ИНОК

На горе святой Афон, что в земле греческой, жил инок юный - духом чист, ликом прекрасен, а телом девственен. К заутрене он приходил первым и молился столь неистово, будто замаливал страшный грех какой. Был он любимцем всего монастыря и настоятель Иероним души в нем не чаял.

Случилось так, что из далекой России в монастырь приехал гость августейший и привез свитy многочисленную. Cопутствовали ему отцы белого и черного духовенства и был среди них Макарий, послушник праведный и смиренный.

Смиренный нрав и кроткое сердце снискали ему славу поистине человека божьего. Он никогда и слова богопротивного не молвил, тем паче дела дурного не делал. А что до ума, да как в него заглянешь?! Ум человечий, что терем патриарший, стороннему доступ токмо в светелку и не боле.

Макарий был затворником строгим, мяса не ел даже в мясоед, а рыбу только по пятницам, плотским желаниям не потворствовал, а усмирял их молитвами долгими и работами тяжелыми. Молился он денно и ношно, обращаясь к Господу нашему Иисусу Христу с извечной просьбой о ниспослании благодати и об избавлении от лукавого. Греха плотского Макарий сызмолоду не ведал и женщин ближе чем за полверсты не видывал. Иногда он задумывался об их назначении на этом свете, но ум его бедный не мог найти более достаточного объяснения, нежели то, что назначено им заботиться о продолжении рода. Макарий был уже не юношей, но мужем зрелым, а потому знал, конечно, об анатомии детозачатия и деторождения. Но практическую сторону дела он себе не представлял, ибо отдан был в стены обители еще младенцем и провел всю свою жизнь среди братьев в Бозе…

С мыслями о страстях Христовых и желанием уподобиться Господу в смирении отправлялся он на святую гору Афон - обитель веры и правды мира православного. Как только его стопа почувствовала святую твердь, Макарий ощутил невероятный прилив сил. Его переполняла радость причастности к великому, и все свое пребывание он внутренне поклялся бдеть - бдеть денно и нощно, не упуская ни единого мгновения происходящего. Большая процессия, частью которой был Макарий, во главе с Великим князем двинулась вверх по ступенькам к монастырю, где их ожидал пышный прием. Но сначала все приглашались к заутренней службе в Соборный храм.

Здесь собралась вся братия и был среди них инок наш смиренный. Он стоял у аналоя и шептал молитву. Зал был уже полон, и, найдя себе место у колонны, на которой помещалась икона Святого Григория Синаита, Макарий опустил очи долу, глядя на свой крест, свисающий почти до пупа, и направил все свои помыслы к Иисусу, мысленно повторяя "Господи, помилуй! Господи, помилуй!". Всю службу Макарий не упускал юношу из виду. Неведомая сила тянула его к нему, наваждение руководило им, и он не противился. Теперь Макарий убедился наверняка - существует Нетварный свет, о котором говорили святые отцы в своих писаниях, и такой же свет источал этот инок.

По окончании службы Макарий последовал за юношей. С открытой душой и снедаемый духовной жаждой он следовал своему сердцу, которое говорило ему, что юноша таит в себе невиданную силу и что знакомство с ним может открыть Макарию верный путь к источнику Божественного света.

***

Садясь в ладью, Макарий глазами искал удивительного юношу, но так и не нашел его. Один из монахов оттолкнул лодку от арсаны и задал ей направление в сторону поднимающегося с поверхности моря тумана. Очень быстро Афон исчез из глаз, и Макарий закутался в плащ. Его знобило. Болело и тянуло в паху. Раза два его стошнило.

Макарий вернулся в свой скит совершенно исхудавшим. На расспросы братьев он невразумительно мычал и открещивался недомоганием. Ничего не ел. Изо дня в день он ходил по воду и носил ведра, неся коромысло на голо тело. Наступала глубокая осень с ее первыми заморозками по утрам. Ясные морозные дни сменялись долгой мелкой изморосью. Макарий продолжал носить тяжелые ведра с коромыслом на голо тело. Он превратился в скелет, ребра и лопатки четко вырисовывались на тонкой коже, готовые вот-вот ее проколоть.

