в сон. Но сон получился недолгий. Прибежала любимая собака Глаша и стала лизать его в нос. Тут же Ко-ленька услышал за забором голос, промчавшегося на своем самокате Феди и он с Глашей побежал на улицу…
И вот теперь, когда разные утехи казалось бы вытеснили это проклятое-«о-о-рр», явилась тётя Паша.
Подбородок у Коленьки сморщился, глаза стали моргать часто-часто.
- Ну, хорошо, хорошо…- сказала тетя Паша, - Иди играй. Только так
больше никогда не делай.
- Я её не воровал, - закричал вдруг Коленька. – Она все равно мне да-
рилась… И подслушивать буду, буду...
Тут он, что было в его силах, ударил тётю Пашу своим кулачком по
филейной части и, сдавленный от обиды, опять убежал в другой конец да-чи, за сарай, чтобы там отстрадать новую долю страданий…
Рассказанный отрезок из жизни мальчика Коли, если и вышел не
веселым, то это отнюдь не значит, что вся его жизнь не веселая. Говорю так не потому, что хочу расскрасить эту приключившуюся с ним черно-белую кар-тинку , а потому что знаю это. Ведь Коленька мой сосед и по даче, и по квартире на Сретенском бульваре. Мы настоящие друзья. Часто бываем вме-сте.
Особенно нравится мне, когда мы с ним прогуливаемся в сквере и разго-воры разговариваем. Иногда я от них испытываю самое большое удовольствие, а иногда нет. Но виноват в этом, прежде всего, я сам. Сколько раз выказывал незнание самого простого предмета, который, как мне думалось знаю совершенно и как же мне становилось радостно, когда видел, что Коленька не замечет моих промахов. Ничто так сильно ни обнажает невежество людей, как их разговоры с детьми. Но знаний и умений в этих разговорах все равно мало. Тут нужна еще не вялая, а особенная фантазия, сопоставимая с детской и особенное мастерство держаться с ними на равных…
А когда Коленька уходит домой, у меня возникает непреодолимое желание посидеть на скамейке в сквере и … - Ах, какой я негодник!- … подслушивать. Но поверьте, из этой слабости выгоды тоже не извлекаю. Правда, этому научился.
Незаметно пересаживаюсь на соседнюю скамейку. На ней двое.Он в позе. Начала она.
- Я тебя очень люблю.
- Я тебя тоже люблю.
- Мы поженимся?
- А ты ночью храпишь? Гы-ы-а-аа.
- Не знаю.
- Улыбнись, а потом зевни.
- Зачем?
- Я хочу тебя лучше узнать. Гы-ы-а-аа.
- Как это?
- Ты по всякому должна мне нравиться. Гы-ы-а-аа.
Она зевнула. Продолжая нравиться, она спросила:
- А я возьму твою фамилию?
- Конечно. Не я же твою.
- Значит я буду Райская ?
- Конечно. Не становиться же мне Адским. Гы-ы-а-аа.
- А где мы проведем медовый месяц?
- Подальше.
- А когда вернемся, ты уйдешь из общежития, и мы будем жить у меня.
- Тебе придется полюбить музыку.
- Я люблю.
- Обманываешь
- Честное слово люблю.
- А кто говорил, что у меня нет магнитолы?
- Я.
- Вот видишь.
- Прости, я так больше не буду.
- Ладно, - и помолчав немного, добавил,- А все-таки хочется многово.
Прошло два года. Коленька стал ходить в школу. У меня вышла при-
личная книжица. Но за это время традицию мы не нарушили ни разу и, по вечерам, по-прежнему прогуливаемся вместе в нашем любимом сквере. Правда, чуть реже.
И вот однажды, во время одной из таких прогулок приметил на ска-мейке пару. Проходя мимо, сразу их узнал. Во внешности они не изменились, только лица у них стали бледнее. Он смотрел поверх деревьев. Она что-то очень тихо говорила.
Но как не выдать Коленьке мое желание подслушать этот разговор? Нехитрая уловка - остановился чуть сбоку от скамейки, наклонился и начал завязывать шнурки на ботинках.
- Ты не волнуйся. У мамы нам будет хорошо.
Ты не волнуйся. Она и Алёнку полюбит.
- Ладно.
- А если захочешь Алёнку посмотреть, приезжай.
Пусть знает, что у нее тоже отец есть.
- Хватит тебе.
Не плачь.
Не люблю.
- Не буду.
Только один приходи, без этой…
- Хватит.
Не люблю….
Быстро завязав шнурки, увлек Коленьку домой…
Теперь у меня одной слабостью меньше.
Свидетельство о публикации №211022501825