продолжение романа карьера

                П Л О Д Ы  У С П Е Х А


14.


   С самого детства Алиса всегда добиралась до Грайворона одним и тем же поездом. Каждый год в жизни случались какие-нибудь перемены, и только пейзажи, проплывающие за окном вагона, оставались неизменными. Их невозмутимое постоянство вселяло в душу Алисы покой и умиротворение, и это ей чрезвычайно нравилось. Поэтому и на этот раз они поехали тем же поездом.    
   Так называемый «курортный сезон» еще не наступил, и поезда в южном направлении уходили полупустыми, так что Алисе и Глебу никто не мешал спокойно ужинать в почти безлюдном ресторане, любуясь прозрачным весенним закатом за окном.
   Когда вагон тронулся, Маркушева охватило такое же приятное волнение, какое он испытал однажды в детстве, впервые в своей жизни оказавшись вместе с Федором в ночном пассажирском поезде, который шел от Твери до Ленинграда.
   Мать взяла их на выходные в гости к каким-то «приятелям». Этими «приятелями» оказался одинокий мужик, владелец двухкомнатной квартиры, расположенной неподалеку от Центрального парка культуры и отдыха. Он сразу же пришелся Глебу не по душе из-за вульгарного обращения с матерью.
   На следующий день они с Федором пошли в парк, а мамин приятель даже дал им немного денег, - на мороженое и на кино. 
   Глебу тогда было десять лет, а Федору – тринадцать…
   Когда братья проголодались и пришли домой, чтобы пообедать, мать и ее друг были пьяны настолько, что не могли держаться на ногах, - они сидели на кровати, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не упасть…       
   Дети съели на кухне по холодной сосиске с хлебом и опять пошли гулять, а когда вернулись, мать, не показываясь им на глаза, крикнула откуда-то из глубины квартиры, чтобы они отправлялись в маленькую комнату спать.
   Однако Глеб никак не мог уснуть. Лежа на широкой тахте рядом с мирно посапывающим Федором, он размышлял о том, куда подевалась хозяйка этой квартиры, жена пьяного маминого приятеля. Ему было интересно, скоро ли она вернется, или, возможно, она вообще ушла из этого дома, как когда-то исчез их отец.   
   Глебу очень хотелось рассказать брату, как плохо у него на душе оттого, что мужик так вульгарно обращается с матерью, но то ли Федору было все равно, то ли он ничего не замечал, - во всяком случае, брат заснул, как только его голова коснулась подушки. А Глеб лежал с широко открытыми глазами и против своей воли прислушивался к нехорошим звукам, которые ему уже приходилось слышать и в Твери тоже: к негромкому смеху, к подозрительному шушуканью, к скрипу постели, к непонятным маминым стонам, к мужскому хрюканью и, наконец, к шуму воды в ванной. Этот шум из ванной комнаты почему-то был для Глеба особенно неприятен…
   К тому времени, как они снова сели в поезд, чтобы ехать домой, мальчик ненавидел свою мать точно так же, как и ее приятель…
   Маркушев даже не заметил, как от этих воспоминаний его опять, как тогда, охватила мучительная тоска, и тяжелым камнем легла на сердце. Спрашивается, зачем матери понадобилось вести их в Ленинград, если она знала, к кому и зачем едет, и наверняка догадывалась, что дети могут стать невольными свидетелями этого ночного кошмара?..  Может быть, ей просто не с кем было их оставить?.. Но тогда непонятно, была ли вообще такая острая необходимость в этой поездке?..
   Вот и сейчас, совсем как тогда, стучат по рельсам тяжелые колеса, но в этот раз в их грохоте ему чудилось что-то новое, звонкое и бодрящее, как будто кто-то весело стучится в его сознание, но никак не может достучаться…
   Он очнулся оттого, что Алиса, заливаясь смехом, тормошила его за рукав:
   - Ты слышал хоть одно слово из того, что я сказала?
   - Все до одного!
   - Не верю! Впрочем, ладно, проехали… Уж так и быть, на первый раз прощаю тебя, потому что ты не стал лишать меня удовольствия прокатиться вместе с тобой по железной дороге. Современных людей, привыкших передвигаться быстро, поезд, должно быть, утомляет.
   - А я просто в восторге! Я вспомнил то счастливое состояние, которое  испытал в детстве, когда впервые оказался в вагоне.
   - Вот даже как?.. А я уж решила, что на первой же станции ты оставишь меня одну!.. А знаешь, я испытываю те же самые чувства. В поезде меня окружает атмосфера надежности, радостного покоя и полной беззаботности… Как я хотела бы пребывать в том же состоянии в течение тех нескольких дней, которые мы намереваемся провести вместе! Ты не возражаешь?
   - Буду просто счастлив!..
   - Только есть, пить, гулять, спать и заниматься сексом!
   Маркушев от души расхохотался.
   - Кто же устоит против такого предложения! По-моему, ты не упустила ничего, что, по моему представлению, составляет райское блаженство. Правда, последнее звено в этой цепочке умопомрачительных соблазнов мне представляется наиболее заманчивым!      
   - Не смейся, пожалуйста. Сам знаешь, очень часто бывает так, что действительность оказывается намного лучше даже самых смелых предположений. Кстати, не понимаю, почему люди обычно либо стесняются говорить о сексе, либо говорят о нем как о чем-то дурном, неприличном?.. Ты читал «Яму» Куприна? Помнишь, как герой его повести с горечью недоумевает, почему сексом принято в основном заниматься ночью, в самое мрачное время суток, когда совершаются преступления и разные грязные дела? Это жутко неправильно, несправедливо и непонятно!
   - Уж не организовать ли тебе всенародную конференцию любителей утреннего внебрачного секса?.. Я думаю, весьма недурно было бы организовать такой утренник с конференцией где-нибудь в Нескучном саду…
   - Я полагаю, что в Нескучном саду и без меня совсем не скучно…
   Они остались одни в ресторане, неторопливо потягивая коньяк и запивая его железнодорожным кофе.
