Чистый поток параллельного мира

   На небе кажется ночь. Или почти ночь?
   Давай разберёмся: «почти ночь» - это что? А может быть «почти ночь» – это как?
Разобраться нет уже сил. Но по тому, что в коридорах компании пусто, как в бескрайней Вселенной, а за пластиковым окном от Барколя зажглись фонари, и проносятся машины с зажжёнными фарами, можно определить – ночь всё-таки наступила.
   В здании остаются несколько горящих окон, в том числе и наше.
   Нашествие тёмного времени суток определяю ещё по одному признаку - голова становится большой и лёгкой, словно воздушный шарик. Такая невесомая, все мысли в подвешенном состоянии. Под воздействием турбулентных потоков усталости, мысли слетают со своих извилин и легко кувыркаются в пространстве черепной коробки, ни мало не заботясь о материализации нервных импульсов.
   То, что рабочий день давно закончился, не факт, а состоявшееся действо для большинства служителей корпоративной идеи. Для мыслящего человека конец трудового дня – это начало собственно рабочего времени, потому как и после того как свои насиженные кресла покинет большая часть тружеников умственного труда, ваять нечто, почти гениальное, становится легко и просто. Можно освоить темочку, посидеть от души над материалом, дополнить текст измышлюнчиками о листочках и цветочках, из простого шахтёрского клямбура сделать конфетку. И тогда на полосе в газете не только «шагают комплексы по лавам». При этом никто из служителей бумажного действа не требует очередного отчетно-причётного опуса в триста страниц.
   На сегодня сделано почти всё. Осталось «покурить, да итить». Я счастлива, потому что голова мыслит в унисон с уставшей от долгого сидения пятой точкой.
   Заходит шеф (тоже дома не сидится), спрашивает: «На Казыр пойдёшь?» (и это почти ночью).
   Все части моего органона соединены между собой лишь физиологически, а номинально каждая мыслит сама по себе. Поэтому на вопрос шефа голова слегка задумывается. Она уже давно угорела от города, пыли, гари, семьи, очередного номера газеты, кухни. Ей хочется на улицу, подышать свежим газом, посмотреть на тусклое ночное небо в газово-пылевой плёнке. Если повезёт – увидеть пару звёздочек.
   Потому голова глубокомысленно хочет произнести что-то вроде «да, нет, и не знаю даже».
   Ноги, застоявшиеся от двенадцатичасового бездействия около мягкого офисного кресла и от безделья вспоминавшие Алтай, горы, броды, волю, чистые реки и воздух, подпрыгнули и заорали во все свои пятки: «Да-а-а!».
Голова удивлённо взбросила брови: «Что значит «Да»?». Но нижние конечности, ничего не объясняя, умаляли: «Скажи «Да». Да, да, да…».
   Вместилище мыслей ещё немного подумало: «Пожалуй, надо вознаградить конечности за долготерпение. Да и сама развеюсь. Глядишь, мысли по полкам наконец-то разбегутся. Ладно, пусть уж будет «Да».
   …Пятница. Утро. Не могу точно утверждать, что утро, потому как на небе та же Луна, только немного в другом месте. Под окном жужжание машины. Разъездились. Потягиваюсь и на другой бок.
   Резко заорал будильник. Ему в унисон поёт мобильник… Хорош дуэт, но чего бы ради. До подъема ещё спать и спать. Будильнику по шапке. Мобила не замолкает. Рефлекторно несу её к уху, и незамысловато думаю о звонящем, посылая его в места весьма отдалённые. Из трубки знакомый до боли голос. Где-то я его уже слышала?
   - Ты готова? За тобой уже едут.
   Шеф! Словно от кипятка, подскакиваю на кровати.
   - Я же собралась в рекламный тур по Казыру на выходные…
   Голова брюзжит:
   - Делать тебе больше нечего. После тяжёлой недели можно дать себе подольше поспать.
   Ноги уже носятся взад и вперёд по комнатам.
   - Ничего, в электричке подремлешь. Вперёд к свободе!
