Нашей жизни полотно

        Стремительно выскочив из автобуса, Татьяна увидела красные огоньки служебного автобуса, тающие в морозной дымке. Опоздала! А городской, на котором она приехала, развернулся, отсвечивая замерзшими окнами, уехал. Высокая луна, как белый прожектор, освещала  тёмные деревья, сугробы и совершенно пустую в обе стороны дорогу. Ни души, ни огонька, ни звука. Пустота и тишина. Следующий рейсовый автобус проедет только через полчаса. Служебного уже не будет, она опоздала на последний. Надежды на попутку тоже нет. Стоять полчаса, ожидая рейсовый автобус, или идти пешком? Пешком – сорок пять минут, на автобусе – пятнадцать, после получасового ожидания. Выигрыша во времени никакого, но идти  теплее, чем стоять на остановке. Значит – решено!
          Татьяна решительно шагнула на снежный жёлоб дороги с высокими бортами – сугробами. Справа, за чередой сугробов поблёскивали рельсы, дальше – белое пространство реки, а за ней – синей синусоидой - сопки. Слева – угрюмая, вековая тайга.  Ни машин, ни людей. Тишина. Ресницы в  инее. Мороз, всё-таки, ниже тридцати, но, когда шагаешь быстро, это вполне терпимо.  Бодрящий скрип снега под валенками, единственный звук в этой беспробудной тишине.
          Звук удваивается. Эхо? Или кто-то идёт? Таня чутко прислушалась. Если судить по громкому скрипу снега, похоже на уверенную походку крупного мужчины. Откуда он взялся? Жилья поблизости нет. Автобус не скоро, машин не было. Из тайги? Не очень далеко отсюда есть колония строгого режима. А там случаются побеги. От этой мысли шевельнулись волосы на затылке и по спине побежали мурашки.  Оглядываться страшно. Таня вся обратилась в слух. Он пошёл быстрее. Похоже – пытается догнать. Что ему надо? Страх щекочет затылок и колет пятки. Хочется бросить сумку и с визгом бежать, куда глаза глядят.
          Отец говорил: «Встречай опасность лицом к лицу. Тогда у тебя есть шанс бороться, и, может быть, победить. Когда убегаешь, шансов нет»
          Таня представила себя, в шубе и валенках, неуклюже бегущей по скользкой дороге. Он догоняет, толкает, в высокий сугроб на обочине…. Сможет ли она подняться?  Ну, нет! Не дождётесь! Перехватив сумку так, чтобы ею можно было ударить врага, Таня резко остановилась и развернулась, постаравшись прочнее упереться ногами в скользкую дорогу.
          И сразу ей в грудь уткнулась закутанная в платок головка. Маленькая девочка в длинной чёрной шубе, огромные, умоляющие глаза:
          - Тётя, можно я пойду с вами?  Одной идти так страшно!
          - Малышка, ты откуда взялась? Неужели из тайги?
          - Нет, из школы.
          - Школьный автобус уже проехал.
          - А я сменную обувь забыла, пока бегала за ней, автобус ушёл. Пришлось пешком. А страшно!
          - Ещё бы! Как ты меня напугала! Я чуть не бросилась бежать!
          - Вы? Испугались меня? – девочка весело смеётся.
          - А я думала, что взрослые ничего не боятся.
          - Боятся, ещё как боятся! А кто твои родители?
          - Мой папа инженер на Звеносборке. Он сейчас много работает. К седьмому ноября сдают участок до Магистрального, так он дома почти не бывает.
          - А мама?
          - Она нигде не работает. Готовит нам еду и плачет.
          - Плачет? Почему?
          - Потому, что мы живём в вагончике. Ванной нет, вода в бочке, туалет на улице. Маленький родится, а ему даже пелёнки сушить негде. Она хочет уехать в Ташкент, к бабушке. А я хочу остаться с папой. Я и готовить умею. А то ведь, так нечестно будет, если мы все в Ташкенте будем, а папа тут один, без нас. Правда, ведь?
Девочка остановилась, заглядывая Тане в глаза. Видимо, ей очень важно услышать ответ. Таня замялась. Не желая отвечать прямо, она постаралась перевести разговор на другую тему:
          - А ты любишь своего папу?
          - Да! Очень! Он весёлый, много знает. Он мне такие истории рассказывает! А летом мы с ним вместе в тайгу ходили, за ягодами. Папа мне медвежьи следы показывал.
          - Испугались?
          - Нет! С папой я ничего не боюсь. Он такой смелый.