   - Кажется, официанту не терпится освободиться от нас, чтобы поскорее все убрать со стола, - сказал Глеб.
   - Ничего подобного. Ты только взгляни, как он приветливо нам улыбается. Должно быть, надеется, что ты закажешь еще немного коньяку… 
   - Ничего подобного. Он надеется на хорошие чаевые. Я уверен, что от его улыбки не останется и следа, если они покажутся ему недостаточными.
   - Глеб, как ты плохо думаешь о людях! В конце концов, в таком случае дай ему хорошие чаевые!
   - А, по-твоему, он спит и видит, как бы угодить тебе… 
   - Приблизительно так… В течение многих, многих лет я езжу в Грайворон этим поездом и постоянно вижу этого симпатичного, лысого толстячка. И у него всегда такая радостная улыбка, которая никак не может принадлежать несчастливому человеку. Мне кажется, он вечный оптимист по натуре!..
   - А ты не думаешь, что времена изменились?
   - Послушай, по-моему, ты все еще находишься под очень сильным впечатлением от поездки в Чечню, от репортажей о событиях в Буденновске, о криминальных разборках…
   - Собственно говоря, так оно и есть!..
   - Ну, тогда я особенно рада тому, что вытащила тебя из вашего  сумасшедшего дома. Твои нервы, дорогой, ни к черту не годятся!..
   - Не волнуйся, с моими нервами все в порядке, - недовольно, даже немного жестко буркнул Глеб. Ему почему-то было неприятно сознавать, что, в сущности, Алиса права.   
   Он вспомнил свою беседу с Маркиным и Угловым. Правильно они говорят, - впредь надо быть осторожнее со своими импровизациями. Маркин будто бы простил Маркушеву его промах, но Глебу было совершенно ясно, что он сделал это в первый и в последний раз.            
   Глеб до сих пор не мог понять, откуда они вообще взялись – эти неожиданные мысли и слова, которые сами лезли ему в голову во время репортажа?
   Как бы там ни было, но он действительно вступил на опасную территорию.
Пусть другие играют в азартные игры, а он не имеет права заходить слишком далеко с риском потерять все.
   - Тебе нужно вновь обрести способность реально смотреть на вещи, - сказала Алиса, - и я помогу тебе в этом. Вот почему я здесь.
   Он благодарно улыбнулся и поднялся из-за стола.
   - Бог с ними, с моими способностями. Сейчас мне больше всего хочется закрыть глаза и заснуть.
   Маркушева слегка покачивало в такт движущемуся поезду. Лысый официант склонился перед ним со счетом в руках. При виде чаевых улыбка на его лице вообще разъехалась от уха до уха, он как-то подобострастно и неуклюже шаркнул ножкой, словно пытаясь ударить в пол невидимым копытцем, и безо всяких вопросов пошел их провожать до купе, по пути открывая перед ними все двери и каждый раз при этом услужливо оглядываясь. Прощаясь, он угодливо поинтересовался, не кликнуть ли проводника.
   - Нет, нет, нам никто не нужен, - поспешил заверить его Маркушев. - Нам нужно только одно, - чтобы нас никто не беспокоил…
   - Сколько ты дал ему на чай? – спросила Алиса, когда официант, наконец, ушел. – Ты совершенно испортишь его.
   - Ничего. Пусть это будет знаком моего искреннего сочувствия и глубокого сострадания по отношению ко всем нищим и обездоленным, - буркнул Глеб, чувствуя, что он все-таки сильно перебрал сегодня и что его неудержимо клонит ко сну.   
   Опираясь на босую ногу, Алиса безуспешно пыталась стащить с себя вторую туфельку.
   - Этот поезд какой-то очень неустойчивый, Глеб Петрович.
   - Ну да, и мы вместе с ним, такие же неустойчивые… А ты не помнишь, сколько мы сегодня выпили?
   - Сколько бы не выпили, тебе это было нужно, чтобы успокоить нервы. Ты бы посмотрел на себя, когда мы садились в поезд, - на тебе лица не было! А теперь ты становишься похожим на нормального человека…
   - Бьюсь об заклад, тебе ни за что не повторить последнюю фразу, даже если ты ее будешь вспоминать всю оставшуюся жизнь!
   - А мне и не надо!.. Это ты у нас специалист по части воспоминаний…
   - А ты все же попробуй, ведь это так просто!
   Она засмеялась, и туфелька, наконец, соскользнула с ее ноги.
   Маркушев повалился на постель как убитый.
   Тяжелые колеса продолжали ритмично стучать по рельсам, и Глеб с каким-то душевным облегчением подумал, что теперь они так же уверенно и гулко будут стучать в течение всего пути от Твери до Ленинграда…


   В Белгороде их встречало слегка подернутое дымкой, мягкое, ласковое солнце, свежий, напоенный запахами весенней зелени воздух и блистающий серым лаком внушительных размеров «Хаммер».
   Сняв белую кепку, водитель «Хаммера», высокий седой старик, молча и с достоинством поклонился. Цветом обветренного, загорелого лица и черными, влажными глазами, похожими на оливы, он больше походил на грека, чем на российского сельчанина. 
   - Харитон, это Глеб Петрович Маркушев. Наверняка ты видел его по телевизору.
  - О да! Конечно, я вас видел, господин Маркушев, - бодро ответил Харитон таким тоном, что Маркушев так и не понял, сказал он правду или солгал из вежливости…
   Алиса и Глеб устроились бок о бок на заднем сиденье. Харитон занял свое место за рулем, и они тронулись. Спустя несколько минут Белгород остался далеко позади, и они покатили по проселочной дороге, такой же мягкой, как нежный песок в окружающем сосновом бору, наполненном медовым светом и щебетом птиц.