   Летаю по дому: умываться, зубы чистить, кофе, бутерброд в зубы. Надёргиваю по ходу движения брюки (зачем-то лыжные), майку, ветровку, на ноги буцефалы (это ботинки такие удобные, тёплые и не скользящие на мокром склоне). Конечно, можно было и кроссовки надеть. Они и лёгкие и модные. Но приказано – ботинки. Мне их принесла сама начальница, озабоченная комфортным и безопасным движением подчинённого.
   Итак: на ноги надеваем трекинговые ботиночки на узорчатом ходу. На спину рюкзак с тем необходимым, что было определено условиями приглашения. Оно и понятно, на дворе осень, первые заморозки и первый снег уже пролетел, так что перчатки и пуховичок не повредят вдали от дома и цивилизации. Настоящего рюкзака мне по счастью не досталось, так что обхожусь илюхиным школьным, но тоже довольно вместительным. Под окном снова урчит машина, останавливается. Похоже, эта за мной.
   Несусь к машине, как угорелая. Запрыгиваю, всем «Привет», падаю на сидушку, веки вместе, голову набок, хочу уснуть. Не тут то было, соседи по рекламному туру начинают муссировать вопрос о времени накрытия «поляны».
   Мой организм безмолвствует: пить ночью? Нерентабельно. А потому и в машине, и в электричке придрёмываю.
   - Следующая станция «Лужба», - передали по громкой связи.
   Народ зашевелился. Я вместе с ними. Рюкзак на плечи. Иду к выходу, вспоминаю молодость из прошлого века, горжусь своим туристическим прошлым, радуюсь тому, что достаточно ловко отличаю тропу в тайге и горах от асфальтовой шоссейки в городе. Значит не совсем «чайник».
   Дорогу нам преграждает водная артерия. Неглубокая, но вброд не перейти. Мы, городские жители привыкли к мазутно-мутной Томи. В ней ног плавца не видно, не то чтобы донышко, рыбок, песчинки. А здесь речушка чистая, как слеза младенца. Смотрю в неё, и в сердце поднимается волна умиления и восторга. У ног, перекатываясь через большие и маленькие камешки, тихо струится вода. Она холодная и приятно леденит ладони. На дворе осень.
   Откуда-то из детства приходит чистый поток. Хочется наклониться к реке, вымыть руки, напиться, зачерпнув горстью хрустальную воду. Обжигающий глоток. Вода не пахнет хлоркой, от неё не несёт химией, она первозданная.
   Сдерживаю в себе желание забраться в реку с ногами. Понимаю, что буду выглядеть абсолютной идиоткой. Чтобы избежать соблазна, отхожу от берега, начинаю рассматривать пёстрый галечник. Каждому камешку на этом берегу как минимум несколько миллионов лет со дня образования. Пытаюсь представить, как выглядела местность хотя бы пару миллионов лет назад. Получалось очень мило: теплынь, вокруг пальмы, змеи, носороги… А может «лес дремучий снегами покрыт»? Вправо и влево расходятся звериные тропы, стаи птиц в небе синем. В любом случае нигде не видны следы ног человеческих. Речушка мирно журчит, как и сегодня. Высокая трава прикрывает её берега. Над ними высятся горы…
   А вот горы похоже такие же, как и миллионы лет назад. Ну, может быть чуть повыше или пониже. Вот, к примеру, те две вершины, что величественно поднимаются меж других гор, как они выглядели?
   В задумчивости впериваю взор в вершины.
   - Это Дураки, - поясняет мне мой собственный начальник.
   Возвращаюсь в день сегодняшний. Почему Дураки?
   Оказывается, что на них (их не две, а три штуки), может подняться любой дурак, до того они пологие и утоптанные.
   Тут за нами подошла лодка. Пора на другой берег. Перевозчик, хорошо пропитый мужик неизвестной национальности, причаливает, и пока мы грузимся, вычерпывает с днища воду белой шахтёрской каской (как символично). Деревянная моторка, выписывая дугу, идёт тяжело. От борта до воды всего одна ладонь и та плашмя. Не сдерживаюсь и потихоньку опускаю руку за борт. Та быстро немеет. Да, студёна речка осенью.
