The Beautiful People

"The Beautiful People"

And I don't want you and I don't need you
Don't bother to resist, or I'll beat you
It's not your fault that you're always wrong
The weak ones are there to justify the strong

The beautiful people, the beautiful people
It's all relative to the size of your steeple
You can't see the forest for the trees
You can't smell your own shit on your knees

There's no time to discriminate,
Hate every motherfucker
That's in your way

Hey you, what do you see?
Something beautiful, something free?
Hey you, are you trying to be mean?
If you live with apes man, it's hard to be clean

The worms will live in every host
It's hard to pick which one they eat most

The horrible people, the horrible people
It's as anatomic as the size of your steeple
Capitalism has made it this way,
Old-fashioned fascism will take it away

There's no time to discriminate,
Hate every motherfucker
That's in your way

The beautiful people
The beautiful people

     Marilyn Manson          


Пролог.

Страницы издевательски чистые, не зачитанные. Очередной дождливый роман, забивающий кровь опиумным никотином. Очередная красивая сказка, очаровательная ложь, дурманящая в свете, запутавшемся в отравленном дыме, ползущем тенями из камина, вызывающая снисходительную ухмылку, прилив пресного цинизма. Сотни раз перепетая история, в которой просто раз от раза меняют буквы и слова. Переставляют местами рифмы, рвут мелодии. Оставляя скупое отсутствие смысла, по грубому лекалу вырезая пародии на человека.
Вы обвиняете меня в черствости, в злости, жестокосердии, не зная, что говорите. Вы все лицемерные лгуны, вы лжете себе о вымышленной идеологии  и,  прогибая всех под комичное лезвие морали, обрубаете голову каждому, кто не прогнулся перед вашим жалким чистым черновиком приторно-жгущей утопии. Если б я хотел, то за один вечер заставил бы вас забыть о душе, убедил бы, что сердце-всего на всего мышца, гоняющая никотин по телу. Мышца, которая всегда будет виновата в вашей смерти, так неудачно сдавая позиции, и в решающую секунду поразит даже святых чистосердечных влюбленных, своим безразличным бездействием.
Английская туманная проза гипотетически заключает смысл пульса в примитиве вечно спутанных волос и сотканного из тончайших костей силуэта. Глупость, на которую вы молитесь, забывая, что любовь такой же гормон, как и желание, гнев, зависть, злость, так вами призираемые, повторяя ошибки ваших отцов.
Вот оно, великое шекспировское чувство - всего лишь страницы абсурдного бреда.
Сигаретами, как черной дирижерской палочкой, опиум вытягивает в зрачках ленты пламени, словно притягивающего коллекционный переплет. Очередной том вспыхивает, выдыхая в воздух запах дорогой кожи, жалостливо треща на углях и с сожалением выкуривая очередной шанс на спасение моей прогнившей кармы.

Глава 1.

Деньги способны раскрыть любые двери. Очень большие деньги организуют еще и лимузин до подъезда, и ковровую дорожку до самого входа. Другой вопрос, куда эти двери ведут.
Я не один раз злоупотреблял своими возможностями и переступал разные пороги, и как следствие, много раз оступался и падал, впрочем, от серьезных увечий меня страховала фамилия. Тут правило о том, что чем выше стоишь, тем больнее падать не работает - скорее наоборот: будет больше времени раскрыть парашют.
Но все познается в сравнении, и сейчас я понимаю, что все предыдущие шестнадцать лет ничто по сравнению с этим годом.
Все началось с Бернграсс. Вообще все начинается с Бернграсс. Я забегаю вперед, но это важное предупреждение. Меня бы оно в свое время избавило от многих проблем.
Впрочем, стоит начать с самого начала. Ну, или хотя бы с интересной его части.

***

Стоял промозглый сентябрьский день. Я припарковал машину и вышел на Пикадилли. Несмотря на дождь, туристы все также и вились вокруг фонтана, на улице было потрясающе много народа.
Дорогие ботинки мгновенно оказались измазаны черной жижей. Стряхивая грязь, я обратил внимание на ворох промокших листовок, прибившихся к бордюру. Очередные активисты, борющиеся против Организации. Наивные, верят, что митинги смогут что-то изменить и спасти их.
Было уже около шести часов вечера, небо было затянуто тяжелым свинцом, и улицы покрыла мутная гуща сумерек. Многие витрины уже погасли, на дорогах скопились жуткие пробки - комендантский час вступал в силу, люди спешили поскорее добраться до дома.
Несколько лет назад, после почти двадцатилетнего перерыва в Англии снова стало слышно о кровавых убийствах попеременно вспыхивающей в разных частях страны. Десятки зверски убитых евреев, мусульман, латиноаменриканцев, азиатов, негров. Сначала все списывали на экстремистов, последователей Гитлера -  к слову, парламент до сих поддерживает эту теорию, -  но постепенно одинаковая точность, слепая жестокость этих расправ доказала, что за бойней в Шотландии и Уэльсе, Лондоне и Белфасте стоят одни и те же люди. И люди заговорили об Организации. О том, что после шестнадцати лет молчания она снова вернулась в Великобританию.
Полтора года назад перед Букингемским дворцом, прямо под носом у охраны, подожгли дюжину свежих трупов. Над пылающей кучей обугленных тел развивался флаг Великобритании с нарисованными на нем венецианскими масками. Организация выразила почтение королеве.
Теперь об этих масках слышно повсюду.
Организация  борется за восстановление монархии, члены парламента постоянно подвергаются насилию; напуганные, они стараются отрицать само ее существование, тщетно пытаясь сохранить спокойствие в стране.
А их народ с наступлением темноты как крысы разбегаются по своим норам. Они знают, чем может кончиться ночная прогулка. Теперь, после семи часов вечера в Лондоне можно встретить исключительно европейцев. И нам ничего не грозит. Эта наша страна, мы здесь в безопасности. Мы наконец начинаем возвращать то, что принадлежит нам по праву.
И неважно, сколько крови прольется, прежде чем удастся отмыть флаг от иностранной грязи.
Мимо меня, испуганно глядя по сторонам, крепко сжимая руку маленького мальчика, прошла молоденькая девушка в парандже. Она тянула ребенка вперед, торопясь к метро. Она совершенно не уверена, что вернется сегодня домой.
Я поднял воротник, пытаясь спастись от ветра, быстро перешел дорогу и вошел в полупустой ресторан в отеле Ритц Карлтон.

***

По огромным окнам капля за каплей стекала вода, и было почти не видно, что происходит на улице. Через спинку стула Кэт был перекинут теплый палантин, и она грела руки о бокал с грогом. Я нервно пил, постоянно проверяя часы: была суббота, и мне никак нельзя было опоздать домой. Я только приехал, даже все еще чувствовал прилипшие к шее мокрые волосы - уезжая из школы, я был так зол, что забыл взять зонт.
Вопрос навязчиво кружил в моей голове, не останавливаясь ни на секунду, как чертова муха. Он только немного сбавлял скорость от ледяного виски, непременно снова набирая обороты.
Я нервно выдернул из пачки сигарету и затянулся, пытаясь унять раздражение. Предложил никотин сестре и даже услужливо протянул ей зажигалку. А потом, почти не осознавая, почему говорю эту именно ей, спросил:
- Кэтлин, а что ты знаешь про Бернграсс?
Да, кажется, все было именно так.
Она удивленно изогнула бровь и усмехнулась, стряхивая пепел.
- Это твоя невеста, идиот, - soeur драматично похлопала ресницами и надула тонкие губы, - теперь вспомнил?
- Я не про Асту, умница, - я жестом попросил повторить мне виски. С такими чаевыми все официанты становятся очень понятливыми. А главное, гораздо больше, чем любому ID, они доверяют хрустким банкнотам, - я про старшую, Дафну.
Она удивилась еще больше и посмотрела на меня с явным недоверием.
- Про Дафну? С чего вдруг она тебя интересует? – в голове всплыл мой, кажется, первый и последний разговор с будущей золовкой.
- А почему меня обычно интересует представительницы противоположного пола? - я практически выхватил виски из рук удивленного молодого человека и сделал основательный глоток. Это явно была не самая убедительная моя ложь. И это совершенно точно не укрылось от внимания Кэтлин.
- Неужели тебе наконец кто-то отказал? - она рассмеялась и откинулась на спинку стула.
- Чушь, - я отвел глаза, прячась от ее взгляда. Она была совершенно права, и это был идиотский день.
- Ну, если ты надеешься узнать, что она последовательница какой-то религии, запрещающей секс под страхом смерти, что она больна СПИДом или обручена с принцем Гарри, то я тебя разочарую: она отказала тебе просто потому, что ты, представь себе, можешь кому-то не нравится, - putain буквально сияла от удовольствия, - и нет, она не лесбиянка,- улыбка стала еще шире.
- Я не настолько самовлюблен, как тебе кажется. Я осознаю тот факт, что у людей бывают разные вкусы, - я сделал еще глоток, - и …
- Кто-то может отказаться от явного представителя внеземной идеальной расы, - она поймала мой взгляд, весело посмеиваясь, - продолжай-продолжай.
- Но, несмотря на это, я привык своего добиваться и хочу узнать, какие интригующие факты ее биографии могут мне помочь, - лед уныло звякнул в пустом бокале. Пить больше было нельзя - меня еще ждала встреча с теткой, и это здорово портило настроение.
- Расскажи мне детали твоего унижения, и тогда узнаешь буквально все о своей тощей избраннице,- Кэтлин положила руки на стол и наклонилась ко мне,- только постарайся
ничего не упустить.

***

Просторная гостиная была почти пуста - большинство однокурсников на выходные уехали домой. Те, что остались, вероятно, проводили последние солнечные дни на улице. По крайней мере, мне было обеспечено спокойное утро.
- Prince, buon giorno! - хотя я, конечно, ошибался.

Франческо Каппицо являет собой поразительное попурри кровей и взглядов, при этом, не забывая во всем достигать режущего глаза излишества. Мать Чесси, Миккела Каппицо, известная в определенных кругах итальянка. За ее спиной не одна трагичная история, и я, к сожалению, знаю их почти все - maman просто обожает размешивать в чашке утреннего чая пару ложек свежих сплетен.
Миккела родилась с хорошим именем и приличным состоянием, но еще в юности отказалась от семьи и как следствие наследства, ради сомнительного счастья заниматься модельным бизнесом. Все чего она смогла добиться, это аляповатая корона и шелковая ленточка с надписью «мисс Европа». Как и любая мечта, желание Миккеле не прожило долго при столкновении с каменной стеной реальности. Но она крайне удачно вышла замуж. А потом еще раз. И еще. И еще. Признанная красавица, с аристократическим воспитанием и замечательной наследственностью великолепно смотрелась в дорогих особняках рядом с нелюбящими одиночество богачами. В нее вкладывали миллионы, ей дарили непередаваемо дорогие вещи, ей шептали уверенное «да» под газ дорогой фаты. Миккела была замужем шесть раз. И шесть раз она меня фату на траурную вуаль. Со временем траурная процессия из трупов создала королеве красоты пугающую репутацию черной вдовы, и лично мне что-то говорит, что это чистая правда. Тем не менее, постоянно находятся отчаянные потерявшие голову смельчаки, которые зажав в руке обручальное кольцо и завещание вместо брачного контракта, покорно теряются в ее паутине.
Франческо ее первый и единственный сын. Синьора забеременела от африканского принца и родила ему чудесного темнокожего наследника. Довольно скоро тиран, обрекший нежную Миккелу на девятимесячные муки материнства и располневшую талию, скончался, оставив жене и сыну огромное наследство, а ветреная вдова исчезла на материк с ребенком и с деньгами.
Капиццо растила мать. Она никогда не подпускала к нему никого из калейдоскопически быстро меняющихся мужей или просто состоятельных любовников. И, кажется, Чесси был единственным мужчиной, которого она смогла по-настоящему полюбить. В свою очередь ее выращенный на женской ласке, тщеславии и самолюбовании, а так же с детства окончательно разочаровавшийся в институте брака сын, вряд ли когда-нибудь сможет полюбить еще хоть одну женщину кроме своей матери.
Чесси - законченный итальянец. Я никогда не видел никого, кто бы столь самозабвенно любил свою страну.
Он в совершенстве знает английский, но из этого патриотичного кокетства говорит с итальянским акцентом. При этом кажется, что он обсасывает каждое слово, перед тем как его произнести. Причем итальянские слова, которые постоянно звучат в его речи, старательный Чесси облизывает особенно тщательно.
- Доброе утро, Франческо - я повернулся к Капиццо, стараясь игнорировать нарастающую пульсацию в висках. Он же, как ни в чем не бывало, опустился рядом со мной и, взяв мой кофе с подлокотника, удовлетворенно сделал глоток.
– А почему без пенки? – он кончиком языка убирал горький напиток с губ.
Франческо – аристократ, как и некоторые другие мои однокурсники, вот только в нем голубая кровь играет особенно ярко и не совсем в традиционном смысле. Он ориентируется на свой пол, сколько я себя помню, и меня это совершенно не волновало до тех пор, пока он не стал ориентироваться на меня.
 – Мне казалось, что в Италии я приучил тебя пить капучино.
Италия… Чертова страна.
Прошлым летом итальянец затащил меня в свое хваленое tenuta di familia под Венецией, где за несколько недель сумел здорово изменить мое мироощущение. Этот месяц до сих пор входит в число тех фактов моей биографии, о которых я предпочитаю не распространятся.
– Знаешь, а на эти выходные из наших в школе почти никого не осталось, – он положил теплую ладонь с ухоженными ногтями мне на колено, – я думаю, мы могли бы этим воспользоваться…
Его теплый шепот неприятно касался шеи, а эти шаблонные и набившие оскомину домогательства здорово раздражали.
– Ну, с мыслительным процессом у тебя всегда было туговато, - я усмехнулся и сбросил его руку, – я вполне в состоянии найти себе приемлемую компанию и без твоей помощи, дорогой.
На лице итальянца читалась явная обида, он поджал пухлые губы и саркастически взглянул на меня.
– Интересно, из кого ты будешь выбирать, dolce. Даже Кэтлин уехала в Лондон, тут остались только мы с тобой, Робинсон и сестры Бернграсс – на этих словах Чесс понизил голос, и покосился на сидевшую возле окна старшую из сестер, Дафну.
– Вот видишь, как замечательно ты помог мне с решением этой проблемы. За все годы нашего знакомства, я так и не имел случая поближе познакомится с моей будущей золовкой.
Дафна - старшая сестра Асты Бернграсс, моей недалекой невесты с канонически хорошей фамилией, достойным наследством и приятной внешностью. Нас обручили несколько лет назад, и я не имею совершенно ничего против выбора родителей. Она достаточно мила, чтобы не раздражать своим внешним видом, и достаточно глупа, чтобы не мешать моему свободному существованию. Асти классическое воплощение очаровательной пустой красоты, с большими голубыми глазами, светлыми волосами, непременно уложенными в аккуратные локоны и нежным румянцем на высоких скулах. Думаю, она до крайности похожа на мою мать в молодости.
Схожи с Сесилией они и наличием старших сестер категорически на них не похожих. Говорить о моей тетке еще рано, поверьте, это не то знакомство, с которым стоит спешить, зато более удачного момента познакомится с Дафной, и придумать нельзя.
Я, подмигнув вконец расстроенному Капиццо, направился к креслу, занятому однокурсницей.
Первым, что я заметил, была ее ярко красная шотландка и не пропорциональные возрасту белые гольфы на неестественно худых ногах. Она сидела в глубоком кресле, перекинув ноги через подлокотник, листала какой-то учебник и не обращала на меня ровным счетом никакого внимания.
– Ты ведь Дафна, да? – Бернграсс подняла на меня недовольный взгляд, но книгу все-таки закрыла и кивнула мне, никак не отвечая на мою улыбку.
– Феноменальная память, Беккет. Я могу узнать, почему тебя вдруг заинтересовал факт моего существования?
Как удивительно суровый прием.
- Просто мне кажется, нам пора строить межсемейные отношения, раз скоро мы породнимся, - я облокотился о ее кресло, так, чтобы мы могли беспрепятственно друг друга рассматривать. Впрочем, к моему удивлению, она этим не воспользовалась.
- Может, стоит тогда начать со своей невесты? Знаешь, готова поспорить, что ты даже ее имя сразу не вспомнишь, - Дафна посмеивалась надо мной одними глазами. Я смотрел в ответ, изучая ее лицо. И, несмотря на некоторую асимметрию черт, слишком бледную кожу и слишком темные круги под глазами, она вдруг оказалась красивее моей сестры. А это был категорический нонсенс.
- Я очень хорошо знаю твою сестричку, к тому же, чтобы наша с ней семейная жизнь не стала скучной, мы должны сохранить какую-то загадку друг в друге, - я наклонился ниже и уже чувствовал аромат ее духов. - А вот ты совсем другое дело, - я опустил голос до полушепота и посмотрел прямо ей в зрачки, - в чем твоя загадка, Дафна?
Голос Бернграсс тоже изменился. Она смотрела на меня, глубоко дыша, отвечая очень медленно:
- Ты будешь очень удивлен моим секретом, - теперь она была так близко, что я мог бы спокойно поцеловать ее, - она заключается в том, - я чувствовал тепло ее дыхания на своей коже, - что я ни за что не буду с тобой спать.
Она, пользуясь моим удивлением, встала и, не забыв свою книгу, ушла из гостиной.
Я, стараясь не смотреть на ухмыляющегося Каппицо, достал телефон. Кэтлин собиралась провести день на Бонд стрит, вряд ли она уже освободилась. А от моей компании и безлимитной кредитки сестрица еще никогда не отказывалась. Как и от того, чтобы
потом поблагодарить меня.

***

Я сжал кулак и внимательно посмотрел ей в глаза. Кэт нахмурилась, но потом снова рассмеялась.
- Обожаю, когда ты начинаешь изображать отца... Ну, Дамьян, не смущайся, - Кэтлин сменила интонацию, изображая в голосе заботу, - ты можешь рассказать любимой сестренке абсолютно все.
- Еще одно слово и завтра отец узнает абсолютно все о прошлой ночи в отеле, - а скорее я просто придушу тебя.
- Я надеюсь, о себе ты ему тоже расскажешь? - отбила, дрянь.
- Давай сойдемся на том, что я буду тебе очень обязан, хорошо? - примиряющая улыбка вышла крайне нелицеприятной.
- На самом деле я почти ничего о ней не знаю. Она не слишком общительная. Пару раз была в отеле, травка, таблетки, все как у всех. Насколько я помню, ничего против девочек не имеет, не такая, шлюха, прости, как твоя невеста, но и девой Марией я бы ее не назвала, вот и все, - она развела руками.
- Исчерпывающе. Ты просто очень мне помогла, сестренка, - я щелкнул зажигалкой. Надо меньше курить. По крайней мере хорошо, что я не пообещал Кэт ничего конкретного.
Кэтрин посмотрела на часы и усмехнулась.
- Ну, дорогой братик, у тебя еще есть время перед встречей с тетушкой, поэтому сейчас ты платишь за наши коктейли, а потом идешь баловать любимую сестричку приятными подарками, - она достала из сумки пудреницу, пряча довольную улыбку за значком Шанель. Иногда я просто ненавижу свою сестру.

