По данным института Гэллапа

                Иосиф Плинер

                По данным института Гэллапа.

   Если кто – то сегодня думает, что компьютеры, которые стоят у них на столах, лежат на коленях, виде всяких там ноут и нет буков, или планшетников, были всегда, то они глубоко заблуждаются. Были времена, когда машины занимали целые этажи, гудели от натуги тысячами ламп, и выдавали результаты за долгие часы работы, которые сейчас делают самые плохонькие машины за пару минут. Потом техника пошла вперед, и эти монстры как динозавры вымерли, и на них места пришли машины чуть поменьше, но все равно занимали уже не этажи, а комнаты. Прогресс был на лицо. Но и все эти вычислительные агрегаты должна был обслуживать куча людей. Одни печатали на перфораторах специальные перфокарты, потом длинные и монстровидные сортировки их раскладывали по определенным карманам, затем огромные, похожие на небольших слонов табуляторы глотали их и выдавали длинные рулоны всяких цифр и значений, над которыми колдовали долго и нудно программисты. Но все это добро часто ломалось, давало сбой и порой работало просто отвратно. Чинить призывали механиков, которые с различным инструментом, порой совсем не пинцетом и отверткой, а здоровым молотком и страшными железяками, вторгались в эти чудища и вдыхали в них жизнь.
 Черт его знает как, но его занесло на курсы по ремонту вычислительной технике, по объявлению в газете.  Он всегда с отвращением смотрел, как люди могли днями и часами возиться со своими мотоциклами и машинами, по уши грязные от всех этих деталей  и механизмов и еще получали от этого удовольствие. Себя он успокаивал – вычислительная техника, то же прогресс человечества и там не может быть грязи. Ему рисовались красивые белые комнаты, в которых мирно жужжали машины и люди в халатах не спеша прогуливались вдоль рядов с мигающими лампочками, наклонялись  и что -  то неспешно там делали, если машины давали сбой. Все его иллюзии испарились, когда их повели на завод по ремонту вычислительной техники. Там стоял грохот и шум. Люди вгрызались в технику, вытаскивали оттуда поломанные детали и с грохотом и треском вставляли их на место. Стало сразу как – то скучно и противно. Мечта  красивой и чистой работе, исчезла и померкла, словно ее и не было. Учеба сразу потеряло свой флер таинственности и романтизма. А еще подсадили к нему соседа. Это был парень его возраста, высокий, с льняными длинными волосами, редкой бородкой огромными,  голубыми глазами. Носил он какие - то странно короткие, узкие брюки, пиджак в клетку и все это дополнялось дурацким саквояжем, похожим на тот, в котором земские врачи ходили на визиты к своим больным. Но все это не имело бы никакого значение, если бы, ни одна странность поведения соседа. Он постоянно смотрелся в маленькое зеркальце. Кто тогда мог подумать, что около тебя находится гей. Да никто. Такого слова и в лексиконе то и не было. Сосед оказался совсем не геем, он был просто наркоманом. А в зеркало смотрелся, для того что бы видеть, когда расширялись глаза и начинался, как говорили наркоманы – приход. Все это выяснилось, когда в одном из перерывов сосед в туалете вдруг открыл при нем свой саквояж, и показал содержимое. В это было трудно поверить, но он весь, доверху был забит таблетками.
- Хочешь попробовать. Это кодеин Таблетки от кашля. От одной ничего, но если взять штук двадцать, тащить будет как надо. Да кстати мы не познакомились. Семин. Зови меня просто Семин.
Так началась эта недолговечная дружба с наркоманом из далеко сибирского  городка.
- Вижу, что ты не хочешь. А я возьму. И он, отсыпав добрую горсть в руку, проглотил ее и потом на лекции, долго сидел, отрешенно смотря на доску, где преподаватель чертил схемы коммутаций, и формулы.
 И все-таки, один раз Семин его уговорил принять дозу. Это было перед концертом польской группы Червоны Гитары. Для первого раза была предложена доза в 15 таблеток и пол таблетки нозепама. Сначала было вроде неплохо, даже совсем неплохо. Пошли новые ощущения и расслабленность. Было ожидания чего – то необыкновенного, как описывал Семин. Но все закончилось банально – диким упадком сил, головной болью, и отчаянным сердцебиением. Нет, решил он для себя, этот кайф, видимо не для меня. И  в    следующий раз он отказал Семину, на предложение попутешествовать.
 Все бы так шло и шло, но таблетки имеют свойство кончаться. И в один прекрасный день все они и закончились. И что тогда,  тогда началась ломка. Кто не видел ломок наркоманов, тот конечно ничего не потерял. Но видеть, как человек от боли пытается вскарабкаться с кровати на стену, царапая ее до крови руками, на это смотреть без содрогания невозможно, да и забыть   нельзя. Чем помочь в таком положения было вообще не понятно. Просто купить кодеин в аптеки без рецепта нельзя, хотя стоил он сущие пустяки – десять таблеток, за десять копеек. Где у Вас тут поблизости огороды, спросил очумевший от ломок Семин. Да, недалеко, полчаса езды на троллейбусе. И мы поехали, куда и зачем было покрыто для меня мраком тайны. Постой тут, около забора, и посмотри,  что бы никто сюда не зашел. Все подумалось, у парня крыша точно поехала от ломок. Но, чего не сделаешь для приятеля в такой - то беде. В конце концов, он же не банк грабит, а на огороде пасется. Убыток владельцам латифундии, будет, по всей  не большой. Через некоторое время появился  сияющий от счастья Семин. Быстро в общагу, прокричал он на бегу, и мы стремительно помчались в город, взяв для этого на последние деньги такси. Общежитие в этот ранний, утренний час было безлюдно и тихо. Только двое спали в одежде мертвым сном, видимо после серьезной пьянки. Подключив электрическую плитку, Семин достал небольшой медицинский стереализатор, положил туда какие – то тряпочки. По комнате пронесся сладковатый запах, который был совершенно неведом и незнаком, но Семин был в полном восторге и смотрел, как его варево приобретает нужный ему цвет. Он был похож на повара -  кулинара, который с нетерпением ждет своего непревзойденного, изысканного блюда, готового быть поданного привередливым и тонким ценителям яств.  Все было готово. Вдруг появился шприц, еще теплая жидкость, была быстро набрана, рука перевязана жгутом, игла мягко вошла в вену, и лицо приятеля постепенно приняло нормальный цвет, стало счастливым, как у ребенка, наконец получившего свое любимое сладкое. Он рухнул на кровать.
-  Если хочешь, возьми и себе дозу, там еще осталось.
 Таблетки это еще как – то вроде и можно, хотя от них черте - что с головой творится, но колоть эту гадость по вене, казалось верхом омерзения. Хотя, каждый гробит свою жизнь, как хочет, и кто может его за это осуждать и поучать. Было одно радостно, что приятель проживет этот день без изнуряющих ломок и иссушающих болей.
 В последние время он стал замечать, что после знакомства с Семиным, что – то незаметно изменилось в его жизни. Нет, он не стал наркоманом, и его к этому не тянуло, хотя все чаще проводя время с новым приятелем, они как – то незаметно оказывались  в тех местах, где собиралась эта публика. Нельзя сказать, что их в те времена было  много, но они были, существовали и собирались в определенных кафе города и квартирах. И это были вовсе не маргиналы или отбросы общества, а читавшие и даже цитировавшие наизусть Кафку, Мандельштама, Бродского. А каким для него откровением стало, когда один из них сидя в кафе вдруг стал цитировать –

