Часть 5. Красин. Шхуна. Баба Дуня

Красин»

Два раза в год происходило событие, которого ждали не меньше отпуска. В Гроссевичи приходил теплоход. Ну, не в сами Гроссевичи, и не так, чтобы приходил… Занимаясь снабжением этих Богом забытых мест, напротив военного городка (а вернее сказать «военной деревушки») вставал на рейде огромный «Красин».
Все, свободные от затянувшихся на годы учений по выживанию, люди вываливают на берег, и, приложив руки козырьками, смотрят на море, где покачивается серо-черная туша теплохода.
Вот с него краном спускают «лапоть» - мощный тупоносый буксир, который и везет жаждущим все-все-все. И солярку для дизелей, и макароны, и масло в паках, и мешки с синюшной сушеной картошкой, и много чего еще нужного, вкусного и наоборот.
С «лаптя» по откинутому на берег пандусу, сползает видавший виды трактор с прицепленным тросом, которым он держит буксир, чтобы того не утянуло прибоем обратно в море. Внутреннее пространство «лаптя» плотно заполнено бочками с горючим, тюками, мешками и разнокалиберными ящиками. Бойцы, сначала неуклюже, а потом все более сноровисто валят бочки на бок, и, налегая вдвоем-втроем, скользя подошвами сапог в маслянистых лужах, выкатывают их на берег. На берегу бочки пытаются установить ровными рядами, но на это нет времени, и постепенно пляж заполняется коробками, ящиками, вездесущими бочками и всем прочим, что очень напоминает следы кораблекрушения. Между этим богатством мечется начальник склада - Зайцев, который какое-то непродолжительное время пытается что-то отмечать в накладных, а потом просто удобно устраивается верхом на большом ящике, вяло командуя солдатами между глубокими затяжками.
- Ну куда ты коробки на бочку пялишь!? Потом печенье солярой вонять будет! Тебе ж есть! Тьфу ты.
Постепенно запасы перекочевывают на берег, команда буксира громко кричит: «Всё! Чисто!», и на борт поднимаются желающие попасть на теплоход, а таковых всегда было в достатке – не так часто выпадает возможность прикоснуться к цивилизации. Крепко вцепившись в поручни и веревки, народ ждет, когда трактор, натужно урча, заползет обратно на буксир. Пандус со скрежетом закрывается как рот огромной рыбы, и сразу начинается болтанка.
Пройдя линию прибоя, «лапоть» уверенно маневрируя, подходит в борту теплохода на минимальное расстояние, и так держится, пока люди пытаются преодолеть метровую пропасть с ледяной водой внизу, дотягиваясь до широкой веревочной лестницы, сброшенной с борта теплохода. Расстояние совсем небольшое, но буксир периодически гулко тыкается своим бортом в ржавую скулу теплохода, отчего по телу неприятно пробегает дрожь. Поднявшись по просоленным до деревянной прочности веревочным перекладинам, страждущие попадают на борт судна, а оттуда и в закрома.
 Обилие и разнообразие товаров поражают. Даже по меркам московских магазинов это - шикарно. Японские зонты и спортивные костюмы, норковые шубы, холодильники и, редкие по тем временам, телевизоры. Абрикосы и ананасы в банках. Клубничный джем, ветчина, твердая как камень вяленая колбаса…
Лариса деловито двинулась к прилавкам.
Пощупав все, до чего можно было дотянуться, и узнав цены на наиболее яркие банки и коробки, Лариса поинтересовалась у Татьяны:
- Ты себе что брать будешь?
- Да я не знаю, - рассеянно ответила Татьяна.
А, правда, что брать-то? Лишних денег нет. То есть их в принципе – нет. То, что отложено на отпуск – святое. Остаток – те крохи, на которые надо как-то жить. Хотя, цены, конечно интересные. С учетом того, что свет дают только вечером на 3-4 часа, холодильник не купишь, телевизор ничего не поймает, да и дорого.
В итоге Татьяна купила мужу хороший теплый джемпер и комплект японских ракеток для бадминтона в черном клеенчатом чехле.
Лариса не купила ничего.
- Я что, зря здесь гнию!? Я без машины возвращаться не собираюсь!