   Дальше, как-то всё буднично: в первом приюте нас покормили, затем рюкзаки сложили в квадрацикл (любопытная техника, по любым буеракам, как по асфальту), и пешком по хорошо ухоженной дороге вперёд – на Алгуй. Дорога скучна. Одно развлечение, что здесь все всех знают. Почему? Да потому что все кто встречается нам, все здороваются.
   На каком-то этапе ходьбы, от руководителя проекта поступает предложение «доехать на машине до Пьяного озера». Ноги опять гаркнули своё «Да», наверное, успели подустать, а может быть они другие слов и не знают. Голова, как ни была сердита на нижние конечности, милостиво согласилась на поездку.
Путешествие становится интереснее. Монотонная ходьба сменяется весёленькой качкой и потряхиванием на ухабинах и валунах. Приходится держаться за поручни и поддерживать части тела, чтобы они не развалились на очередном бугре.
Остановка. Выгружаемся.
   Ни трезвого, ни пьяного озера что-то не видно. Зато около дороги лежат наши пьяные спутники, рядом рюкзаки, чуть ниже – небольшенькая лужа.
   Пардоньте, оказывается – это не лужа, а то самое Пьяное озеро. Видимо только по великой пьянке сей водоём можно назвать озером.
   Итак, озеро обнаружено, рюкзаки здесь, а приюта, что-то не заметно. Как-то не пахнет здесь гостеприимством, обещанными щами и горячей баней. Что-то здесь не так.
   Точно, не так. Все эти удовольствия по карте расположены недалечко по прямой, в жизни же, чтобы достичь их надо всего лишь подняться на крутую гору, вершина которой теряется из глаз где-то там, а затем ещё и спуститься с неё. Что веселее – время покажет.
   Кидаем с шефом рюкзаки на спину (да… по такой тропинке лимузины не ходят) и пошли вверх. Сотоварищи только ещё одолели километраж, и, все в мыле, изволят выпить с устатку.
   И вот он подъём. Склон так это под сорок пять градусов, а то и поболе. Тропинка узенькая, шириной в одну стопу. Вторую поставить рядом не моги – промахнёшься. Так что остановиться не судьба. Приходится поочередно ставить ноги всё выше и выше по склону. Что и говорить: не прогулка по улице Кирова.
   Плечи радуются тихой радостью, что при подготовке к поездке не нашлось для них настоящего рюкзака, высотой с мой рост. Школьный раза в три меньше туристического, и то на подъёме кажется, что его набили кирпичами. Пояс верхних конечностей опускается всё ниже и ниже, почти достигает тазобедренных суставов. Дыхание становится прерывистым. Лёгкие, привыкшие к воздуху без кислорода, сжимает спазмами. От избытка этого самого кислорода в голове появляется лёгкое кружение.
   Ноги уже слегка трясутся. Это тебе не на каблуках по асфальту цокать. Надо ботинок поставить так, чтобы на слизняке он не поехал вниз, а ты с размаху не ударила бы фейсом в грязь.
   - Безобразие, - скулят нижние конечности, - неужели трудно сделать эскалатор, или, на худой конец, ступеньки забетонировать.
   - Может тебе ещё и фуникулер построить, - задыхаясь, ехидно говорит голова.
   - Не откажусь.
   Склон переходит в тягун. Шеф улепётывает вверх до безобразия быстро. Мне становится стыдно, а потому, шикнув на бранящиеся части тела, прибавляю ход, в надежде на то, что вот-вот должно прийти второе дыхание.
   Где бродит это второе дыхание, никто не знает. Лёгкие надрывно свистят и уже в открытую кроют матом голову, ноги и всех остальных, согласившихся на халявный тур.
   Ногам не до шуток, потому как из трясучки их стало бросать в столбняк. Икроножные мышцы (ишь ты, название то какое, не сразу и вспомнишь на крутом склоне) начинают грубо шантажировать весь организм. Грозят забастовкой, если их немедленно не вернут домой.
   - О чём вы, дорогие, - хрипит от натуги голова, кислородная атака чистого воздуха сильно сказалась на её мыслительных способностях, но не до беспредела, - назад дороги нет. Электричка пойдёт через три часа, а за это время мы не дойдём до неё. Хотите ночевать на берегу? Без еды, спальника? Соберитесь ребята, потерпите. Вы можете, и я в вас верю.
