Колокола души

Колокола души
Бело-голубой собор приветствует горожан. Меж его золотых куполов, пронизывая пространство, проскальзывают холодные лучи белого осеннего солнца. В вышине, распростерши к небу руки, проплывает крест.
Вокруг собора дорожные и тропиночные повороты и развороты. Большие и маленькие ноги целый день топчут обшарпанные хребты тропинок. Люди спешат по своим неотложным делам.
По дорогам снуют шустрые легковушки, нахальные маршрутки, окутанные выхлопной вонью грузовики. Им и дела нет до того, что происходит в мире. Водитель внимательно смотрит на дорогу, да на собратьев по движению. Того и гляди, кто-нибудь подставит ржавый бок, чтобы обновить его за чужой счет. Особенно опасны хозяева подержанных иномарок. Суются прямо под нос, уже подсчитывая, сколько можно сорвать с зазевавшегося «чайника».
За окнами авто мелькает привычный пейзаж: дома, скверы, рынки, крынки, просящие подаяние руки и ручонки, вокзал изобилующий грязно одетыми людьми, подворотни приютившие бездомных, роскошные вывески дорогущих ресторанов и магазинов – скукота, глаз остановить неначем…
Крутятся колеса, несется век со скоростью от 60 до 180 километров в час мимо проблем и бед, мимо бело-голубого пристанища души и совести. Глянуть то в его сторону некогда, не то, что лоб перекрестить.
Да и колокола молчат. Сегодня обычный день. Нет престольного праздника, чтобы колокол мог подать голос. Нет набата – нет и повода для тревоги.
…Около железных церковных ворот сидит ребенок. С первого взгляда и не понять: мальчишка это или девчонка. Короткая стрижка, не по возрасту, взрослые, равнодушные глаза, тело прикрыто громадной курткой, из-под которой чуть виднеются линялые брюки. То, что надето на ноги, едва ли можно назвать обувью, так… опорки, чтобы босиком не быть.
Прохожие к ребенку обращаются по разному: «девочка», «сынок», «мальчик», «дочка», подают милостинку и просят помолиться за души умерших. Худенькая ручонка быстренько совершает неимоверное подобие наложения креста и быстренько прячет денежку в многочисленных складках куртки. Бесцветные глаза не выражают ничего, в них пусто, как на вершине айсберга. Если же сердобольные прихожане жертвуют не денежку а пряник, булочку, то губы попрошайки искривляются, вместо «креста» накладывается круг, а подаяние небрежно кидается в грязную, рваную сумку.
- Свет, я замерзла, - подходит к побирушке девочка со старым лицом, - и есть хочу…
Света вытаскивает из кошелки две булочки и два яйца, передает их сестре.
- Зайдите с Алешкой в церковь и погрейтесь, оттуда не выгонят. Только не долго. Надо еще постоять, видишь, молельщики идут.
Света, ее сестра и брат профессиональные побирушки. Большую часть времени они проводят у ворот церкви, протягивая руку каждому, кто приходит помолиться в церковь. Это единственный способ прокормиться самим и напоить вечно сердитых мать и старшего брата.
В престольные праздники удается собрать достаточно много денег. До шестисот рублей в день выручают. Но зачастую им самим остается лишь та самая кошелка с продуктами, да и та ополовиненная.
Не принести денег домой нельзя – выгонят за порог. Летом проблем с ночевкой нет, а в другое время тяжело приходится. В подъезде холодно, потому что двери давно сорваны с петель и окна выбиты. И в подвалы малышей не потащишь, там разные собираются. Могут обидеть, пока Света «занята» делами. Главное для нее успеть припрятать деньги и продукты на те дни, когда добрых людей мало. Иногда Света уносит тайный запас к тете Гале в соседний дом. Однако, если узнает старшак, то опять разобьет тети Галину дверь.
Бабушка с третьего этажа не разрешает у себя оставлять продукты и деньги, тоже боится. Правда потихоньку подкармливает ребят.
Потому-то и носится по двору девочка, словно мышка, пытаясь сделать хоть небольшие запасы на черный день. Нашла щелку между досками детской песочницы, сунув туда денежку, стала закапывать.
- Вот значит, куда прячешь заработок, - раздалось над головой.
Это мать и брат ее выследили. Равнодушно и молча, девчонка выдержала выволочку от матери. Без единой слезы. Так же без злобы царапалась и кусалась, когда брат таскал за волосы. Радовалась, что не нашли заначку в ботинке.