***

Наверное, теперь стоит рассказать, чей же рассказ вы сейчас читаете. Изящный вензель «Беккет» в росписях родителей причислил эту парочку к тонкому и замкнутому изнутри миру высшего общества с самого первого их вдоха. Породистых отпрысков окружали заботой, прибавляя к ней прямо пропорциональные родительской любви фунты стерлингов на платиновых кредитках. Их отец, Лестер Беккет, почти никогда не считал нужным ограничивать своих детей в материальном плане, и они всегда получали то, что хотели – от новых, сто пятых по счету, туфель или эксклюзивных платиновых запонок, до квартиры в центре Лондона или нового спорткара. Просто иногда его приходилось чуть дольше уговаривать.
Концентрат чистой английской крови, отразился на их лицах идеальным изяществом черт и тонкой породистой красотой. Впрочем, красота была единственным сходством брата и сестры. Кроме, возможно, зеркальных усмешек, презрительно вздернутых бровей и острого блеска в глазах, отражавшего осознание собственной цены. А наследники Беккетов стоили настолько много, чтобы были категорически неподкупны.
Дамьян обладал особым типом женственной мужской красоты. Изящный нос, тонкие, практически лишенные цвета губы, почти всегда надломленные посередине жесткой усмешкой и насмешливо наблюдающие из-под длинных ресниц светло-серые глаза, были осторожно и симметрично расположены на обескровленном, лишенном румянца или, не дай Бог, веснушек лице. Цвет лица иногда только портили дымчатые синяки под глазами, словно осыпавшиеся с его временами расширенных зрачков или тени от слишком остро проступивших вдруг скул. Дамьян собирал свои даже неестественно светлые, пепельные волосы в короткий хвост, открывая тонкую шею, и виднеющиеся из-за идеально оглаженного ворота рубашки ключицы. Его тонкокостность, благодаря крови, должно быть, не выглядела угловатой. Она делала его невесомым, притянутым к земле только убийственно циничным взглядом и насмешливым голосом, настолько ядовитым, что если бы кто-то вздумал его душить, то из горла Бекета-младшего наверняка потек бы чистый цианид.
Спорить, выдерживая тон Дамьяна, могла только его сестра. В отличие от блондина-брата, у Кэтлин были цвета темного рома волосы, тяжелым атласом лежащие на острых, узких плечах, и практически черные глаза, контрастирующие с мертвенно-аристократичной бледностью. Узкое, элегантное, с резкими, будто бы выведенными острым пером и черной тушью чертами, ее лицо при всей своей правильности, казалось, сдержало в себе какую-то минимальную асимметрию, не уловимую глазом. Словно через красоту и сдержанность проступал какой-то изъян, западающий в самое нутро. Нет, это не было заметно в стройной талии или длинных, для кого-то даже излишне тонких ногах, это читалось в жестах, во взгляде. Сквозило временами в голосе и смехе. Неуловимое, но в то же время очевидное, в Кэтлин иногда чувствовалось что-то горьковатое… что-то очень похожее на сумасшествие. Впрочем, я забегаю вперед.

***

Родовое поместье Беккетов похоже на изощренный лабиринт. От его колоссальных размеров захватывает дух, взгляд безвольно приковывается к громадам серого камня, превращенного искусными архитекторами в изящное сплетение башен, колонн, кронштейнов, балюстрад. Фасад дома, отделанный орнаментами и скульптурами, расстрелянный воздушными витражами в обрамлении тяжелых каменных рам, словно под тяжестью английского тумана причудливо изгибается, создавая странный геометрический орнамент, сохраняющий, несмотря на свою сложность, строгую симметрию. С южного крыла тяжеловесный шик уравновешивается прозрачно-невесомой оранжереей, связывающей дом с классическим английским садом, медленно перетекающим в элегантный парк. Вокруг него чугунным вьюном извивается прочная ограда, за которой начинаются обширные владения Беккетов. И внутри дома одним из главных украшений всегда по праву считался потрясающий вид за французскими окнами.
Сейчас башенки и медная, многие десятки лет назад почерневшая крыша скрыты тяжелой пеленой тумана. Серые стены искусно мимикрируют под налитое свинцом небо и промозглый дождь, оттеняя вульгарное золото парка и последнее буйство поздних, уже умирающих цветов.

***

Мягко шурша гравием, машина остановилась на подъездной дорожке напротив главного входа поместья. Чарльз привычно открыл нам дверь, помог выйти сестре, придерживая над нашими головами зонт. Мгновенно появившаяся прислуга подхватила сумки; распахнулись, пропуская нас внутрь, тяжелые резные двери. Ощущение того, что мы вернулись домой, накрыло своей обыденной заботой. Кто-то подхватил пальто, ненавязчиво осведомляясь, что мы хотим на ужин, Винсент, семейный дворецкий, отправил горничную предупредить родителей о приезде молодых хозяев, не переставая сдержанно нам улыбаться.
Послышался легкий стук каблуков и с парадной лестницы спустилась maman.
- Дамьян, вы так давно не приезжали на выходные, я очень соскучилась, - ее голос всегда такой же мягкий, как ее нежные прикосновения, ей не стоит знать, что я был здесь всего два дня назад. Я касаюсь губами ее щеки и говорю какой-то милый комплимент. Насколько мама мила, настолько же она и обворожительно глупа.
- Мне столько всего надо рассказать...- она нежно улыбнулась,- но сначала идите поздоровайтесь с отцом.
Сесилия убрала руку с моего плеча, и, одарив нас с Кэти еще одной улыбкой, торопливо направилась к Альберту.
- Как у него настроение было в четверг? - Кэт подняла на меня неуверенный взгляд.
- Скверное, - я поморщился. Мы оба соскучились по отцу, но если у него было дурное настроение, встреча не обещала ничего хорошего.
Комнаты отца находились в южном крыле, надо было пройти по галерее мимо наших спален и комнаты матери. С этой стороны дома открывался самый удачный вид - в обрамлении изящных рам французских окон вырисовывались яркие краски сада, спокойные контуры парка и тонкая полоска леса.
Миновав тяжелый взгляд очередного из наших предков, мы наконец подошли к нужной двери, как всегда закрытой. Из комнаты доносился приглушенный разговор и смех. Высокий женский смех. Такой режуще-диссонирующий, что от его острой мелодичности по спине, оставляя порезы, сбегали волны дорожи.
- А я и не знал, что Беата в поместье, - я замер, не решаясь постучать.
- А она хоть раз предупредила о своем визите? - Кэтлин вздохнула и постучалась вместо меня.
- Войдите, - раздался сквозь смех голос отца, и нажав на невероятно тугую в тот день ручку, мы вошли.
Отец и тетка расположились в гостиной - отец растянулся на софе, а Беата сидела рядом, закинув ноги на кофейный столик, и курила, со смехом выпуская дым их легких.
- Кого я вижу? Мои любимые племянники, - она нехорошо усмехнулась, - как я соскучилась...
- Дети, совсем забросили отеческий дом - Лестер улыбнулся нам и жестом пригласил сесть.
- Как дела в школе? Я надеюсь все в порядке? - он, не теряя улыбки и дружеской интонации, посмотрел мне прямо в глаза. И от этого тяжелого, серого взгляда по спине пробежал холодок.
Мы с Кэтлин кивнули, Лестер довольно усмехнулся. Он сел, поправил растрепавшийся хвост.
Ему было 35 лет, мой дед настоял на раннем браке, и он замечательно выглядел. Мы были очень похожи, только его лицо было гораздо жестче, мужественнее. Он был гораздо сильнее меня эмоционально и я знаю, что как бы я ни старался, приблизиться к отцу у меня не выйдет никогда. Его влияние распространяется далеко за нашу семью: помимо устойчивого интернационального бизнеса, за отцом числиться место в парламенте,  не говоря уже про его положение в обществе.
Беата выглядит немного старше Лестера - хотя они и ровесники, жизнь здорово потрепала ее, и в ней не осталось ничего от изнеженной аристократки.  Она  отличается от своей плоской,  анемичной сестры ничуть не меньше, чем я от своей. А вот на Кэтлин, с которой у нас разница в возрасте таинственным образом составляет 5 месяцев, она похожа удивительно. Странная прихоть генов, не правда ли?
- Мне звонила ваша директриса и снова жаловалась на тебя, Дамьян, - я слышу, как Кэти нервно вздыхает,- как ты думаешь на что?
- Я не знаю, отец,- главное выдержать его взгляд. Просто не отводить глаза.
- Тебя снова поймали с травкой, - слава Богу, он давно смирился с этими шалостями.
- Какой нехороший мальчик, - тетя рассмеялась. Она встала, я заметил, как отец легко коснулся ее бедра, и подошла ко мне. На тонких, сухих губах появилась кривая усмешка с невесомой пародией на нежность и от того еще более жуткая. По шее тут же холодом разлился страх, и Беата, конечно же, заметила это.
- Как нехорошо, племянничек, - она, оцарапав кожу ногтем, приподняла мой подбородок, заставляя посмотреть ей в глаза.
Чернота расширенных зрачков лезвием прошлась по мне, я сглотнул и сжал кулаки.
- Не опаздывай, - она произнесла это так тихо, чтобы слышал только я, и коротко подмигнула, снова рассмеявшись.
- Лесси, сестричка хотела, чтобы мы спустились к обеду, - Беата, задев меня острым плечом, вышла из комнаты.
Отец только устало закатил глаза в ответ на такое обращение.
- Вы можете идти. И, Дамьян, постарайся больше не попадаться, твоя директриса стала слишком жадной до взяток, - он поднялся с софы и прошел к своему столу, углубляясь в какие-то документы, показывая, что разговор окончен.

Обед накрыли в большой столовой. За окном уже стемнело и на темные контуры сада во французских окнах накладывались НА очертания длинного стола и неясные призраки белых свечей. Сесилия оживленно рассказывала о приглашение на званый ужин в парламенте, освобождая нас от участия в беседе. Я видел, как отец время от времени наклонялся к Беате и что-то быстро говорил ей на ухо. Они явно были чем-то озабочены.
- Вы слышали о вчерашних погромах на Кэрнаби стрит? - голос матери ударился о тяжелые дубовые панели и со звоном упал на темный паркет.
Отец медленно поднял взгляд и посмотрел на жену.
- Говорят, это были вандалы? - Кэтлин постаралась спасти ситуацию, но попытка с треском провалилась.
- Вандалы? - Беата говорила очень вкрадчиво, внимательно разглядывая племянницу.
- Молодые экстремисты или пьяные студенты, - сестра протянула руку за бокалом и сделала основательный глоток вина.
- Я так не думаю, девочка, - тетя задумчиво вертела нож в руках, поглядывая на Кэт, - и тебе не стоит говорить о том, в чем ты совершенно ничего не понимаешь, это может плохо кончиться...
- Атер, - Лестер говорил совершенно спокойно, но после шипящего голоса тетки, казалось, что он кричал, - я не хочу обсуждать это за столом и тем более при детях и Сесилии, - он сжал руку золовки, и она едва заметно поморщилась.
 - Дорогая, я не думаю, что тебя должен интересовать этот вопрос, - он посмотрел на maman и сухо ей улыбнулся, - давайте сменим тему.
На несколько долгих мгновений над столом повисло тяжелое молчание. Его нарушил сам отец, вспоминая забавный разговор с премьер-министром на последнем рауте, беседа вошла во вполне спокойное русло, но тяжесть предыдущих слов все еще витала над
столом. И когда время ужина подошло к концу всем стало гораздо легче дышать.

***

- Заглянешь ко мне? - Кэтлин остановилась перед своей комнатой, приоткрыв дверь.
- Двадцать минут, сестренка, не скучай без меня,- я подмигнул ей.
Невыносимо хотелось в ванную, не в жалкое школьное издевательство, а в большую полную горячей воды ванную. Уставшие за день мышцы ныли, голова гудела от свинцового груза ненужных мыслей...
- Об этом говорят на каждом углу! Все выходит из-под контроля! Почему мы бездействуем, когда они с каждым днем становятся все умнее и сильнее! Нельзя их недооценивать! - я остановился посреди коридора, прислушиваясь. Дверь в комнаты отца была приоткрыта, и голос тетки вырвался за их укромные пределы. Ругая себя за чрезвычайную глупость, но не в силах побороть любопытство, я подошел ближе и осторожно заглянул внутрь.
Беата стояла возле дивана, оперившись о высокую спинку руками. Грудь резко вздымалась, я видел, как подрагивали острые крылья носа, какой ненавистью горели черные глаза.
Отец сидел в кресле, и из-за высокой спинки я мог разглядеть только сжатые в кулаки руки, лежащие на столе и острый мыс ботинка.
- Атер,- отец предпочитал звать вдову по ее девичьей фамилии,- все это прекрасно понимают. Но что мы сейчас можем сделать? На данный момент лучше всего выбрать политику невмешательства...
Он говорил гораздо тише и спокойнее, часть слов я так и не смог расслышать, но, тем не менее, было очевидно, что он нервничал.
- Невмешательства! Опять уйти в тень на десять лет? Это их удел прятаться, а мы должны пользоваться своей силой...- она вздрогнула от того, что отец со всей силой ударил кулаком по столу. Пепельница и пара бокалов жалобно зазвенели, когда он начал говорить, слов было почти не разобрать, Лестер практически шипел:
- Потянуло на риск, Трикси? Очень хочешь снова вернуться во Florence*? Соскучилась по Америке? Или может по Бастиану, раз так хочется повторить его путь?..- он говорил что- то еще, и я с удивлением наблюдал, как опадают плечи тети, как она начинает возражать и тут же осекается - ... Ты ведь не хочешь подвергать Бенджамина опасности?..
Отец перешел на шепот, поднялся и подошел к своей золовке. Он обвил руками ее затянутую в черный корсет талию, прижимая Атер к себе. Она стояла, замерев, покорно слушая. А потом, хватило одного мгновения, чтобы она вспыхнула и резко развернулась, оказавшись лицом к лицу с Лестером. Она больше не кричала - его шепот, только пропитанный ее страстью, перетек на женские губы. Худая белая рука легла ему на шею, сминая воротник рубашки, срывая черную ленту с не по-мужски длинных волос, наматывая их на руку и своевольно оттягивая голову назад... Лестер зло дернул завязки ее корсета в сторону, усмехаясь, наслаждаясь этой резкой вспышкой злобы, вторя запалу Беаты. Я сделал шаг назад и осторожно закрыл дверь. Маман давно знала, что они спят, но, тем не менее, не стоило еще раз напоминать ей об этом.
Я поймал себя на том, что сам задыхаюсь. К черту ванную, она может и подождать.
Я вернулся к комнате сестры и открыл незапертую дверь:
- Кэтлин?

***

Поместье замерло. Больше никаких гостей, дом дышал тишиной и спокойствием. Я в сотый раз обходил комнаты, выискивая улики разврата, творившегося здесь несколько часов назад. Мне недавно исполнилось четырнадцать, и я был абсолютно уверен, что стал невероятно взрослым и что могу как угодно распоряжаться поместьем. Отец обещал быть к утру, и, казалось бы, что все последствия апокалипсиса устранены, но я категорически не мог успокоиться. Я дошел до комнаты сестры и открыл как обычно незапертую дверь:
- Кэтлин?- в ее гостиной стоял жуткий бедлам, горничные еще успели не убраться. Диван был завален вещами, на подоконнике, столах, подлокотниках стояли грязные стаканы и бутылки. Я сделал несколько шагов, отмечая испорченную обивку кресла, и запнулся о ее туфли. Дорожка из одежды тянулась до самой спальни. Платье, жемчужная нитка, брошенный на пол клатч, чулки.
Soeur валялась на кровати и смотрела какое-то кино. Она еще не смыла косметику и не причесалась, успела только надеть шелковый пеньюар. Я отметил, что прямо рядом с кроватью валяется ее лифчик.
- Frere!- она улыбнулась слишком радостно, чтобы быть трезвой. Опьянение все еще путалось в ее растрепавшихся волосах, виднелось в размазанной помаде и ярко блестящих глазах, окруженных черными разводами туши, - это так мило, что ты зашел...
- Кэт, он все узнает! - я скинул макассы и сел рядом с сестрой, нервно комкая край одеяла.
- Ты все еще пьян, поэтому ты нервничаешь. Успокойся, Дамьян, он ничего не узнает, - она говорила слишком мягко, растягивая гласные. Кэти была не просто пьяна.
- Ты обкурилась, вот почему ты такая милая.
- Нет, кое у кого из гостей нашлись чудесные таблеточки. Я не люблю курить, ты знаешь.
Нам тогда казалось, что мы порочные и взрослые, мы воспринимали самую легкую наркоту как штамп состоятельности, а алкоголь и сигареты словно бы были обязательным дополнением к серым будням.
- Это не честно! Я уже два часа бегаю, спасая наши задницы, а ты здесь расслабляешься под кайфом? - я завистливо посмотрел в ее широко распахнутые зрачки.
- Если ты уже выполнил свою важную миссию, то можешь присоединиться. Я забочусь О тебе, - она досталась откуда-то яркий кругляшок,- MDMA, наслаждайся. И ты мне должен, братик.
Я взял таблетку, по языку растеклась щемящая горечь.
Тогда мы обращались с любыми наркотиками уважительно, с обязательным "сэр" и на вы. Таблетки были в новинку, ценились. Это сейчас MDMA превратился просто в "Х", неуважительно по-дружески, ведь мы так давно знакомы.
- Ну и как прошла твоя ночь? - я подложил под голову подушку и повернулся к сестре. Она слишком сосредоточенно водила пальцем по своим ключицам - видимо эффект уже тек в ее венах.
- Здорово, как и всегда. Знаешь, мне даже сейчас кажется, что я все еще в толпе, и что музыка все еще играет …- подтверждая свои слова, она начала медленно покачивать головой, - а твоя? Спал с кем-нибудь?
Да, и секс. Он тогда ценился даже выше чем дурь. Очаровательный самообман, уверенность в себе, взбитая на слабеньких подростковых гормонах. Им непременно надо было занимался, а еще лучше все время его обсуждать.
- Да, и я очень надеюсь, что ни в одной из спален не валяются использованные презервативы или женские трусы... - Кэтлин засмеялась, не понимая, что мне было совсем не до шуток.
- А что ты будешь делать, если рара найдет кого-нибудь из чрезмерно обдолбанных гостей? Вдруг кто-то не добрался до выхода?- она явно издевалась надо мной, не переставая посмеиваться.
- Скажу, что это его подарок на день рожденья. Надеюсь, это будет кто-то симпатичный...
- Поделишься славой? Я совершенно не знаю, что ему дарить! Тебе повезло, он выпадает на вторник - она вздохнула в притворном отчаянии и положила мне голову на плечо в поисках утешения.
- Да какая разница, если есть огромная вероятность, что я не доживу до завтрашнего вечера? - я машинально приобнял ее. Пока мы говорили, экстази уже начинало набирать обороты. Запах ее духов ощущался слишком резко, забавляли растрепавшиеся волосы и смазанная помада. Она смеялась, рассуждая, какую мне выбрать эпитафию, а я не отрываясь, и как-то по-новому смотрел на сестру. Она вдруг оказалась красивой, и это воспринималось не как данность, на нее хотелось смотреть, прикасаться к светлой коже, пробиваться каковы на ощупь волосы. Она, продолжая дурачиться, повернула ко мне голову. Мы оказались лицом к лицу. Столкнувшись с моим взглядом, она тут же перестала смеяться. Мимо нас прошли несколько долгих вязких секунд, наполненные только звуком нездорового пульса в ушах. Я чувствовал запах ее косметики и крепкого алкоголя. Медленно протянув руку, я коснулся ее бедра и медленно повел кисть вверх, приподнимая шелк халата. Она удивленно смотрела на меня, но не шевелилась и не возражала. Под моими пальцами у нее на коже появлялись мурашки, она тихо застонала, и я наклонился вперед к ее губам. Поцелуй был совсем короткий и неглубокий, и я совершенно не осознавал, что делаю, думаю и она тоже. Прошло несколько секунд, когда мы отстранились, сглаживая эту ситуацию нервным смехом.
- Frere, ты совсем обдолбался! - она весело улыбнулась, поправляя задранный халатик.
- А ты малолетняя алкоголичка! И вообще, с чьей подачи я съел колесо? - я в шутку толкнул ее, и почувствовал, как она вздрогнула под моими пальцами. Это послужило поводом для новой стайки нервных смешков, сестра откинулась назад, снова раскрывая злополучный халат, и я почувствовал, как по телу медленно, волна за волной проходит искрящееся тепло, собирается внизу живота и тяжестью спускается вниз. Смеяться я перестал, впрочем, также как и Кэтлин. Второй поцелуй был жестче, яростнее, закусывая губы, до синяков сжимая запястья, я запустил руку ей в волосы и резко дернул назад, бессовестно целуя сестринскую шею, она выгнулась от удовольствия, нервно расстегивая рубашку, срывая пуговицы.
- Чертова мазохистка...,- я прикусил ее горькую от духов кожу, срывая новый стон.
- Ну, давай, скажи, что тебе это не нравится, - выдохнула в ответ сестра.
Я, наконец, стянул с нее пеньюар, сам сбросил изжеванную рубашку. Экстази пропускало восприятие через тысячу призм, отражая их в увеличительных стеклах, прожигая сознание, стирая понимание происходящего. В какой-то момент где-то в подсознании коротким импульсом коротнуло отвращение. Мысль о том, как омерзительно и не правильно то, что мы желаем. Насколько очевиден пропахший падалью грех этого действия. Но вместо того чтобы остановить меня, этот факт только подначивал, побуждая разрывать рамки дозволенного.
- Главное, чтобы отец не узнал....