Дед

Разговор не клеился. Хотя и выпили крепко, и знали друг друга – в обед сто лет. «Дед» сидел насупившись, морщился, щипал пальцами усы, и в очередной раз спрашивал гостя:
- Я-то что могу?
- Да я ничего не прошу. Я просто поговорить пришел, - разливая брагу в стаканы, отяжелевшим языком, повторял визитер, - просто по-го-во-рить!
Афанасия Макаровича Нелидова «Дедом» прозвали отнюдь не за возраст. Ну, какой он дед в свои неполные пятьдесят!? Больше за рассудительность. За степенность, что ли. За хозяйство крепкое да за руку тяжелую. Как-то пили промысловики у речки, а там жена Нелидова – Зинаида проходила. Ну и что-то сказали они друг другу. А один возьми и вякни:
- Ты, Зинка, не шуми. Свово мужика поучай! Так что – топай!
Да и по попе ее хлопнул в напутствие.
И тут Афанасий откуда ни возьмись. Да так шлепок этот вернул, что у мужика челюсть набок съехала. Потом в СовГавань звонили, консультировались: «Как нам ее на место поставить?». Да по большому счету за такое могли и похоронить. В тайге бабы на вес золота.
С тех пор как-то и повелось. Дед да Дед.
Многие к Деду за советом ходили. И не то чтоб ответа на свои вопросы не знали. Нет. Просто если и Макарыч скажет, что «да, мол, правильно…», то оно и правильно.
Вот и сегодня, когда в окошко постучались, Дед поинтересовался через дверь:
- Кто?
А получив ответ, впустил человека, немного удивляясь его визиту.
Зинаида собрала на стол, и оставила мужчин одних. Мужское дело – не бабье.
- Что вы все никак тайгу не поделите? Эвон ее сколько, - Макарыч макнул усы в брагу и захрустел квашеной капустой, - сам сколько охочусь, так за почитай двадцать лет только пару раз людей встречал.
- Я в тайгу не за дровами хожу. А петли мои кто снимает? Я ж знаю!
Дед поднял тяжелый взгляд и в упор, пристально посмотрел на гостя:
- Ты чё решил-то?
- Да если б решил, не пришел бы. Тут еще одно. Часы я нашел. И мешок вещевой из экспедиции.
- С чего ты взял, что с экспедиции?
- Да там бумажки всякие… не спутаешь.
- Где нашел-то?
Гость пропустил вопрос мимо ушей. Подавшись телом через стол, он приблизил свое лицо к лицу Деда и глухо сказал то, чем ни с кем больше не мог поделиться:
- Стреляли в меня.
И разом стало как-то легче. Гость заговорил быстрее:
- Вот как раз там, где мешок нашел, там и стреляли. Сука. Хорошо хоть из карабина. Пуля рядом вжикнула. Если б картечью… подырявил бы.
- Видел его?
- Игната-то?
- Да почему Игната!?
- Да потому что…, - гость осекся, заметив, что говорит слишком громко, - да потому что он это! Кто еще!? Вспомни, Дед, как он в прошлом году про геологов рассказывал.
- Какой я тебе Дед, - для порядка буркнул Макарыч.
Конечно, он помнил. Тогда на путину народу приехала просто туча. Все сараи для рыбозаготовок, что за речкой стоят, работниками были заняты. Люди работали весь световой день, стоя по колено в рыбьей чешуе, перемешанной с требухой. Запах оттуда валил густой. Чищеную потрошеную горбушу пересыпали солью и плотно укладывали в бочки. Платили за это хорошо. Желающих было хоть отбавляй.
Когда их выгрузили с теплохода со всем хозяйством – с пустыми бочками, горой мешков с солью, какими-то ящиками, поддонами, тюками, то «путинных» там и поселили, на правом берегу, рядом с сараями. Они наскоро подлатали крыши да стены, смели весь спирт из магазина, а на утро уж и не до пьянок было – работа пошла.