          - А в Ташкенте тебе нравится?
          - Конечно. Там тепло, цветов много. Можно в кинотеатр ходить, мультики смотреть. И ещё,  там мороженое даже летом продают. Не верите? Правда, правда!
          - Конечно, верю – смеётся Таня и тихонько напевает:
          - В тайге мороженого нам не продадут.
          - Что это?
          - Песня такая, про мороженое, - и поёт:
          -  С моим Серёгой мы шагаем по Петровке,
             По самой бровке, по самой бровке.
             Жуём мороженое мы без остановки.
             В тайге мороженого нам не продадут…
          - А кто такой – Серёга?
          - Это лётчик Серёга Санин. Его вертолет разбился вон за той сопкой. Серега погиб. Вот и  сочинили о нём песню.

              Два дня искали мы в тайге капот и крылья
              Два дня искали мы Серёгу
              А он чуть-чуть не дотянул, совсем немного
              Не дотянул он до посадочных огней.

          - Хорошая песня! Научите меня?
          - Охотно. Повторяй за мной.
И вот уже два голоса выводят мелодию, к которой удивлённо прислушивается замершая тайга:
                То взлёт, то посадка, то снег, то дожди
                Сырая палатка и писем не жди,
                Идёшь молчаливо, в распадок – рассвет.
                Уходишь – счастливо, приходишь – привет!

Вместо гитарных аккордов скрип снега под валенками.
          На обочине грузовик. Капот поднят. Гудит паяльная лампа. В её голубоватом свете видно лицо водителя, которое от бесконечной усталости кажется чёрным. Он бросает взгляд на две  фигурки, идущие по дороге, и снова склоняется над мотором.
Девочка останавливается у коридорчика, пробитого в снежном барьере дороги.
          - Ну вот, я и пришла.
          - Проводить тебя до дома?
          - Нет, не надо. Меня уже встречают. Вон, видите, Улькан бежит!
Над белыми сугробами мелькнуло чёрное пятнышко, оказавшееся хвостом большой собаки.
          - Улькан! Ульканушка! Встречает меня, хороший мой! До свидания!
Головка девочки исчезла между белыми сугробами, а Таня пошла дальше. Шум мотора и свет фар за спиной заставил её остановиться. Грузовик тоже притормозил, дверца кабины открылась.
          - Садись, что ли, подвезу!
          - Спасибо! – Таня запрыгнула в кабину. Тепло! Сняла варежки, потёрла руки. В озябших пальцах начала пульсировать кровь.
          - А девчонка где? С которой песню пели.
          - Домой побежала. Она на Звеносборке живёт.
          - А я думал – сёстры вы. Так складно пели!
Таня присмотрелась к водителю. Да, это тот самый с бесконечно усталым лицом. Вглядываясь в белое полотно дороги, он снова заговорил:
          - Вот смотрю я и думаю: преступники те, кто сюда детей везут! В таких условиях даже взрослые не выдерживают, а они детей тащат. Вот у меня сын, в Кишинёве живёт. Музыкальная школа, бассейн, хорошая одежда. На всё деньги нужны. Я его полностью обеспечиваю. А  заработаю машину, тоже его будет, если в институт поступит. Я ему все условия создал.
Таня вспомнила девочку, свою попутчицу и её вопрос, на который не смогла ответить.
          - А Вы не думали, что отец сыну нужнее, чем музыкальная школа и автомобиль?
          - Молода ты ещё, на такие темы рассуждать! Вот выйдешь замуж, тогда и поговорим.
          - Я уже полгода замужем! – Таня обиженно поджала губы.
          - Мать то хоть знает?
          - Она на свадьбу приезжала. У нас знаете, какая красивая свадьба была!  Комсомольская! Весь посёлок гулял! И вагончик нам дали сразу.
          - Откуда мать приехала?
          - Из Ленинграда.
          - А отец чего не приехал?
          - Он ушёл от нас, когда я ещё училась в школе.
          - Ну а мать что, радовалась, выдавая тебя замуж?
          - Плакала очень. Говорила, что я теперь не смогу вернуться в Ленинград.
          - Не жалеешь её? Ведь она осталась одна.
          - А что её жалеть? Всё у неё есть. И квартира, и работа, и подруги, и…. хрусталь. Папу жальче. В общежитии живёт. Всё оставил, ушёл.
          - И каким же ветром тебя занесло на БАМ? К жениху приехала?
          - По распределению. Окончила Ленинградский Техникум связи. Меня сюда направили, как молодого специалиста.