***

- У отца какие-то проблемы, я сейчас слышал, как они ругались с Беатой, - я нашел в ее ящике закрытый блок сигарет - классический вог – и затянулся.
- Не кури в моей постели,- Кэт сидела рядом, застегивая лифчик. Она поморщилась, растирая онемевшие запястья - сестричка любит поиграть.
- Отвали, - мы бы обязательно поругались, но оба были слишком выжаты, - твою мать, не хочу идти к ней..., - пепел осыпался на дорогие простыни, Кэтлин закатила глаза.
- Ну не ходи, - стянула чулки, подвязки, выкинула из кровати наручники и забралась под одеяло. Подумав немного, она тоже взяла сигарету.
- Это слишком явное посягательство на мою долю наследства, милая. Руки прочь от моих 70 процентов. Не дождешься, я не обрадую тебя такой быстрой кончиной.
- Черт, а мне как раз некуда надеть новое черное платье...
Было уже почти одиннадцать, Кэт сочувственно посмотрела на меня:
- Тебе пора.
Идти никуда не хотелось. И я все еще не успокоился после разговора с Дафной.
- Кэт, я хочу испортить жизнь выскочке Бернграсс.
Сестра удивленно вскинула брови:
- Каким интересно образом?
- Не знаю я, Кэт. Но издеваться над людьми это твой профиль! Я надеялся на твою помощь, - ее выражение лица стало светлеть.
- Ты будешь мне очень обязан. Моя помощь неоценима, - она пододвинулась ко мне и коснулась губами моей шеи.
- Кэти, я обеспечиваю тебе долгоиграющее развлечение, это еще кто кому обязан, - я затушил окурок, коротко поцеловал ее и вылез из постели, - значит, мы договорились? Узнаешь что-нибудь про нее?
Кэти кивнула и улыбнулась.
- Сочтемся после, frere.
- Гете?
- Марлоу.
- Потрясающая осведомленность, - я поднял с пола рубашку, надел брюки.
- Передай привет маме... Тете… В общем скажи Беате, что Кэти ее любит и ждет встречи.


*Исправительная тюрьма максимально строгого режима исполнения наказаний (Administrative Maximum Facility (ADX)), США — тюрьма супермаксимальной безопасности во Флоренсе (Колорадо). Неофициально известна, как: ADX Florence, Florence ADMAX, Supermax, или горный Алькатрас


Глава 2. Поколение старшее.
Лестер устало протер саднящие глаза и протянул руку за новым документом. Бессонная ночь, которую Беккет так безжалостно закопал в деловые бумаги, отзывалась назойливым и ворчливым гудением в затылке, спина затекла и болела, и вообще он чертовски устал. Отложив ручку, лорд, разминая непослушное, явно обиженное тело, встал из-за стола. В кабинете было слишком душно, вокруг ламп подрагивали остатки сигаретного дыма, от этого виски ломило еще сильнее.
Щурясь от яркого света, он распахнул окно, впуская прохладный, еще отдающий утренней свежестью воздух, наполненный едва уловимыми звуками, сливавшимися в приятный, живой шум. Лестер глубоко вдохнул и вышел на балкон.
Октябрь в тот год выдался на удивление холодным. В темном месиве замерзающей земли уже проглядывала кое-где тонкая белая проседь. В свежем сером мотиве осени уже чувствовались резкие бемоли подступающей зимы.
Беккет любил осень, этот томный переход между жарой и холодом, отягощающий своей медлительностью и обманчивым безразличием. Его завораживал долгий, неторопливый процесс холодной смерти, обволакивающей все вокруг. Полное эстетства и жестокой неги омертвение, насыщенное глубокой философией.
Снизу послышался смех дочери и наполненный энтузиазмом голос сына. Он вывел лорда из рассуждений, приковывая внимание. Лестер в чем-то завидовал этой их беззаботной радости, сам он себя таким практически не помнил.
Он не мог сказать, что у него не было молодости. Нет, она была даже ярче, чем это их выложенное купюрами, роскошью и зеркалами существование. У него даже было настоящее детство с того момента, как он начал общаться с Бастом и Трикс. С шумными играми, грандиозными прожектами и, уже позже, тонкой сеткой подростковых проблем, которые больше развлекали, придавая жизни неповторимое разнообразие, чем на самом деле заботили. Единственное, чего он был лишен - это семьи. Эту часть взросления у него отрезали.
Любовь к Арчибальду, желание угодить отцу у наследника прошло вместе с другими типично детскими заболеваниями, как только у мальчика в голове появились первые зачатки взросления.
Матери у Лестера не было - Левкотея Беккет умерла, рожая мужу наследника, оставив после себя только классический портрет в северной галерее поместья и могильную плиту в фамильном склепе. Слишком незначительна была ее фигура в жизни Арчибальда, чтобы он долго носил по супруге траур.
Воспитание сына целиком перешло в его руки. Старонравный, исключительно пропахший пылью и ветхой, неумолимо стареющей идеологией старого света консерватор, он хотела вырастить из младшего Беккета свою точную копию, сделать его достойным представителем английской аристократии, забыв, что ребенок может нуждаться в любви и заботе. Вместо этого, с самого раннего детства мальчик был окружен учителями и гувернерами, ежеминутно вкладывающими в его голову неправильные глаголы, исторические даты, математические факты, не оставляя ребенку ни минуты времени для игр или веселья. Лестер был идеально терпелив и послушен в этом начинании отца. Он был доволен всем, и у него было только одно желание - он страстно хотел, чтобы отец уделил ему ну хоть немного внимания.
 
***
 
Арчибальд Беккет являл собой живое воплощение консерватизма. Он сидел в глубоком кожаном кресле с высокой спинкой, разложив на дубовом столе многочисленные документы, отчаянно стараясь в них разобраться. Время от времени он перебирал пуговицы своего старомодного костюма или пощипывал седеющие бакенбарды, словно сошедшие с одного из портретов, датированного девятнадцатым веком, сердясь на свою несостоятельность. Бизнес или хотя бы забота о вложенном капитале не входили в список его немногочисленных талантов, и, несмотря на то, что Арчибальд не хотел этого признавать, наследие Беккетов стремительно уменьшалось.
Недавно лорду исполнилось пятьдесят три года, и возраст жестоко отыгрался на и без того успевшем оплыть лице. Глаза подернулись мутным туманом, кожа пестрела морщинами, волосы стремительно сбегали с его головы, а оставшиеся начинали седеть.
Рядом, в соседней комнате, его сын получал новую порцию самых необходимых на свете знаний. Арчибальд, в общем-то, не задумывался об этом, но тем не менее это внутреннее ощущение контроля его неимоверно успокаивало. Он решил, что вечером заглянет к сыну, проверит, что тот усвоил и наверняка останется доволен, ведь у Лестера самые лучшие учителя. Несмотря на такие безусловно благие намерения, было очевидно, что вечер Арчибальд проведет занимаясь чем угодно, только не сыном, ведь раз уж у него такие восхитительные преподаватели и гарантированно хорошие знания, то зачем кроме денег тратить на ребенка еще и время?.. Арчибальд отложил успевшие порядком утомить документы и стал перебирать корреспонденцию. Откладывая в сторону классические белые конверты с официальными печатями, подозревая, что их отправители снова хотят от него какого-то участия в делах, и что еще хуже, может быть даже материального, он заметил темный конверт с настоящей старомодной печатью и витиевато написанным адресом на обороте. Такие отправляла только Вильгельмина Атер и только самым желанным гостям в своем поместье. Беккеты к ним явно относились - не зря же Арчибальд сосватал своего сына за ее младшую дочь?
Так и есть, Вильгельмина желает видеть Арчибальда с сыном на своем приеме в субботу вечером. Лорд любил этот настоящий высший свет, знающий толк в традициях, переварившийся в собственном соку и чуждый новым, пусть даже и необходимым веяниям. Он любил и ценил то положение, которое там занимал, и с радостью принимал такого рода приглашения.
 
Поместье Атеров лежало совсем недалеко от Лондона. Далеко не такое грандиозное, как владение Беккетов, оно захватывало воображение холодной суровостью архитектуры. Тяжелый, мрачный дом являлся торжеством английской готики, как и просторные комнаты внутри. Если томную серость поместья Беккетов можно было сравнить с плотным английским туманом, то это здание оглушало, как свинцово-черная гроза.
Вечер проходил в большой гостиной. Она была ярко освещена, спасаясь от льющейся из витражей темноты. Искусные музыканты растянули над комнатой плотную сеть из нот и аккордов, не давая мрачному унынию стен пропитать ее. Черное месиво мужских костюмов было разбавлено яркими женскими туалетами, как шампанское, которое разносили лакеи, ярким ликером.
Леди Атер снисходительно улыбалась гостям, увлеченная разговором со своим старинным другом Арчибальдом. Ее тучное тело было затянуто в плотный вызывающе-синий бархат. Вокруг уже успевшей покрыться морщинами шеи обвились семейные драгоценности, пальцы, сжимающие худенькие плечики дочерей, были украшены тяжелыми перстнями.
От нее веяло старой вульгарной роскошью, и это тухлое амбре она, как могла, подчеркивала.
- Это моя милая красавица Сесилия, - Вильгельмина подтолкнула маленькую, потерянного вида девочку вперед, вынуждая ее сделать книксен. На ней было какое-то невообразимо сложное платье, светленькие волосы безжалостно скрутили в тяжелую прическу, превращая ребенка в большую куклу. Она глуповато хлопала нежно-голубыми глазами и испуганно смотрела на Беккетов, - а это, - теперь голос леди Атер звучал, казалось, с сожалением, - Беата.
Выталкивать ее вперед она не стала. Да это, судя по всему, было и совершенно бесполезно. Пятилетняя крошка стояла насупившись, скрестив руки на груди. Из-под выбившихся из бантов угольно-черных локонов виднелись морионовые глаза, крайне недружелюбно рассматривающие все происходящее. Ее платье казалось каким то ужасно измятым, словно подчеркивая, как его хозяйке неуютно в пафосе шелка и юбок. Лестер машинально поправил воротник и приблизился к отцу.
Маленькая Атер его пугала.
Глаза Беаты вспыхнули насмешкой и она показала младшему Беккету язык. Лестер отвернулся.
- Девочки просто очаровательны, - Арчибальд растянул губы в улыбке, а потом понизив голос и внимательно посмотрев на Сесилию, напомнил ее матери:
- Мы еще обсудим с тобой детали договора, да? -
Вильгельмина довольно кивнула и приветливо улыбнулась Лестеру, - твой сын просто прелесть, Арчибальд.
- Спасибо, леди Атер, вы тоже замечательно выглядите, - пробормотал смущенный наследник.
- Но она же страшная! Я никуда не пойду! Вдруг она меня съест, смотри какая толстая! - капризный голос оглушительно пронесся над залой и все взгляды одновременно оказались обращены к маленькому мальчику, скрестившему руки на груди, - отдай ей лучше Руди!
Ребенок вызывающе смотрел на своего растерянного отца.
- О, я так понимаю это и есть Лесбриджи?- лорд Беккет брезгливо покосился в их сторону.
- Точно. Этот Бастиан просто невыносимый ребенок. Брат у него тихий, спокойный, а это просто наказание какое-то.
Бедный Тигилиус, один, без жены должен с ним разбираться.
Тигилиус был гораздо моложе Арчибальда и Беаты, ему было около двадцати пяти лет, и он выглядел несколько потерянным в этой ситуации. Лестер видел, как молодой отец наклонился к сыну и что-то тихо ему выговаривал. Впрочем, на Бастиана это особого впечатления не произвело. Тем не менее, мальчик кивнул и с унылым видом взял отца за руку.
- Лорд Беккет, леди Атер, - Тигилиус вежливо кивнул и на всякий случай положил руку Бастиану на плечо.
- Лорд Лесбридж, очень рад наконец познакомиться с Вами лично. Как поживает Вергилий?
Тигилиус едва заметно поморщился.
- Мы не слишком общаемся в последнее время, но думаю у него все в порядке, - он поспешил перевести тему, - вы уже знакомы с моими детьми. Бастиан, Рудольф, поздоровайтесь.
Лестер внимательно разглядывал младших Лесбриджей. Его удивляло их абсолютное внешнее сходство - мальчики явно были близнецами - и диаметрально противоположное поведение. Рудольф, который в этот момент, спокойный и тихий, с покорным взглядом и статичным лицом и его брат - живой, дерзкий, совершенно непонятный для Беккета. Он не представлял, как можно так вести себя, противоречить отцу. Мальчик был ему неприятен. Заметив, что его разглядывают, он посмотрел Лестеру прямо в глаза и усмехнулся. От этой усмешки Беккету сразу стало как-то неуютно, и он поморщился. Беата, наблюдая за ними, закатила глаза.
Это была их самая первая встреча. Пятеро детей бессовестно разглядывали друг друга, еще не подозревая, как тесно переплетутся их жизни. Одна еще не знала, как искалечит ее нежное нутро мать, связав, с тем, кто пока еще совершенно не знает себя, кого еще не успели изменить обстоятельства. Другая даже не подозревает, как далеко заведет ее безграничное желание быть сильной, и насколько быстро и извращенно будут сбываться ее мечты. Трое из них еще и представить не могут, что пройдут почти всю жизнь плечом к плечу, не подозревают, как подомнут под себя, раздавят они четвертого. У кого-то впереди еще страшное предательство, а у кого-то не менее ужасная ошибка, чья-то жизнь будет совсем короткой, а из чьей-то безжалостно вырвут кровоточащий кусок. Но тогда они были просто детьми, и их игры были всего лишь детским забавами, они еще не были способны рушить и калечить судьбы и души, чужие и свои собственные.
 