   Глеб откинулся на спинку сиденья и смежил веки, чувствуя легкую головную боль после вчерашнего. Тем временем Алиса кратко, но чрезвычайно оживленно, как будто и не было этой утомительной ночи в вагоне, рассказывала ему об обитателях их дачного местечка.
   - Если бы мы не сорвались с места так стремительно, то, возможно, нам удалось бы сколотить неплохую компанию. Ну, да это не так важно… Может быть, фортуна повернется к нам лицом, и мы встретим там кого-нибудь из моих друзей. Впрочем, мне кажется, дядя Ваня говорил, что никого из них не ждет в эти выходные, так что по крайней мере до понедельника нам придется куковать в одиночестве… Хотя нет, я уверена, что в одиночестве мы все равно не останемся… Все члены нашей семьи обожают бывать здесь, и каждый из них обязательно привозит с собой кого-нибудь из своих друзей.   Сколько у нас сейчас гостей, Тихон? – спросила она, немного повысив голос.
   Словно верный пес, услыхавший зов хозяйки, старик встрепенулся,  приподнял голову, и, произведя в уме несложные подсчеты, с некоторой торжественностью в голосе сообщил:   
   - Кажется, пять… или шесть, Алиса Борисовна.
   - Боже мой, Харитон, сколько же мне было лет, когда я впервые увидела тебя!.. А сколько сейчас тебе, интересно?
   Старик радостно засмеялся, немного помолчал, как бы обдумывая ответ, и сказал:
   - Точно не помню… Да я и никогда не помнил, сколько мне лет… Какая разница! Живу и живу помаленьку…
   Солнце припекало все сильнее. Где-то вдали Глеб услышал одинокий собачий лай, и тут же к нему присоединились заполошные голоса множества других собак…
   Да, здесь действительно было хорошо…
   Теснее прижавшись к Глебу и понизив голос так, чтобы не услышал Тихон, Алиса взволнованно прошептала:
   - Ты меня замучил сегодня ночью. Что с тобой случилось? Ты был как сумасшедший! Я никогда тебя таким не видела…
   - Прошу прощения, если что-то не так… Просто был пьян, вот и все.
   - Это было что-то! Я даже испугалась!..
   - Прости, дорогая, я не очень хорошо помню, что было вчера… Кроме одного - что я очень, очень устал…
   - И ты совсем не помнишь свои фокусы? – удивилась Алиса.
   - Ну, нет, конечно, кое-что припоминаю… - хитро улыбнулся он, не размыкая век.
   - Мне так понравилось! – сладко потянувшись, восхищенно протянула Алиса.
   - Хотел бы я знать, чем занимались с тобой оба твоих мужа, не считая многочисленных любовников?
   - Ну, знаешь, это риторический вопрос… Я вовсе не имела в виду, что с тобой мне все было в диковинку. Дело не в этом. Просто ты не похож ни на одного из моих прежних мужчин. Ты какой-то особенный… А давай как-нибудь повторим?
   - Конечно, воля твоя, только прикажи, - сказал Глеб, выразительно приподняв одно веко и лукаво взглянув на нее.
   - Не волнуйся, за этим дело не станет!
   - Слушаю и повинуюсь, моя госпожа! Ваш покорный слуга, Глеб Маркушев, всегда к вашим услугам!..
   Он подумал о том, что Алиса Горина, имевшая, кажется, все или почти все для комфортной и беззаботной жизни, все-таки нуждалась, видимо, еще в одной, дополнительной, услуге, - кто-то должен был уложить ее в постель и заняться с ней любовью. Но и в этой любви она искала удовольствия только для себя.
   - Да, я всего лишь твой покорный слуга, - повторил он. – Если ты, конечно, не возражаешь.
   - Слава богу, ты все больше становишься похожим на себя обычного…
   Песчаная дорога перешла в узкую подъездную аллею, посыпанную гравием. Слева от них блеснуло озеро, зеленые лужайки террасами спускались от дороги к воде, а за бесконечным хороводом высоких берез перед ними внезапно показался дом, трехэтажный белый особняк с множеством антенн на красной крыше. Слева и справа от него Глеб успел рассмотреть только два или три двухэтажных гостевых дома, большой гараж, баню и хозяйственную постройку… 
   Пока водитель разбирал багаж, Алиса провела Глеба в огромные смежные спальни, расположенные по одну сторону просторного холла с натертым до блеска паркетным полом, их широкие окна выходили на озеро.
   Вскоре Харитон принес багаж и доложил:
   - По-моему, в доме никого нет, Алиса Борисовна. Должно быть, все отправились на охоту или на прогулку…
   Как только они остались одни в комнате Алисы, Глеб обнял ее и сказал:
   - Без сомнения, здесь просто рай, но не забывай, пожалуйста, что в среду вечером я должен быть в эфире… И это дело решенное, никакая пьянка меня не остановит…
   - А я подсыплю тебе снотворного!..
   Глеб поцеловал ее в щеку:
   - И снотворное не поможет. Лучше скажи мне, где я могу принять душ: здесь или у себя?
   - Иди к себе. Мне тоже нужно привести себя в порядок. Моя комната пригодится нам сегодня ночью…
   - Тогда я пошел…
   Он обнял ее и поцеловал в губы, а она вся так и прильнула к нему всем телом и потом, едва оторвавшись от него, какое-то время не могла обрести дыхание.
   - Уходи от меня скорее! Ступай в душ или вообще куда хочешь! Иначе ты меня сейчас опять заведешь, неотразимый мужчина!..


   Сидя с бокалами в руках в удобных плетеных креслах, они наблюдали, как к гостевому дому лихо подкатила машина с другими обитателями поместья, вернувшимися после прогулки по окрестностям.    
   Сначала на землю легко соскочил молодой человек, сидевший за рулем. У него был такой замечательный бронзовый загар, словно он только что вернулся с Мальдивских островов. Щурясь от солнца, загорелый молодой человек посмотрел в сторону террасы, на которой расположились Алиса и Глеб, и приветливо махнул им рукой.