Как-то вечером пересеклись две компании – охотники промысловики да рабочие с рыбозаготовок. Сидели у костра на берегу, уху под спирт кушали, да истории каждый свою рассказывали.
Разговор сам собой вокруг денег вертелся. А о чем еще!? Сюда – либо за деньгами, либо насильно. Вот и пытали друг друга: Сколько платят за готовую бочку? А сколько шкурка соболя стоит? А волка? А золотишко моют? А вообще как?
Вот тогда Игнат не то в шутку, не то в серьез заявил:
- Золото оно… должно быть. Геологи, они чего, зазря что ль по горам мотаются!?
- Да что, кроме золота искать нечего? – вступился за геологов Дед, - тут и свинец есть, и медь, вроде.
- Вот «вроде», – подначил Игнат, - у них на картах все места указаны. Вот такую карту взять, да и поискать где надо. Потом можно и не работать.
Отблески огня играли на лицах мужиков, ежесекундно меняя их выражение. Некоторые подались вперед, чтоб не пропустить ничего интересного.
- Ага, щас тебе и карту дали, и за руку отвели…
- Так можно ж попросить, - многозначительно снизил голос Игнат.
- Вот балабол, - в сердцах бросил Дед.
- Как сказать, как сказать… - задумчиво пробормотал Игнат.
А два месяца спустя пропал геолог из партии, что в верховьях реки Ихе, правого притока Ботчи, изыскания проводила. Ни следов, ни вещей не нашли. Поискали, покричали, постреляли в воздух – ни ответа, ни привета. Через два дня даже вертолет прилетал – кружил. Но что можно в тайге найти!? Сотни километров лесов, болот, скал… На том и успокоились.
А вот теперь – вещмешок. Да, дела.
- Ты лицо-то видал?
- Нет. Далеко было. Схрон там. Я случайно на него вышел. Яма, а поверху бревнами укрыта. Там и дерн кусками положен. С поляны и не видно, а я ж сверху шел, от скалы, - гость говорил быстро, сбивчиво, иногда задирая подбородок и вертя шеей, словно ему давил на горло расстегнутый ворот рубахи.
- Вот. А говоришь Игнат. Лица не видал, - Дед искал хоть какие-то аргументы. Очень не хотелось верить в то, что рассказывал его собеседник. Как-то уж гладко складывались в единую картину разрозненные кусочки. И картина получалась нехорошая, страшная, липкая от крови.
Внезапно Деда осенило:
- Так у Игната же ружье, а не карабин! Так что, Шиян, ты дурного в голову не бери. Мало кто в тайге шастает…
Шиян сморщился, словно что-то невероятно кислое попало к нему в рот. Дед прав – у Игната действительно ружье. Хотя…
- Пойду я, - тяжело поднялся из-за стола Шиян.
- Угу, - кивнул Дед, внимательно, словно в первый раз, рассматривая позднего гостя.
Уже у двери Шиян на мгновение задержался и указал рукой на стену, где на гвозде висели двухстволка Деда да затертый патронташ с охотничьими патронами. Рядом с ними, на соседнем гвозде висел ремень с патронташем для карабина.
- У тебя вон тоже… ружье.
Дверь скрипнула, и Дед остался наедине со своими мыслями. Тут Шиян был прав. Редко у кого их охотников было по одному ружью. В зависимости от сезона или цели охоты, они меняли ружье на карабин и наоборот. А что там у Игната? Да вроде только ружье. А карабин у кого?
Дед понял, что спать сегодня будет плохо, а потому налил себе еще немного браги.