Дети, брошенные родителями на произвол судьбы, благословленные вечной фразой " играйте, дети", сидели в детской комнате. Играть друг с другом им не хотелось совсем. Разве что Рудольф и Лестер тихо переговаривались в сторонке.
Наконец Беате стало скучно:
- Вы что, братья-близнецы? - она со скучающим лицом посмотрела на гостя.
- Мы? Ты что слепая? Руди - моя сестричка, - Баст улыбался явно довольный своим ответом. Рудольф, судя по всему привыкший к нападкам брата, промолчал.
- И вон какую она нашла подружку, - новая гадкая улыбка, - я так рад за вас, девочки.
Беата улыбнулась. Сесилия молча продолжила играть в куклы. Лестер, не смотря на вспыхнувшее внутри раздражение, промолчал - так его учил отец.
Баста это не успокоило.
- Как тебя зовут? - он подошел совсем близко к Беккету.
- Лестер, - мальчик поднял взгляд на обидчика.
- Лес-тер, - протянул Лесбридж по слогам, мерзко вытягивая каждую букву, - отвратительное имя.
- Твое не лучше, - Беате явно было все равно, на кого нападать, - что это за фамилия такая "Лесбридж"?
- Да? А у тебя какое имя полное? - Бастиан отвернулся от Беккета и подошел к наглой девчонке.
- Беата Сэльветрикс Атер, - Лестеру в какой-то момент послышалось смущение в ее голосе.
- Как?! - он рассмеялся, - в жизни имени глупее не слышал.
- Не слышал? - на лице у Беаты отразилась дикая обида, смещенная со злобой, - вспомни, как зовут твоего отца!
- Да как ты вообще смеешь говорить о моем отце?! - на бледных щеках выступили ярко-красные пятна.
- Хочу и говорю, идиотское имя.
Это был явно перебор. Бастиан закричал и с кулаками кинулся на Атер, та, не отставая от него, с силой принялась колотить мальчика.
Испуганная Сесилия начала хныкать, Рудольф поморщился, а Лестер все никак не мог понять, как же это возможно, чтобы мальчик бил девочку? Он подбежал к ним и дернул Бастиана за край пиджака, оттаскивая от Беаты.
- Прекрати! Она же девочка!, - на бледном лице пылало возмущение.
- А тебе-то какое дело? Тоже получить хочешь? - он замахнулся, но в этот момент в комнату вбежал Тигилиус, а за ним, причитая, вошли Вильгельмина и Арчибальд.
- Баст! - мальчик вздрогнул и опустил руку, - немедленно иди сюда! Что же это за наказание такое? Ты хотя бы иногда можешь вести себя прилично?!
Лорд Лесбридж встряхнул его за плечо, игнорируя смущенно опущенные глаза сына и его робкие попытки свалить вину на Лестера.
- Леди Атер, мне смертельно неудобно, я не знаю, что на него нашло. Я думаю, нам лучше уйти, - он виновато пожал плечами, - я обязательно обдумаю ваше предложение о помолвке, - он быстро обернулся на второго сына, позвал его и, пожав руку Арчибальду, вышел из комнаты, таща за собой упирающегося сына.
- Беата, он тебя обидел? - старшая Атер суетилась вокруг всклокоченной злой дочери, пытаясь узнать у нее, что произошло, нарываясь на резкие ответы Беаты.
Арчибальд же просто смерил сына презрительным взглядом и молча вышел из комнаты. Лестер понял, что они едут домой.
 
После этого дети не виделись еще долгих полтора года. Вспоминая их драку, родители не рисковали снова сводить детей вместе.
Арчибальд тогда окончательно забросил сына: он был доволен, организовав его будущий брак, ребенок вел себя тихо и спокойно, прилежно учился, не мешал, и в целом лорд считал свою миссию по воспитанию отпрыска выполненной. Он успокоился на столько, что нетипично жарким летом 1981 года оставил своего шестилетнего тогда сына в летнем имении Атеров. Это была его первая серьезная ошибка.
 
В имении Атеров Лестеру было скучно, так же как и Беате, и Сесилии. За детьми постоянно сновали гувернеры, мешали шумным играм старшей сестры Атер, заставляли Лестера выходить на улицу и ни на секунду не отпускали от себя Сесилию. К тому же последних двух еще и постоянно пытались подружить, заботясь об их будущем браке. Наследников тогда объединило раздражение.
 
Лестер избавился от навязчивого камердинера и забрался с книжкой под одеяло. В последствии он всегда, даже в самые разгульные свои годы, будет поражать друзей вечным томиком Канта или Шиллера на тумбочке.
Дверь распахнулась без стука. Беккету еще предстоит свыкнуться с этой привычкой Беаты, но пока он только удивленно, и самую капельку испуганно посмотрел на маленькую фигурку в дверях. Атер уже была в ночной сорочке, вечно лежащие неопрятным облаком волосы стянули в темную жесткую косичку и перевязали ленточкой. Она походила на совершенно нормального милого ребенка, но внешность, как известно, бывает обманчива.
- Я знаю, что ты жуткий зануда, Лестер, - имя маленькая чертовка выговорила удивительно гадко, - но даже тебе наверняка надоели наши конвоиры!
Она уверено прошла в комнату и села рядом с Беккетом на кровать.
- Ну допустим, - сказал он осторожно.
Мальчик не привык общаться с ровесниками, ему это казалось глупым и странным, но не согласиться со своей ночной гостьей он тоже не мог.
- Значит надо как-то от них избавиться! И как бы мне не хотелось этого признавать, одна я вряд ли справлюсь, - Беата внимательно посмотрела на Лестера. Лестер внимательно посмотрел на Беату, - ты поможешь?
- А как мы можем от них избавится? - эта идея казалась будущему лорду сомнительной.
- Неужели ты думаешь, что я ничего не изобрету? - эта мысль также не вселяла доверия, но слишком уж все эти тайные ночные разговоры и таинственные пути избавления от стражников показались ему похожими на истории из книжек, которые он иногда тайком брал в домашней библиотеке. Истории о приключениях и загадках, пиратах и рыцарях. И тогда он ей поверил.
- Ты может и нет, а вместе вполне вероятно - и он очень по-взрослому протянул вперед ладонь. Довольная Атер ее пожала. Союз был заключен.
 
Они удивление хорошо сработались: в Лестере обнаружились чудесные навыки стратега, а атеровская решительность помогала воплощать их в жизнь. Существование нянюшек и гувернеров превратилось в настоящий кошмар. Через две недели уволилась первая, а потом все стало еще проще.
И пока маленькие разбойники готовили очередной план, между ними возникали прочные нити детской, самой крепкой на свете дружбы. Между двумя наследниками установилось практически телепатическое взаимопонимание, они словно сиамские близнецы питали друг друга, перенимали броские индивидуальные черты, интерпретируя их для себя, но оставляя некоторую инородность.
Так сложилось, что Лестер стал звать Беату Трикс, по ее последнему имени, которое так рассмешило Бастиана, а она в ответ сместила ударение в его имени на последний слог, превращая друга практически в гвардейца кардинала. Эти обращения до последнего будут раздражать их родителей и уже никогда не смоются с их обладателей. Это было первое лето, когда Атер смогла с кем-то подружиться, это было первое лето, когда Лестер начал меняться.
Но главное ждало его впереди. Разозленная поведением детей Вильгельмина рассказала обо всем Арчибальду, и по возвращению домой Лестера ждал серьезный разговор с отцом.
Лорд Беккет целый день провел в комнате сына и, мало того, разговаривал с ним. И пусть его нотации были скучны и однообразны, он впервые в жизни обратил на сына внимание. Разрушилась главная теория, сложившаясЯ в белокурой головке: оказывается, чтобы привлечь внимание отца, нужно просто сделать что-то ему наперекор. Открытие было настолько потрясающим, что Беккет-младший так и не свернул с этого пути. Он просчитался в одном: чем больше времени Арчибальд тратил на воспитание наследника, тем крепче этот наследник убеждался в несостоятельности идей отца и его патологической глупости. Результатом стала острая ненависть, которую Лестер испытывал в отношении Беккета-старшего.
Но пока ему было шесть лет и теперь, он слепо нарушал все установленные отцом правила, также, как когда-то следовал им. И добился своего - безраздельного внимание лорда, каждую секунду попрекавшего сына.
 
А потом в его жизни снова появился Бастиан. Это был седьмой день рождения Трикс- свой Лестер отпраздновал месяц назад, в сентябре- и Лесбриджи тоже были приглашены. На улице было уже совсем холодно и банкет накрыли в доме. В большой гостиной не было места из-за огромной горы подарков, дом жужжал благодаря рою жизнерадостных детей, довольно крушивших комнаты. Все вокруг пестрило украшениями, праздничный стол ломился от угощений,
Но Лестер и Беата игнорировали это шумное буйство жизни. Наследники нашли тихое место подальше от шумных игр, они находились исключительно внутри себя и снова разрабатывали какой-то грандиозный план, пока Бастиан буквально не взорвал их уютный тандем. Он неслышно подошел к своим ровесникам и некоторое время, стоя за их спинами, прислушивался к разговору.
- А я знаю кое-что, что может быть тебе очень интересно, - протянул он. Беата вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Лесбридж задумчиво смотрел на нее и улыбался.
- Мне совершенно все равно, - Атер была очень злопамятна.
- Кое-что о тебе и моем брате, - он сел рядом с ними за стол, игнорируя ее явное пренебрежение.
- И какое отношение я имею к твоему размазне-братцу?- Атер все-таки отвлеклась, хотя пока особого интереса и не проявляла.
Лестер тоже поднял взгляд на пришельца.
- Вы ведь все время что-то против кого-то изобретаете, да?- он с деланно скучающим видом поковырял пол носком туфли, - ну так я нашел вам новую жертву.
- Если ты не продолжишь, то сам рискуешь попасть в черный список, - Лестер так пока и не научился нормально общаться с детьми, и все переговоры вела Трикс.
- Твоя мамаша и мой папа, - "папа"... Это слово удивительно резало слух Беккету. У него папы не было, у него было отец, и то только если Лестер выкидывал какую-нибудь штуку. Для него прожекты с Атер давно превратились не в войну против общих врагов, а в соревнование с самим собой, в бесконечный бой за внимание родителя, - подписали твой брачный контракт, - он сделал эффектную паузу, - с моим братом.
- Что?!- когда она осмыслила сказанное на ее щеках вспыхнули два алых пятна. Беккет знал, что это очень плохо, - я никогда ни за кого замуж не выйду!
Эту истину она неоднократно повторяла Лестеру. Она не хотела быть чьей-то принцессой. Беата мечтала сама стать рыцарем. Ну или, что еще лучше, злым волшебником, а в особо неудачные дни даже драконом.
- Тихо, не надо это мне говорить, я просто передал, - Бастиан примиряюще развел руками, - если решите что-нибудь сделать, скажите мне, я всегда рад поучить мою сестричку уму-разуму.
 
И они, конечно же, решили. Так дуэт превратился в трио. Жизнь Рудольфа, когда эти трое стали травить его втроем превратилась в сущий ад. Покоя ему не давали ни на день. Родители постоянно сводили будущих супругов вместе и времени у них было достаточно.
Им было невероятно весело, действительно. Им повезло, что это знакомство пришлось именно на тот момент, когда дети еще могли чувствовать это удивительное ощущение дружбы проскользнуло в их сердца, которые всего через несколько лет покроются толстой коркой и навсегда осталось там в безопасности. Кто знает, были бы они в состоянии так привязаться к друг другу позже? А может это обоюдное влияние и вызвало эмоциональное омертвение этих троих, кто знает.
Особенным открытием стали друг для друга Лестер и Бастиан. Лесбридж с его удивительными и непонятными отношениями с отцом на какое-то время стал для друга настоящим кумиром. Беккет стремился во всем быть на него похожим: от одежды и прически, до манеры поведения и речи. Он мечтал, что это поможет ему построить такие же отношения, какие были у Тигилиуса с сыном. А лорд буквально молился на младшего наследника ( Бастиан родился на несколько минут позже), ему прощались любимые выходки, любые его желания исполнялись, он беззаветно любил сына. Причем к спокойному Рудольфу, идеальному ребенку это не относилось. Он всегда был изгоем В семье, укрепляя уверенность Лестера в том, что он выбрал правильную политику.
Ориентируясь на Бастиана Беккет наконец смог измениться. Он стал смелее, с каждым днем дерзость разрасталась в нем с бешеной скоростью, сродни болезни, вирусу. Лишенный желанной поддержки отца с годами он становился не по-детски злым, жестким, он превращался в того кем в результате стал.
Беккет навсегда стал связующим звеном между очаровательной наглостью Бастиана и пряной истеричностью Трикс. В детстве пропитавшись их соками, которые вытеснили тухлую отцовскую плесень, он роднил их, склеивал. Они все стали друг другу ближе братьев и сестер, пронося эту дикую для таких испорченных людей связь, через всю жизнь.


Глава 3.

... Это немного странно, но я иногда словно замечаю в них какую-то перемену. Знаете, из них обычно сочится эта гордость и самодовольство. И временами даже посмотреть в их сторону страшно - уничтожат. Но вот иногда в их поведении проскальзывает что-то такое... затравленное, что ли. Не знаю как объяснить...
Как будто их сломали или лишили ориентира в жизни. И я не только про взгляд говорю. Походка меняется, выправка эта аристократическая исчезает. А лица такие усталые, как будто они войну прошли, или год провели в заложниках у террористов.
Но при этом, нет, они совсем не становятся беззащитными в такие моменты, наоборот, еще злее, опаснее. Как будто защитный механизм срабатывает...

 Агнесс Глэнвиль, однокурсница Беккетов

###

Вы даже себе представить не можете, как это, что это.

Я резко закрываю за собой дверь в спальню, поворачивая ключ. Тишина и спокойствие давят, припечатывая, поднимая осевший осадок паники и жалости, грязной жалости к себе.
Длинные синие тени из окон размазаны по ковру, как и моя гордость, марая его грязными пятнами.
Слишком жарко и слишком холодно, по телу пробегает дрожь, обгоняя соленые капли пота. И сердце в груди то стучит с разбега впечатываясь в ребра, то замирает, пугая своим бездействием.
Во рту солено-железный привкус, и я снова курю в постели, упиваясь своей ничтожностью - из-за дрожащих пальцев, словно заплутавших в каких-то невидимых хроматизмах, я не смог даже с первого раза прикурить.
А еще это больно, эти ночи измазаны потом и кровью. Простынь липнет к спине: красное на черном, нацистский флаг, [i] она [i/] бы оценила.
Я с трудом привстаю и открываю ящик прикроватной тумбочки, достаю снотворное и обезболивающее - у меня там вообще аптечка: одни презервативы и таблетки, образ жизни обязывает - и жадно глотаю. Вода смывает унижение с губ, пока оно не стекает обратно с закрытых век, рисуя четко и жестко картины прошедших часов.

Я слышу только ночь и стук сердца. Тихо, совсем тихо... У меня впереди еще целая неделя спокойствия, когда мой секрет, мой стыд спрятаны глубоко во мне, зашиты в тонкие, почти прозрачные шрамы на спине.

###

Воскресенье обычно проходит мимо меня, я наслаждаюсь анабиозным существованием за опущенными шторами, восстанавливая нервные клетки. Те, кто говорят, что это невозможно, просто никогда не пробовали антидепрессанты моей сестры.
Зато понедельник всегда услужливо протягивает крепкую руку, выдергивая меня из кокона в большой мир звонком будильника.

С каждым днем становилось все темнее, а температура стремительно падала вниз. Семь утра были неотличимы от вязкой тьмы полуночи. Бентли тихо гудел, прогревая салон, убаюкивая. По утрам я не в состоянии водить машину и в школу нас отвозит Чарльз.
Я посматривал на часы, отмечая насколько сестра опаздывает. Точность - вежливость королей, не лордов. Быстро одеться не может ни она, ни я. Еще неизвестно, кому сложнее выйти вовремя. Так что в любой другой день, спустившись первым, я бы разозлился, но по понедельникам soeur имеет полное право задерживаться. Мне остается только быстрее выбирать между аскотом и галстуком.
Наконец я увидел Кэтлин, медленно идущую по подъездной дорожке. Она коротко кивнула открывшему ей дверь водителю и проскользнула в салон. Нервная, раздавленная, с поджатыми губами, она была похожа на собственную тень.
Несмотря на темноту, Кэт была в черных очках - ее любимые, в белой оправе - я прекрасно понимал, что за ними был спрятан тусклый, испещренный красными ниточками взгляд.
- Доброе утро, - она, даже не повернув головы, кивнула, - все в порядке?
Снова бледный кивок.
Вот и вся забота друг о друге. Нам этого хватает.
Я закинул ноги на сидение, пачкая бежевую обивку, Кэт прислонилась к окну - мы никогда не упустим свой сон.
Чарльз плавно тронулся. Через час мы будем далеко от дома.

###

Мел время от времени стучал о доску, под мерную диктовку учителя. Я еще в начале семестра решил, что в этот раз порадую себя бездельем и просто куплю экзамены. У нас в школе это часто практикуется: дети и родители постоянно соревнуются, силясь перекупить учителей. Так что я сидел на последней парте, закинув ноги на соседний стул, и убивал время до звонка как мог.
Кэти села впереди, поближе к Бернграсс. Видимо, совсем убитая скукой, она очень серьезно подошла к моей просьбе и почти не отходила от нашей "жертвы".
Дафна снова была в красной шотландке - форма, к слову, ее совершенно не предусматривает; вообще не известно, что предусматривает наша школьная форма: заставить носить ее нас пока не смог никто - и детских гольфах. В этой одежде, с болезненно торчащими костями она была похожа на ребенка. Набокова, что ли перечитала?..
Бернграсс нервным движением скрутила волосы в узел, открывая тонкую белую шею. Пальцы с короткими ногтями дрожали, а когда она повернулась в три четверти, то я увидел нездоровый румянец на бледном лице. Простудилась?
Когда звонок избавил нас от пытки интегралами, я остановился, чтобы подождать Кэтлин, но она только отмахнулась от меня, поджидая Дафну.
На обеде ни сестры, ни Бернграсс не было, так что мне пришлось довольствоваться компанией Чесси и Виолетты Паттерсон, а вот это кому угодно отобьет аппетит, уж поверьте.
Виолетта - главный раздражающий фактор моей жизни. Несколько лет назад я по глупости умудрился выбрать именно ее в качества первого опыта общения с противоположным полом. И вместе с невинностью лишился покоя. Виолетта, вы бы слышали, как она произносит свое имя, страстно желает повторить тот опыт, она постоянно крутится вокруг меня, потряхивая круглыми бедрами и глубоким декольте. Ее стремление запихнуть утрировано женские формы в как можно более яркую и узкую одежду меня ставит в совершеннейший ступор, как и любовь обвешаться массивными украшениями или накрасить губы ****овито-красной помадой. Вот и тогда она сидела напротив меня и с претензией на эротичность доедала десерт. Хорошо хоть это был всего лишь яблочный пирог, а не клубника со сливкам.
Оставались последние два урока. У самого кабинета я столкнулся с Кэтлин.
- Твоя любовь решила прогулять историю. Она в общей спальне и паршиво себя чувствует, - сестричка едко посмотрела на меня, - не забывай, что я не за просто так играюсь тут в Шерлока Холмса. С тебя причитается, - у нее всегда поганое настроение, когда она не высыпается, - и начни-ка ты с отеля на этой неделе.
- Я всегда поражался твоей любви к благотворительности, putain, - я ответил ей осуждающим взглядом, - будет тебе отель, тоже мне, самаритянка. Ты пойдешь слушать бредни Портроу о восстаниях?
- Да, я ни на одном уроке не была, а в этом месяце не хочу тратиться на взятки, - Кэт выглядела недовольной.
- Точно, - я улыбнулся, - постарайся поскорее найти на нее компромат, детка.
Не желая сталкиваться с учителем, я поспешил ретироваться.
Я проходил мимо туалета, когда в меня буквально врезалась Дафна. Она еле стояла на ногах и, если бы я ее не поддержал, наверняка упала бы. Зеленые глаза смотрели почти безумно, лицо горело, и она никак не могла сфокусировать взгляд. Да что твориться с этой девчонкой?
- Отпусти меня, - вдруг сказала она хрипло, - я сказала: «отпусти меня»! - второй раз голос звучал увереннее.
- Да ты на ногах не стоишь, - я продолжал сжимать хрупкие плечи.
- Твоя помощь мне точно не нужна, Беккет, - она дернулась, вырываясь, - да что тебе надо-то от меня? Пусти!
От ее вскрика я разжал пальцы.
- Ты что ненормальная? - я вообще усомнился в идее связываться с этой сумасшедшей.
- Не менее нормальная чем ты, - она подняла упавшую сумку и быстро направилась к лестнице. Я стоял на месте, провожая ее ломаную походку взглядом.
Да что с ней не так?

