Кровь на снегу

                Повелитель кошмаров

     Кровь на снегу.

     - Михаил, отель проверен. Нет ни жучков, ни камер. На полдня выкуплен верхний этаж. Но есть одна проблема.
     - Проблема? Какая?
     - Лестница закрыта на ремонт. Подняться можно только на лифте.
     - Уф. Какой этаж?
     - Десятый. Михаил, еще можно отказаться. Или сменить место. Это моя ошибка. Нужно было все тщательней проверить.
     - Надо было. Так, отменять не станем. Я постараюсь справиться. Десятый этаж. Высоковато, конечно. Ладно. Завяжите мне глаза. И пусть все зарубят на носу: если я услышу что-нибудь, отдаленно напоминающее смешок, то они будут жалеть об это до конца своих дней…

     ***

     Белый цвет. Такой яркий, что режет в глазах. Михаил глубоко вдыхает холодный воздух и чувствует, как льдинки оседают внутри него, не тая. Не греет больше сердце.
     Белый, белый цвет. Это падает мелкий снег на застывшую землю. С голубого неба, наполовину затянутого серой дымкой, от горящих домов.
     - Город взят! – восторженный крик. – Город взят!
     А чему здесь радоваться? Михаил дыхнул на руки. Они ничего не почувствовали. Тогда он снова одел перчатки и стряхнул с лица напавший иней. Глаза слипались то ли от ледяного ветра, то ли от слишком яркого солнца, то ли от бессонных ночей.
     Михаил поднялся, вешая на плечо ремень с винтовкой. Он слишком долго сидел на снегу и теперь еле мог ходить. Ноги не слушались, вязнув в сугробах.
     - У тебя кровь.
     Всего лишь кровь? А он подумал, что умер. Так похоже на ад. Безумно похоже. Рука дотронулась до правой стороны лица. Нет уха. Наверное, поэтому он плохо слышит. А еще гремят на горизонте артиллерийские выстрелы. Они всё перебивают.
     Кучей, словно какой-то мусор, сложены тела убитых. Холод превратит их в одно ледяное изваяние. Никто не попадет в могилы. Об эту мертвую землю гнутся лопаты.
     Михаил остановился, чтобы посмотреть на трупы. Здесь собрали не спасшихся жителей. Остекленели глаза детей, удивленно глядя в небо. В ужасе застыла женщина, тянувшая свои руки к ребенку. И лишь умиротворен лик стариков, словно дождались. Смерть отпечаталась на взорах. Совсем скоро снег скроет их тела.
     - Готовься! Огонь!
     Грохот от выстрелов винтовок отдался тупой болью в голове. Пятеро солдат расстреляли еще троих пленных. Это была милость? Наверное, они бы все равно не дожили до завтра. В глазах перед смертью повисло: зачем? Запоздалый вопрос.
     Расстрелянных оттащили к другой куче. Михаила зашатало. Боль не хотела уходить. Лишь падающий снег немного остужал пылающую правую сторону лица.
     У разрушенного штаба полулежало тело. Офицер врага со сломанной шеей и развороченным от стольких ударов штыками животом. Они вывели его на улицу с бешеным блеском в глазах. Они набросились на него все разом, словно найдя в нем причину всего этого ада, что творился вокруг. Но потом, когда тело послушно как кукла лишь дергалась от очередных ударов, они опомнились. И сознание того, что они наделали, привело их в шок.
     Вот тогда в воспаленном мозгу возникла чудовищная мысль, не нашедшая возражений. Они убили друг друга. Михаил пристрелил своего напарника, а тот промахнулся. Почему?
     - У тебя кровь…
     Кровь? Как странно, она еще капает. Нескончаемо. Багровая полоса вела к телу, что аккуратно положили отдельно от остальных. Девушка с застывшим страхом на лице. Снег бережно укрывал ее в колыбель. Вот только ей было все равно. Почему сейчас думается о ней? Наконец, пришло осознание? Офицер прикрывался ею как щитом. А разве они пощадили ее? Они не были готовы ждать. И за первым выстрелом врага ответили сами.
     Так что привело их в бешенство? Ухмыляющееся лицо офицера или собственный поступок? Отзвук тех очередей, что отбросили назад, и офицера, и ее?
     Михаил упал на колени в снег. Боль становилась нестерпимой, и кровь не думала останавливаться. Чья-то винтовка мелькнула перед глазами. Еще один выживший?
     - Остались только мы. Прошу, друг, в последний раз. Будь моим палачом.
     Михаил  посмотрел на него. Грязные повязки на голове, не сменявшиеся несколько недель. Перепачканное в саже и крови лицо. Серые глаза, полные тоски. Трясущиеся руки.
     - Нет, друг. Нам еще жить с этим.
     - Зачем?
     Он не знает ответа. Вот только убивать больше не станет. Михаил поднимается, оставив свое оружие и осунувшегося солдата. Куда он  идет? Подальше от безумия
     - Прошу… - голос позади.
     Не слушать. Правая сторона лица запылала еще сильнее, словно мучаясь от мольбы.
     - … убей.
     О, как тяжело уходить. Сгорбилась осанка. Михаил еле волочет ноги. Невыносимо.
     Что это? Снег застыл в воздухе. Обледенелая стонет душа.
     - Избавь меня!
     Отчаянный крик заставляет обернуться. Становится совсем невмоготу. Солдат плакал, сидя на снегу, рыдал как ребенок. Онемевшие пальцы его примерзли к штыку. Он приставил его к горлу и зажмурился.
     Михаил отвернулся, вздрогнув от собственного вскрика. И по горячему лицу потекли холодные слезы. Он сам не выдержал, выпустив на волю всю тоску и боль.
     Он уходил к полям, усеянным сотнями павших. Изуродованные тела. Горящая еще техника. И жар обдал его своим дыханием. Здесь был ад. Его ад.
     Слезы текут. Ничто не способно остановить их. Здесь до сих пор царят тоска и отчаяние. Он ничего не изменит. Он не в силах. Душа сама пылает огнем.
     Он уходит. А снег продолжает висеть в воздухе, не смея коснуться убитых…

     ***

     - Михаил, Михаил! Все в порядке?
     - Да, всё. Это просто слезы.
     - Вы меня напугали.
     - Я хочу, чтобы вы кое-что сделали.
     - Да, Михаил. Все, что угодно.
     - Пожмите за меня руку этому ветерану. Без слов.