   Второе дыхание, где же ты, где? Где тебя нелёгкая носит?
   Очень хочется упасть на травку, покрытую изморозью, и не двигаться.
   Слева от тропинки весело разместилась семейка молодых опёнков. Кривенькие ножки, лихо заломленные шляпки…
   Ах, нахалы, вы ещё насмехаться.
   Ты гляди, самый маленький язык показывает, дразнится. Ну, нас не проймёшь. Голыми руками не возьмёшь. Подумаешь, какая-то горка. И не такая уж она высокая, и не такая уж она и крутая. Вон шеф уже почти на вершине. Что мы не ходили по горам? Ещё и по круче этой перемахивали…
   Органон встряхнулся, собрал всех воедино. Голова, от возмущения и стыда, собрала в кучу мысли и чувства. Ноги прокомандовали: «Эй, там, на палубе держитесь!»
   А тут подоспело и второе дыхание. Стало легко и весело. В мире оказалось столько интересного.
   Осенний мир черневой тайги был также прекрасен, как и летом. Грибы и грибята выскакивали на дорожку, чтобы поглядеть на нас городских, которые, покинув тёплые постели, шлёпали по осклизшей горной тропе. Ни кем непуганый мышонок, замер от удивления. Он привстал на задних лапках, поводя крохотным носиком, втягивал в себя новые запахи. Глаза-бусинки созерцали пришельцев…
   Это был один из тех параллельных миров, которые окружают нас со всех сторон. Мы не можем в него проникнуть и не знаем о нём ничего, можем лишь догадывать, придумывать, изучать анатомию, физиологию. Но кто из нас точно может сказать: о чём жители этого мира думают, что они чувствуют, Как они к нам относятся? Кто может с ними поговорить? Э-э-э! Вот то и оно! Времена колдунов и ведунов безвозвратно прошли. Остались в наличии лишь учёные да шарлатаны.
   …Ты гляди, за беседой и время прошло, и вершина приблизилась.
За частоколом из пихт долины не видно. А жаль. Хотелось бы увидеть, где она там и какая?
   - Увидите ещё, - бурчат ноги, - лучше поглядывайте на дорогу. Под горку, это не в горку. Здесь и навернуться легко.
   Что верно, то верно. Чуть не так ноги встали и поехали. Так, внимание на дорогу. Шлёпнуться не хочется.
   Склон становится всё круче и круче. Приходится идти на полусогнутых. Каждая травинка тебе сестра, каждый куст – брат. Инстинктивно хватаюсь за макушки этих сестрёнок и братиков. А они держат, помогают мне преодолеть земное притяжение. Сквозь деревья засветилась долина. Гордо расправляю торс. Вот мы какие, и всё то нам нипочём!
   Уже переправляясь через ручеёк по бревенчатому мостку, успеваю заметить, что долина очень похожа на полуприкрытый глаз хакаса. Хм-м-м…
   Около верхнего века приютились три домика, между ними крохотный ручеёк.
    – Это не ручеёк, - поясняет шеф, - это река Алгуй.
   Кто бы спорил. Вот и приют, который должен нас приютить. На первом этаже столовая, а нам дорога на второй этаж, по лестничке, что будет покруче горы. Забираюсь на этаж на четвереньках. Так интереснее. Ещё в детстве мы так забирались на крышу бабушкиного дома. На крыше было тепло, уютно и пахло сеном.
   Здесь же куда ни глянь: голый пол, пахнет свежестроганым деревом и нежилым промерзшим помещением. Нравится иль нет, но ночевать надо. Потому сразу же посещают постельные мысли. Соображаю, что они должны быть где-то рядом.
   Матрацы и спальники обнаружены и втащены наверх. Стелю и падаю. Уже в полудрёме вижу: народ «соображает поляну». Что ж, не откажусь. Хорошего винца, да под конфетки… Хорошо! И засыпаю.
   А народ всё прибывает. Вот уже кому-то не досталось матраца, кто-то не может наищеть себе место на полу, многим уже всё вообще по-фигу. Количество опустошённых бутылок растёт в арифметической прогрессии.
   Под такой гомон спать не получается. И потому, переодевшись, идём с Татьяной (а это, заметьте, и есть мой шеф) поглядеть на осенний мир.