У нас с Кэти и еще у нескольких счастливчиков, чьи родители разорились на несколько тысяч, были отдельные спальни. Просторная комната с дорогой отделкой и личной ванной. И полная личная свобода. На столе - блок сигарет, в шкафу, все-таки чрезмерно наглеть не стоит, бутылка виски, вино и текила. А если знать где искать, то можно обнаружить еще и запасы легкой дури. Я кинул сумку возле стола, повесил пиджак на спинку стула, стянул галстук.
На рубашке обнаружилось немного крови - видимо ремень стер еще не успевшую зажить спину. Я включил плазму, явное, кстати, нарушение правил, но директриса закрывает глаза на это излишество, включил кофеварку, все-таки в школе помимо сна есть масса других интересных занятий, и я не про ночное бдение в библиотеке. Хотя даже и оно бывает весьма приятным, если удачно подобрать компанию. Пока она грелась, кинул запрос о своем банковском счете. В прошлый четверг отец перевел мне пятьдесят тысяч фунтов, так что на веселую ночь в Ритце с учетом всех взяток и издержек должно было хватить. Кловер, я кучу денег отдал за эту штуку, но кофе она варит просто изумительный, щелкнула. Я взял чашку с двойным эспрессо, -глупо думать о переизбытке кофеина, когда глотаешь экстази с четырнадцати, и устроился на кровати с романом Джонатана Франзена - я привык доверять выбору Таймз.
Было около трех часов дня, когда в дверь навязчиво постучались. Наверняка Кэтлин, так стучится только она.
 Вот еще один плюс отдельной комнаты - я могу запереться. Хотя учитывая в моей жизни присутствие такой навязчивой константы, как сестра, это теряет всякий смысл.
- Да, да, сейчас открою, - я закрыл книгу и пошел к двери. Интересно, а долго бы она там простояла, если бы я проигнорировал ее?

- Ты не поверишь, что я узнала - Кэтлин рассмеялась, в ее голосе сквозили явные и очень наглые ноты самодовольства, - она бесцеремонно залезла на кровать, даже не потрудившись сбросить туфли.
- Я даже не знаю, чем ты будешь за это расплачиваться! - снова смех, - твою мать, frere, да тебе придется моим рабом стать.
- Ну? Говори скорее, - я сел в кресло и нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику.
- Твоя Бернграсс... Нет, налей мне сначала выпить, это просто необходимо отметить! - она явно издевалась, но мне пришлось покорно встать, достать бокал и налить Кэт вина.
- Кэтлин, говори уже! - я опустился на край кровати рядом с ней, она тут же закинула мне ноги на колени, пачкая дорогие брюки своими балетками от Шанель.
- Не торопи меня, а то я вообще ничего тебе не скажу, - она пресекла мою попытку сбросить ее ноги и, посмеиваясь наглыми глазами, медленно сделала глоток.
- Твою мать, Кэт, ну говори уже!
- О, мой мстительный братишка злится, - она допила вино и отставила пустой бокал,  - а что, если мне нужна какая-то гарантия оплаты? Может я, - она взяла мою ладонь и медленно повела ее вверх по своему бедру, - хочу получить первый взнос сейчас?
 Ее юбка задралась, я почувствовал, как пальцы касаются кружевной подвязки. Наверняка одна из тех, что мы вместе купили ей в Париже. Там отличные примерочные, кстати... Но сейчас речь шла совершенно не об этом!
- Замечательно, все, что тебе будет угодно, но сначала расскажи мне о своей восхитительной сенсации, - я хотел было убрать руку, но Кэти задержала ее, и, напротив, повела выше, я коснулся голой кожи над чулком, а потом ощутил кончиками пальцев кружево ее белья. Кэтлин явно было не до разговоров.
- Нет, encule, сейчас мы делаем то, что хочу я, - она привстала и дернула меня вниз за воротник рубашки. Ее пальцы тут же нырнули под хлопок и, наслаждаясь моей реакцией, она прошлась ногтями по спине, снова срывая засохшую кровь.
Сучка...
Я наклонился к ее лицу и зло поцеловал, ощущая под губами свежие ранки. Левой рукой - я левша - я дразнил ее через капрон белья, а правой расстегивал пуговки на блузке, наслаждаясь тем, как она подрагивает от нетерпения, хотя может и не только от не нетерпения.
- Нет, Дамьян, не выйдет, - она выровняла дыхание и резко села. Потрясающая сила воли...
Сестричка сама сняла блузку, открывая ажурный бюстгальтер - его мы тоже купили вместе, на этот раз в Венеции - и опрокинула меня на кровать.
- Сегодня я сверху, малыш.


Кэтлин, довольная и усталая, валялась на кровати, пока я искал нужный контакт в телефоне. Сестра была права, такой удачи я и представить себе не мог.
Он записан одной буквой "д". Больше я о нем не знаю и знать не хочу. Так же как и он обо мне. В конце концов, кроме общей буквы у нас с ним есть одно важное и не совсем законное дело. Никаких звонков, я просто бросаю ему адрес места встречи, время и то, что хочу получить. Он почти волшебник и может достать что угодно и в кратчайшие сроки. Я был уверен, что ему хватит и двух часов. Мой номер у него не высвечивается, на случай если бы ему взбрело в голову меня шантажировать, так что действуем мы всегда без подтверждений и в слепую, и, тем не менее, парень еще ни разу меня не подвел.

Чарльз уже успел пригнать мой порш, все-таки на такие встречи ездить с водителем глупо. На этот раз удалось добраться почти без пробок. Обычно мы встречаемся на пересечении Абботсберри роуд и Мелберри роуд, возле голландского парка. Символика, мать ее.
Я бросил машину подальше от места встречи, прошел мимо Бельведера - восхитительный рыбный ресторан - и остановился на углу между двумя улицами. Слава богам, цепкие ручки здравоохранения пока не добрались до нас, и на улице можно курить.
Докурив, я поднял воротник и скрыл нижнюю часть лица шарфом: я все еще лелею надежду, что он не знает, кто я.

Я заметил его издалека. Толстовка с капюшоном, потертые джинсы, сумка через плечо.
- Привет, - у него сильный иностранный акцент. Я в ответ кивнул. Д. протянул руку, я ее пожал, между ладонями оказался зажат чек на тысячу фунтов. Он протянул мне небольшую белую коробку.
- Все как обычно и, - мне показалось, что в его голосе прозвучал интерес, - твой новый дружок тоже там. Удачно повеселиться.
- Спасибо, - иногда мне кажется, что он смеется надо мной. Он опустил капюшон еще ниже и быстро пошел вниз по улице. Я сунул коробку в сумку и поспешил вернуться в машину. Очень хотелось посмотреть, что внутри, но стекла моей машины не затемнены, так что пришлось ждать до школы.
Вернувшись в спальню, я подрагивающими от нетерпения пальцами снял крышку. Мой дилер всегда очень четко выполняет мои поручения. Пакет с экстази для отеля, еще один, тоже с таблетками, но качеством выше, для нас с Кэт, тоже самое с травкой. И на самом дне, завернутый в бумагу пакетик с белым порошком.
Кто бы мог подумать, Дафни, кто бы мог подумать...

###

16. 10.

Здравствуй, дорогой Дневник!
Оказывается, не нюхать - не так уж сложно.
Черта с два, кого я обманываю! Это невыносимо, меня ломает третий день кряду, а где достать денег - я совершенно не имею представления. Господи, пошли мне кокаин!*

*Здесь и далее выдержки из дневника Дафны Бернграсс.
###

Франческо живет в общей спальне, думаю не из-за отсутствия денег, у его мамочки их достаточно, он просто любит компанию, тем более мужскую.
- Prince! - он плавно сел на кровати, маслянисто улыбнувшись мне, - чем обязан, дорогой?
Я осмотрелся. Каждый раз как я прихожу сюда, спальня всегда выглядит одинаково.
 Чесси жил с Эуардом Ричардсоном и Джеймсом Розингтоном. Оба англичане до мозга костей, педанты, вещи аккуратно разложены, все на своих местах, никакого беспорядка. Кровать Капиццо стояла в углу, заваленная его пестрыми шмотками от именитых итальянцев, тумбочка забросана кремами, одеколонами, горой оберток, спутанными наушниками, упаковками от презервативов, пачками антидепрессантов и черт знает чем еще.
- Привет, Беккет, - из ванной вышел Ричардсон. Он едва заметно скривил губы, но тут же вежливо кивнул. Они с его отцом ненавидят нас. Лестер добился всего, о чем Эдуард старший мечтал, даже Сесилия сначала должна была стать его женой, но в последний момент Атер передумала в пользу отца. Тоже самое было и с Астой.
Мы с ним похожи в чем-то. Денег у него не меньше, и я бы не назвал его некрасивым, но, несмотря на то, что Эдуард отчаянно пытается занять мое место, все его попытки с треском проваливались. Он меня ненавидит.
- Привет, Чесс, - Ричардсону я просто кивнул, - хочу завтра сделать отель, ты в доле?
- Отель? И ты еще спрашиваешь, душка? - он подмигнул мне, - а ты разве не занят по вторникам?
Внимательный, сукин сын. Но я уже предупредил отца, что во вторник мы с Кэтлин приехать не сможем, черт знает, чем мне это обернется.
- В этот свободен, Капиццо, значит, договорились? - итальянец довольно кивнул, - а ты, Эд?
Он скривился:
- Никогда не зови меня Эд, Беккет. Нет, ты же знаешь, я в этом не участвую.
- Ну и замечательно, - я усмехнулся, - тогда ты не приглашен. Франческо, жду тебя у себя в спальне, вечером.
Я буквально почувствовал довольную улыбку Капиццо и гримасу отвращения не лице Ричардсона. Тоже мне, натурал чертов.
Я вышел из комнаты и сразу набрал номер Ритца.
Эту традицию начал еще мой отец. Мы снимаем самый большой люкс в Карлтоне, сьют принца Уельского, платим практически столько же сверху, чтобы администрация закрыла глаза на нарушение всех правил отеля и еще нескольких законов, и проводим потрясающую ночь.
- Да, на имя Дамьяна Беккета, спасибо...

###

Кэтлин Беккет.

-Только после вас - усмехается Дамьян, открывая дверь в люкс на последнем этаже Ритца. Фыркаю, тряхнув волосами, переступаю порог номера. В виски тут же ударяют биты новейших трэков лучших диджеев, в легкие мгновенно врывается сигаретный дым (и, похоже, не простых табачных). Танцующие одновременно, словно в продолжение танца, поворачивают головы и, увидев нас с братом, одобрительно гудят, аплодисментами приветствуя .Самые разгоряченные свистят, положив два пальца в рот.
Рядом с нами тут же оказывается куча народу, желающего угодить Беккету. Самому услужливому достаются мое небрежно скинутое пальто и шейный платок. Краем глаза за стеклами темных очков вижу, как какая-то размалеванная девица страстно прижимает к сердцу перчатки брата. И так каждый раз. Хотя не то что бы я имела что-то против.
Толпа расступается, пропуская Дамьяна и меня к столу, за которым оживленно идет очередная партия в покер. Чесси, задумчиво изучающий карты своего соседа, поднимает слегка покрасневшие глаза(что, уже успел?) и, улыбнувшись нам, салютует бокалом с шампанским. Брат кивает, подернув губы полуулыбкой. Свободных стульев нет, но это не проблема:

-Я все это оплатил - негромко, но четко говорит Дамьян двум испуганным парням, сидящим рядом с Капиццо.
Через пару секунд он уже закидывает ноги на край стола и затягивается своей опиумной дрянью, братец постоянно курит тонкие черные сигаретки - травка и мак. Я раздраженно кидаю очки на стол, принимая из чьих-то рук бокал мартини. Как только брат выпускает первую струйку дыма, а я делаю первый глоток, тут же снова включается музыка и все возвращаются на своеобразный танцпол, организованный посреди номера.
Протягиваю руку к серебряной табакерке у колоды карт. Маленькая зеленая таблеточка под язык и мы с танцующими практически на одной волне. Залпом стопку текилы (и откуда она только появилась?) и я уже пробираюсь в гущу танцующей толпы.

-Что такой кислый? - выдыхаю я, плюхаясь на колени к брату. - Хотя, мне не очень интересно, - тут же предупреждаю я, хватая полупустую бутылку "Кристалл". Дамьян морщится и раздраженно, одним движением, скидывает меня на пол. Шампанское выплескивается мне на лицо и платье, но похоже, я уже в том состоянии, когда мне все равно. С трудом строю обиженную гримасу:

-Уродец - запрокинув голову, делаю несколько больших глотков шампанского. Шипучка тут же бьет в нос, раздраженный амфетаминами, и я чихаю.

-Кэтлин, ты обдолбалась и напилась в рванину - брезгливо морщится Дамьян, кидая очередную проигранную стопку купюр довольному Ричардсону.

-Fr;re, если ты не умеешь играть в покер, не надо срываться на мне - я с трудом встаю, не выпуская из рук бутылки. Комната забавно качается в такт ревущему брит-попу. - Знаешь, говорят...-стараясь не потерять равновесие, я склоняюсь к его уху, -не везет в картах, - шепотом продолжаю, проведя языком по его щеке, - повезет в любви...

###

Кэтлин всегда поразительно забавная, когда употребляет. Я, на этот раз осторожно, поставил ее на пол, положил карты на стол- вообще что тут Ричардсон делает?!- и потащил в глубь номера в одну из спален.
Кэтлин раздевалась прямо на ходу, по дороге она запустила руку в большую миску со спидами и выудила две таблеточки. Одну мне, одну себе. Я послушно положил кислоту под язык, усмехнувшись.

 Кэтлин уже успела скинуть топ, я дернул молнию на юбке, стянул свою рубашку, брюки.
- Чулки оставить? - она рассмеялась.
- Оставь... - Кэти обвила мою шею руками, целуя, запустила пальцы в волосы, - детка, - я отстранился, расстегнул ее лифчик, - поиграем?
Сестра улыбнулась. Обожаю ее.
Я с силой толкнул ее на кровать и выдернул ремень из брюк. Стянул ей руки и тут же с силой ударил по лицу. Она дернулась и вскрикнула. Глаза горели диким, утрированным наркотиками желанием - Кэт обожает боль. Пока мои руки скользили по ее телу, дразня удовольствием или легкой болью, она стонала и подавалась мне на встречу. Мы с ней идеально сошлись: она чистая мазохистка, а я напротив - всегда любил боль причинять, даже если это моя маленькая сестренка, особенно если это моя маленькая сестренка.
- Кэт, - я оттянул ее голову назад, намотав волосы на руку, - я хочу тебе кое-что предложить.
- М? Все что угодно для моего милого брата, - она обвила мою талию стройной ногой.
- Все? Ты уверена? - Кэт замурлыкала и кивнула. Я наклонил голову и нажал ей на плечи, заставляя опуститься вниз.
Кто бы знал, что она может так резко прийти в себя. Она дернулась и резко вывернулась у меня из рук.
- Иди к черту, encoulе! Попроси кого-нибудь из своих шлюшек тебе отсосать! Развяжи меня!
Я зло дернул застежку ремня, отпуская ее.
- Сука!
Она подняла одежду с пола:
 - Merde, вечно ты все портишь!
И как только за ней захлопнулась дверь, мне в голову пришло гениальное решение проблемы.

###

В комнате отдыха было жарко и шумно. Но даже навязчивый гомон не мог испортить мне настроение. Крошка Дафни сидела в самом углу, тихая и незаметная ни для кого, кроме меня. Я видел каждую каплю пота на ее лбу, подмечал каждую волну легких судорог, обнимающих ее ссутуленные  плечи. Следил, как она одну за одной расстегивает пуговице на рубашке из-за несуществующей жары.
 Детка, детка, детка... Не стоит заводить привычки, которые тебе не по карману.

###

18. 10.

Какого черта они затопили камин? В гостиной невыносимая духота... Голова идет кругом, рубашка, которую я под кривую усмешку Беккета - какого черта он так на меня пялиться? - расстегнула почти на все пуговицы, прилипла к мокрой спине. Меня трясет. Гогот идиотов - однокурсников отдает в виски, мешаясь с удушливым запахом чьих то сигарет. Нет, это невыносимо... Так, никаких резких движений... Встаю, на предательски подгибающихся ногах иду наверх, в спальню. Боже, какое счастье, что комната пуста... Распахнув окно, падаю на кровать. Черт, как же меня трясет...Почему так холодно? Надо залезть под одеяло, но тело словно окаменело. Дафни, тебе нужно уснуть. Провалиться в темноту и все пройдет.

###

Я следил за тем, как Бернграсс медленно шла по комнате, шатаясь еще сильнее, чем в понедельник, когда мы столкнулись в коридоре. Как она тяжело облокотилась о косяк перед тем как открыть дверь на лестницу. Я подождал несколько минут и, подмигнув довольной Кэтлин, пошел следом.

###

Не знаю, сколько времени я вот так вот валяюсь мешком на кровати, пытаясь уснуть. По моему, вечность.
Небрежный стук в дверь и она тут же открывается. Я с трудом отрываю голову от подушки и оглядываюсь. Беккет. А я-то думала, хуже ломки мне сегодня ничего не предстоит...

-Бернграсс, детка, не заглянешь ко мне? - Дамьян проходит в комнату и садится на край моей кровати, нагло опустив руку мне на бедро.

-Нет, не загляну, Беккет ,отвали - его извечная усмешка сейчас невыносимо режет глаза.

-А я бы тебя угостил конфетками...-задумчиво, он
нарочито крутит у себя на пальце перстень с темным изумрудом.

-Беккет, что ты несешь, какие конфетки? - я рывком сажусь. Чертов идиот, а вдруг бы у меня получилось заснуть?

-Твои любимые...с белой, чудесной пудрой...-он подмигивает мне, поднимаясь. -Ну так пойдем?