          - А мать не могла подсуетиться, чтобы тебя оставить в Ленинграде?
          - Я направление на БАМ выбрала сама.
          - Вот дурёха! Неужели на призывы комсомолистов этих повелась? Так они все в Москве уже, кабинеты новые обживают. А ты здесь сопли морозишь. А могла бы сейчас по театрам да консерваториям ходить.
          - Это кажется, что в Ленинграде только и делают, что по театрам да музеям ходят. А на самом деле, обычная жизнь. Дом, метро, работа, метро, дом. Иногда за город выберешься. А здесь – каждый день за городом. Хотелось, пока молодая, настоящую жизнь увидеть, а не только вагоны метро. Да ещё мама, нового мужа нашла, а я его терпеть не могу. Ссорились постоянно. Вот я и уехала. Вырвалась на волю.
          - Не жалеешь?
          - Ни капельки! Я здесь Костю своего встретила. Где бы мы познакомились, если бы я там осталась? Ну вот, я и дома. А Вам отдохнуть бы надо. Показать, где у нас заежка?
          - Не надо. Меня в Звёздном ждут,  дальше поедем колонной до Магистрального. Я отстал, догоняю.
          - На Киренском прижиме будьте осторожнее. Там наледь. Вчера авария была.
          - Все живы?
          - Двое погибли. Автогеном резали, чтобы достать. А Вам, спасибо и счастливого пути!
Таня хлопнула дверцей кабины,  грузовик поехал дальше.
          Сегодня же вторник! Значит, привезли воду и надо её перетаскать быстрее, пока не замёрзла и не разорвала бочку. Таня заторопилась. Окошки вагончика светятся, значит, Костя уже пришёл с работы. Железная сорокалитровая бочка, выкрашенная белой эмалью, лежит на боку. Неужели воду не привезли?
          Забежав в вагончик, Таня первым делом заглянула в точно такую же, как на улице, бочку, стоящую прямо у двери. Полная! Значит, Костик один воду перетаскал. Раньше они делали это вместе.
          Второй взгляд – на плитку. Включена, и чайник на ней стоит, уже посапывает.
          Третий взгляд – на мужа. Он уже снял полушубок, хотя, в вагончике ещё холодно. Взял вторую кружку, насыпает в неё заварку и для Тани. Тихо мурлычет транзисторный приёмник.
          - Привет! Как дела?
          - Нормально.
          - Почему меня не подождал, воду перетаскать?
          - Без тебя справился.
Таня вешает снятую шубу на вешалку рядом с бочкой. Разматывая платок, пытливо приглядывается к мужу. Что-то с ним не так последнее время. Может быть болеет?
          - Ты не заболел?
          - С чего бы это?
          Костя на мгновение вскидывает на жену глаза и сразу отводит взгляд. Глаза у него красивые. Тёмно-зелёные, с яркими лучиками и кажется, что в зрачках светятся маленькие фонарики, от которых становится светлее вокруг. Но сегодня фонарики не зажглись. Глаза остаются хмурыми. Как будто сердится, или… уже не любит. Сердце болезненно сжимается и холодеет в груди.
Чайник закипел. Костя налил кипяток в обе кружки, одну кружку протянул Тане:
          -Грейся!
На освободившуюся плитку Таня ставит сковородку, на неё выкладывает два толстых ломтя варёной колбасы и туда же высыпает из кастрюли сваренные утром макароны. В вагончике заметно потеплело. Начали таять сосульки на потолке. На холодном полу растекается лужица. Таня торопливо вытирает воду, пока она не замёрзла. Подстилает под капающие сосульки тряпку.
          Вдруг, неожиданно громко заговорил транзисторный приёмник:
          - В эфире радиостанция Маяк. Вы слушали призывы ЦК КПСС к советскому народу в честь шестьдесят первой годовщины Великой Октябрьской Революции. А сейчас – песни советских композиторов поёт Эдуард Хиль.
И под разудалую плясовую музыку:   Потолок ледяной, дверь скрипучая, за шершавой стеной тьма колючая….
          Таня, обеими руками обхватив кружку с чаем, села на железную кровать возле сбитого из досок стола, кивнула на слезящиеся сосульки:
          - Совсем про наше жильё песенка!
Костя, тщательно намазывая маслом кусок хлеба, не поднимая головы, сообщает:
          - Сегодня привезли щиты для бараков. Меня включили в бригаду строителей. После праздников начнём.

