Фрида

Возможное совпадение фамилий и имен – случайное. Автор.





Фрида  Кац пошла в детский сад. Иосиф Соломонович, дедушка почти четырехлетней Фриды, обрадовался несказанно. Наконец-то он, Иосиф Кац развязал себе руки. И пусть развязал только наполовину, зато, сколько поубавилось хлопот. Так думал он, старый добряк Иосиф Кац. Подумать только! Его внучка, капризная Фридочка, пошла в детский сад! Это же на целый день она уходит с глаз долой. Непривычно как-то. Но ничего, она будет там под присмотром.
На попечение старому Кацу ещё оставалась Ида, его несчастная дочь Идочка.
Идочка не капризничает. Идочка понимает, как тяжело приходится её папе с ней, а уж тем более с их капризулей Фридой.
Ида, как может, старается во всём помочь любимому папочке. Но что она может, катаясь в инвалидной коляске по квартире? Ноги. Ноги её не держат. И кроме папы и капризной Фриды в этом мире её поддержать некому. Слава богу, Ида еще управляется с собой – приспособилась. Конечно, папа позаботился об ухищрениях – беда научила обоих "искусству быть собой".
Беда никогда не приходит одна.
На Иосифа Соломоновича Каца беды навалились лавиной.
Неприятности начались с зятя. Этот полукровок подпортил крови Кацам предостаточно.
Дочь Ида ходила с пузом и была почти на сносях. Зять стал засматриваться на развратную Лялю Койфман. Было бы на что смотреть. Разве её можно сравнить с Идочкой, даже при том, что Идочка испорчена пузом? Идочка – ляля, а Ляля – ощипанная курица. Да, у Ляли тоже кое-что имеется, но это кое-что –  такое тьфу! – у каждой стервы имеется.
- Иосиф Соломонович! Что ты такое говоришь? Наша Идочка не стерва! – возражала мужу супруга - Броня Мордковна.
- Броня! Сколько тебе можно повторять? Нашей Идочки это не касается! – успокаивал, как мог, Броню Иосиф.
Броня, жена Иосифа Каца, - сердечница, и волноваться ей нельзя. А такие диалоги она вела с мужем из-за непутёвого зятя с утра и до вечера.
Вела.
Теперь она ничего не говорит: три с половиной года минуло, как она покойная.
За две недели до родов Идочки бесстыжий зять изменил все-таки с Лялей Койфман, и стал Идочке изменять с Лялей каждый день. Эта стерва приняла его. И кого? Полукровка! Но это ерунда, полбеды. Приняла - шизофреника!
- У вашего зятя шизофрения безвозвратная! – такой диагноз поставил сам доктор Шпитцмайер. Доктор был прав: - Нахрена такой зять Кацам нужен? Этот полудурок, нет, полный шизик, сомкнув пальцы обеих рук на животе, ходит и поет, как бухгалтер:
Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!
Два-ля-ля! Два-ля-ля!
Три-ля-ля!
- Это его до такой степени довела эта стерва Ляля! – высказала свое предположение Броня Иосифу. – Гнать его следует из нашей семьи! – разволновалась она,  и не выдержало поругания любящее свое  беременное чадо сердце Брони - некстати перестало биться.
Тёща умерла, а зять всё ходит и поет:
Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!
Пришлось до похорон упечь зятя в лечебницу:  он всё пел и на Лялю засматривался - кобелился. И Ляля вихлялась, глазки кобелю строила, в то время, когда в доме покойница находилась.
- Вам повезло! – сказал доктор Шпитцмайер Иосифу Кацу.
- Повезло? В чём? – справедливо удивился тот.
- Вы не будете с ним возиться как Губерманы со своим: сюда – обратно, сюда – обратно. У нас ваш прописывается навсегда! Он – опасный!
Иосифа Каца как кипятком ошпарило:
- Вот это повезло так повезло!
Иосиф Соломонович выдерживал все удары судьбы в житейском море, как выдерживает непотопляемый корабль разбушевавшуюся стихию: и зятя определил в лечебницу, и похоронил жену. Брониславу Мордковну, в один день.
А Идочке нельзя волноваться.
И как ей не волноваться? Маму и мужа потеряла  навсегда одновременно. Будущий ребеночек не будет знать ни папы, ни бабушки.
Схватки у Идочки начались прямо на кладбище на похоронах.
Стерва Ляля Койфман посмела прийти на похороны Брони Кац. Как не прийти Ляле Койфман на похороны?  Покойная Броня приходилась ей родной тетей, а Идочка – двоюродной сестрой. Такая вот Санта-Барбара.
  И Идочка разволновалась. Она так сильно разволновалась, что захотела прямо на похоронах выцарапать глаза стерве, которая извела её мужа, пусть из самых благородных побуждений – не ходил бы куда дальше на лево. И выцарапала бы глаза Ляле, если бы не начали отходить воды.
Идочку прямо с кладбища отвезли в роддом на милицейской машине. Как вовремя милиция оказалась на кладбище! Три сержанта лучшего места для распития бутылки водки не смогли подыскать. И на тебе – инцидент!
Отвезла милиция Идочку в роддом, а там ее определили сразу под нож: не могла правильно родить.
- Только кесарево сечение! – с врачом спорить было бесполезно. Врач был прав.