###

Мы прошли в мою комнату, и только сейчас она решилась спросить:
- С чего вдруг, Беккет?
Она вела себя потрясающе нагло, несмотря на плотно сжатые кулаки и явно подступающую ломку.
- Ну, я же сказал, что хочу наладить отношения, - я налил нам виски и сел в кресло возле журнального столика.
- Очень убедительно, - но стакан она все-таки взяла.
Посмотрим, как она заговорит после этого...
Я снял с пальца кольцо, перстень отца: платина и крупный изумруд на створках; украшению с секретом, он носил его в молодости, думаю, в этих же целях, и открыл. На темную лакированную поверхность высыпался белый порошок. Я достал из кошелька кредитку и банкноту.
- Кажется, тебе это нужно? - я сделал приглашающий жест рукой, стараясь сделать усмешку более дружелюбной. В ее глазах вспыхнул огонь дикого желания. Но здравый смысл в какой-то момент все-таки взял верх.
- Что мне надо будет сделать? - она недоверчиво посмотрела на меня.
- Брось, Бернграсс, два раза я предлагать не буду, так тебе нужен кокс? - и она решилась. Опустилась на колени перед столиком, трясущимися пальцами начертила дорожки и жадно вынюхала все до последней крошки. Я с отвращением следил за ее движением, за этой грязной животной жадностью. Я поморщился. Бернграсс закинула голову назад, наслаждаясь. Какая доверчивая...
- Ну так вот о цене, детка, - я закурил свою черную сигарету, - ты ведь, конечно, понимаешь, что благотворительность это не мое, да?
Она, расслабленная порошком, смотрела на меня совершенно спокойно. Рука с по-детски короткими ноготками потянулась к пуговице на рубашке. Наивная...
- Нет, милая, ты неправильно меня поняла, - я положил ей руку на затылок и притянул к своей ширинке.
- Что? - в ее глазах отразилось мимолетное недопонимание, - нет...
- Да, дорогая. Смелее...
- Дамьян, за кого ты меня вообще принимаешь? - она попыталась встать, но схватил ее за длинные спутанные волосы и задержал на коленях.
- За шлюшку, детка, за свою шлюшку. А ты надеялась, что я просто тебя трахну? - я рассмеялся и понизил голос, наклонившись совсем близко к ее лицу, - а что же в этом приятного?
- Иди в задницу, урод! Трахай мою сестру, хотя о чем я, тебя и твоя вполне устаивает, не так ли? - оу, как зря она это сказала...
Я замахнулся и наотмашь ударил ее по лицу. Ее голова, словно Дафна была какой-то куклой, дернулась в сторону, а на глазах выступили злые слезы.
- Если ты сейчас же не извинишься, сучка, то я сдам тебя директрисе. А потом заставлю вернуть мне каждый цент за кокаин. А я, не сомневайся, купил самый чистый, - я перешел на режущий шепот, - и уж поверь, я долгов не прощаю, а рычаги давления у меня имеются, и отменные - она побледнела, во взгляде читался неподдельный страх, - и как бы они не переломали твои торчащие косточки...

###
«Зубы спрячь» до сих пор звучит в голове этот проклятый Беккетовский голос. Я набираю еще воды из крана и снова полощу рот. Меня все еще потряхивает. Нужно успокоиться, нужно успокоиться....Сукин сын, думал, что я такая же, как и все его шлюхи? Чертов извращенец...
На глаза снова наворачиваются злые слезы и я раздраженно вытираю их рукавом школьной блузки. Собравшись с духом, я поднимаю взгляд на зеркало, висящее над раковиной. Щека горит отпечатком его ладони, тушь стекает уже по подбородку, волосы растрепались окончательно. Ничего, Дафна, ничего..Я лихорадочно сыплю кокаин прямо на край раковины..Сейчас станет лучше, сейчас...И ты больше никогда не будешь нюхать. Давай ,поклянись себе. Иначе будущее твое плачевно...

Глава 4


Это было похоже на болезнь. Рак, или что-то вроде того. Опухоль разрасталась с каждым годом, увеличивалась, убивая не тела, но души. В замкнутом, душном пространстве их дружбы болезнь прогрессировала, питаемая нездоровой атмосферой. К тринадцати годам их состояние уже было критическим, а диагноз совершенно очевидным: летальный исход.
Взгляды их еще по-детски больших, похожих на миндаль глаз, был направлен слишком остро и сурово, он язвил и пробирал до самых костей. Черты их мраморно-белых лиц были слишком резко сточены спешащей успеть за их стремительным, суррогатным взрослением природой. Они казались старше своих сверстников, смотрели на них с непониманием и совершенно осознанным пренебрежением. А их все равно любили. Их самобытность чувствовали и тянулись к ней, как тянутся ведомые инстинктом животные к плодовому дереву, поддавались их жалящему своим очарованием, созревающему, уже покрывшемуся первыми, тяжелыми бутонами пороку и, замерев, ожидали сочных плодов.

Январь зацепился влажными, серыми боками за Тауэрский мост и старательно вылизывал улицы смешанной с дождем белой кашицей. Вечера были не по-новогоднему теплыми, зима ощущалась только в тонкой корочке инея на окнах по утрам.
В комнате отдыха было шумно и пахло пряным имбирем. Воздух, словно цветущей омелой, был увит послевкусием праздника.
Лестер, Бастиан и Трикс сидели в стороне от навязчивого шума, заботливо окруженные завесой гула, спасенные от чужого любопытства.
- На год старше тебя? - протянул Беккет, словно бы с недоверием разглядывая друга. Он был уверен, что Баст не врет, но при этом отчаянно не хотел верить другу.
- Да, - Бастиан кивнул, - ей четырнадцать.
Лесбридж лучился самодовольством. Он сидел в глубоком кресле, закинув ногу на ногу и устало подперев голову рукой. На губах играла уверенная усмешка, отражаясь в синих глазах.
- И зачем ты ей только нужен?.. - Беата вообще, казалось, не слушала их. Пустые глаза, не видя, скользили по лицам мальчиков.

Атер скептически относилась к любым отношениям, юбкам и накрашенным губам. Ее раздражала растущая грудь и интерес друзей к такой непонятной мерзости, как секс.
- Трикси, ты рассуждаешь как ребенок. Секс это здорово! - Баст подмигнул ей.
Лестер закатил глаза:
- Ты так говоришь так, как будто стал экспертом. Не обольщайся: ты только первый день, как девственности лишился, - Лестер ухмыльнулся.
- В отличие от вас, мои невинные друзья, - Лесбридж явно чувствовал себя королем положения, - а зависть, между прочим, смертный грех, Беккет.
- Как и похоть, Баст, - парировал Лестер.
Трикс устало закатила глаза.
- Тщеславие, Атер, тоже среди них, - Баст улыбался.
- Как это мило, ты прочитал Библию, - Беата улыбнулась в притворено умилении, - зачем ты это сделал?
- Нам что настолько не о чем говорить, что мы действительно будем обсуждать богословие? - скептически спросил Бастиан.
- Между сексом и богом я выберу второе! - Сэльветрикс кивнула, подтверждая свои слова.
- Звучит как лозунг. Ей надо проповеди читать, - Лестер наклонился ближе к друзьям, - Трикс, Баст, давайте выпьем сегодня? Попросим старших, нам достанут бутылку.
- Я за, хоть какой-то будет толк от дружбы с вами, кретины, - согласилась Беата.

Лестер выжидательно посмотрел на Бастиана.

- Нет, прости, я не могу, - он многозначительно улыбнулся.
- Твою мать, Лесбридж, ну перестань, куда денется эта твоя дура? - Беккет выглядел обиженным.
- Почему сразу эта? Уже другая, - на его лице расцвела еще одна довольная улыбка, - а я уже опаздываю.
Он уже дошел до двери, когда вдруг вспомнив что-то, обернулся:
- И, Беккет, не надо никого просить. У меня в чемодане валяется виски. Возьми.
Дверь закрылась. Лестер скрипнул зубами.

И, конечно же, за Лесбриджем, как стадо овец за пастухом, последовали, ну или хотя бы хотели следовать, все. Его поведение наиболее ярко отличалось от общепринятых норм и это манило, притягивало окружающих. Лестер сам все еще чувствовал тяжелое влияние друга. И ведь именно в тот момент, когда он только почувствовал себя уверенно, Лесбридж снова вышел вперед. Беккет страшно злился.
Эта его вечно довольная усмешка, свободный доступ к алкоголю и всепрощающий отец вызывали такое горькое, сводящее зубы чувство зависти, что Лестер практически не мог общаться с лучшим другом.

Дверь громко хлопнула. Лестер поднял голову, ожидая увидеть Баста, но в спальню мальчиков вошла Беата. Она по-хозяйски села на кровать Лестера, не обращая внимания на удивленны взгляды его соседей.

- Я ночую тут, - с этими словами хамка забралась под одеяло.
Лестер успел обратить внимание на ее короткую ночную сорочку. Беату явно не заботил тот факт, что она была ей мала. Вероятнее всего, Атер этого даже не замечала.

- Ты тоже бесишься, да? - она перевернулась на бок, ее колени упирались в бедро Лестера.
- Ты про Баста? - Беккет отвернулся, сверля глазами потолок, - да, не то слово. Я вообще не могу вспомнить, чтобы он когда-нибудь так меня раздражал!
- Такое впечатление, что он стал королем вселенной. Эти его постоянные любовные записки, надушенные и расцелованные, влюбленные взгляды в коридорах... - Атер поморщилась, - такое впечатление, что весь мир разом сошел с ума!
- И он действительно считает, что стал лучше нас! Просто из-за того, что какая-то девица решила порадовать маленького мальчика...- Лестер осекся, осознав, как он звучит со стороны.
- Ты что ему завидуешь?! - в голосе Беаты слышалось живое, режущее возмущение.
- Нет, конечно, - Лестер сам скривился от того, как фальшиво это прозвучало.
- Беккет?
- Ну, только если немного. На самом деле мне просто любопытно.
- И ты хотел бы полюбопытствовать? - интонации были пропитаны недоверием.
- Ну а почему бы и нет? И Баст наконец-то замолчит по поводу своей уникальности.
- Ты омерзителен, - они помолчали немного, - и с кем бы ты хотел это сделать?
- Черт побери, Атер, откуда мне знать? Я не уверен, что хочу это обсуждать.
- Ладно, не кричи. Перебудишь всех, и меня выгонят, - шикнула Трикс.

Лестер чувствовал тепло ее тела рядом и не мог сосредоточиться ни на чем кроме этих ощущений. В детстве они часто спали или купались вместе, и он сто раз видел ее голой, но в последнее время его реакция на подругу кардинально изменилась. Атер не замечала, не признавала изменения в своем теле. Ей были противны эти явные проявления женской слабости, ее злило новое отношение друзей к ее меняющемуся телу.

- Может тебе и правда пойти к себе? - Беккет почувствовал ноющую тяжесть внизу живота и постарался незаметно отодвинуться от Трикс, - мне не очень удобно спать с тобой.
- В чем проблема? Опять что ли в этом? - она сжала руку Лестера и положила себе на грудь.
Атер не пыталась его соблазнить или возбудить, для Беаты это действительно был обыкновенный вопрос.
- И в этом тоже, - он судорожно сглотнул и отдернул кисть.
- Ты извращенец, - устало констатировала она, переворачиваясь на другой бок, - но я все равно останусь спать тут.

Беккет внимательно рассматривал ее силуэт, все больше убеждаясь в том, что он все же знает, с кем бы хотел переспать.

Выгнать Руди из его отдельной, полагающейся всем старостам спальне было легче простого. Так же как и достать бутылку вина. Гораздо сложнее в тот вечер было посмотреть друг другу в глаза.
Они и сами не поняли, как пришли к такому решению. Не было никакой страсти, желания или, боже упаси, отношений. Просто они решили, что в их возрасте жизненно необходимо это сделать, а искать другие варианты не хотелось. Дети молча выпили по бокалу вина, старательно пряча глаза. В таком же молчании Лестер встал и выключил свет.
Они сели рядом на широкую кровать, стараясь побороть адреналин в крови.
Лестер осторожно положил руку на шею Беате, и, несмотря на то, что она непроизвольно вздрогнула, приблизил ее лицо к своему. Поцелуй вышел неловким, смазанным и совершенно неприятным, но оба знали, что так было нужно.
Совершенно не стесняясь, Атер начала раздеваться, Беккет, путаясь в пуговицах, последовал ее примеру. Он с жадным интересом смотрел на ее тело, игнорируя скептический взгляд подруги. Но как только они окончательно избавились от одежды, пропала и жадность, и скепсис. Осталась только густая, влажная неуверенность.
Беата медленно легла на спину.
- Если мне будет больно, я тебя убью, - Беккет кивнул и осторожно протянул руку к ее груди. На этот раз Трикс не поморщилась. Она вообще никак не отреагировала. Лестер неуверенно исследовал ее тело, а она лежала, практически не шевелясь, и молча наблюдала за ним.


Я судорожно расстегиваю ее юбку, путая другую руку в жестких волосах. Трикс крепко держит меня, не давая ни на секунду прервать поцелуй. В крови тяжелым металлом бушует опиум. Ей ведь нельзя курить его, Беата же знает, что бывает с ней всего после пары сигарет.
Но, черт побери, как я рад пользоваться этой ее слабостью. Никогда у меня не бывает такого сумасшедшего секса, как с обкуренной, одурманенной маками Атер.
Я оставляю чертову юбку в покое, радуясь, тому, что золовка предпочитает носить чулки. Сесилия, моя замечательная молодая жена, уже как месяц беременная жена, никогда не сможет так вести себя в постели...



Еще один нервный поцелуй и Беата вздрагивает от боли.
- Черт тебя дери, Лестер... - шипит она сквозь сжатые зубы. Минуты кажутся вечностью, пока он не вздрагивает всем телом, глотая тихий стон, и, наконец, не отстраняется.


Беата громко стонет, не стесняясь сестры, которая вполне может ее услышать, и жадно целует меня.
Я устало вытягиваюсь рядом, и отсутствующе целую ее в плечо.
- В такие моменты я тебя обожаю, - ее голос сбивчив из-за наркотика, но огонь постепенно угасает, и Трикс медленно начинает приходить в себя.

Он ложится рядом, стараясь успокоить сбившееся дыхание
- Это было ужасно! Я больше никогда не буду этого делать! - она с силой ударила своего, вероятно теперь бывшего, любовника, - мне было больно!
- Ну извини, - он все еще слишком тяжело дышит.
- Беккет! Это удовлетворение в твоем голосе? Тебе что, понравилось?! - взвизгнула Атер, - ты извращенец!
- Вполне может быть, но по крайней мере теперь я начинаю понимать Баста...

…
год 1992

- Беккет! - дверь с размаху ударяется о косяк, когда Атер буквально влетает в мой кабинет. Это однозначно самое эффектное ее появление за все годы нашего общения, - Лестер, чертов ты сукин сын!
- Я тоже рад тебя видеть, милая, - я поставил печать на подписанном документе и поднял глаза на гостью. Трикс стояла передо мной, злая, бледная, с пылающим взглядом. Воздух, казалось, сгорал от потрескивающей возле нее злобы.
- Это не смешно урод, это не смешно! - она опирается руками о стол и кричит прямо мне в лицо. Тонкие, губы налиты кровью, ее практически трясет, - я тебя ненавижу!
На последнем звуке из нее словно выдергивают стержень и вся эта шаткая, истеричная конструкция медленно оседает на пол.
- Серьезно, Лестер. Ненавижу - голос на этот раз обращен вовнутрь. И этот глухой, робкий звук заставляет по-настоящему испугаться. Я быстро встаю из-за стола и опускаюсь на пол рядом с ней.
- Трикс, что случилось? О чем ты вообще говоришь?
Она поднимает на меня блуждающий взгляд и нехорошо усмехается.
- Что случилось?! А сам не догадаешься? - Беата говорит совсем тихо, но от этого голоса становится не по себе. Лучше бы она кричала.
- Черт возьми, о чем речь? - чтобы разрушиться эту зловещую тишину я повышаю голос. Я видел Атер во время облав, в маске и с пистолетом, видел ее в пыточных, перемазанную в крови, и никогда она не казалась мне более пугающей и чужой, чем сейчас.
- Я беременна, Беккет. От тебя, сукин ты сын.

Точка в конце предложения получается удивительно выразительной. Я как-то не сразу улавливаю суть происходящего. Я фактически с тринадцати лет занимаюсь беспорядочным сексом в разнообразных наркотических состояниях, и никто из моих любовниц, насколько я знаю, не залетал. А сейчас мне двадцать лет, моя жена на четвертом месяце беременности, и ее сестра беременна от меня же. Твою ведь мать.

- Ты уверена? Уверена на сто процентов? - возможно, мне только кажется, но теперь в ее глазах явно присутствует злорадная усмешка.
- Больше чем в том, что мечтаю тебя пристрелить, Беккет, - мое имя пропиталось ее ядом насквозь, прежде чем она с отвращением выплюнула его.

- Но как? Когда? - и память тут же услужливо бросает мне размытые эскизы набитой опиумом ночи, бессмысленной, безрассудной и совершенно точно небезопасной, - и что нам делать?
- Нам? Я не знаю, что собираешься делать ты, но я твердо намерена избавится от твоего ублюдочного ребенка, - голос Беаты снова вернулся к привычной колоратуре, вспарывая мои нервы, - хватит с мира и одного наследника твоей вшивой семейки!

Она собирается убить моего ребенка. Моего ребенка, словно это дворовый щенок.
- Я не дам тебе сделать аборт, Трикс, - в эти слова можно было бы вложить грандиозный пафос, но Беата и так слишком хорошо знает меня, слишком хорошо осознает, на что я способен, и лишний раз напоминать ей об этом нет необходимости. Пока нет.

- Не дашь? Как интересно... - она заливисто, истерично рассмеялась, - и что же ты сделаешь, папочка, чтобы остановить меня?
- Все что угодно, Атер. Моего ребенка ты не убьешь, - я встречаюсь с ее смеющимся взглядом, верю, что она поймет, насколько я серьезен.

А Трикс вскакивает на ноги, продолжая свое злорадное, горькое веселье.
- Это не твое дело, сукин ты сын, буду я рожать или нет. Я не собираюсь оставаться в стороне от Организации из-за твоего чертового выродка, ясно?
Я встаю вслед за ней, после этой тирады во мне не остается больше ни жалости, ни стыда.
- Закрой рот, дорогая, и не вынуждай меня идти на крайние меры. Не забывай, что ты всего лишь женщина, хорошо? Я всегда смогу заставить тебя сделать то, что ты не захочешь сделать добровольно, - я слышу, как мой голос режет воздух. Я никогда не разговариваю так дома и тем более с Беатой, но сейчас этот пропитанный сыростью подземелий и пытками тембр кажется единственно возможным. Я делаю шаг навстречу золовке и наклоняюсь совсем близко к ее лицу, - ты ведь знаешь, что смогу.