Посвежевшая голова уже адекватно реагирует на межгорную впадину.
   Впечатление такое, как будто ты стоишь на спине гигантской птицы, а она взмахнула могучими крыльями гор и вот-вот взлетит.
   Солнце отдаёт земле свои щедрые лучи. Подставляю нос для сугреву. В воздухе запах чистоты, оттаявших от ночного заморозка трав и ещё чего-то такого… Ароматы детства нахлынули вновь. Закрываю глаза, хочу уловить тень прошлого. Но что-то мешает. Ясно, это ворчит на пришельцев сердитый Алгуй. Он погромыхивает камешками.
   Обед проходит на редкость просто. Кушают все. Кто хочет, тот ещё и причащается или опохмеляется. Это у кого как получается.
   Затем автономные прогулки по окрестностям. Что об этом скажешь? Восторг! И почему человечество так быстро развивалось, чем ему было плохо в пещере. Ни тебе выхлопных газов, ни сажи на шее.
   Правда, следы цивилизации настигают нас и здесь, в этом заповедном мире. То справа, то слева попадаются пластиковые пакеты, консервные банки. Э-э-э-х, люди мы, люди! Красоту засрамить легко, как потом в этом жить-то?
   Набредают мысли о целях и задачах цивилизации, представителями которой мы и являемся. До человека природа развивалась буйно, дико и от этого всему живому населению планеты было благо. Встал человек на две ноги, научился кое-чему в жизни и пошел оставлять свои следы там и сям. Пожалуй, кроме следов от ног на песке, ничего путнего человек не сделал для природы, одни убытки. Вон Красная книга как покраснела от стыда за наши деяния. Н-да, куда ни кинь, всюду клин.
   Тонкий запах березового дыма вклинился в мысли. Возвращаемся. Нас ждёт ещё одно чудо в тайге – баня. Ну, мимо этого пройти никак нельзя. Родной хондроз жёстко «предупредил» о возможных последствиях. Но перевесила баня. В ней всё путём: просторная раздевалка, мыльня и парная. Тётки, напарившись, бегут на улицу и ныряют в Алгуй. На улице конец сентября, в воздухе пахнет снегом… и купание в реке. Совместимо ли это?
   Проверим. Из парной несусь на улицу, спускаюсь к речке и, не раздумывая, не советуясь с органоном, сажусь в воду...
   А-а-х! Дух захватывает. В кожу втыкаются тысячи маленьких иголочек, и усердно массажируют тело, да так, что оно на секунду становится невесомым. Выныриваю и снова в реку. Класс!!!
   Первый раз выдерживаю только два ныряния.
   Парная возвращает тело на планету, а дух молодеет лет на двадцать. Хочу ещё.
Тут в нашу девичью баню, скромно вваливается бородатый и датый коллега. Он в непонятках, чего это тётки зажимаются, засобирались вдруг…
   Пока суть да дело, на землю падает ночь. Тёмная, жгучая. Над чашей межгорной впадины сияет алмазами звёзд далёких и неизведанных миров, чернильно-синий купол неба. Вот она потайная дверь в бездонную Вселенную. Кажется, что если подняться сейчас на макушку горы и толкнуть небесный свод, то откроются врата Мирозданья. Надо только суметь найти заветную тропинку в ночном мраке, ползущим от земной поверхности. Надо только вычислить код шифра, которым заперта эта дверь.
   Вдруг между горой и Вселенной образуется тонюсенькая щель, будто небесный свод хочет оторваться от Земли и отправиться в свободное путешествие в межгалактическом пространстве. Но багорные крюки чёрных силуэтов елей и пихт с силой врезаются в темно-синее тело и крепко держат непостоянную небесную сферу.
   Щель увеличивается, и в неё на Землю начинает струиться космос. Он студён и жесток. Чтобы защититься, нежные земные травы накидывают на себя пушистые белые шубки. Камни, валёжник, хрупкий мостик через ручей покрываются белёсой ледяной испариной.
   Холод забирается и за воротник к горе-туристу, который до этого считал, что самая дикая природа находится в городском парке.
