Чукча приехал в Москву

В этой повести несколько действующих лиц. Во-первых, я, а потом Сидоров, Федотов, чукча и его сестра Катя. Дело в том, что Сидоров, Федотов еще в годы советской власти работали в Чукотском крае, а там встретили привлекательную девушку Катю, и оба за ней ухаживали.
Но однажды Федотов мыл трактор в ручье, а Катя шла мимо, увидела эту картину, возмутилась, позвала брата, и оба стали ругать Федотова. Тот в ответ был рад тому, что познакомился с Катей и только смеялся тому, что рыбе не нравится грязная вода.
Но тут мимо шел Сидоров, увидел то, что происходит и неожиданно для Федотова занял противоположную ему позицию, сказав: «Ну что тебе, трудно что ли, выгнать трактор из реки, если рыбе не нравится грязная вода?»
Сидоров и Федотов на этой почве поссорились, Федотов даже сказал ему: «Это ты грязную воду заметил из-за Катьки. Сам в прошлый раз загонял трактор в ручей».
Но с этих пор Сидоров с Катей стали дружить, а когда Катя в Москве поступила в литературный институт, они поженились. А потом Сидоров с Федотовым после окончания их договора по найму и трудовой деятельности на Севере переехали в Москву, вместе с Сидоровым в Москве и Катя прописалась в Москве в его квартире.
Федотов сначала с насмешкой относился к тому, что Сидоров женился на Кате, но потом, когда женился сам на москвичке, а жизнь не заладилась, неожиданно разозлился на Сидорова с Катей и отпускал по их поводу всякие националистические шуточки.
Например, чукча приехал из своего края в Москву, собрались на квартире Сидорова, а в программе по телевизору Задорнов читает свой анекдот о том, что наш человек идет из России в Америку через Чукотку, а чукча его спрашивает: «Куда идешь?»
Ну тот его посылает куда подальше, а чукча говорит: «Пароль тот же».
В зале по передаче стоял оглушительный смех. А Федотов тоже со смехом спрашивал у чукчи: «Ну как, узнаешь в этом герое кого-нибудь из своих?»
И никто не думал о том, что этот анекдот задевает национальные чувства жителей Чукотки. Даже когда Катя приезжала в Москву поступать в литературный институт, Федотов довольно зло подшучивал над ней, рассказывая как чукча в Москве поступал в литературный институт и на вопросы знает ли он Чехова, Пушкина, отвечал отрицательно. А на вопрос члена приемной комиссии как же тот будет учиться, ответил: «Чукча не читатель. Чукча писатель».
Но когда Катя все-таки поступила в литературный институт, удивился, стал к ней относиться более уважительно. А чукча вообще не реагировал на шутки Федотова. А на анекдот Задорнова сказал про него, что этот человек тоже моет в ручье трактор.
А я сам писал стихи, рассказы и во мне чукча чувствовал духовное родство. Я ходил по разного рода литературным объединениям и чукча очень настойчиво просился, чтобы я взял его с собой. Даже один раз в ленинскую библиотеку. А сам сидел минут двадцать, молча, а когда я спросил его, что он ничего не читает, он оглушил меня своим ответом: «Впитываю строчку Беллы Ахмадулиной как она один раз написала: «И подари мне тишь твоих библиотек».
Я и сам в тот момент на миг проникся этой строчкой. А один раз, когда с чукчей вышли от Сидорова на пути на лито, и я предложил чукче: «Давай сядем на троллейбус. Вон идет».
Чукча ответил мне: «Нет. Давай пройдемся. Ты разве не чувствуешь, какая улица красивая? Это же великая культура Москва. Сколько здесь жило замечательных людей. Нам бы такую хоть одну на Чукотку. Чтобы хоть один раз, когда станет трудно жить, пройтись по улице и забыться. Отдохнуть».
И еще была у чукчи одна национальная черта: он очень уважал Ленина и ничего плохого в виде всяких грязных домыслов про Ленина не хотел слышать. Впрочем, так считали все на Чукотке, Ленин первый на них посмотрел как на людей, сделал людьми. И если теперь чукча слышал про Ленина не то, он отворачивался и говорил: «Это те, кто как Федотов моют трактор в ручье».
Когда же пришел к власти Горбачев, то чукча повторял: «Он же несет полную бессмыслицу. Как можно слушать такого человека?»
Когда показывали по телевизору заседание Верховного Совета СССР, то чукча пугался в кадрах того, что видел на этом совете, как какого-то шабаша ведьм.
А когда один раз я спросил чукчу для интереса, что он думает о Ельцине, то чукча ответил: «Страшный человек».