- Попробуй! Уже к вечеру от твоего щенка и воспоминания не останется! - она разворачивается, хочет уйти, но я крепко сжимаю ее запястье, заставляя поморщиться. Под пальцем я чувствую зарубцевавшийся ожог, клеймо Грея.
- Пусти! - она дергает руку, пытается вырваться.
- Беата, не стоит делать глупостей, - я только сжимаю хват сильнее, - которые могут разрушить нашу долгую крепкую дружбу. А я, уж поверь, обязательно прерву эти замечательные отношения, если ты хоть что-то сделаешь с ребенком. А ты даже пожалеть об этом не успеешь.
- Даже не пытайся меня запугать, Лестер, - она делает еще одну неудачную попытку вырваться.

Я резко дергаю Атер к себе и заламываю тонкую руку за спину. С губ Беаты срывается стон, когда я прижимаю ее к себе, продолжая выкручивать кость.
- А я тебя не запугиваю - предупреждаю, только и всего, я перехожу на шепот, наклонившись к ее уху, - рискнешь проверить?
- Пусти меня, - она шипит сквозь зубы и в сухом голосе практически не осталось больше уверенности.
- А ты будешь хорошей девочкой? - я совсем невесело усмехаюсь.
- Я сказала «пусти меня», - она даже интонации не меняет. Я отпускаю ее, продолжая улыбаться. Она поворачивается и с силой бьет меня по щеке.
- Какой же ты урод...
- Трикс, поверь, оно того не стоит. Я ведь не прошу тебя воспитывать его, просто подожди девять месяцев, а потом отдашь племянника Сесилии. Никто не узнает, что он твой, если только твоя сестра, конечно, не узнает, кто отец, - я внимательно смотрю в обозленные темные глаза, - пожалуйста, не вынуждай меня делать то, чего я делать совсем не хочу.
Она молча разворачивается и уходит. Но я точно знаю, что ребенка она оставит.

….

Надо заметить, что Лестер, конечно же, не остановился на достигнутом. На фоне общих интересов отношения с Лесбриджем резко наладились, начались бесконечные взрослые игры двух глупых пока еще мальчишек, отчаянно проталкивающих свое взросление вперед. Доведенная до белого каления Атер, помогла сравнять Бастиану счет, отступив от своего обещания со вторым лучшим другом.
Но к тому моменту, как семестр закончился, все это перестало казаться такой уж громкой сенсацией, Бастиан и Лестер поуспокоились, а Трикс, наконец осознала, что секс не такое уж это и глупое занятие, при чем глаза на мир ей открыл какой-то никому не известный парень со старших курсов, что значительно подпортило самооценку ее друзей.

Беккет и Атер ненавидели каникулы. Возвращение домой означало бесконечные нотации, с каждым годом становившиеся все длиннее и серьезнее, нравоучения и постоянное общение с ненавистными родственниками.
Лестер уже успел окончательно разочароваться в отце, это чувство у них было совершенно обоюдным, и вместе с тем, как Беккет взрослел, постепенно перерастало в крепкую взаимную ненависть.
Вильгельмина также не находила в своей старшей дочери для себя ничего хорошего. Старую леди пугала компания девочки, ее интересы и увлечения. С каждым визитом чада она старалась вложить в темноволосую голову как можно больше морали, но ее начинания никогда не оканчивались успехом.

Зато Бастиан каникулы любил. Он скучал по отцу, знал что Тигилиусу тоже очень не хватает его сына. И он каждый раз больше всех спешил к встречающей его у школы машине.
…

Говорят, что по-настоящему любящая мать целует своего ребенка спящим. Но что же делать не менее любящему отцу, если матери нет? Сожалеть об ее смерти и пользоваться своим положением.

Лорд Тигилиус Лесбридж являлся константой в высшем свете. Ленивой и незаинтересованной в своем положении константой. Его отец, Вергилий, много лет назад пропил и проиграл в карты большую часть фамильного состояния, обменяв его на презрительные взгляды и вечный шепоток за спиной. В восемнадцать лет, воодушевляемый тяжелой отеческой рукой, Тигилиус смог поправить семейные дела, женившись на не очень родовитой, но довольно богатой Септимии Вальганд, неприятной, крикливой женщине, которая была старше его на восемь лет. Тигилиус, безусловно, обожал свою женушку и был ужасно расстроен, когда она оставила его одного с двухлетними мальчиками-близнецами.
Время от времени в жужжащем улье родовитых ос рождались слухи о причастности лорда к неким тайным организациям, о его невероятно тяжелом детстве, нацистских корнях и еще черт знает о чем, но они никогда не находили достаточно подтверждений, впрочем, и опровергнуты они тоже не были. Рано и мне говорить об этом. Достаточно того, что лорд Лесбридж был редким гостем в старом свете, зато имел тесные отношения с ровесниками-радикалистами, был внимательным отцом и не слишком внимательным сыном.
Тигилиус делал все возможное, чтобы стать идеальным отцом для Бастиана и Рудольфа.

Бастиан был невыносимым ребенком. Капризный, избалованный, наглый и упрямый, он был полной противоположностью своего брата. Тигилиус с трудом мог вспомнить случай, когда Руди повысил бы голос, не считая момента его рождения. Рудольф был пугающе тихим, молчаливым, беспрекословно выполняющим любые наставления домашних учителей, в отличие от шумного Баста, чьи гувернеры стабильно увольнялись, не выдерживая выходок наследника Лесбриджа дольше месяца. Заявления об увольнениях ровными стопками лежали на письменном столе Тигилиуса, который с каждым разом узнавал все новые и новые характеристики своего младшего сына: "дурно воспитанный, не имеет ни малейшего желания учиться","не в меру крикливый","невероятная
наглость, не соответствующая его возрасту".К слову, в конце практически каждого письма шел не менее длинный список достоинств Рудольфа ("потрясающе способен","более чем внимателен и усидчив", "прилежен и послушен, в отличие от своего брата"),но Тигилиус редко дочитывал его, останавливаясь ,как правило, в лучшем случае пункте на третьем. Дальше читать становилось скучно.

Рудольф вообще по природе своей был невероятно скучен. Своим идеальным поведением, беспрекословным послушанием, скромностью он навевал невыносимую тоску. Делая все возможное, чтобы угодить своему отцу, от ни на йоту не приблизился к наглому брату, который, казалось, с рождения завоевал расположение Тигилиуса, не приложив к этому ни малейшего усилия.

Басту сходило с рук абсолютно все, начиная от разбитых ваз из фарфора 16 века, заканчивая подожженными волосами очередной надоевшей ему учительницы математики. Прекрасно осознавая всю свою непедагогичность, Тигилиус не мог ни каким образом заставить себя злиться на младшего сына.

……..

- Сесси, у нас большие проблемы.- выдохнула Беата, сделав большой глоток коллекционного виски.

Сесилия Беккет с легкой неприязнью глянула на сестру. Сама она пить не могла в силу своего интересного
положения - леди Беккет была на пятом месяце утомительно-тяжелой беременности.

- Ну же, Беа, говори. Ты ведь не для того заставила меня приехать сюда, - блондинка
обежала скучающим взглядом гостиную Лесбридж Холла, - чтобы сказать сакраментальную фразу, которую я слышала от тебя на протяжении всего детства?- после такой утомительной дороги до дома сестры в сочетании с навязчивой тошнотой Сесилия была особенно склонна к сарказму....

- Я беременна, - Сэльветрикс внимательно смотрела на сестру, ожидая ее реакции.

- Что?! - Сесилия подалась вперед. Она удивилась бы меньше, если бы забеременел Рудольф, но боги, Беата?!

- Что слышала, - огрызнулась Лесбридж, наливая вторую рюмку, - и это чудище должно родиться где-то в январе.

Леди Беккет глядела на сестру, как на восьмое чудо света, не в силах поверить ее словам. Информация отчаянно не хотела укладываться в белокурой головке.
- Беа, а отец, я надеюсь, Рудольф? - наконец смогла выдавить она. И на самом деле никакой надежды в ее голосе не было.
- Этот вопрос к делу не относиться!- рявкнула Лесбридж,- лучше думай, что мне теперь делать! Эта дрянь никак не входила в мои планы! Сесси, да младенец испоганит всю мою жизнь! - Сэльветрикс уронила голову на руки, продолжая, - Бенджамин выгонит меня из Организации, я потеряю его былое доверие...
Сесилия встала и подошла к ней.
- Ну тише, тише...-бормотала она, гладя сестру по черным, растрепавшимся волосам. Хорошо, что Рудольфа не было дома, хотя, судя по всему мнение мужа Беату совсем не волновало.

-...И я останусь одна с вопящим сопливым ребенком!... Сесилия вздохнула. Сэльва по жизни была склонна к истеричному поведению и бурному выражению эмоций, но сейчас она разделяла ужас сестры и, может быть, впервые искренне ее жалела.

- Тише, успокойся....Не говори глупостей, это всего лишь ребенок. Его всегда можно кому-нибудь отдать.

Лесбридж замолчала на мгновение, и подняла на сестру, спокойные оценивающие глаза. Едва заметно усмехнувшись, она тихим голосом
произнесла:
- И я даже знаю, кому.

….

После смерти Септимии ("внезапный сердечный приступ с летальный
исходом" - таковы были официальные результаты экспертизы), Лесбридж Холл стал местом частых встреч участников Организации. Они собирались в гостиной под предлогом обсуждения тонкостей и нюансов новых заданий, а целью встреч которых, как правило, было заметно уменьшить семейные запасы коллекционного алкоголя, поиграть в карты и, если уж вечер был совсем скучным, сломать пару антикварных стульев.

- Время идет, а люди не меняются- Константин, русский эмигрант совершенно непонятно каким образом оказавшийся в рядах последователей Бенджамина Грея и ставший самым близким другом Тигилиуса, скептически оглядел гостиную залу, напоминавшую скорее поле боя, нежели комнату отдыха, - как не умели пить в школе, так и не научились.

- Ну не все такие профессионалы в этом тонком деле, как ты, Строганов -
Тигилиус со вздохом провел рукой по дубовой поверхности обеденного
стола, испорченной аккурат посередине чей-то шальной пулей, выпущеной в разгаре
веселья чьей-то нетвердой рукой.

- Это точно, - без ложной скромности кивнул Строганов, открывая заметно покосившиеся дверцы резного буфета и извлекая из его недр нетронутую бутылку водки. - Всему вас нужно учить, - он опустился на один из немногих уцелевших стульев и с многозначительным стуком поставил на стол бутылку и две стопки. - Но, надо сказать, ты весьма талантливый ученик,- добавил он, разливая водку.

- Боюсь, мне не суждено превзойти своего учителя, хотя, я полагаю, это даже
и к лучшему, - усмехнулся Лесбридж, присаживаясь напротив друга.

- Всегда нравились люди, умеющие, прости за каламбур, трезво оценивать свои возможности, - Константин насмешливо отсалютовал Лесбриджу стопкой и опрокинул ее содержимое в себя. Тигилиус молча последовал примеру коллеги.

Тигилиус заинтересованно смотрел на пьяного друга, успевшего в одиночку оприходовать почти всю бутылку и теперь разглагольствующего о политике на престранной смеси русского с английским языков. Если бы не те три стопки, таки выпитые Лесбриджем в качестве успокоительного, вряд ли он смог бы долго выносить общество
разошедшегося Строганова, но сейчас он весьма расслабленно слушал бессвязный монолог пьяного Константина, даже не пытаясь уловить относительную его суть.

Внезапный звук падения вырвал Тигилиуса из состояния, близкого к
нирване. Даже Константин на секунду замолчал и обернулся:

- Что это? - полюбопытствовал он ,наполняя в очередной раз стопку.

- Похоже, кто-то не устоял на подгибающихся ногах и упал с лестницы, - предположил Тигилиус, силясь вспомнить, кто именно из нетрезвых коллег мог"забыть" покинуть чужой дом и теперь так бездарно выдал свое присутствие..

- Нотингейл, сукин сын, выпил - держи себя в руках! -крикнул Строганов, залив в себя еще грамм сто любимого напитка. - В приличном месте находишься, свинья!

Послышался скрип ступеней и через пару мгновений в комнату вошел восьмилетний Бастиан, морщась и потирая локоть.

- Я не Нотингейл, - вместо приветствия изрек он, высокомерно глядя на
удивленного Константин.

- Баст, ты почему еще не спишь? - Тигилиус встал и подошел к сыну. - Уже два
ночи.

- Там гроза, - как-то задумчиво ответил Баст. Тигилиус бросил взгляд в окно. И правда - по стеклу бежали мелкие струйки воды, а на потемневшем небе временами вспыхивали электрические заряды молний.

- Ты что, боишься грозы ?- Тигилиус присел рядом с сыном на корточки и
погладил его по темноволосой голове.

- Нет. Я просто не хочу спать, - подняв глаза, сознался Баст.
Наблюдавший за этой сценой Строганов, издал короткий смешок.

- Бастиан, это не аргумент, - Тигилиус поднялся. - Иди наверх, тебя уложит спать миссис...Миссис...-Лорд Лесбридж попытался вспомнить имя новой гувернантки сына, но безуспешно. Вцелом, затея запоминать имена людей, которые все равно уволятся не сегодня - завтра, казалась ему бессмысленной. – В общем, она уложит тебя спать.

- Не уложит, - Баст покачал головой, сощурив темные глаза.

- Это почему? - устало спросил Тигилиус. В висках начинало неприятно зудеть.

- А она уволилась, - отведя глаза, пояснил мальчик.

- Как уволилась? Я же видел ее сегодня ,вы с ней что-то сосредоточенно
читали, если я не ошибаюсь.

- Она час назад уволилась, -Баст все так же не отводил взгляда от потолка,- уволилась и, думаю, хотела тебе передать, что у тебя отвратительный, взбалмошный сын.

Константин, не выдержав, рассмеялся в голос. Тигилиусу, впрочем, так же стоило не малых усилий сдержать рвущийся наружу смех.

- Ладно, это мы потом обсудим. А сейчас иди спать, - максимально строго
сказал он.

- Нет, - нагло заявил сын, хитро щурясь. - Не пойду.

Тигилиус бросил короткий взгляд на Строганов, который, слегка пошатываясь, стоял у буфета и сосредоточенно изучал его содержимое. Напевая себе пол нос какую-то очередную, наверняка препошлую, русскую народную, Константин поочередно вытаскивал одну бутылку за другой, пытался прочесть название на этикетках, и ставил на место.
- Ты переживешь мое отсутствие в течение десяти минут? - задал риторический вопрос Тигилиус.

Парча, не оборачиваясь, кивнул, не переставая насвистывать сомнительный мотив.

- Пошли, -лорд взял сына, с интересом наблюдающего за таинственным алгоритмом действий Строганова. - И не смотри на Константина, он дурной пример для подражания.

Каким бы сильным ни был дух противоречия, но едва голова Баста коснулась подушки, мальчик тут же принялся тереть глаза.

- Спокойной ночи, - Тигилиус потрепал сына по волосам, улыбнувшись.

- Но я не хочу спать, - прикрыв рот ладошкой, сонно возразил Баст, силясь не зевнуть.

- Но будешь. Жизнь вообще крайне не справедлива, - лорд хотел было встать с кровати, но Бастиан крепко ухватил его за руку.

- А ты куда? - глядя из под опущенных ресниц спросил он.

- Я тоже пойду спать, - заверил его Тигилиус."Выгоню Константина, пока он не ликвидировал весь алкоголь в доме и всенепременно пойду спать"-добавил он про себя.

Баст закрыл глаза и замолчал, но пальцы так и не разжал. Лорд аккуратно, чтобы не дай Бог ,не разбудить наконец уснувшего сына, высвободил свою руку из цепких пальцев ребенка и, взяв палочку, погасил весь свет в спальне, оставив гореть только тусклый ночник на прикроватной тумбочке.

Баст заворочался, но не проснулся. Тигилиус внимательно, возможно даже слишком внимательно, посмотрел на сына. Задержав взгляд на бледном детском лице, он откинул темные волосы с его лба." Какое счастье, что он совершенно не похож на мать"-пронеслось у Лесбриджа - старшего в голове.

Встав с кровати, он собирался уйти, но задержался в дверях, вновь обернувшись на спящего мальчика. Постояв, глядя на него пару секунд, он задумчиво вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

……

- И все же, Сесилия, я не понимаю, почему мы должны брать к себе в дом ребенка Беаты!
Было около десяти часов вечера, и наш разговор продолжался не меньше часа. Меня невероятно забавляла моя доверчивая, взволнованная женушка, так старательно выполняющая просьбу сестры. Я был прав: она, конечно же, ни о чем не догадалась, и свято верила в мое нежелание усыновлять ее племянника. Сесси делает глубокий вздох и в очередной раз пускается в объяснения:
- Дорогой, ты же знаешь Беату, она не справится с этим ребенком, да и не нужен он ей! - я исподтишка наблюдаю за ее нервными перемещениями по гостиной, стараясь не улыбаться, - она ведь попросту задушит младенца, а я не могу этого допустить. Мы же, как никак, сестры.
Я усмехнулся:
- Как благородно. Просто какая-то героически маниакальная самоотверженность.
Сесилия, тем временем, продолжала:
- Нам ее ребенок не доставит никаких хлопот. Я вполне справлюсь с двумя милыми детишками. Просто вместо одной кормилицы возьмем двух, вот и все.

При такой генетике вряд ли ребенок Атер, то есть, да простит меня Руди, Лесбридж, будет милым. А еще менее вероятен тот факт, что Сесилия хотя бы на шаг приблизится даже к родному ребенку.
Пока я придумываю, что бы еще возразить жене, что бы продлить эту увлекательную беседу, Сесилия, воспользовавшись моим молчанием с жаром, весьма не присущим ей, продолжает:
- Да в нашем имении места хватит на целую школу! А речь
идет всего лишь о ребеночке! Ну, дорогой, ну что тебе стоит? - она склонила светлую головку на бок, округлив голубые глаза.
У нее такое милое и наивное выражение лица, что мне почти стыдно за этот обман. От мук совести меня спасает только осознание того, что младшая Атер бессовестно украла мою холостятскую молодость. Хотя наши отношения в последний год стали значительно лучше - я не хочу придушить милую невинную женушку, как это было сразу после свадьбы, а она не навязывает мне свою любовь, но и не шарахается от меня в ужасе при встрече. Ей будет приятно почувствовать себя правой, победившей, и, ощущая себя практически матерью Терезой, я, разыгрывая сомнения, медленно киваю.
- Но, милая, а может, все же лучше болонку? - и Сесси не может сдержать благодарный поцелуй. Я принимаю его, перевыполняя свой супружеский долг на долгие годы вперед.
……

Лесбриджи очень любили Рождество. Бастиан - за возможность получить желаемые подарки, Тигилиус - за возможность порадовать лишний раз сына и дать взятку совести, а заодно и Руди, в качестве более дорогого, чем у Баста, презента. Не любил Рождество только Рудольф. И, надо сказать, не без оснований.