Шхуна

Дежурство протекало как обычно. Лейтенант Костя, двухгодичник, угодивший после военной кафедры института служить сюда по ведомым только ему причинам, сидел, привалившись к стене казармы, в расстегнутой рубашке, и млел. Основной задачей было не проспать обед. Хотя ему наверняка не дадут это сделать – разбудят. Ну и еще не проспать начальство. Хотя, как его проспишь. Сегодня все на рыбалке. Да и часовой на вышке есть. Козырек фуражки был надвинут на самые глаза. Осеннее солнце нагрело доски, и от них приятно пахло сосной. Прикрыв глаза, Костя мечтал, как закончит служить, как поедет на родину, устроится работать, и будет ездить на работу на автобусе. А потом женится. Или сначала женится, а уж потом на автобусе, или…
- Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! Шхуна!
Костя сдвинул фуражку на затылок и сел. Кричал часовой с вышки.
- Шхуна!
Костя и сам уже разглядел кораблик, медленно движущийся вдоль берега. До шхуны было не больше километра.
- Что там с флагом?
Часовой приник к окулярам бинокля:
- Не понятно. Плохо видно.
- Ты давай там, смотри! – строго, но не страшно скомандовал Костя.
Шхуна тем временем сбросила ход и неспешно повернулась носом к берегу.
- Японцы, товарищ лейтенант. Точно!
Костя громко цокнул языком. «Подежурил…». Теперь он уже жалел, что начальство далеко. Вся ответственность за принимаемые решения целиком и полностью ложилась на его, совсем не военные, плечи.
Из казармы на берег потянулись бойцы. Коренастый, приземистый  солдат по фамилии Ким, приложив ко лбу руку козырьком, смотрел на далекую шхуну. Кораблик лениво покачивался на волнах не приближаясь, но и не удаляясь от берега.
- Как-то раз решили самураи…, - вполголоса продекламировал Ким.
- Рот закрой, - поигрывая желваками, сказал Костя.
Мысли метались в голове, и трудно было выловить среди них что-то конкретное, а главное путное. Перед глазами пузырями всплывали желтые лица с зажатыми в зубах длинными и острыми самурайскими мечами.
В районе передающего центра, влево по берегу, стояла зачехленная зенитно-пулеметная установка. Периодически, проводя обязательные учения по наземной обороне, из ЗПУ стреляли вдоль берега по пустым бочкам, которых скопилось огромное количество. Сколько раз просили их забрать! Так нет. Никому это не нужно.
Те, что из-под солярки, покорно принимали в себя снаряды, бьющие из двух стволов. А вот из-под бензина, те – да! Взрывались, поднимая фонтан камней и настроение стрелка.
- На позицию позвони, пусть ЗПУшку расчехлят и покрутят, - негромко сказал Костя, и ближайший солдат резво бросился в казарму, словно только и ждал этого приказа.
- Только скажи, чтоб пока не заряжали! – бросил вдогон Костя.
- Так рыбаки, наверное, - неуверенно произнес белобрысый конопатый боец.
- Сам вижу, что не крейсер, - огрызнулся Костя.
Черт, а если разведка? А вдруг десант? Сейчас придут по берегу, пока мы в море пялимся, и – ага! Да ну, бред!
- Мне бинокль кто-нибудь принесет? – через плечо, недовольно буркнул Костя.
- Бинокль командиру! – крикнул кто-то, и через минуту Костя уже смотрел на шхуну в бинокль.
Шхуна как шхуна. Небольшая, метров тридцать в длину. Мачта, лебедка со стрелой… Крошечными пятнышками по судну перемещались люди. Кроме того, было стойкое ощущение того, что оттуда тоже кто-то смотрит в бинокль. И наверняка видит его.
Костя стоял, высокий и худощавый, широко расставив ноги в сапогах, прижав к глазам бинокль, и сейчас, несмотря на то, что он был самым не военным из всех присутствующих, его, пожалуй, в первый раз, назвали командиром. От осознания этого, по Костиной спине промаршировал отряд мурашек ответственности.
Не отнимая бинокля от глаз, Костя скомандовал:
- Четырех человек с карабинами на передающий. Для усиления наземной обороны.
Команды выполнялись быстро и четко. Костя постепенно вошел во вкус.
- Эй, на вышке, наблюдать! Если что – сразу докладывать!
- Есть.
Костя прошел в казарму и крутанул телефон:
- С передающим соедини. Шурик? Что там у тебя? Шхуну видишь?
- Да вижу.
- Я там тебе четырех бойцов послал. Пусть понаблюдают за лесом слева по берегу.
- Костя, ты чего? Какой лес!?
- Ты пушку расчехлил?
- Ну.
- Стволы вверх подними, что б видно было.
- Что ты там мудришь?
- Шура, не выделывайся.
- Ла-адно. Отбой связи.