   Турист ёжится, вожделенно поглядывает в сторону тёплого домика. Но его друзья-товарищи и соратники по рекламному туру взбодрены солидной порцией Acva Vita? В них уже на сорок градусов выше, чем в окружающем мире. Потому инсинуации по поводу космического заморозка им не даны.
   Большой, бородатый дядь, пыхтит словно печь. Его голову венчает малюсенькая до вульгарности бейсболка Прелестные сланцы, надетые на босу ногу, абсолютно адекватно смотрятся с изящно помятыми шортами a la Maimi. Белая майка умопомрачительно прикрывает источающую пар волосатую грудь, и сексуально подмигивает, открывая весьма внушительный и ощутимый для чужого глаза, круглый живот.
   Туристы празднуют день свободы от цивилизации. Они собрались вокруг костерка, они не поют и не рассказывают байки. Разговор бесшабашный, бессмысленный, как в любой изумленной компании.
   Истинный турист уже привык к тому, что за пределами городов есть прекрасный мир. Они приходят в него. Чтобы отдохнуть душой, очистить сердце и мысли от городской скверны, набраться сил. Почувствовать себя маленькой песчинкой в необъятной жизни параллельного нам мира. Потому вечером у костра байки и песни не затихают.
   Мы же оглушены открытием, смотрим на пламя костра. Видимо вот так же смотрели на огонь наши далекие предки. Страх перед неизведанностью прижимает нас к освещенному пламенем месту.
   Но костру на это ровным счётом наплевать. Потому он, как и тысячи лет назад, поплёвывает в окружающих небольшими искорками. С удовольствием принимает сухие ветки и поленья. Почуяв очередное жертвоприношение, костерок принимается обнюхивать дар. Пробежится огоньком по поверхности, пару раз лизнёт, потом вдруг вцепится в деревяшку мёртвой хваткой и разольётся по тьме светом и теплом. Грейся путник на здоровье.
   Конечно городской житель, упакованный в притеплючий пуховик, двигается к костерку, смело расстёгивается, сбрасывает с себя колпак. Огонь пригревает, размаривает спереди, а вот сзади острыми иглами вгрызается космос с его холодом. Вращаясь вокруг своей оси, чтобы как-то поддерживать тепловой баланс, человече улыбается, поругивая себя в душе.
   - Дома тепло и свет сбалансированы, постель теплая, мягкая. Куда тебя понесло, в какую тьмутаракань? Сейчас бы перед телевизором… на диванчике… на столике чаёк с мёдом… Э-хе-хе!
   Чтобы погреть спину, незадачливый турист поворачивается. Крутые склоны гор зловеще нависают над головой. Тьма-тьмущая так густо намазана на горы, что кажется невозможным по ней пройтись.
   Щель на стыке горы и неба становится всё светлее и шире. Из него выплёскивается серебристый поток, он пробивает тьму и падает на макушку противоположной горы. Это восходит Луна. Её свет будто вода стекает с макушки вниз, весело бежит по склону, спускаясь всё ниже и ниже. Немыслимо ровный и белый он высвечивает остовы деревьев, громады скал. От света начинает блистать, словно россыпь драгоценных камней Голконды, изморозь на траве и деревьях.
   Луна легко выкарабкивается из-за горизонта. Улыбчиво смотрит в долину и, оттолкнувшись от горы, подпрыгивает в небо.
   ночи нарушается шумом незамёрзшего водопада, да шелестом прозрачных струй речки Алгуй. Звуки пьяненького разговора у костра тонут в тишине морозной ночи. Они повисают около огня, заглохают. С десяти шагов уже и голоса не голоса, а морозный шелест, и костёр не костер, а простая звёздочка во мраке суток...
Постепенно у костра становится все меньше и меньше туристов. Гаснет костерок, природа и ночь поглощают цивилизацию. Наступает царство истины. Люди спят в домике, кто, где и как может.
   Утром долина, покрытая толстым слоем изморози, встретила проснувшийся народ звенящей тишиной. Шум воды утонул в морозе. Осклизлые бревнышки мостков грозились скинуть человека прямо в поток.
   После умывания и завтрака нам предстояло продолжение банкета, но уже на другой стороне горы, да ещё и в некотором удалении от замечательного Пьяного озера.
