55. 4. О роли случайности в нашей жизни

III.
Дело было на рубеже 1980–81 годов. Но чтобы рассказывать о тех событиях, нужно чуточку возвернуться назад.
В 1978 году я окончил Донецкое высшее военно-политическое училище инженерных войск и войск связи, позднее ему было присвоено имя генерала армии А.А. Епишева.
Было бы несправедливо не сказать об учебном заведении несколько добрых слов. Училище и в самом деле их заслуживает! Вернее, уже, увы, заслуживало! Почило оно в бозе, как и многие другие славные организации времён Советского Союза. Здесь преподавали замечательные педагоги, которые дали нам много знаний… Имена и фамилии педагогов Трепецова, Аблаева, Мирановича, Химича или нашей «француженки» Валентины Кузьминичны по сей день вспоминаю с искренней благодарностью.
Вообще иной раз удивляешься вот чему. Каждый из нас является носителем огромного количества знаний, большая часть которых нам в жизни не пригождается. Для общей эрудиции это вроде как неплохо – для практической жизни пользы приносит не так уж много.
И только для людей, которые занимаются интеллектуальным трудом – это несомненное благо!
Впрочем, наверное, я не совсем правильно выразил свою мысль. Сам по себе багаж знаний – благо всегда, везде и для всех. Однако для творческого человека этот объём эрудиции имеет практическое значение. Чем шире эрудиция автора, тем глубже его творения.
Как-то я прочитал замечательную книгу «Путь меча» (коллективный псевдоним авторов Олди).  В конце книги в ней изображены различные виды холодного оружия, каждому из которых дано краткое описание. Как-то на службе я рассказал об этой книге, хвалил её за глубину и оригинальность… Один из моих сотрудников вдруг заинтересовался ею, схватил и побежал снимать ксерокопию странички с изображением клинков. Оказалось – чтобы разгадывать кроссворды… Больше в его присутствии о литературе я не говорил.
Однако вернёмся к теме. Родное Донецкое училище давало нам много знаний. В какой степени они пригодились каждому из нас, не мне судить. Однако сегодня я вижу, что в советские времена образование давалось каждому человеку «с запасом». Хорошо это или плохо? С высоты моих 55 лет, мне кажется, что это было здорово. С точки зрения сурового прагматизма, к которому стремится наша нынешняя жизнь, считается, что в этом нет нужды. Что тут скажешь?.. Я очень любил, и по сю пору люблю, философию. Эта королева наук учит мыслить абстрактно, отрываясь от повседневного бытия. А также видеть в любом явлении не плоскую однополюсную форму, а многополярный многоцветный и бесконечный в своём многообразии мир.
Так вот, по сути, в вопросе образования речь идёт о том, что лучше: типовой дом или Собор Василия Блаженного?  Нынешняя система ЕГЭзации знаний предлагает нам повсеместно перейти исключительно на типовое блочное строительство, оставляя Высокую Архитектуру за бортом. (Очень хорошо об этом: «Человек и ноосфера» Никиты Моисеева, хотя на момент написания книги о нынешних реформах образования ещё и в кошмарном сне никому привидеться не могло). В моём личном представлении, общая эрудиция делает человека более интересным. С точки зрения нынешних реформаторов образования, в этом нет необходимости. И никто не сможет примирить между собой эти две взаимоисключающих точки зрения. 
Одна молоденькая девушка-программист мне как-то объяснила, почему из людей старшего возраста редко получаются хорошие программисты. «Вы стараетесь понять, почему, в результате каких процессов нажатие определённой комбинации кнопок вызывает на экране тот или иной результат, - говорила она. – А мне всё равно, почему это происходит. Мне главное, что я знаю, что для получения результата мне нужно нажать именно такую комбинацию кнопок». Не знаю, насколько эта закономерность имеет всеобщий характер, но мне такой пример показался достаточно наглядным. Она освоила некоторый набор комбинаций и манипулирует ими в пределах раз и навсегда усвоенных функций. Мне лично этого недостаточно.