То рождественское утро Тигилиус собирался провести за работой. То есть в своем кабинете с каким-нибудь излишне философским собранием сочинений и, вполне возможно, с бутылкой вина. На третьей странницы труда какого-то немецкого философа, пропагандирующего шовинизм, за дверью раздался взрыв
хохота. Лесбридж, заинтригованный, захлопнул пыльную книгу, встал из-за стола и распахнул дверь кабинета. Смех все нарастал и судя по всему, смеялся один человек. И что-то ему подсказывало, что это был Баст.

Бастиан громко смеялся, согнувшись пополам сидя прямо на полу. Рудольф же молча сидел на кровати опустив голову на руки так, что входивший в детскую Тигилиус не мог видеть его лица.

- Что здесь происходит? - спросил Лесбридж - старший, облокотившись о косяк.

- У нас тут вестники Рождества, - выпалил на одном дыхании Баст и снова
зашелся в приступе хохота.

- Отец, скажи ему, чтобы немедленно убрал это! - Рудольф повернулся и Тигилиус едва сам не рассмеялся в голос. Перекошенное и крайне недовольное лицо его старшего сына украшал круглый, ярко-красный нос.

- Баст, - закусив нижнюю губу предельно серьезно обратился Тигилиус к наследнику. - Ты слышал? Убери это.

- Ты не даешь своей дочери...-

- Баст!

- Ладно - ладно, своему сыну показать свое истинное лицо! Ты не даешь ему самовыражаться! - возмущенно воскликнул Бастиан, сверкая глазами.

- Бастиан, поднимись в мой кабинет, - как можно строже сказал Тигилиус, краем глаза поглядывая на красный шарик на лице Руди и все еще борясь с приступом смеха.

- И мы обсудим, почему нельзя превращать носы старших братьев в нос оленя Рудольфа? - на полном серьезе поинтересовался Баст, встав с пола и направившись к двери.

- Именно.

Едва зайдя в кабинет, Баст тут же забрался в рабочее кресло отца и с интересом стал изучать все предметы, находщиеся на столе в его поле зрения.

- Бастиан, тебе 11 лет, ты уже перерос эти детские глупости, немедленно убери своему брату олений нос, - стараясь не вслушиваться, насколько абсурдно звучит его просьба, потребовал серьезно Тигилиус, отбирая из рук сына свои документы, которые тот внимательно принялся читать.

- Но он ему идет! -возмутился Баст, явно гордившийся своей работой.

- Кто бы спорил...-вырвалось у Тигилиуса и Баст поднял на него довольный взгляд-То есть это неприемлемо, и ты обязан вернуть брату его нормальный внешний вид! - поправился Тигилиус, не в силах сдержать улыбку.

- А я не знаю как, - пожал плечами мальчик, вертя в руках отцовский "Паркер".

- То есть как это? - вскинул бровь лорд.

- Я и предположить не мог, что вам не понравится, поэтому даже не интересовался, как избавиться от этого подарка судьбы, который Руди не оценил. Ну, думаю, к следующему Рождеству он сам отвалится, - серьезно заявил Баст, - да хорошо - хорошо, к вечеру клей засохнет, и мы сможем снять его. И у Руди будет обычный, скучный нос - уныло добавил он, наткнувшись на скептический взгляд отца.

- Вот и чудесно, - усмехнувшись, кивнул Тигилиус. - А теперь идем вниз, вас
ждут подарки.

- Руди уже свой получил, но он ему не понравился...- расстроено протянул Баст, слезая с кресла.

- Зато я приготовил тебе что-то стоящее, - Тигилиус открыл дверь, пропуская сына вперед

- Да? - глаза мальчика заблестели в предвкушение.

- Да. - Тигилиус легонько подтолкнул его в спину-С Рождеством.

…..

Чертов ребенок. Она ненавидела еще неродившегося младенца каждой клеточкой своего тела, каждой мельчайшей крупицей своей темной души. Она заранее ненавидела его плач, его звонкий, детский смех, наверняка похожий по звучанию на смех недавно родившегося племянника. А если ребенок будет блондином? А если с серыми глазами? Она его просто утопит, как щенка.

Беата подошла к окну. На садовой скамейке сидела Сесилия, нежно обвив руками сверток с младенцем, обрамленный кружевом. Лицо молодой матери буквально светилось
счастьем и любовью. А ты в курсе, сестренка, что я жду ребенка от
твоего мужа? Леди Беккет принялась мягко баюкать ребенка, не сводя с него взгляда, полного нежности

- Меня сейчас вырвет, - пронеслось в голове Трикс при виде этой идеалистической картины. Хотя вполне возможно, что это из-за токсикоза. Вот еще одна причина ненавидеть детей - это убожество, обосновавшееся в ее животе, третий месяц заставляло грозную Участницу по нескольку раз за день обниматься с вазами и любыми другими емкостями, попадавшимися под руку в приступах рвоты.

Неосторожный взгляд, брошенный по привычке в зеркало, заставил Беату
потянуться за сигаретой. Какой идиот открыл его? Ах, ну как же. Лестер. Такой заботливый, запретивший кокаин, отнявший виски и даже сигареты, сигареты!
Беккет - ублюдок, приходилось теперь прятать от него сокровенные пачки по ящикам и шкатулкам да еще и вести подсчет сигаретам, имеющим обыкновение так быстро заканчиваться. Особенно после внезапных столкновений Трикс с собственным отражением.

Когда она поняла, что не может зашнуровать до конца корсет, она завесила настенное зеркало тяжелой, плотной тканью. Чтобы лишний раз не видеть свою раздавшуюся талию, свои размытые контуры, некогда такие острые и колкие, в отражениях бокалов, серебре, окон, она практически замуровала себя в своей комнате, сдалась под арест другу. Неофициально, конечно, но по глазам Лестера, навещавшего ее каждый
день, она понимала, что тот спокоен и удовлетворен. Придурок, неужели он думал, что она послушалась его и для безопасности себя и ребенка осталась тихо сидеть дома, в ожидании знаменательного дня в конце января? Никогда. Просто она не могла выносить саму себя и взгляды окружающих, полные заботы, непонимания и глупой радости. Совершенно неуместной.


- Ты снова курила? - холодно спросил Лестер ,мрачно глядя на сидевшую в кресле Беату, со скучающим видом листавшую один из любовных романов сестры.

- Какая глупость все эти французские бредни, - протянула она недовольно нахмурившись, захлопнув книжку и демонстративно кинув книгу на пол.

- Я спрашиваю - ты курила? - он наклонился и вздернул ее лицо за подбородок.

- Нет, ты лишил меня этой возможности, - она зло оттолкнула его руку, с ненавистью глядя на друга.

- Я чувствую запах дыма, - прошипел Лестер.

Черт. Забыла проветрить комнату. Беата молча смотрела на него исподлобья, готовая задушить.

- Дрянь, - замахнувшись, он Буквально впечатал свою ладонь в щеку Трикс. От неожиданности женщина вскрикнула.

- Ты не посмеешь навредить этому ребенку. Как только ты родишь - можешь тут же начинать нюхать, пить, хоть колоться, но пока ты носишь моего наследника, я запрещаю тебе...Мамочка, ну наберись терпения, - с издевкой добавил он, - всего пара месяцев. А пока бери пример с сестры - читай легкую литературу, не утруждай себя, чаще бывай на свежем воздухе, - он опустился на колени и поцеловал Лесбридж в живот. - Отдыхай, мамочка, - рассмеявшись, он встал и вышел из комнаты.

- Я тебя ненавижу, Беккет! - Беата швырнула в едва закрывшуюся дверь еще неоприходованную вазу. - Ненавижу!

…

Баст задумчиво осматривал стройные ряды бутылок, так заманчиво поблескивающих за стеклом того самого заветного буфета в гостиной. Мальчик перевел взгляд на часы. Полночь. Колеблясь, он медленно потянул за ручку дверцы и открыл буфет, тут же обернувшись, с опаской, на лестницу. Никого. Баст протянул руку и достал один из таких
привлекательныХ сосудов. "Бренди" - прочитал он на тусклой этикете. Задумчиво, мальчик открутил крышку и поднес бутылку к носу. Терпкий запах защекотал ноздри и Баст, поморщившись, резко запрокинул голову и сделал пару больших глотков. Горло начало жечь, глаза тут же заслезились. Разозлившись на самого себя за категорически не взрослые проявления эмоций, для такой состоявшейся двенадцати летней личности как он, Бастиан схватил с полки стакан и, наполнив его почти до краев, залпом выпил. Осев в кресло и подождав пару секунд, пока не пройдет зыбкая рябь перед глазами, Баст налил себе еще.


- Баст? - окликнул сына Тигилиус, только что вернувшийся в поместье и
теперь стоявший в дверях гостиной.

- Отец... - Бастиан обернулся и тут же вскочил с кресла, слегка
покачнувшись. В глазах плескался неприкрытый ужас.

- Баст, ты пьян?.. - Тигилиус был настолько потрясен этим открытием, что
даже несколько растерялся.

- Нет! - выпалил мальчик, попытавшись незаметно спрятать за спину
практически уже пустую бутылку.

- Да, Баст, ты пьян, - Тигилиус подошел к раскрасневшемуся сыну и отнял у
него бренди,- чертовски пьян, - добавил он, отправив бутылку обратно на полку.

- Ты меня убьешь? - проявил заинтересованность в своей судьбе
Бастиан, подняв на отца плывущий взгляд виноватых глаз.

Тигилиусу стало смешно .Вид едва стоявшего на ногах, покачивающегося
Баста, изо всех сил старающегося сфокусировать взгляд на лице
отца, отчего-то крайне его забавлял.

- Возможно, но явно не сегодня. Иди к себе и отоспись. Завтра обсудим с
тобой все аспекты подросткового алкоголизма, - ответил Тигилиус, кивнув на
лестницу. Баст, тяжело вздохнув и понурив голову, послушно поплелся к
себе наверх, цепляясь за перила. Тигилиус шел следом.

- Господи, от тебя разит на милю...-поморщился он, придерживая
шатающегося сына за локоть.

- Потому что алкоголь надо качественный покупать...-пробормотал Баст.
Тигилиус опешил от подобной наглости:

- Это был пятидесятилетний ирландский бренди! - возмутился он.

- Тем более, - устало отмахнулся наследник, толкнув дверь в свою спальню.

- До завтра, - Тигилиус насмешливо смотрел, как Баст практически рухнул на
кровать.
- И я бы тебе посоветовал не просыпаться подольше, так как голова
у тебя с утра будет просто раскалываться. Безусловно,исключительного из-за низкопробного алкоголя.

###

"Попробуй полюбить его, хотя бы попытайся." сказал ей Лестер, уставший от своей роли жестокого надсмотрщика. Он понимал ведь, что виноват, и, конечно, ему было жаль Беату. Очень жаль, просто он действительно ничего не мог сделать.

Полюбить? Как? Каким образом? Это невозможно. И с каждым движением ребенка, с каждым его таким ощутимым пинком внутри, словно в ответ на чувства матери, она понимала это все четче.

Стать копией сестры. Осесть минимум на год дома, зарывшись в распашонки, пеленки, погремушки. Уж лучше в тюрьму . Там хотя бы нет назойливо-вопящих новорожденных соседей.

"Это ведь твоя кровь."

А ведь действительно. Ее кровь. Ровно половина бегущей по едва оформившимся венкам
ребенка благородной крови. Ее продолжение, наследие. И тогда Беата впервые представила себе своего сына. Мальчика, которого она смогла бы воспитать достойным последователем ее убеждений, вырастить воспитать того, кем Участница могла бы гордиться, кому помогла бы надеть маску. Эта мысль зародилась у нее в голове случайно и также случайно там осталась. Трикс никому не говорила об этом, но с каждым днем, она все больше понимала, о чем говорил Лестер. Она даже начала выбирать имя, действительно стала меньше курить, и все чаще представляла себе каким мог бы быть ее сын.
А потом наступил январь. Снежный, холодный, долгий.
Когда она рожала, Лестер мысленно составил завещание, он боялся предположить что с ним за такие мучения сделает золовка. Роды длились довольно долго, ребенок словно не хотел раньше времени разочаровывать мать. Потому что у Беаты родилась девочка, разом разрушив ее новоявленные материнские чувства. Трикс ненавидела разочарование. И маленькую Кэтлин она тоже возненавидела.

###

Наступило то унылое время года, когда снег еще не растаял, но и выпадать больше не собирался, солнце тускло подсвечивало серое небо, но не грело, природа вроде бы проснулась, но открывать глаза не желала, словом, пришло счастливое время пасхальных каникул.

Бастиан и Рудольф только прибыли из школы в родное поместье и разбрелись по комнатам под предлогом распаковать чемоданы.

Тигилиус постучался в дверь, ведущую в комнату младшего сына и
вошел. Баст, флегматично вытряхивающий на кровать из чемодана все его
содержимое, поднял взгляд на отца.

- Разбираешь вещи? - спросил он, кивая он на разбросанные по полу учебники.

- Вроде того, - выпрямился Баст и внезапно поморщился.

- Что-то не так? - спросил у сына Тигилиус, проходя в комнату. Баст снова
поморщился.

- Упал вчера на тренировке, - пожаловался он.
- Ударился спиной, вроде ничего
серьезного, но очень болит.

- Давай посмотрю. Мне никогда не нравился школьный медперсонал, - предложил
лорд, нахмурившись.

- Это было бы крайне мило с твоей стороны, - насмешливо ответил
Баст, снимая рубашку через голову.

- У тебя синяк почти на всю спину, - Тигилиус подошел к сыну и дотронулся до
бордового пятна внушительных размеров под лопаткой мальчика. Баст
вздрогнул.

- Почему я так и думал? - спросил он с иронией, обернувшись.

- Не вертись, - одернул его Тигилиус и Баст отвернулся обратно, - думаю, это
просто ушиб. Я принесу тебе сегодня мазь, от нее он сойдет через пару
дней.

- Ладно, спасибо, - ответил Баст, натягивая обратно рубашку. Тигилиус молча
смотрел на одевающегося сына, пока внезапно не поймал себя на каких-то
совершенно ненормальных мыслях.

- Одевайся живее, еще не хватало, чтобы ты простыл, - как-то зло бросил он
удивленному Басту, отвернувшись.

- Ты злишься? - Баст подошел к отцу и опустил подбородок ему на плечо, - на
что? - непонимающим голосом спросил он.

- Ни на что, - снова резко ответил Тигилиус. Помолчав, он негромко добавил,-
Баст, ты очень изменился за этот год.

- Не понимаю тебя, - пожал плечами Бастиан, отстранившись, - по-моему, со
второго курса ничего не изменилось, - он снова вернулся к своему чемодану
и принялся также методично кидать извлекаемые из него книги на пол.


Чужие дети удивительно быстро растут, не в пример своим
собственным. Последние взрослеют так медленно, что некоторым родителям
не хватает терпения.

До конца каникул мальчиков оставались считанные дни и лорд делал все
возможное, чтобы свести свое общение с Бастианом к минимуму. Мальчик,не
понимал, чем вызвано такое поведение отца, ходил подавленный и всячески
старался вернуть, как ему казалось, потерянное расположение Тигилиуса: по
несколько раз на дню он заглядывал к нему в кабинет под самыми
разнообразными предлогами и делал все возможное, чтобы как можно дольше
задержаться там. Тигилиус боролся с самим собой из последних сил, но
выгонять любимого сына, для его же собственного блага, с каждым разом
становилось все трудней....


Двери в отцовский кабинет плотно закрыты и я все никак не могу решиться постучать. Ну почему, почему он избегает меня? Уже третий день он почти не говорит со мной, запирается в кабинете - говорит, что у него много работы .Но ведь до конца каникул осталось всего лишь неделя, неужели он не может перенести свои дела? Я ведь очень по нему соскучился.

- Папа? - дверь приоткрывается и в комнату нерешительно заглядывает Бастиан. Мальчик выглядит растерянным и смотрит на отца едва ли не с испугом, прижимаясь спиной к дубовой двери.

- Баст, я занят, - строго кивает Тигилиус сыну, на мгновение оторвавшись от документов.

- Пап, что я сделал не так? - он подходит к письменному столу и встает напротив отца. В синих глазах плещется отчаянье. - Почему ты не хочешь со мной говорить?

- Баст, что за глупости, у меня просто много работы. - Тигилиус начинает перебирать бумаги, большинство из которых являют собой чистые листы, даже не тронутые чернилами.
- Неправда! - вскрикивает мальчик дрожащим голосом, при звуке которого Тигилиус вздрагивает.
- Ты просто не хочешь меня видеть!

- Бастиан, выкини из головы эти глупости. - Тигилиус встает с кресла и кладет руку на худое плечо мальчика, спрятанное под хлопком тонкой рубашки. - Мне правда нужно поработать, - он легонько подталкивает сына к двери.


Почему? Что я сделал? Почему папа злится на меня? Я ничего не понимаю. Может быть, он меня больше не любит? Почему он так странно ведет себя - не пускает меня к себе в кабинет, избегает даже в коридорах и так странно смотрит, что становится не по себе? Наверное, я сделал что-то не так и мне надо извиниться и он меня простит.
…..
Беата стояла у большого французского окна, окаймленного изумрудно-черными тяжелыми шторами и смотрела на двух малышей играющих на лужайке перед особняком. Ее тяжелый взгляд неотрывно следил за темноволосой головкой девочки.
- Она знает? - наконец спросила она, не отводя от смеющейся малышки глаз.
- Нет. - коротко ответила Сесилия, стоящая за спиной сестры.
- Ты ей скажешь? - Сэльветрикс наконец отвела взгляд от парочки и повернулась к окну спиной.
- Что ты ее мать? - Сесси пожала плечами.- Как хочешь. Пока она слишком мала, чтобы сомневаться во мне. - Она усмехнулась.

- Я думаю, что лучше бы скрыть тот факт, что я ее родила. - Беата поморщилась.
- По крайней мере, тогда я смогу без угрызений совести навещать их с Дамьяном на правах тети и она не будет смотреть на меня злобным взглядом, желая про себя мне долгой и мучительной смерти. Беата резким движением зашторила окно. Комната погрузилась в полумрак.
- Так что, Сес, лучше поведай ей печальную историю о том, как, скажем, ее матушка, твоя четвероюродная кузина с французской стороны трагично лишилась жизни, - Лесбридж сверкнула глазами.
- Ты отвратительна, - вздохнула Сесилия, - да скажу я, скажу, -быстро добавила она вздрогнув под взглядом сестры, - но только все равно, не правильно это.
Беата лишь фыркнула и быстро вышла из комнаты.