Через какое-то время шхуна пришла в движение и неспешно удалилась в южном направлении. ЗПУ зачехлили и все занялись своими повседневными делами.
Возвращаясь с позиции Шурик, такой же двухгодичник как и Костя, набрал полную фуражку крупного и мясистого, как большая слива, алого шиповника. Проходя мимо дома Татьяны, он постучал костяшкой пальца в дверной косяк:
- Таня, Вы дома?
Татьяна вышла на порог, вытирая руки полотенцем:
- Ой, Шурик, что ты хотел?
Шурик виновато потупил глаза:
- А Вы не могли бы сварить варенье… У Вас оно такое вкусное получается…
Шурику отказать было трудно. Он был обаятельным. Невысоким, крепеньким, каким-то очень домашним. По-хорошему, не в обиду, его хотелось назвать «маменькиным сынком». В часть он приехал как франт -  черный костюм, белая рубашка, галстук-бабочка, зонт-трость, лаковые туфли. Прошелся через деревню с чемоданом – там и не поняли ничего. Что это? Кто это? Бабы – по глупости своей, а мужики… так те выпивши были, как обычно.
Однажды он вот также появился на пороге и, протянув Татьяне трехлитровый бутыль молока, жалобно попросил:
- Танечка, а Вы можете сварить мне манной каши?
- Сколько?
- Ну, вот сколько получится.
Ему было неудобно. Он смущался и прятал глаза. Офицер как-никак, а тут такие просьбы. Татьяна улыбнулась:
- Шурик, тут много получится.
Он согласно кивнул, растягиваясь в ответной улыбке.
- Правда много.
Шурик снова согласился.
Каши получилась большая кастрюля, в которую Татьяна добавила и сахар и ванилин.
Шурик съел ее здесь же, удобно пристроившись на завалинке. Он зачерпывал кашу ложкой, по-кошачьи зажмурив глаза, тянул носом аромат ванили, и отправлял кашу в рот. Сначала Татьяна подумала, что эта на всех. Что Шурик отнесет ее в ДОХ и там устроит пир горой для таких же как он офицеров-холостяков, а сейчас он просто снимает пробу. Ан нет.
Через какое-то время Шурик с блаженной улыбкой вернул Татьяне вымытую в ручье пустую кастрюлю.
- Спасибо огромное. Очень вкусно было. Спасибо.
Татьяна с округлившимися глазами покивала, недоумевая, как он смог съесть целую кастрюлю манной каши.
А Шурику просто хотелось чего-то домашнего. Он очень скучал по маме.

Баба Дуня

В магазине, опираясь на прилавок, стояла Баба Дуня, и казалось, что выставленный товар ее совершенно не интересует.
Как всегда чистая, прямая, она сдержанно кивнула Татьяне в ответ на ее приветствие и сосредоточенно уставилась в пространство, углубившись в себя.
Осторожно ступая по дощатому настилу, в магазин вошла пожилая, остроносая, худая тетка, которая сразу направилась к Дуне.
- Доброго здоровьечка.
Баба Дуня кивнула, и слегка поманила тетку к себе:
- Макаровна, слыхала? Игната-то нашли.
- Да что ты! И как? – собеседница придвинулась поближе, глуховато выставив вперед левое ухо.
- Висел, сердешный, прямо над тропой.
- Уй! Убили… - переходя на громкий шепот, вскинулась Макаровна, перекрестилась, и на всякий случай быстро посмотрела по сторонам.
- Говорят за дело, – продолжала баба Дуня.
- А кто?
- А ты подумай, - многозначительно приподняв бровь, ответила ее собеседница
С выражением благоговейного ужаса от пришедшей в голову догадки, Макаровна отшатнулась, и пристально посмотрела в глаза бабы Дуни. Та, выждав причитающуюся паузу, кивнула, и Макаровна, округлив глаза, картинно зажала себе рот руками.
- Неужто… А это точно?
- И гадать не надоть.
- А нашел-то кто?
- Да уж нашли. Только снимать не стали.
- Вот горе-то. А за что ж его?
- Разное бают, но точно не скажу.
Продавщица, тоже невольная слушательница этого разговора, поинтересовалась:
- Брать-то будете чего, али так?
- Наташа, ты мне крупы ячневой килограмм десять отвесь, - переключилась на хозяйство баба Дуня.

* * *