И ещё одно рассуждение. Нынешняя система образования строится вроде как по законам формальной логики: А есть Б, Б есть Д, значит, А есть Д. Но ведь жизнь-то куда сложнее этих простейших построений! Она подчиняется законам логики диалектической, а не формальной!
Правда, на все эти рассуждения имеется один убийственный контраргумент, который опровергает все вышеизложенные. Знания, которые получали мы, были полнее и обширнее, однако они оказались и слишком абстрактными. Нынешняя молодёжь в значительной степени более подготовлена к практической жизни. Она прагматичнее. Она не стремится к далёким звёздам, она желает приобщиться к тем личностям, которые причислены к разряду «звёзд» тусовочных, она не едет за туманом и за запахом тайги – если только это не сулит реальную прибыль. Она, молодёжь, лучше подготовлена к суровой жизни, чем были мы – правда, к суровой жизни в более комфортных условиях, такой вот парадокс. Правда, я не уверен, что от этого она стала лучше.
Впрочем, я увлёкся. Это – извечный конфликт мировоззрений отцов и детей!
Итак, училище знаний мне дало много. Гораздо больше, чем нужно замполиту военно-строительной роты. Там знания требовались совершенно иные; мыслить там предстояло не философскими категориями, а процентовками, толстенным талмудом «Единые нормы и расценки», закрытием нарядов… Между тем, именно в стройбат я загремел по выпуску из училища.
О прохождении службы сейчас писать не буду. Скажу только, что в строительных войсках я служил в Подмосковье, строил санаторий ЦК КПСС «Русь», который затем был передан Обществу инвалидов Афганистана.
Сама по себе служба в строительных войсках меня угнетала. Я, как потомственный офицер, считал для себя унизительным даже носить соответствующие эмблемы! И при этом уж не говорю, что система строительных войск не давала перспективы служебного роста.
Короче говоря, я писал письма и рапорта, чтобы меня из стройбата перевели куда угодно, но только в «линейные» войска. Меня вызывали, со мной беседовали, объясняли, что моя служба нужна Родине, что могут заслать в такую тьмутаракань, куда Макар телят не гонял… В какой-то момент я уже почти смирился с неизбежностью до скончания века тянуть лямку стройбатовского офицера (при помощи плети, как известно, с обухом не совладать)…
И тут началась Афганская война.
В общем-то, что это действительно война, мы осознали не сразу. Понимание приходило постепенно. Тем не менее, когда мне осенью 1980 года предложили ехать в Афганистан, у меня и мысли не возникло отказаться! Мне предложили подписать соответствующую бумагу, что я, мол, еду добровольно. Я подписал, только приписал прямо на официальном бланке, что согласен ехать куда угодно, но при условии, что меня переведут из строительных войск.
Так в самом конце 80-го я оказался в Ташкенте, в Политуправлении Туркестанского военного округа. И там  вскрылась интересная новость.
Оказывается, из выпускников нашего военного училища очень-преочень многих сослали в стройбат. Дело в том, что в эти войска и в самом деле желавших идти служить находилось не так много, а эту форму дармового труда государство использовало на полную катушку. Если говорить объективно, это была неплохая форма альтернативной службы, только крайне несовершенная.
Однако Афганистан быстро привёл наши кадровые органы к тому, что офицеров инженерных войск нужно забирать из стройбатов обратно. Тут дело было вот в чём. По действовавшим тогда законам заместитель командира роты по политической части полагался в подразделении, в котором насчитывалось 75 человек и более. Однако в большинстве подразделений инженерно-сапёрных войск по штату насчитывалось людей меньше. Зато в боевых условиях замполит полагался в каждом подразделении, независимо от штатного состава. А в Афганистане потребность в сапёрах была очень насущной. Вот и начали собирать офицеров, имеющих соответствующее образование, повсюду, в том числе и в стройбате. 
Под эту кампанию попал и я. В Ташкенте нас собралось, насколько мне не изменяет склероз, 35 человек – выпускников инженерного факультета нашего училища. Кто-то, как и я, ехал в Афганистан с охотой, считая, что это путь из стройбата, кто-то, скрепя сердце, принимая как данность, ну а кто-то с откровенным нежеланием – кому-то ведь и повезло, сумел устроиться в строительных войсках.
