Штрафной удар

21 мая на стадионе десятой школы мы играли финальный матч на звание чемпиона города. Букмекерские конторы всего мира готовы были заплатить миллион евро тому дураку, кто поставил бы на победу десятки, потому что там учатся одни чмари, которые футбольный мяч не отличают от скакалки. Им бы не футбол играть, а заниматься бальными танцами в облегающих лосинах розового цвета. Фиг знает, каким ветром их надуло в финал.
Тактики игры простая: ворота наглухо запечатывает дверь из легированной стали  – Тимоха Байдаченко. В центре обороны – царь всех футбольных полей и страшный сон всех нападающих нашего города Ганс – Ванюха Пушкарев. Чтобы ударить по нашим воротам, сначала надо спросить разрешения у Ганса, но только у него одна резолюция – «Нет». Ну а в нападении – там я. Себя хвалить не буду, пусть говорят факты и сухие цифры: в пяти играх семь голов. Конечно, не Герд Мюллер и не Мишель Платини, но иногда по мячу попадаю.
Расставились. Мы встали, напротив выползли эти вуалехвосты  из местного зоомагазина. Приветствие команд: «Физкультпривет». Мы пророкотали. Эти чижи пискнули.
Болелы визжат, тоже мне торсида. Они нас порвут, нам уже гробы приготовили, за школой нам яму выкопали, короче, нам не жить, смерть уже идет по пятам. Пока они обещали нас закатать, Ганс, как ювелир, четко вырезает вразрез пасочек между двумя аквариумными рыбками, прямо мне на ход. И я ласково пускаю круглого мимо вратаря. Елочка, зажгись! Дети, вы звали деда Мороза?! Вот вам кулек с дюбелями в сахарной пудре. Угощайтесь!
На пятнадцатой минуте – беда. Чмырила долговязый сбил  Ганса. У меня все упало. Я – туда, парней растолкал. Смотрю – Ганс голову руками держит, никак выдохнуть не может. Мы его подняли, за поле отнесли. Он на траву лег, посмотрел на меня: головой качает. Все, играть не может! Ганс – скажу я вам – это броня для танка! Он под девочку никогда не канает! Если уж он сказал «нет», значит, тут дело серьезное.
Я взбесился, на поле вылетаю, грудкую того дятла, что Ганса свалил. Болелы подняли визг, чмыря подбадривают: раскатай его, зарой, порви! Сейчас, только накрою стол белой скатертью и помою руки! 
–  Ты чего, козлина, наших ломаешь? Типа ты из самбо что ли?
Тот меня отпихивает:
– Грабли убери, а то и тебя унесут!
Тут уж у меня башку совсем наизнанку вывернуло: Ганса сломал, теперь еще и меня пугает!
– Меня унесут! Ты ничего не перепутал?! – и на ему в солнечное. Честно скажу, что бил с душой, но не сильно. Ткнул просто. А этот, лебедь душистый, ручки раскинул, глазки закатил и, как прыщавая девочка, которую не позвали на танец, хлоп на землю. Тут через толпу проковырялся судья. Глядит: стою я – живой, а у моих ног лежит умирающий  долгоносик. Судья начал выдумывать мне наказание. Потом решил не наказывать, а просто казнить. Пошарил по карманам, достал красную карточку, сунул мне в харю и – счастливого пути в загробную обитель.
Короче, ситуация – бульон с куриным кукишем.  Ганс в отключке, я – в загоне. На поле 9 человек. Моральное состояние, как у таракана в пробирке… Я говорю Бекету: «Выходи вместо Ганса!» Больше некому. Я, конечно, понимаю, что Бекет и футбол – это не в рифму, но сейчас любая пара ног на поле нужна. И какой-никакой Бекет все же лучше пустого места.
– Санчес, я боюсь, что подведу! – блеет он.
– А ты не подводи! Ты старайся! – заорал я. Понятное дело, что злюсь на судью, на того утконоса, на Бекета, а больше всего – на себя.
Начался второй тайм. Всего двадцать минут, но время ползет еле-еле, как будто двадцать минут – это двадцать суток. На одиннадцатой минуте нам забили гол. Дурацкий. Справа пнули мяч, он попал в толчею возле ворот, и от какой-то ноги укатился в самый угол. Тимоха ничего сделать не смог. Ничья.
Нам бы только дотянуть до пенальти. Там мы хоть как выиграем. Гвоздь забьет верняк, стопудово забьет Шабалин, на последний удар выйдет Тимоха, он хоть и воротчик, но бьет, как царь-пушка. Если что – снесет и вратаря и штангу. Только бы додержаться до пенальти!