А когда один раз уже в конце девяностых годов я спросил у чукчи, что он думает о Лужкове, то тот ответил: «Клоун. А может Штирлиц, который работает на ЦРУ».
Как раз шла передача «Лицом к городу», и Лужков по телесвязи с группой граждан отвечал на их вопросы где на какой улице не так стоит забор или не горит фонарь. Конечно, эти ответы в таком виде я утрировал, но они были ничем по сравнению с тем, что творилось в Москве от элитных застроек и перенаселения почти в два раза.
Уже было начало двадцать первого века, когда чукча в очередной раз приехал в Москву к сестре, прописанной у Сидорова, и у них уже было двое детей. Но когда мы с чукчей встретились на лито и поехали на квартиру к Сидоровым, то я в радостном настроении сказал чукче: «Ну что, сейчас полюбуемся на нашу красавицу улицу Ново-Басманную?»
Но чукча помрачнел, а когда вышли на улицу, то она из-за машин представляла из себя одну сплошную на всю улицу пробку. Я давно не был на Ново-Басманной и растерялся. Эта Москва со старинными типа дореволюционной застройкой фасадом и деревьями вдоль нее всегда представляла из себя образец тишины, спокойствия и добропорядочности и старинной русской архитектуры. А теперь у меня было такое ощущение, что во время войны в город прорвались фашистские танки. Но если фашистов можно было разгромить, то как ликвидировать эти пробки из-за перенаселения Москвы элитными застройками, когда дома уже стоят, а прибыль в 800 процентов чиновники уже распихали по карманам?
Чукча с мрачным видом посмотрел на меня и сказал: «Прежней красавицы уже нет и не будет».
Улица приняла безобразный вид и как назло стояли крупногабаритные «Мерседесы» как сараи, а чукча спросил: «Помнишь Киевский рынок? Эта улица и другие такие же второй удар по Москве».
А я помнил Киевский рынок в начале девяностых и чукчу, который этот рынок принял за демократические преобразования для народа. Кого только тут не было. Молдаване, продающие яблоки прямо у рельсов, чтобы не тратиться на бензин везти куда-то. Туркмен чуть подгнившую дыню отдал чуть не задаром. А сок манго? Меньше десяти рублей.
А потом приехали и не узнали рынок: одни азербайджанцы. Цены подскочили в четыре-пять раз. А трейлеры с дешевым товаром брали на подступах и под давлением самым реальным образом вытряхивали из машины настоящих хозяев и брали товар по самой смешной цене. Так в Москве создавались кланы, а Лужков выступил по радио и объявил: «Азербайджанцы умеют торговать».
Нас взяли тепленькими авторитарно воспитанных при советской власти верой в идеалы. Мы еще верили, а они наверху сдали нас идущей снизу тюремной силе хамов и воров. На ленинградском вокзале, где хотел взять билет на поезд, несколько лиц кавказской национальности подошли к очереди и спросили: «Кому надо девушку за деньги?»
В подземном переходе двое лиц кавказской национальности напали на парня с рюкзаком отбить у него его имущество. Тут же я почувствовал, как кто-то лезет мне в карман, оглянулся: кавказец. Но он только рассмеялся и отошел. А в метро в вагоне их сидело пятеро напротив, а один подсел слева, вытянул ногу и вот-вот мог дотронуться до моих брюк, и я уже почувствовал то, что уже не выдержу, но чукча сказал мне: «Не надо».
Если бы не болельщики «Спартака», убийц фаната бы так и не нашли. И это не национальный вопрос, а вопрос грязных денег, на которые все позволено. И мне милее все же скинхеды, чем кланы с Кавказа, потому что здесь все же свой, а если кланы возьмут власть, то меня сделают рабом.
Меня могут осудить, что что-то не то сказал, но мысли мои логические и это моя свобода и демократия в лужковской авторитарности в Москве. Потому что чукча меня спросил: «А почему никто из москвичей не выступает против элитных застроек?»
Я ему объяснил: «Это опасно. Вот Рохлин выступил против либеральной авторитарности в Москве, так с ним рассчитались. А перед этим чтоб остановить всякие пакости делали в виде воздействия черной магии, всяких штучек, разработанных в аппарате силовых структур. А кроме Рохлина тысячи других, самых интеллектуально высоких по уровню людей.»
Чукча на меня уставился и спросил: «А ты откуда знаешь?»
Я в свою очередь в том же тоне ответил ему: «У нас феодально-рабовладельческое общество».
Чукча удивился: Но ведь сколько на это денег идет. На то чтобы кого убивать, кого духовно уничтожать, кому платить за то, чтобы ложь с экрана толкал».