          В бригаду строителей включают тех, кому предстоит получить жильё. Начальство справедливо полагает, что для себя строить будут лучше и быстрее, чем кому-то чужому. А это значит, что скоро у них будет комната в бараке!
          Утром открыть глаза и увидеть над собой нормальный, ровный белый потолок без сосулек. Вставая с кровати, сунуть ноги в комнатные тапочки, накинуть халатик и, отдёрнув штору, выглянуть в нормальное окно. Боже, какое это счастье! Значит, скоро оно и нам будет доступно! Можно будет купить хороший шкаф для одежды, диван, кухонный стол…. А шторы будут непременно кремовые. Они подойдут к любым обоям.
          Но почему Костя так хмуро сообщил такую прекрасную новость? Он не рад. Может быть, он уже не хочет жить со мной? Валька вчера говорила, что эта новенькая радистка из Куйбышева строит Костику глазки. А она настоящая красавица! Кожа белая, с нежным румянцем, брови чёрные, глаза синие. Неужели Костик в неё влюбился? Значит, что? Кончен бал, погасли свечи? Как же я жить то теперь буду?
          Ком в горле не даёт вздохнуть. Слёзы вот-вот брызнут из глаз. Сдерживать их всё труднее. Ну как же так можно? Всё было так хорошо, а он всё испортил! Кому можно верить, если самый родной и близкий человек тебя обманывает? А может быть, ещё не всё так плохо? Может быть, спросить у него? Так он и скажет правду! … А может быть, скажет? Ведь он такой хороший. Ох, как страшно! А жить и думать об этом ещё страшнее! Решайся!
          - Костик, а почему ты не рад?
          - Почему не рад? Рад!
          - Ты так говоришь, как будто злишься. Мне показалось?
          - Нет, не показалось.
          - Значит, всё-таки злишься? За что?
          - Ну, хорошо, я скажу!
Таня зажмурила глаза. Ей захотелось уши заткнуть, чтобы не услышать самого страшного. Сама ведь напросилась!
          - Когда я женился на тебе, я не думал, что ты такая жадная!
          - Я? Жадная? Почему?
          - Мы с тобой вместе живём уже полгода, так? Заметь, зарплату я тебе отдаю всю, до копеечки, так?  И заметь, за эти полгода ты ни разу, заметь, ни разу не купила, ни печенья, ни конфетки. Ни разу! И я полгода должен давиться этими бутербродами. Я что, денег не зарабатываю?
          - Костя, ну почему ты не сказал, что хочешь конфет?
          - Я говорил, а ты что?
          - А что я?
          - Ты посмеялась и сказала, что я как ребёнок. Я что, не имею права съесть печенья, когда мне этого хочется?
А ведь, правда, говорил! Как же можно было забыть?
          - Костик, это всё? Ты только из-за этого злишься? Других причин нет?
          - А тебе мало?
          - Костик! Я клянусь тебе, что теперь у нас каждый день будут конфеты и печенье!
Таня бросилась ему на шею, осыпая поцелуями.
          - Костик, милый, я сладкого не люблю, мне и в голову не пришло, что тебе нужны конфеты.
          - Не понимаю, как можно сладкое не любить!
Костик уже не сердится, голос стал мягче. Таня, заглянув ему в глаза, увидела: зажглись фонарики! Значит, любит! Значит, всё в порядке!
Ночь была восхитительна. Уже засыпая, Таня вдруг тревожно подумала:
          - А где же я пелёнки сушить буду?
Глаза устало закрылись, Таня услышала голос отца:
- Глупо бегать от проблем. Ещё глупее, заморачиваться ими раньше времени. Всё будет хорошо. Спи.
          Белая луна на черном звёздном небе, как прожектор, освещала бесконечные белые снега, укрывшие сопки, тайгу, замёрзшие реки и тоненькую ниточку строящейся железной дороги.
          Шёл 1978 год. Строительство Байкало-Амурской магистрали набирало обороты. До стыковки было ещё далеко.
          Впереди была долгая и счастливая жизнь. А проблемы…? Проблемы она будет решать по мере их поступления.
          Одни люди, усталые, спали в маленьких железных вагончиках, заваленных снегом, другие работали, собирая и укладывая звенья дороги, третьи, и днём и ночью, вели по зимникам грузовики. Но никто из них не мог даже подумать, что через пятнадцать лет эту дорогу объявят ненужной стране и начнут снимать рельсы….


ПРИМЕЧАНИЕ: В тексте использована песня Юрия Визбора «Серёга Санин».