Мать и брат унеслись за выпивкой, и до завтрашнего вечера уже не появятся дома. Света, приведя малышей домой, устроила праздник. У Расула, купила два стакана спирта, в ларьке на остановке прикупила две полторашки пива, пачку сигарет «Прима» и Алешке «Чупа-чупс».
В ожидании брат и сестра, прижавшись друг к другу, соловело сидели в углу на замызганном полосатом матраце. Они подремывали в полглаза, вздрагивая при каждом шорохе, готовые дать деру.
Здесь на матраце Света разложила припрятанные кусочки: блины, булочки, карамельки. Разведя в литровой банке спирт, она плеснула его в два имеющиеся стакана и подала малышам, открыла бутылку пива, и пир начался.
Горячая жидкость обжигала горло, грудь, живот. От выпитого Свете становилось тепло, промороженное тело кололо иголочками. Ребятишки жадно пили и спирт, и пиво. Обветренные, красные пальцы крепко сжимали стаканы. Время от времени дети стукались краями стаканов и, выпивая содержимое, удовлетворенно крякали. Карамельки, облепленные крошками печенья, измятый хлеб, булочки пахнущие рыбой – все это глоталось, почти целиком.
Бледные лица приобрели сначала желтушный цвет, потом на щеках загорелся лихорадочный румянец, глаза заблестели. Хмель забирал разум, отключал страх. Дети сдвинулись с лежанки. Дико хохоча, шатаясь и падая, ползали они по полу. Света отхлебнула из банки, закурила и присоединилась к общему веселью. По комнате летали старые пустые бутылки, полусгнившие тряпки и плесневелые куски пищи.
Уже ближе к утру, когда дети, свернувшись клубком, словно бродячие собачата, спали, открылась входная дверь, и в комнату ввалилась пьяная компания. Ребятишки вылетели из квартиры раньше, чем успела заметить их мать. Забившись в угол лестничной площадки, три зверька привычно ждали расправы. Но сегодня про них почему-то забыли.
Из квартиры доносился шум и грохот остатков мебели. Кто-то истошно закричал, распахнулась дверь с дырой вместо замка, выпуская визитеров. Стало очень тихо. Так тихо, что звенело в ушах.
Света встала и потихоньку подошла к разбитой двери, прислушалась, заглянула…
Посередине комнаты в большой луже чего-то темного и жуткого лежали те, кто составлял их семью. Мать, завалившись на бок, непривычно молчала и смотрела… Свете показалось, что смотрела она не в глаза, а прямо в душу. Рядом как-то странно хрипел брат. Девочка в ужасе вернулась к брату и сестре. Из квартиры никто не выходил. Мать молчала. Брат тоже затих. Такого не было никогда.
Девочка на цыпочках вошла в квартиру: темная лужа стала больше. Чтобы перетащить мать на постель, взяла за плечо… оно было ледяным.
Каким-то внутренним чутьем Света поняла весь ужас случившегося…
Мир разорвал девчоничий нечеловеческий вопль. Он, бился под потолком грязной квартиры, звал на помощь. Три маленьких существа остались совсем одни на белом свете. Разрушенный мир, не обещал им ничего, кроме пустоты.

…Утро, около церковных ворот прямо на снегу, постелив газетку, сидят двое маленьких оборванцев. Перед ними старая, рваная сумка с подаяниями.
- Тетенька, - тянется тощенькая, синюшная рука, - подайте Христа ради, и Бог вам счастия даст.
Получив беленькую монетку, голубоглазый парнишка быстро оглядывается и прячет ее в башмак. Потом оборачивается к сестренке:
- Светке не говори, вечером сигарет купим.
На тропинке появляется «старшачка», отбирает у ребят большую часть милостинок, вытряхивает мелочь из карманов, раздает ребятишкам подзатыльники и уходит в сторону вино-водочного магазина.
…Мимо катится жизнь, не замечая протянутой детской грязной руки. Да и как ее заметить, она такая маленькая, а если еще в нее положить милостинку, сжимается, становясь еще меньше и незаметнее.
Только колокола не молчат, хотя их чугунные языки отдыхают. Тоненько стонут колокола не то от ветра, не то от горя. Да разве их услыхать в водовороте событий.
Сегодня обычный день.