Вечером вчетвером возвращались с Поклонной горы по Кутузовскому проспекту. Федотов был за рулем, а чукча неожиданно произнес: «Не люблю свай элитных новостроек. Кажется, эти сваи проходят через мои ребра. Погубят они Москву».
Федотов рассмеялся ему в ответ и сказал: «Ничего ты не понимаешь, чукча. Видишь, эти небоскребы около моста? Здесь расположится будущий финансовый центр Москвы».
Чукча ему сказал в ответ: «Здесь никакого финансового центра не будет. Финансовый центр может быть в Гонконге. Там менеджер отпил воду из бутылки, которую взяли из канализационной трубы после очистки. А у нас? Ведь какой расход бензина у тебя из-за пробок?»
Федотов ответил чукче: «Перерасход бензина в четыре раза больше, чем без пробок».
Чукча ответил ему: «Вот видишь, бизнесмены приедут в Москву на проект и встанут в пробках.»
Федотов с невозмутимым видом рассмеялся и сказал ему: «Эх ты, чукча. Видишь столбы с полками? Мосты наведут. Путепроводы. Будет Москва мегаполисом».
Чукча ему ответил: «Не будет. Никогда уже не будет, потому что вэтом случае на это пойдет столько средств, что Москва станет пожирать себя. А Гонконг получает прибыль с производства».
Федотов тем не менее рассмеялся и сказал ему: «А что, в других городах не так?»
Чукча ответил ему: «Не так. В Берлине не прописывают. В Казани. Сколько было жителей, столько осталось. Жители только улучшают свои жилищные условия. А у нас на Чукотке Абрамович строит просторные дома, такие, как в Москве».
Федотов с поддевкой спросил у чукчи: «А знаешь, сколько у Абрамовича денег?»
Чукча ответил: «И хорошо. Абрамович развивает производство. Не дает нам пить. У нас сухой закон. А деньги у него с прибыли от развития производства. Он у нас второй человек после Ленина. Ленин был человечным, а Абрамович предприниматель».
Федотов засмеялся в ответ и сказал чукче: «Тебе бы столько денег, что бы ты делал?»
Чукча удивился вопросу и сказал ему в ответ: «А зачем мне столько денег? Мне достаточно. У меня все есть. Абрамович нам построил дома не хуже, чем у вас в Москве и библиотека есть. А на витрине за стеклом выдающихся поэтесс и Ахмадулина, и Ахматова. Я пройдусь по улице и слышу их строки. А деньги надо Абрамовичу, чтобы развивать производство, получать прибыль и опять вкладывать в дело».
Даже Федотов был сбит таким профессионализмом в ответе чукчи и что-то буркнул в ответ. Хотя сам не понимал того, что ответ его профессионален на уровне мировых стандартов. О чем ему сказал я вечером, когда прогуливались с чукчей по Ново-Басманной улице: «Знаешь, Геннадий, наши экономисты балбесы, у них настолько низкий уровень образовательного ценза, что они не могут отличить феодала от капиталиста. А ты отличил.
Как в притче из труда «Новый Завет», когда Бог дал трем рабам по таланту и оставил тех, кто принес прибыль. А дурака прогнал».
Чукча подхватил: «Вот-вот. Такой как Федотов – дай деньги, так он такое устроит. А что еще если в игорных автоматах, а если будет делать то, что в фильмах показывают.»
Я ответил чукче: «Ты удивительно правильно мыслишь. Хорошо то, что ты общаешься с Сидоровым и он тебя просвещает в области экономики так, что ты различаешь, кому следует быть богатым, кому нет. Это же нашему народу, которого держат в состоянии быдла будет доступно по мнению академика Костомарова, протеже Сидорова, лет через пятьдесят, сто.»
Чукча мне сказал: «Вот-вот. Он мне приводил пример разницы феодализма с капитализмом на примере людей с одной стороны как капитала Абрамовича, Прохорова, Дайнеки, Брынцалова. С другой стороны Лужкова, Чубайса и, например, мэра Братска Серова от КПРФ. Взял взятку такую, что, когда милиция брала, стал жечь деньги и бросать в окно. Сначала думал о Марксе, что все на свете должно быть справедливым, но потом деньги стали казаться более существенным делом. Ведь сколько их, коммунистов, шагнуло от Маркса в подонки. Это же тоже рынок, на котором продают идеалы, а на этой сделке добиваются президентских постов или как бывший генеральный секретарь коммунистической партии стали сотрудничать с ЦРУ.