   За ним, неуклюже и тяжело, спиной, долго выбирался из машины пожилой толстяк, смеясь и продолжая беседу с теми, кто еще оставался внутри. Как потом оказалось, это были две женщины и еще один молодой мужчина, скорее всего одних лет с водителем. Женщины, в охотничьих костюмах цвета хаки и коротеньких сапожках, вышли последними. На них были открытые блузы и небольшие шарфы на шее, - одна выглядела ровесницей Алисы, а другая была немного старше. Все повернулись и дружно помахали Алисе и Глебу, после чего каждый пошел своей дорогой. Двое молодых людей и девушка быстрым шагом направились в гостевой домик, около которого остановилась машина, а пожилая пара неспешно проследовала мимо террасы.
   - Смотри не простудись, в коктейле лед, а ты выглядишь несколько разгоряченной! - проходя мимо них, шутливо заметил Алисе мужчина, одновременно вежливо кивая головой Маркушеву.
   А женщина весело попросила:
   - Галя, сделай, пожалуйста, еще пару фруктовых коктейлей! Я чувствую запах мяты…
   - Да, мадам, - с готовность ответила молодая женщина, в белой блузе и черной юбке, деловито суетившаяся в дальнем конце террасы.
   Проводив взглядом эту пару, Глеб сказал:
   - Кажется, мне знакомо его лицо…
   - Мужчину нельзя не узнать, его зовут Тимофей Колесов, он – директор департамента международного сотрудничества нефтяной компании «Статойл». Колесова все знают не только потому, что он постоянный гость на светских приемах. Его часто можно видеть на телевидении, куда его любят приглашать для участия в различных передачах… А женщина – его жена. Они давно дружат с Левитиными, очень милые люди. Я думаю, что семейство Ермилиных тебе тоже понравится.
   - А кто был за рулем?
   - Миша Асперов. – Алиса как-то по-детски прыснула в кулачок. – Когда мне было шестнадцать лет, он пытался меня совратить с пути истинного…
   - Я слышал о нем. Кажется, он один из выдающихся мастеров в теннисе?
   - Он выдающийся осел! Но в теннис действительно играет, и ему это неплохо удается…
   Первыми на террасу пришли Ермилины. Поцеловав Алису в щеку, каждый из них дружески поздоровался с Глебом за руку. Маркушеву очень понравилось свежее, курносое лицо девушки, загорелое и усыпанное веснушками, и ее простодушная, счастливая улыбка.
   - Мои старые питерские друзья, - пояснила Алиса. И обращаясь к Ермилиным, спросила: – Что-то не могу вспомнить, вы были или не были на той вечеринке у Бардова, где мы с Глебом впервые увиделись?
   - Едва ли, скорее всего нас там не было, - сказал Эдуард Ермилин, с улыбкой глядя на Маркушева, - но в любом случае, я знаком с вами, Глеб Петрович, не хуже многих миллионов других людей…
   - Лично я стараюсь не пропустить ни одной вашей передачи! – с энтузиазмом воскликнула Элла, жена Ермилина. – Насколько мне известно, это стало настоятельной потребностью всех замужних женщин России. Между прочим, включая жену вице-премьера…
   - Ну что же, - сказал Глеб, - что касается наших милых российских женщин, то, я полагаю, быть для них экранным занудой все-таки приятнее, чем не быть никем вообще!..
   Все дружно рассмеялись…
   Уходящее солнце бросало длинные, косые лучи на поляны. Озеро стало золотисто-багряным. Чистое нежно-голубое небо на горизонте сулило назавтра хорошую погоду.
   Душа Маркушева пребывала в состоянии счастливого покоя. Благодаря опыту в общении с незнакомыми людьми, который он приобрел за последнее время, Глеб чувствовал себя в окружении новых знакомых по-домашнему комфортно.
   - Тщетно пытаюсь вспомнить, чем ты занимаешься в настоящий момент, Эдик? – спросила Алиса, с ногами, по-кошачьи, устроившись в широком кресле. – Однако, что бы это ни было, лучше бы тебе сейчас быть где-нибудь в Париже! Бьюсь об заклад, ты сам того же мнения!..
   - Я работаю в МИДе, в европейском департаменте. Я тебе говорил об этом, ты просто забыла, - флегматично, словно говоря о каких-то пустяках, заметил Эдуард. Его выразительный профиль четко выделялся на фоне закатного неба. – Кстати, мне уже на работе намекнули, что, возможно, придется снова вернуться в Париж для переговоров о культурном сотрудничестве. Скорее всего, придется готовить вместе с французами совместный протокол. Что и говорить, Элла просто умирает от желания ехать в Париж. Еще бы! У нас там была такая квартира!..
   - Приезжай к нам в гости, Алиса, - бросила Элла так просто и небрежно, словно она уже находилась в своем парижском доме.
   - Значит, собираетесь во Францию? – спросил Глеб от нечего делать.
   - Что греха таить, хотелось бы…
   - А мне и здесь, на этой террасе, так хорошо, что, кажется, никогда и не уехал бы отсюда!.. Собственно говоря, сижу вот и думаю: может быть, бросить телевидение и попроситься сюда на какую-нибудь работенку?..
   - Думаю, это вполне можно устроить, - заметила Алиса.
   Тем временем появилась супружеская пара Колесовых, и домработница Галя снова засуетилась около своего буфета. 
   - Евгения Александровна и Тимофей Иванович, представляю вам Глеба Петровича Маркушева, - сказала Алиса. – Впрочем, трудно представить, что вы его не знаете…
   - Я знаю, а Женя – нет. Рад познакомиться, Глеб!..
   - Я его не узнала, потому что наполовину слепая, - виновато улыбаясь, стала оправдываться Евгения Александровна. – Но сейчас я его вижу прекрасно. С близкого расстояния я вижу очень хорошо!..