Что ж, такова «селяви». Раз другого способа, выбраться из означенной долины, не придумано пока: самолёты здесь не летают (и даст Бог, ещё долго не будут летать), эскалаторов не построено. Рюкзак снова на плечи и вперёд. На гору!
   Подъём уже не утомил так сильно, как вчера, чувствовалось, что органон отдохнул, помылся в баньке. Потому второе дыхание нашлось достаточно быстро. У подножья горы нас ожидало маршрутное такси. Этакий замучено-замызганный Пазик. По тайге на маршрутке. Прикольно!
   Обрадовались зря. У Алгуйского месторождения талька, нас выгрузили и предложили пешую прогулочку по тайге, через несколько приютов. Обещано, что для нас будет забита свинья, то есть обед на одном из приютов.
   Без рюкзаков, налегке, по протоптанным тропам… Да, легко!
Тропы и впрямь протоптаны, будто мамонты переходы делали. Всё утоптано. Споткнуться и заблудиться негде. Идём смотреть Алгуйские тремолиты.
Народу они почему-то напоминают паруса лодок, но если быть повнимательнее, то становится очевидным, что это стайка дельфинов несётся по травяному океану тайги, и только спинные плавники высятся над поверхностью.
   Погода по летнему тёплая. Нам жарко. Достигаем ближайшего приюта, затем дальнего приюта… Обедом не пахнет. Бородатый дядь очень хочет кушать. Он кричит на всю ивановскую:
   - Где та свинья, из-за которой я два дня по тайге мотаюсь.
   Выясняется, что обед идёт вместе с нами, но к нему нет ни ложек, ни чашек, ни кружек. На очередном приюте в прокат берём инвентарь и пытаемся заморить червячка. Червячок возмущён, почему его надо заморить холодной гречневой кашей, перетоптанной с другой едой.
   Экзотики становится всё меньше и меньше. Тропы всё шире, мусору всё больше: цивилизация наступает широким фронтом.
   На той же маршрутке ползём по горам, по долам. Мотор греется и ревёт. Его жалко. Долго не протянет в таком режиме.
   Слева от нас отвесная скала, справа – обрыв. Донышка не видно.
   Допылили с грехом пополам до Казыра. Переправились на катамаране на другой берег. И попали в объятья туристической цивилизации: дорожки песочком посыпаны, коттеджи треугольниками, в них кровати и постельное бельё, столовая, баня и всё такое.
   Приют находится на пороге «Каша». Два могучих валуна с двух сторон сдавливают поток. А тому и деваться то некуда. Проламывается он сквозь эту щель, протискивается, бьется лбом о пороги и перемешивается в белую кашу.
   Процесс завораживает. Особенно, когда из парной выпрыгиваешь. От тебя клубами пар на морозном воздухе. Бежишь к купели в реке. И вот когда плюхаешься в воду, тело, обожжённое холодом потока, ликует от восторга. Выныриваешь, и до твоего слуха доходит мерный гул дробления потока на мелкие частички. Порог мощными челюстями перемалывает струю, не оставляя ей даже малейшего шанса на целостность.
   Баня и купель, купель – баня… Уходить не хочется, но следом идут ещё люди.
   Поднимаюсь на валун, чтобы сверху полюбоваться на простое чудо природы. Околдованная потоком, не могу шевельнуться, не то чтобы уйти.
   Там где вода ещё только целится пройти препятствие, она прозрачная. Видны все песчинки на дне. Появляется дикое желание нырнуть в реку. Взмахнуть руками и ласточкой вниз…
   Почему люди не рыбы? А почему мы думаем, что рыбы не люди? Ещё один параллельный мир. Что мы о нём знаем?
   Ого! Мысли разгреблись по своим полкам. Появилось жизненное пространство для словоблудства. Восстанавливаются связи меж оксонами и дендритами. Глаза не только смотрят, но и видят. Уши слышат мир. И всё это осмысливается.
Я ловлю себя на мысли, что не хочу возвращаться в большой, душный и шумный мир, где людской поток втискивается между валунами цивильных законов, перемалывается и перемешивается в тёмную кашу. Там душно.
Фото Андрея Ильясова.