Тут-то и произошёл в моей судьбе  коренной поворот.
В любой среде можно часто услышать разговоры о том, что же правит жизнью человека – Её Величество Судьба или Его Величество Случай. На мой взгляд, решения эта дилемма не имеет. Потому что для ответа нужно знать, что было бы, если бы ситуация сложилась иначе. Но ведь проверить-то мы это не в силах! Мы знаем единственный вариант действительности – и никакого другого. И что именно выстраивает нашу судьбу, мы не знаем. Потому разговор о том, судьба или случай вмешивается в тот или иной поворотный момент жизни, по большому счёту, не имеет смысла… (По этому поводу хорошо описано у Айзека Азимова «Конец Вечности»).
Когда я рассказываю о том, что именно повернуло мою жизнь в декабре 1980 года, мои собеседники как раз и расходятся во мнении, что это было – просто случай или же судьба решила восстановить справедливость.
Тут вот в чём дело. Когда я учился в ДВВПУ, у нас выходила училищная газета «Звезда». Именно там начали выходить мои первые публикации. Я даже помню свою первую заметку, хотя она у меня не сохранилась. Я написал о том, что мы, курсанты, в порядке шефской помощи работали на местной текстильной фабрике. В общем-то благодаря своим публикациям в училищной, а потом и в газете Киевского военного округа, в городской… Ну, заметили меня в училище.
Однако редактор «Звезды» использовал мой потенциал, однако не счёл нужным подсказать, что можно ведь попытаться пойти служить по линии военной журналистики. Что же касается меня, то я вообще считал, что в газетах работают некие люди не от мира сего – сверхумные, сверхразумные, с кристальной совестью, просто небожители земные! То есть сотрудничал я с газетами, но о том, чтобы попытаться самому оказаться в редакции – у меня и мысли не возникало!
…И вот, в коридоре Политуправления ТуркВО шёл мой товарищ по училищу Анатолий Королёв. В период учёбы он активно занимался борьбой, был сильным, добрым, отзывчивым, и несколько прямолинейным. Вдруг он услышал, что двое кадровиков разговаривают о том, что им нужен корреспондент для военной газеты. Ну право же, абсолютное большинство людей прошли бы мимо. И уж тем более, если учесть, что разговаривали полковники отдела кадров, а Королёв имел звание старшего лейтенанта.
Однако Анатолий не сробел, подошёл к ним и сказал, что знает такого офицера, который умеет и любит писать.
Я к тому времени уже получил предписание ехать в афганский город Кундуз, в 201-ю дивизию, замполитом роты (кажется, ремонтной, не помню точно). И просто ждал товарищей, чтобы отправиться  с ними обмывать направление. 
И вдруг меня вызывают в «кадры» по второму разу.
- Хотите стать журналистом, корреспондентом? – спросил кадровик.
Для меня это было что-то сродни вопросу, хочу ли я иметь в личном аквариуме золотую рыбку. О профессиональной журналистике я даже мечтать не смел – потому что считал себя простым смертным!..
Таким образом я и получил предписание ехать в далёкий туркменский городок Кизыл-Арват.
Спасибо за то Анатолию Королёву, который в тот момент сыграл роль либо того самого случая, либо стал проводником воли судьбы – я не знаю, какой статус в этом случае ему придать.
Должен сказать, не все тогда поняли моё согласие. Один из офицеров, который не хотел ехать в Афган, но получил предписание и ехал-таки, бросил мне с нескрываемой злобой: мол, строил что-то из себя, а сам испугался и воспользовался первым же предлогом, чтобы уклониться…
Эти слова меня здорово задели. Вроде как светлую мечту дёгтем (или чем похуже) замарали. Потому что я не пытался уклониться от опасности, у меня и мысли такой не было! Сколько раз потом получал приказ ехать в «горячие точки» - и ни разу не отказался и не уклонился!