   - Позвольте и мне от всей души приветствовать вас, Евгения Александровна! - вставая, сказал Глеб, совершенно очарованный полуслепой супругой Колесова.
   - Честно говоря, Глеб… Кстати, вас, надеюсь, не обижает, что я вот так сразу перешла на «ты»?.. Так вот, признаюсь, я полагала, мне будет очень недоставать Владимира Визенталя, настолько я к нему привыкла… Однако теперь должна сознаться, что совершенно удовлетворена его преемником!.. Между прочим, чем теперь занимается Владимир? Уж не подался ли он на образовательное телевидение?..
   - Говорят, он станет ведущим обозревателем на радио «Эхо Москвы», - вставил Ермилин. – Глеб, вы об этом наверняка знаете лучше меня.   
   Хотя Маркушев, к стыду  своему, не имел об этом никакого представления, он, снисходительно улыбнувшись, все-таки вежливо кивнул, как бы подтверждая слова Ермилина. 
   - А его правой рукой станет другой парень из вашей же телекомпании, - заметно увлекаясь привычным обсуждением светских новостей, продолжал Эдуард. – Некто Юрий Павлов… Об этом будет объявлено на следующей неделе…
   - О, да я хорошо знаю Юру Павлова! – воскликнула Алиса.
   «Еще бы тебе его не знать!» - с неприязнью подумал Глеб.
   - Жаль, что вы не смогли приехать несколькими днями раньше, - сказал Колесов, обращаясь к Маркушеву. У него было по-русски широкое и умное, но малоподвижное лицо. Взгляд его бесцветных, глубоко посаженных глаз был  хотя и дружелюбным, но каким-то испытующим, острым, словно Колесов пытался заглянуть в самую душу Маркушева. – Увы, мы все завтра уезжаем!..
   - Тимофей, говори, пожалуйста, только за себя! Завтра ведь не все собираются уезжать, кто-то и остается…
   Все повернулись на звук нового голоса. Перед ними стоял Михаил Асперов, одетый в ярко-черную спортивную куртку с какими-то замысловатыми  кавалерийскими аксельбантами.
   - Господа, не трудитесь представлять мне Глеба Маркушева, - я и так сразу узнал его.
   Несмотря на широкую улыбку Михаила Асперова, в его тоне звучало что-то неприятное, язвительное и даже злое.
   - Разве не ты говорил сегодня, что уезжаешь вместе с нами? – удивленно поднял брови Эдуард Ермилин.
   - Действительно, говорил… Но теперь передумал. Мне было невдомек, что Алиса собирается остаться здесь… Галя, сделай мне джин с тоником!..
   - Очень мило! - с явным неудовольствием и некоторой растерянностью воскликнула Алиса. – Ты уверен, что нам будет хорошо втроем? Ой ли!.. 
   - Но ведь вы, конечно, уедете на охоту, Глеб Петрович?
   - Очень сожалею, но даже и думать об этом не решаюсь!..
   - Что же, - сочувственно вздохнул Асперов, - тогда мы с Алисой поедем на охоту, а вам придется немного побыть нашим сопровождающим… Алиса – очень меткий стрелок! Когда-то я был ее учителем… - Михаил присел на краешек кресла, в котором расположилась Алиса. – Подвинься немного, ты ведь добрая девочка… Правда, все это было так давно!.. – Он громко захохотал и, оставив Глеба, обратился ко всему обществу: - А знаете, Алиса больше не приглашает меня к себе на тусовки!..
   - Ты бы бледно выглядел на них, Мишуня…- насмешливо сказала Горина.
  - Именно это я и имею в виду! Отныне ты приглашаешь к себе в гости только интеллектуалов и евреев… - Он внезапно вновь обратился к Маркушеву. – Не могли бы вы выпросить приглашение и для меня, Глеб Петрович?
   - Я не еврей, Михаил Осипович, поэтому сильно сомневаюсь, что могу быть вам полезен в этом вопросе… Однако, когда мы с Алисой в очередной раз останемся наедине, я, пожалуй, попытаюсь…
   Алиса залилась звонким смехом, и все заметили, как под слоем загара вдруг вспыхнуло лицо Асперова. Сделав глоток из бокала, он раздраженно крикнул:
   - Галя, по меньшей мере, трижды я говорил тебе: не наливай слишком много тоника в мой коктейль! Я люблю покрепче!.. 
   - Простите, Михаил Осипович, сейчас сделаю вам другой… 
   - Ладно уж, не надо, на этот раз сойдет… Однако, прошу тебя, больше не забывай об этом!..
   - Конечно, Михаил Осипович. Ни за что не забуду!..
   - И при этом в следующий раз добавь туда немного цианида, - ободряюще помахав Гале рукой, сказала Алиса…


   Во время ужина в просторной столовой, отделанной массивными дубовыми панелями, с фигурными решетками на окнах, Глеб исподволь, но с большим интересом наблюдал за поведением господ в естественной среде их обитания.
   Сначала они завели разговор о сегодняшней охоте, затем стали  смаковать детали ночной облавы на енота, случившейся во время предыдущего визита, а потом все дружно принялись вспоминать и другие охотничьи приключения, произошедшие в разное время.    
   Маркушеву было абсолютно чуждо все то, о чем шла речь за ужином, поэтому участникам застолья так и не удалось привлечь его к беседе, сколько бы они к нему не обращались. Неважно, почему они это делали, то ли из вежливости, то ли из-за искреннего участия в нем, - но постоянное внимание, которое проявил к нему практически каждый из них, было очень приятно Глебу. 
   Исключение составлял только Михаил Асперов, - он занимался исключительно Алисой и, не обращая внимания на ее колкости в свой адрес, не давал ей ни минуты покоя.
   К концу ужина все пребывали в состоянии весьма приличного подпития, но, судя по всему, это никак не противоречило правилам хорошего тона.