Перед сном Макарий просил братьев привязывать его к деревянному кресту, который он установил у себя в кельe, так, чтобы ноги не могли двигаться, а руки прикасаться к телу. Объяснений братья не получали, но предполагали, что это самобичевание и отрешение связано с каким-нибудь тайным обетом, данным на Святой горе. С расспросами они особо не приставали, да и ответа бы не получили: после своего возвращения Макарий почти не молвил ни слова. Сам же Макарий боролся таким образом с искушением тела, с огнем внутри чресел, который тем более разгорался, чем чем сильнее он пытался обуздать его.

Дни проходили за днями и месяцы за месяцами. О его тайном обете слышали даже на Колыме. Приезжали многие послушники поклониться в ноги Макарию за его страдания. Но Макарий никого не пускал к себе, а днями носил ведра с водой или убирал испражнения в уборной.

Вскоре состояние его ухудшилось до того, что он не мог не только поднять ведер, но и встать с постели. Он кашлял кровью, кожа его превратилась в прозрачную бумагу с голубоватым оттенком, под которым можно явно было различить вены и прожилки. Часами он не выходил из забытья, а вернувшись в сознание, подолгу глядел на серую стену кельи, будто бы она была прозрачная и за ней происходило некое событие.

Несколько раз к нему приходили отцы совершить обряд причастия, но каждый раз они удалялись, ничего не сделав. Огонек жизни упорно продолжал гореть в уже казавшимся окончательно истлевшим теле.

Макарий почти превратился в труп, но что-то еще удерживало его при жизни. Никто не мог понять, что же заставляло его легкие все еще набирать воздух и с хрипом выдавливать его через воспаленную гортань. Наконец, и до Афона дошла весть о странном страдании монаха. Был среди афонских братьев и послушник Лука. Он испросил позволения посетить брата Макария и, по-возможности, разрешить его недуг.

С этой миссией он прибыл в скит и его сразу повели к страждющему. Тот находился в полудреме, когда ему представили Луку. При слове «Афон» Макарий подернулся, открыл глаза, чтобы взглянуть на гостя, но, видимо, тот, кого он увидел, был не тем, кого он ожидал. Загоревшиеся было зрачки снова потухли и Макарий отвернул лицо от Луки. Этого взгляда было достаточно, чтобы Лука мог понять всю глубину страдания больного.

Лука стал приходить каждый день к больному, ходить за ним, пытаться хоть как-то облегчить бремя страдальца. Неделю спустя, в одну из самых промозглых ночей разыгралась непогода, ветер сносил крыши в соседних деревнях, и в келье Макария он с силой Вельзевува сорвал ставни. На следующее утро после того, как непогода стихла, к Макарию по обыкновению зашел Лука, и увидел, как неистово прошлась непогода по келье монаха, разметав скромный его скарб, залив пол и даже перекосив икону, которая висела на серой стене у ног монаха. Ветер был такой силы, что даже сбросил Священное Писание со стола, которое теперь  лежало распятое на глиняном полу коркой кверху, примяв под своей тяжестью страницы.

Лука поднял осторожно Книгу и пробежал глазами по странице, на которой еще находились мелкие камешки и кусочки глины, вдавленные в бумагу. Первое, на что упал его взгляд, были слова: «И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы ...»

Лука принялся поправлять икону, но она никак не хотела вставать на место. Лука снял ее, чтобы поправить гвоздики, и увидел на стене пятно, еле различаемое вблизи. Лука приблизился, чтобы различить причину пятна и увидел, что это были мелкие ямки, которые на косом утреннем солнце явно давали тень. И возникнуть могли эти ямки только через долгое и кропотливое трение чем-нибудь мягким, тряпочкой или просто пальцами. Лука отошел вглубь комнатки и различил некое изображение. Сначал он подумал, что это изображение Иисуса, которое чудотворно могло перенeстись с иконы на стену, но икона несла изображение Св. ... и была в корне не похожа на настенный образ.

Лука опустился в размышлении на стул рядом с больным и, пока раздумывал, медленно закрыл глаза. Ему привиделся отрок. Необычный отрок - сродни католическим изображениям Иисуса. Шел он через пшеничное поле и нес он в правой руке короб, полный, по-видимому рыбой. От него исходил невыносимый свет. Набедренная повязка почти спадала с бедер и походил он на...

Лука тут же открыл глаза и явно распознал в настенном пятне афонского инока. Он с ужасом посмотрел на Макария, который удивительным образом безмятежно спал, и бросился вон из кельи. В тот же день он оставил скит и уехал на далекий Афон.

