Мицраим. часть третья. исход. Гл. -5

ГЛАВА 5.

Измайлов нервной походкой шёл по коридору. Его глаз дёргался, как последствие нервного срыва, произошедшего ночью. Хотелось бросить всё и уйти! Умереть! От Киры вестей не было уже три дня. Ректор терял надежду найти дочь.
Он винил себя за минутную слабость, но ничего поделать не мог. Слёзы — привилегия женщин и детей, но не мужчин. Ещё одной проблемой было присутствие Нахимова в институте. Его надо было спрятать, скрыть, убить, чёрт возьми! Как угодно предотвратить появление толп словоохотливых любопытных журналистов на территории НИИ. Их Измайлов ненавидел.
По служебной лестнице он поднялся на верхний этаж, где его ожидали люди из ФСБ.
У тайной двери, замаскированной под «электрощитовую», ректора ожидали люди в штатском и два санитара, специально вызванные из городской больницы. Внутри комнаты на старом скрипучем стуле, наглухо замотанный в смирительную рубашку, сидел генерал Нахимов и крыл матом всех присутствующих.
Люди в штатском поприветствовали ректора ни больше, ни меньше, а как старого друга и пригласили войти.
— Мою дочь нашли? — С надеждой спросил Измайлов.
Люди покачали головами.
Внутри «электрощитовой» нервно суетился психиатр, закидывая однорукого вопросами и латинскими терминами. Заметив ректора, он поздоровался и торопливой походкой покинул помещение. Ректор слышал, как его «припугнули», поскольку бедный доктор залебезил перед людьми в штатском и забормотал: «Я никому ничего не расскажу! Клянусь!» Судя по звуку, доктора вырубили и, скорее всего, накачали наркотиками, чтобы не наговорил лишнего.
— Здравствуй, генерал! — Поприветствовал ректор однорукого.
— И тебе не хворать, рядовой! — Ответил сумасшедший. — Дай закурить!
По одному жесту Измайлова в комнату вошли санитары и освободили Нахимова.
— Оставьте нас одних. — Попросил ректор, протягивая генералу сигарету.
Санитары грозно посмотрели на однорукого и вышли за дверь.
— Теперь поговорим…
— Тебя что-то беспокоит, рядовой? — Нахимов дружески похлопал по плечу ректора. — Беспокоит сильнее, чем твоя контузия на войне? Расскажи обо всём старому другу.
Ректор опустил голову в руки. Он плакал.
Нахимов дал ему успокоиться и продолжил беседу.
— Как вы прокололись с Большим терактом! — Произнёс генерал. — Вы не представляете, какую ошибку совершили! Вы разворошили улей!
— Но ты же умер в «Эдоме»? — Ректор поднял покрасневшие глаза на друга.
— Не знаю… — Ответил Нахимов. — Или не помню… Чувство, что мне дали второй шанс…
— Но я видел твоё тело! Был на твоих похоронах!
Нахимов сидел, усмехаясь:
— А ты сам — жив?
— Конечно! — Ректор не понял вопроса. — Я ощущаю себя, обладаю сознанием, душой…
— А, если этого не достаточно, чтобы быть живым?
— Что ты имеешь в виду?
— Кто Ты без души, духа, разума и тела? Что за часть тебя начнёт существовать, когда умрёт всё, что держит тебя здесь? Кем Ты станешь?
Ректор задумался:
— Когда умирает человек, рождается Бог…
— Ницше! Великий человек! — Нахимов улыбался.
— А, если я, после своей так называемой «смерти», стал тем, кем был всегда?
— То есть? — Не понял ректор. — Снова стал генералом Свободной армии?
— Нет. — Генерал пускал колечки дыма. — Я просто прошёл путь…
Ректор молчал и задумчиво смотрел в окно. Детская площадка была пустой. На улице моросило, что навевало ещё большую грусть.
— Так что тебя беспокоит? — Вопрос Нахимова вывел ректора из состояния оцепенения.
— Моя дочь пропала… Уже три дня нет никаких вестей… Может она в «Эдоме», как думаешь?
Нахимов улыбался:
— Но у тебя нет дочери.
— Как нет? Кира!
— У тебя нет дочери. Твой ребёнок погиб двадцать лет назад. И, мне страшно говорить, что ты сделал с той девочкой из приюта…
Ректор побледнел. Нахимов продолжал:
— После смерти дочери и развода с женой, ты сильно страдал. Настолько сильно, что потерял рассудок. На следующий год ты взял ребёнка из приюта и растил девочку, как свою дочь. Она вернула тебя к жизни. Но ты сильно переменился  с нашей последней встречи… Ты стал чудовищем… Разве этому научила тебя война?..
— Замолчи! — Ректор обхватил пальцами горло друга.
Костяшки побелели. Измайлов был в бешенстве.
Нахимов лёгким движением врезал в пах ректору. Измайлов согнулся и взревел от боли.
— Что ты сделаешь? — Спокойно спросил генерал. — Убьёшь меня? Этим только поможешь мне. Я уже не боюсь ни смерти, ни жизни! Хотя… Рядовой, а ты был в Чистилище или в Шеоле? Твой «Эдом» — одно из двух! И это страшнее войны, поверь старому вояке. Я был. Я знаю. Хочешь в «Эдом», рядовой? Хочешь, я продолжу рассказ?
Измайлов накинулся на друга и повалил его на грязный пол. Люди за дверью засуетились.
— Я сам! — Проорал ректор.
Нахимов одним движением откинул ректора к противоположной стене.
— Ты убьёшь меня только тогда, когда я этого захочу! И что будешь делать с чувством вины? Я знаю, я не первая твоя жертва и, наверняка, не последняя. Желаю тебе оказаться в городе. Желаю, как друг!
Ректор взревел и всадил в грудь генерала широкий охотничий нож, который всегда носил с собой. Нахимов умирал и улыбался:
— Спасибо, рядовой! Это, действительно, был мой второй шанс. Я чувствовал, что именно ты убьёшь меня снова…
— Пожалуйста! — Хладнокровно произнёс ректор, с силой выдёргивая нож.
Руки дрожали. Мыло скользило по раковине и не давалось. Холодная вода не унимала дрожь в руках, а усиливало её. Из зеркала на Измайлова смотрел седовласый старик с дёргающимся глазом и окровавленным лицом.
Ректор обернулся, чтобы взглянуть на бывшего друга. Но не было ни генерала Нахимова, ни его тела, ни следов присутствия его в институте. Ректор медленно сполз по стене. Что это было?