   А Маркушев между тем вкратце суммировал свои первые впечатления от пребывания в избранном обществе. Итак, в Грайвороне все гениально просто: здесь днем охотятся на птиц и зверей, по вечерам собираются все вместе за одним столом, обильно ужинают, по-русски много и самозабвенно пьют, и, кроме того, в течение всего дня ведут нескончаемую пустую болтовню, которую здесь принято называть светской беседой…   
   Однако совсем скоро Глеб понял, что его скоропалительные суждения несколько ошибочны. Когда он, с чашкой кофе в руках, отошел в дальний угол террасы, чтобы полюбоваться видом на озеро, Колесов, незаметно оказавшись рядом с ним, очень просто показал ему, что светская манера вести беседу иногда совсем не означает отсутствия серьезной темы.
   - Как вы считаете, возможна ли у нас гражданская война? – огорошил он Глеба неожиданным вопросом, сначала предусмотрительно оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что они остались один на один, в стороне от посторонних ушей.    
   - Как вы говорите? Гражданская война? – недоуменно уставился на него Маркушев.
   - Ну, не знаю, как это назвать… Я имею в виду жесткое противостояние между исламистами и христианами, между европейцами и африканцами, наконец, между нами и кавказцами. Мне кажется, получается как-то странно. Еще много лет назад американские аналитики писали о предстоящей войне между богатым Севером и бедным Югом…
   - Не знаю, к сожалению, ничего подобного не видел…
   - Поверьте мне, это так. Американцы – народ серьезный. Их рассуждения об этой войне представляются вполне разумными. Вопрос только в том, когда она начнется… По моему мнению, она уже началась… или начинается… Однако, у нас все только недоуменно разводят руками, и никто и вспомнить не хочет о предсказаниях американцев… А между тем они, конечно, правы. Пока африканцы и азиаты, всеми забытые, занимались в основном тем, что фанатично молились своим богам и в свободное от молитв время производили на свет многочисленное потомство, мы, европейцы, усердно трудились, строили цивилизацию, умножали богатство. Когда же уровень нашего благосостояния поднялся настолько высоко, что его стало невозможно не заметить даже издалека, южане решили: «Ого, там, пожалуй, гораздо лучше, чем у нас! А не рвануть ли нам туда?» И они стали дружно перебираться к нам. Близорукие европейцы вместо того, чтобы как-то защитить себя от этого нашествия, занялись тем, что стали придумывать подходящий термин для этого процесса. Думали долго и, наконец, придумали – назовем его миграцией! Но за это время мир, можно сказать, перевернулся. Поверьте, даже безо всякой войны, благодаря только лишь демографической эволюции и поразительной беспардонности этих самых афро-азиатов, они со временем станут хозяевами всего, что мы долгое время строили своими руками.
   - Если представить, что все пойдет по вашему сценарию и начнется война, то это будет не сражение, а массовое убийство, - заметил Глеб.
   Колесов мрачно кивнул.
   - Именно, массовое убийство. Это меня и волнует… Хотите курить? – вдруг спросил он, протягивая Маркушеву коробку сигар.
   - Вообще-то я не курю сигары, но, с вашего позволения, попробую, пожалуй…
   Тимофей Иванович извлек из кармана золотую зажигалку причудливой формы.
   - Хороша штучка? Швейцарская. Изумительная вещица!.. Наша компания приобрела несколько таких зажигалок в качестве сувениров для особо важных клиентов… Хотите, я пришлю вам одну?..
   - Спасибо, не откажусь…
   Некоторое время они стояли молча.
   Над озером клубился легкий туман. В сгущающихся сумерках ярко вспыхнул рыбацкий костер. Одна за другой стали зажигаться звезды, и прохладный воздух наполнился влагой. Все стихло…
   - Пару лет назад, - задумчиво попыхивая сигарой, прервал молчание Колесов, - на этом самом месте я имел удовольствие беседовать с вашим боссом, Глеб. – Маркушев почему-то сразу понял, кого он имел в виду. – Очень интересный, я бы сказал, замечательный человек! И возраст у него прекрасный – не молодой и не старый. Чудная пора в жизни делового мужчины, когда уже накоплен опыт, и в то же время все впереди. Должен признаться, он прибрал к своим рукам все фишки… и, по-моему, прихватил даже больше, чем надо. Про запас, вероятно…
   - Наверняка!..
   - Вы когда-нибудь бывали у него в гостях?
   Маркушев чуть не вздрогнул от такого вопроса. «Где уж мне! – с ухмылкой подумал он. – Я даже не уверен, что когда-нибудь смогу перекинуться с ним хоть несколькими словами!» 
   - К сожалению, пока не приходилось, - уклончиво ответил он.
   - Думаю, вам понравилось бы у него. Во всем, что его окружает,  чувствуется большой вкус.
   - В этом я нисколько не сомневаюсь!
   Маркушев кожей лица почувствовал на себе пристальный взгляд собеседника, но, сделав вид, что не заметил этого, продолжал, как ни в чем не бывало, любоваться ночным небом.
   Между тем голоса по другую сторону террасы стали звонче: видимо, Асперов, под воздействием выпитого, стал слишком настойчив в своих приставаниях к Гориной. Заметив, что Алиса не знает, как избавиться от него, Маркушев было двинулся с места, чтобы придти ей на помощь. Но в этот момент Колесов, как бы внимательно разглядывая свою золотую зажигалку, небрежным тоном вдруг спросил: 
   - А вы никогда не думали открыть счет в швейцарском банке, Глеб?
   - Как вам сказать? Я полагаю, мне пока не надо этого делать…
   - Когда вы надумаете вернуться к этому вопросу, позвоните мне.
   - Позвоню, конечно. Только зачем?
   Маркушев повернулся и в упор взглянул на Колесова. Его маленький, твердый и круглый, как у миноги, рот скривился в добродушной усмешке:
   - Вы мне понравились. Я надеюсь, вам не нужно объяснять, что значит «замолвить словечко»?.. Или – «рука руку моет»?.. Одним словом, я всегда к вашим услугам. Имейте в виду, не пожалеете!..