***

Месяц спустя из далекого далека пришла посылка с оказией. Посылка не посылка, но котомка, которая предназначалась умирающему Макарию. Поговаривали, что пришла она со Святого Афона. А что в ней было, неведомо было никому, ибо предназначалась она мученику среди братьев, и никто не посмел даже раскрыть ее.

Ее отнесли страдальцу и положили у изголовья, тут же оставив его одного. Макарий спал и ничего не слышал. Во сне ему привиделось, что купается он в реке, чистой-чистой и теплой-теплой,  подобной былинному Иордану, что вокруг него собралось множество рыбы, среди которой большинство мальков. Они подплывают к нему близко-близко и щекочут то у пальцев ног, то у колен, то у паха. От их прикосновений тело погрузилось в томную сладость и стало разливаться капельками молока. Макарий проснулся от ощущения мокроты в области паха. Он открыл глаза, огляделся. На стене вместо иконы зияло пятно, а у изголовья лежал комок, видимо, котомка. От нее исходил чуть уловимый запах. Его бы никто не почуствовал, но Макарий сразу понял, чт; в котомке. Он бросился развязывать узлы,

Отбросив уголки котомки он увидел одну единственную вещь в ней: пояс. Любой другой монах увидел бы в подобной посылке напоминание свыше о назначении монашеского бытия, но Макарий не думал более, но осязал и чувствовал: пояс испускал только ему ведомый запах, и этот запах вводил его в экстаз. У Макария стало сосать по ложечкой, живот его во гнулся, задерживая воздух в легких. В области паха он ощутил необыкновенный прилив сил. По всему телу стало разливаться сладостное чувство, которое однако никак не могло достичь своей высочайшей точки. В желании достичь ее, Макарий уже ни о чем не думал - он схватил пояс и стал его заглатывать, почти не прожевывая. Через несколько секунд пояс был полностью поглощен, Макарий постоял еще минуту, опираясь о стену и потом рухнул навзничь, давясь и захлебываясь рвотой. Наутро его нашли мертвым, лежащим в собственной рвоте.

***

К вечеру того же дня на другом конце света Божьего, на горе святой Афоне, вернулся прекрасный наш инок в келью свою. Поклонившись на образ, инок сел на кровать и уже было стянул свой хитон, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он оглянулся но никого не было вокруг. Глаза постепенно привыкали к сумраку комнаты и он стал различать предметы вокруг. Он опустил взгляд подле себя и окоченел. Он даже не в состоянии был выдавить из себя и звука. Подле него чуть различимо лежала , свернувшись комком, белая змея и поблескивала немигающим взглядом. Однако она не выказывала никакого намерения напасть. Молодой человек, придя в себя, вскочил и проскользнул в дверной проем. Через секунду на весь двор разнесся исступленный крик: "Гады, гады!"

Юношу два часа ловили по двору, чтобы успокоить. После того, как добились от него несколько вразумительного объяснения, пришли всей братией к нему в келью, вооруженные копьями, вилами и силками, но никакой змеи не обнаружили. Обыскали все здание, но гада нигде не было. Все отдали на легковерие юного ума и оставили его снова одного. И вновь откуда ни возьмись появилась змея. Юноша уже не испытывал былого страха - на страх у него уже не было сил, и он лег рядом. На утро, когда юноша встал, он не обнаружил загадочную змею на своей кровати, но ночью она снова появилась. Она появилась и на следующий день и после. Со временем юноша подружился с ней, стал приносить ей корм. Дошло до того, что он совершенно перестал ее бояться, стал носить во внутреннем кармане свой одежды, а ночами, засыпая, клал себе на грудь и гладил.

Прошло тридцать девять дней, как она впервые появилась у него . На сороковой день юноша проснулся засветло к заутрене, но змеи рядом не было. Oн вскочил, стал обыскивать углы и норы, но ее нигде не было. Он выбежал во двор и там все обыскал. Но, не обнаружив ничего, он побрел к главной церкви. Дорога вела мимо кладбища, где покоились святые отцы. Здесь в траве, недалеко от могилы св. отца Игнатия юноша вдруг увидел белую чешую, сброшенную змей. С этой поры она более не являлась.

КОНЕЦ