А Лужков? Это же такая комедия, что достойна пера Гоголя, что могла произойти только в России. Ведь давно ли мы слушали по телевизору по программе ТВЦ, как выступал Лужков в передаче «Лицом а городу». В общении с жителями. Такие умильные сцены запечатлелись, как он отвечал на вопрос, зажгут ли фонарь на их улице, а то темно. Или нельзя ли подправить забор где-то ан перекрестке, а то упадет и кого-то придавит.
А потом оказалось то, что Лужков управлял мафиозной структурой в Москве и теперь денег, нажитых на криминале в Москве, зашкалило за двести тридцать миллиардов рублей. То ли за переплату при строительстве дорог, то ли за бешеные проценты прибыли с элитных застроек, то ли за то, что в статье выполненных работ стоят те, которые не выполняли. То ли…
А ведь до самого последнего времени даже тогда, когда уже сняли Лужкова, только и слышалось: «Как же без Лужкова?»
Это же какой век. Нас Африка по интеллекту догнала, что уровень отношений, интеллект как в Африке.
Чукча мне сказал: «Мне вот непонятно это выражение «Как в Африке». Ведь вы великая страна. Были более великие когда-то чем Америка и, вдруг оказались как Африка. И Ахматова в России есть, и Ахмадулина, а вы по уровню развития сравнялись с Африкой».
Я ответил чукче: «Алексей, понимаешь, нас уважают в лице Сталина, когда у нас были лучшие в мире ракеты, самолеты, люди, метро, а теперь, а теперь я перехватывал взгляд Клинтона на Ельцина, как человека на орангутанга, словно не мог понять как может такой великой страной управлять такой человек.
Но дело в том, что мы уже не какие были при Сталине, а по интеллекту дошли до семнадцатого года и пошли дальше, когда в нашем обществе образовался класс господ. А это целая психология тех, кто не умеет трудиться, но чувствует в себе амбиции добыть деньги криминальным путем и смотреть на обычных людей, у которых нет этой лжи, подлости в душе как на шваль, на рвань, которые на этой лестнице табеля о рангах должны стоять внизу и чувствовать свое место.
У меня знакомая после рождения ребенка устроилась работать воспитательницей в детском саду и, когда выводила группу детей на прогулку, одна из мамаш подошла, спросила: «Где мой ребенок?»
Знакомая обернулась: ребенка нигде не было. Она побледнела, с ней был стресс. А эта женщина сама стащила своего ребенка, он уже сидел в машине, а эта женщина сказал знакомой: «Вот так всегда и будет. Я буду в «Мерседесе» разъезжать, а ты будешь копаться в говне».
И у нас нет никакого национально вопроса: у нас есть все более увеличивающееся противоречие класса господ и рабов. Лужков как раз как выразитель класса господ. По его плану как он сам выражался, изъявил желание сделать Москву городом для богатых людей. А для этого он захотел центр Москвы заселить богатыми людьми, кланами с Кавказа, как прослойки между богатыми людьми и рванью на окраинах. Этот дикий проект я услышал от хорошо информированных людей, но происходящие события в Москве подтверждали эти слухи.
Вот сколько домов в Москве как на Ленинском проспекте номер 63 дома ученых, которых по проекту незаконно образованного ТСЖ хотят выселить и вселить господ. Как в бассейне на Таганке работникам урезали оклады, а руководству подняли в несколько раз. Но бассейн хотят вообще закрыть, работников выкинуть на улицу, а бассейн превратить в развлекательный центр. Для господ, а не для простого народа.
Я всегда с болью в сердце наблюдаю, как травят детей, внуков, внучек Сталина. Дочка с внучкой живут в Англии в приюте, другая внучка как простая трудящаяся в поселке Ключи на Камчатке. И других. Их показывают как зверей в клетке. Как травят. Так будьте вы прокляты, господа!»
Я удивился сам такой длинной произнесенной мной речи, но эта мысль, которая жила во мне только сейчас стала ясна мне.
Чукча сказал мне: «Да и Сидоров говорил мне, что главный двигатель общества как и экономики – честь. Вот чего нам не хватает и что такими мы представляемся Западу, что по России медведи ходят. А сравнились бы эти господа со Сталиным честью.
Сталин, когда умер, у него на сберкнижке лежало пять рублей, а они бы обнажили свои миллиарды на счетах на Западе. Нажитых на дефолтах, на продаже сырья страны, которое не их, а всех жителей, живущих в этой стране, на строительстве дорог, построенных в несколько раз дороже чем там, на…»
Мы оба замолчали. На Ново-Басманной улице как раз не было пробок, а я сказал: «Может Путин, Медведев, Собянин с народом трудящимся спасут Россию как Лукашенко Беларусь?»
Надежда уирает последней.