   В этот момент Алиса громко сказала:
   - После безумной недели, которая выпала на долю несчастного Глеба, я не позволяю ему больше ни минуты оставаться здесь. Да и сама я тоже что-то приустала. Так что, мои дорогие, мы желаем вам спокойной ночи и немедленно прощаемся. Не думаю, что нам удастся увидеть вас до вашего отъезда…
   - Зато вы непременно увидитесь со мной! – уверенно объявил Асперов, обращаясь к Алисе и тыча себя в грудь большим пальцем. – Не забывай, я тебе назначил свидание, чтобы вместе с тобой поехать на охоту!..
   - У нас с тобой вообще не может быть свидания, неважно – с поводом или без повода! – отпарировала Алиса. – Я приехала сюда отдыхать вместе с Глебом.
   Асперов деланно улыбнулся и устремил мечтательный взор в сторону озера.
   - Ну и отдыхайте! Кто же вам мешает? Для этого у вас целая ночь впереди!.. – громко и многозначительно сказал он.


   Лежа в постели, Глеб спросил:
   - Элла – это ее полное имя?
   - Нет, ее полное имя – Элеонора…
   - Она понравилась мне. И Эдуард тоже понравился… Хорошая пара….
   - Не стану спорить… Но если ты собираешься пробежать по всему списку, то могу сразу сказать, что я предпочитаю семью Колесовых всем остальным…
   - Мне так и не удалось побеседовать с его женой…
   - Возможно, тебе уже известно, что она тоже волжанка…
   - Откуда мне знать? Тем более что манера разговаривать и вести себя у всех вас совершенно одинаковая, независимо от того, откуда берет начало ваша родословная – с Волги, с Кубани или с Урала! 
   - Просто я думала, что ты знаешь ее семью. Она урожденная Твердохлебова, из Твери. В советское время ее отец был министром, а в годы перестройки ее дядя занял кресло губернатора. Их знают очень многие…
   - Ты шутишь! Я видел семью Твердохлебовых только издалека и, конечно, никогда не был с ними знаком. И с их друзьями тоже… Они для меня все равно, что экзотическая порода рогатых утконосов из какой-нибудь Австралии!
   - Ну, пожалуй, ты не так уж и далек от истины, говоря о рогатых утконосах, - с язвительной усмешкой вскользь заметила Алиса.
   - Не могу сказать, что я остался в восторге от самого Колесова. Хотя он, безусловно, занятный человек… Кстати, насколько я понял, он пытался, как бы это поточнее сказать, завербовать меня, что ли… Видимо, им нужны свои люди на телевидении… В общем, он предложил мне взятку…
   Она недоверчиво фыркнула:
   - Не может быть!
   - Представь себе!.. Сумма, правда, не называлась. Но он прозрачно намекнул, что готов положить для меня деньги в швейцарский банк, и просил подумать. Честно говоря, я был в легком шоке… Ну что же, теперь в нашем списке остался только Асперов…
   - Я тебе о нем уже говорила. Кроме того, у тебя самого была возможность составить о  нем собственное мнение…
   - А именно – что он полное говно? Да, я уже это понял. Кстати, если этот Асперов и дальше будет держаться со мной по-прежнему, я ему врежу так, что мало не покажется!..
   - Любимый, не обращай на него внимания, он просто-напросто злится на тебя. Я была уверена, что так случится… Только, пожалуйста, больше никогда не употребляй при мне этого гадкого слова! Я терпимо отношусь почти ко всем бранным словам, кроме этого…
   - Извини, больше не буду… А с какой стати он злится на меня? Ведь я ему дорогу не перебегал.
   - Почему же? Он до сих пор имеет какие-то свои взгляды на меня, и вот здесь-то, как ни крути, ты ему дорогу и перебежал. Это было очевидно всем, кто сидел сегодня за столом…
   - Вот так-так!.. Да он видится с тобой теперь один раз в году, как я понимаю!..
   - Михаил всегда отличался тем, что по отношению к интересующим его женщинам ведет себя как фантастический, невероятный собственник! Поэтому он терпеть не может, когда на его пути вдруг появляются какие-то посторонние мужики. 
   - И особенно, если эти мужики не его породы, не «джентльмены», а обычное быдло…
   - Что скрывать, для него это соображение тоже играет какую-то роль. Для наглядности ты просто попытайся как-нибудь представить себе образ мыслей таких людей, как Асперов… - Указательным пальцем она ласково повела по его обнаженной груди, как бы рисуя невидимый треугольник. – Конечно, настоящим джентльменом являешься ты, но никак не он… Увы, в его понимании это слово имеет очень узкий смысл…
   - Как и у его отца, безусловно…
   - Не только у отца, но и у его деда, который, кстати сказать, ходил в одну и ту же школу вместе с моим дедом… Однако, зачем мы тратим время на этот глупый разговор, дорогой? Не лучше ли заняться чем-нибудь более приятным?
   - Не могу… У меня такое впечатление, как будто Асперов до сих пор крутится вокруг нас, - раздраженно проворчал Глеб. – Не удивлюсь, если он сейчас подслушивает у дверей или подглядывает в замочную скважину. Тебе не кажется, что наша комната наполнилась его сопением?.. А если говорить серьезно, я доволен, что сегодня мне удалось справиться с собою…
   - Ты держался просто превосходно. Это общее мнение!
   - Откуда ты знаешь?
   - По разговорам…
   - Что-то я не слышал подобных разговоров! За весь вечер никто и слова не проронил на этот счет!..
   - Неужели ты не понимаешь, дорогой, что это только лишний раз подчеркивает скандальный характер поведения Миши Асперова! Разве не так?..