 В белом плаще с  кровавым  подбоем, шаркающей кавалерийской  походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя  крыльями дворца  Ирода Великого вышел  прокуратор Иудеи  Понтий Пилат.

 Откуда это тогда спросил он. Дурилка картонная, ответили ему, это Булгаков, Мастер и Маргарита. Знать надо. С диким трудом была добыта самиздатская копия с французского  издания Имкапресс. Она была формата А4, в синем переплете, пахло безумным запахом свободы, величия нетленной книги, и хранилась как зеница око, и никому, никогда не давалась, даже в руки…       
  Он чувствовал, что все эти отношения с Семиным должны закончиться, если не трагически, то печально и нехорошо. И интуиция его не обманула. Это произошло в кафе. За столик подсел незнакомец, хорошо одетый, похожий на грузина. Долго вглядывался в него, а потом ни с того, ни с сего попросил помощи – мне нужны колеса. Его обдало жаром. Стало ясно, что это человек из конторы глубокого бурения. Сразу была выдана тирада из известного непереводимого идиоматического выражения. Сказано, что с ним пуд соли ни съедено, и шел бы он лесом и быстрее. Собеседник вдруг посмотрел на него такими печальными и затравленными от горя глазами, которые он видел недавно только у Семина. Все стало ясно – нарик. Ну и кто ему мог помочь. Ну, уж он  точно ничего сделать не мог. К  гадалке  можно было не ходить, а в этом деле он знал только одного спеца, и предложил сходить с ним к одному приятелю. Зачем ходить, мы поедем, загадочно произнес его новый знакомый. Он поднялся, и словно по мановению волшебной палочки, около летнего кафе нарисовалась черная Волга с затемненными окнами, и двери машины распахнулись. Захотелось сразу пойти, но в другую сторону и даже побежать. Но это было глупо, да и зачем. Все равно найдут и приведут куда надо. Ехали молча. Он попросил остановить за пару кварталов до общежития. И они пошли, оставив машину. Первым нарушил молчания грузин и сказал – понимаешь ли, мой папа большая шишка у нас в Грузии, а тут у него друзья, ну и дали мне эту машину из конторы, что бы меня возили. Ты не бойся, ничего тебе и твоему другу плохого не будет. Да уж подумал он, но и хорошего, от них ждать никогда нельзя.
   ….Грузина того Семин  подлечил, поставил на ноги. И как – то после того случая он стал отдаляться от своего соседа по курсам. Что – то сломалось, пропало в их отношениях после той черной Волги. Занятия просто осточертели, и ходить не хотелось напрочь. Требовали постоянные объяснительные записки, и однажды им было написано -
По данным института Гэллапа, и в связи с изменением пятен на солнце, в настоящее время наблюдается, серьезные отклонения у учащихся данных курсов, что приводит их к перманентным прогулам и опозданиям.
  Скандал после этой записки был грандиозный. Его отлучили от изучения вычислительной технике, сослали рабочим на завод, а Семина как он потом узнал, то же выгнали с курсов, и отправили в его далекий, морозный и снежный  сибирский городок.

Рига

02. 2011.