В Кизыл-Арват я прибыл в последних числах декабря. И собственно к освоению профессии журналиста приступил уже в начале января 1981 года. Редактором газеты «Красное знамя» 58-й Рославльской мотострелковой дивизии был Владимир Нагорный. А ответственным секретарём – Сергей Дышев, ныне широко известный писатель.
Там я отслужил пять лет. И уехал оттуда в Афганистан – никуда я от него не делся.
Остаётся добавить только вот что.
Иной раз в жизни сожалеешь, что что-то сделал или не сделал, а то и сделал, но не так. Так вот, никогда, ни на йоту не пожалел я о том, что стал журналистом. Это – самая лучшая профессия, которая только может быть. Кто-то сказал о журналистах «они и с уголовщиками, они и с королями». Где я только ни бывал в качестве журналиста, с какими людьми мне доводилось общаться! Я побывал на четырёх войнах, неоднократно бывал в тюрьмах и колониях, в психбольнице, во дворцах и в хижинах, в высоких кабинетах и притонах… Я встречался и общался с Путиным, Ниязовым, Каримовым, Смирновым (из Приднестровья), Сержем Саргсяном, Варенниковым, Громовым, Саблиным, Аушевым, Чепурным, Клинцевичем, Здановичем, Лановым, Рудинштейном, Викой Цыгановой и Татьяной Андреевой, Эдуардом Малофеевым и Валерием Непомнящим, Юрием Шевченко, Александром Буркиным, с иностранными дипломатами из США, Канады, Франции, Болгарии, Сербии… А уж журналистско-писательский мир – и вовсе места не хватит для того, чтобы назвать малую толику: ушедшие в мир иной Нина Матвеевна Беркова и Владимир Карпов, Иван Переверзин, супруги Переясловы, Владимир Гусев, Владимир Силкин, Александр Торопцев, Николай Шефов, братья Дышевы, Николай Иванов, Юрий Поляков, Станислав Куняев, Елена Семёнова, Светлана Савицкая и Анна Гранатова… Да всех просто не перечислить!
Иногда можно услышать фразу: мол, жизнь прошла, а будто и не было её… О себе скажу:  у меня жизнь получилась длинная-предлинная, интересная и многообразная. Надеюсь, что до финишной черты ещё дистанция осталась немалая. Однако и сегодня могу сказать: такой интересной и многообразной она получилась именно потому, что 30 лет назад, несмотря на жёсткое давление родни, я принял решение навсегда связать свою судьбу с журналистским, а впоследствии и с писательским ремеслом.
…Через пару лет после описанного эпизода мне предложили вернуться из газеты в войска, стать замполитом отдельного артиллерийского дивизиона. Это было значительное повышение. Я даже стажировку там проходил, гаубицу Д-30 до сих знаю хорошо, что такое ПУО (прибор управления огнём), коллиматор или артиллерийский «веер» разбираюсь. С командиром дивизиона отношения у меня сложили просто прекрасные… Но я отказался.
Приходится повториться, что меня тогда никто из родни вновь не понимал. Какое давление пришлось выдержать – словами не передать! Что и говорить – слишком часто я пасую перед давлением, плюнешь, да и сделаешь, как от тебя требуют. Но тогда твёрдость я проявил непоколебимую!
Вот сейчас сижу я в московской квартире, работаю в солидной творческой организации, на полке стоят два десятка книг, которые написал я лично, и несколько в соавторстве… И думаю порой: а если б поддался я тогда – где б я был, чем бы занимался?.. Понятно, что альтернативы и жизненной судьбы нет, чтобы проверить это. Но главное – и не хочется проверять, не дай бог, чтобы сложилось как-то иначе!
…Когда я только стал журналистом, один родственник сказал мне, что это не профессия, «а если хочешь писать – пришёл со службы и пиши!». Что ж, творческий процесс действительно труднопостижим для человека, у которого нет в душе такой потребности.
Мне же больше по душе другая фраза: «Можешь не писать – не пиши!». Я лично не писать не могу!