   Глеб тихо засмеялся и прижал ее к себе…
   Наслаждаясь ласковым теплом ее тела и нежным ароматом ее духов, он размышлял о мужчинах Алисы – об этих тщательно отшлифованных сколках мужского естества, с носовыми платочками из тонкого шелка в нагрудных карманах, в модельной английской обуви со шнурками, с цветными шейными платками и с дорогими галстуками, завязанными в модный узел…
   Он думал об их притворном радушии, их наигранной вежливости и фальшивых улыбках, которые в качестве испытанного средства неизменно применялись ими во всех случаях жизни. С одной стороны этого   одномастного мужского сообщества находится Михаил Асперов и его единомышленники, а с другой – так называемые демократы, которые на словах выступают за свободу, равенство и братство, но на деле из множества льгот, составляющих их обеспеченную, сытую и беззаботную жизнь, никогда не уступят ни одной, даже самой незначительной привилегии.
   - Глеб… - шепнула Алиса около самого уха Маркушева.
   - Слушаю тебя, королева…
   - Должно быть, ты слишком устал… Ты что, засыпаешь?
   - Нет. Просто думаю.
   - А я уж решила, что ты засыпаешь рядом со мной. Наверное, сегодня мне надо было бы сразу отпустить тебя к себе, в твою собственную постель. Какая я все-таки неисправимая эгоистка!..
   - Я не собираюсь идти в свою собственную постель ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, - никогда! Ненавижу спать в одиночестве!
   - Ах, только поэтому? А я восприняла это как комплимент в мой адрес!..
   Он потерся носом о ее щеку:
   - Что-то я не то сказал… Не обижайся…
   - Глеб, знаешь, чего бы мне хотелось? Чтобы у нас сегодня все было так, как в поезде. До сих пор не могу понять, что на тебя тогда нашло! Но было очень, очень приятно… Зато потом мы могли бы отсыпаться хоть до полудня…
   Не получив от него ответа, Алиса стала нежно, но настойчиво его тормошить:
   - Глеб, и все-таки мне кажется, что ты засыпаешь…
   - Нет, просто перебираю в памяти события минувшего дня, - сказал он, нежно поцеловав ее в мочку уха. – Я думаю об усадьбе, о вашем доме, об озере… и, главное, конечно, - о людях, с которыми сегодня вечером ужинал за одним столом… И знаешь, что я тебе скажу? Чем больше я о них думаю, тем очевиднее, что они мне совсем чужие…   
   - Милый мой, не надо волноваться по этому поводу. Конечно, они не блещут умом, - ну и что из того?!. Как у всех людей, у них есть свои пристрастия, и они имеют полное право посвящать им свое свободное время. Вопросы о том, где жить и во что одеться, их совершенно не волнуют, они их решили раз навсегда, и более того – когда нужно, многие из них демонстрируют безукоризненный вкус и прекрасные манеры. В целом, они ведут размеренный образ жизни. А когда появляются лишние деньги, они посылают их в детские дома или лечебные учреждения, помогают деятелям искусства и культуры или простым беднякам… И вообще, разве это преступление, если для некоторых счастливчиков жизнь сложилась настолько хорошо, что они в состоянии позволить себе все это? Ты со мной согласен?..
   - Более чем!.. Но ты не совсем правильно поняла меня. Дело не в том, что я лучше их, - все как раз наоборот! Я тоже считаю, что нет ничего более приятного, чем иметь возможность быть и чувствовать себя настоящим «джентльменом»… и при этом добиваться благосклонности светской дамы. Если бы у меня была такая возможность, я бросил бы работу к чертовой матери и полностью отдался бы такой жизни!..
   - Ты серьезно?
   - Конечно. Но – увы! – обстоятельства не позволяют!..
   - Женись на богатой женщине из нашего круга, и тогда ты сможешь себе это позволить…
   - Да, но как добиться такой женщины – вот в чем загвоздка!
   - Ты меня заставляешь нервничать! У тебя что, есть другая?
   - Как сказать… И да, и нет…
   Приподнявшись на локте, Алиса с беспокойством и удивлением воззрилась на него.
   - Я никого не имею в виду конкретно, - поспешил ее успокоить Маркушев. – По крайней мере, сейчас у меня никого нет. Но, надеюсь, когда-нибудь кто-то появится. Какая-нибудь женщина, с которой мы вполне подходили бы друг другу и могли бы составить неплохую семейную пару.          
   - Но мне до сих пор казалось, что мы с тобой тоже прекрасно подходим друг для друга, разве не так?
   - Во многих отношениях это так. Одно плохо - я не принадлежу к твоему обществу, которое внимательно и даже с некоторым любопытством изучало меня сегодня глазами местных обитателей. Кроме того, на мой взгляд, я вообще ничего не могу предложить взамен такой женщине, как ты, потому что у меня, как ты знаешь, никакого общества нет!..
   - Глеб, что ты хочешь мне сказать? Что ты решил остаться со своей женой?
   - Ну, нет, только не это!.. Я не говорил тебе, Алиса, - моя жена проходит курс психоаналитического лечения. Она очень больная женщина.
   - Умственное расстройство?
   - Алкоголизм…
   Наступила долгая пауза. Первой заговорила Алиса:
   - Тебе следовало бы раньше сказать мне об этом. Почему ты молчал? Боялся, что это как-то могло отразиться на наших отношениях?
   - Не знаю, почему я не сказал тебе. Видимо, потому, что сначала в этом просто не было необходимости. Тебе ведь было все безразлично…
   - А теперь, по-твоему, мне уже не безразлично?
   - А теперь, Алиса, я решил сказать тебе об этом потому, что ты стала мне не безразлична, и тебе это прекрасно известно.
   Ее голос заметно дрогнул от волнения, когда она сказала:
   - Возможно, я и не безразлична тебе, но, как я понимаю, не настолько, чтобы ты захотел жениться на мне!
   - А что ты скажешь, если вдруг я захочу попробовать?
   - Женись на мне, Глеб! Вот что я скажу!...