На последней минуте Бекет забодался с этим утконосом. Надо же! Бекет, как заправский игрок «Ювентуса» оттер его и забрал мяч. Вот так зажигаются звезды! Тот дибелоид клювастый  толкнул Бекета и сам же упал. Судья свистит. Нет, ну это уже выше всех краев. Прикиньте: Бекет впереди, тот бараноидный чмырь сзади. Он падает, а Бекет виноват. Это какие-то новые правила, написанные специально для школы номер десять. Не случайно слова  дебил и десять начинаются одинаково, много там общего. Территория даунов!
Я выскакиваю к бровке. Ору, что есть мочи. Но Ганс окорачивает меня: не надо спорить, осталась всего одна минута. До ворот метров двадцать – гол им с такой дали все равно не забить. Я смотрю: действительно, до ворот далековато, эти ранеточные рахитики на такое расстояние мяч по-любому не допнут. Пусть пробуют.
Наши поставили стенку. Тимоха приготовился. Бить взялся долгоносый. Бекет вышел из стенки и встал чуть в стороне, чтобы потом сразу того муфлона накрыть. Разбегается долгоносик. Бьет. Мяч летит куда-то на левый берег речки Лимпопо, или в сторону седьмого спутника Юпитера, или в тридевятое царство! Короче, мяч летит в сторону, которая называется к черту на кулички, где нет футбольных ворот. И в этот миг Бекет не знаю зачем выпрыгивает. Может, в прошлой жизни он был кенгуру, и сработали гены – я не знаю. Короче, он выпрыгивает, мяч стукается о его емкость, которая у нормальных людей называется головой, но у Бекета – это просто емкость, в которой, как в футбольном мяче, нет ни грамма мозгов. Мяч отскакивает, меняет направление и летит… Сами знаете куда!
Сначала было тихо, потому что никто не мог поверить, что так бывает на самом деле. Первым опомнился долгоносик. Он дико заорал, упал на колени и завизжал, глядя в небо, словно там, среди синих туч, находился тот всемогущий бог, который ради прикола закатил нам этот гол. Весь стадион стал похожим на вулкан. Везувий! Хохот, крики, истерика. Мы стоим, как идиоты, облитые вонючими помоями, и готовы от позора спрятаться в могилу и накрыться гробовой крышкой. И никогда не появляться на свет божий! Если мою рожу выставить на выставке «Самые глупые лица планеты», я бы занял первое место с большим отрывом. Такого ужаса я еще не испытывал. Час назад я считал себя самым крутым форвардом на земле. А теперь какие-то эмомоськи ржут надо мной, и ржут совершенно по делу, потому что мы им продули.
…Мое тело повисло в пустоте. Глаза налились горячей кровью. Я, задыхаясь от ярости,  шагнул к Бекету. Тупорылый инвалид! Вот кого нужно стереть, удалить, навечно вычеркнуть… Сколько уже косяков из-за этого черта!
Бекет обреченно опустил бледное лицо, на котором пропечатались две грязные полосы от мяча. Услышав  тяжелые шаги, он тяжело поднял голову, и я увидел его влажные глаза. Они спрашивали: «Санчес, знаешь, как мне сейчас фигово?!» Я остановился, вздохнул и  положил руку на потное плечо Бекета:
– Ладно, Толян! Не расстраивайся! В игре все бывает! 
Подошли остальные и с какой-то пронизывающей нежностью говорили утешительные слова, о существовании которых до этого даже и не подозревали. Приковылял Ганс:
– Не, парни, скажите, что Бекет – молодчик: так сыграть в защите! Я стоял  и глазам не верил: человек, можно сказать, первый раз играет и так надежно!
Глаза у Бекета блеснули, он торопливо попросил воды, чтобы смыть с лица грязь. Но мы-то, конечно, понимали, что же на самом деле он хочет смыть, и, пока Ганс лил ему на руки воду из бутылки, мы деликатно отворачивались.
Нам забили гол. Обидно, конечно! Но мы не проиграли. А что? Бывает и так! Бывает и так, что у тебя душа рвется на куски, но ты понимаешь, что твоему другу еще хуже, и где-то находишь еще какие-то новые  силы, находишь какие-то человеческие слова и тянешь губы, изображая улыбку. Тяжело, но  приходится. Да, нам забили на один гол больше, но мы не проиграли! Я скажу так: иногда,  чтобы пожалеть, понять и просто улыбнуться, сил надо больше, чтобы запнуть круглого в ворота. Это я точно знаю! Когда Бекет вымыл лицо, мы побежали с ним к универмагу за таксериком, чтобы везти калеку Ганса до дома.  Правило номер один в действии: своих не бросать!