Родившаяся Фридочка оттого и растет такой капризной. А у Идочки после родов отнялись обе ноги.
Хорошо, что молоко не пропало. Молока у Идочки было премного. Она в роддоме молоко даже сцеживала, которым подкармливали ребёночка какой-то пустопорожней бомжихи.
Иосиф Соломонович все удары судьбы, которые на него свалились в одночасье, выдержал. И теперь у него наполовину развязались руки. По крайней мере, Фридочка не будет устраивать ему истерики в обед: - Не хочу кушать рыбу!
Фридочка еще маленькая. Она не понимает, с каким сердцем едет дедушка за рыбой на рынок, в то время когда она со своей несчастной мамой после обеда спит.
Теперь он, Иосиф Кац, будет ездить за рыбой сразу после того, как отведет Фридочку в детский сад. Теперь его больше не будут упрекать знакомые, что Кац ездит после обеда за "дешёвой" рыбой, что Кац – нищий. Он, Иосиф Кац, не нищий. Он – несчастный, и это – не позорно. И теперь он сможет больше внимания уделять своей дочери. Кто за Идочкой поухаживает, если не он, отец?
Всякая семья по-своему либо счастливая, либо несчастливая.
Иосиф верит в свое счастье: он еще поставит Идочку на ноги. Он уже сегодня счастливый: Фридочка пошла в детский сад
- Вместе с Фридочкой подымем тебя, моё ты золотко! – неоднократно говорил Иосиф дочери. – Вот увидишь! – и верил в сказанное.
Забрал Иосиф Фридочку из садика вечером, как и положено, вовремя.
Фрида, на удивление, в садике, как сказала воспитательница Анна Николаевна, совсем не плакала и вела себя достойно – не отказывалась, как другие детки, спать после обеда.
- Она у вас совсем не капризная! – Заключила напоследок воспитательница. – Мы за неё очень рады! Мы – это Анна Николаевна. Монументальная женщина…
Фрида, шагая домой, держалась за руку дедушки, радостно подпрыгивала на одной ножке и напевала:
Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!
- Столько новых впечатлений у Фридочки за день! – думал Иосиф. – Ещё не уснёт. Явно, перевозбудилась! – он не верил словам Анны Николаевны.
Иосиф оказался прав.
Едва переступив порог квартиры, Фрида поставила обескураживающий вопрос маме:
- Мама! Ты кто?
- Я твоя мама! – Ида радовалась возвращению дочери из детского садика. – Я так соскучилась по тебе!
- Я тоже соскучилась по тебе! – выпалила Фрида. – Но ты мне сначала скажи, ты кто?
Ида не понимала вопроса дочери:
- Я твоя мама! А ты моя маленькая девочка!
- Ну, вот, я – девочка! – Фрида требовала от мамы признания статуса. Скажи, ты кто? Девочка или мальчик?
- Ну, хорошо. Если ты так настаиваешь, я – девочка! – Ида недоумевала, а Фрида, радостная, запрыгала возле мамы, напевая:  - Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Я – девочка! И мама – девочка! А ты кто? – обратилась она тут же к дедушке. – Ты мальчик или девочка?
- Перестань задавать дурацкие вопросы! – Иосиф попытался отвлечь Фриду от навязчивых мыслей. – Ты лучше скажи маме, что ты кушала в обед в садике?
- Картошку с котлетой и манную кашу! –  опять скороговоркой выпалила Фрида и вернулась к своим мыслям. – Ну, дедушка, скажи, ты девочка или мальчик?
- Не надоедай дедушке глупостями! – попыталась урезонить дочь Ида. – Дедушка устал за день. Ты лучше садись и кушай рыбу. Дедушка такую вкусную щуку приготовил!
- Не хочу я щуку! – запротестовала Фрида. – Пусть дедушка скажет мне: он - девочка или - мальчик? – Фрида психовала.
- Мальчик я, мальчик! – удовлетворить бы любопытство Фриды, Иосиф сделал признание, точнее вынес себе же приговор.
- Дедушка! Теперь ты докажи маме, что ты – мальчик! – потребовала Фрида. - Я видела мальчика в детском садике!..
- Господи! Дитя! – Простонала Фрида, поднялась с коляски и сделала три неуверенных шага к окну. Немного постояв, она присела на кресло.
- Идочка! Доченька! Ты ходишь! Я же тебе говорил!.. - обрадованный добряк Иосиф поднялся со стула, сделал два шага по направлению к дочери, схватился рукой за грудь возле сердца и тяжело рухнул на пол, чтобы никогда больше самому не подняться.
- Папа! – вскрикнула Ида и бросилась к отцу.
И только Фрида вела свою линию:
- Наш дедушка не мальчик! Он – папа! – бедный ребёнок еще не понимал, что случилось. Фриде так не хватало папы. Он у неё был, и его у нее не было. Он где-то далеко существовал, и всё еще там напевал:
 Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!
Два-ля-ля!
А теперь у Фриды еще не стало и дедушки.
- Мама! Ты теперь всегда будешь ходячей? – спросила Фрида в Иды на кладбище.
- А кому же ты еще нужна, если не мне?– ответила Ида вопросом на вопрос, а затем уточнила: - Кто же тебя поставит на ноги, если не я!
- Мама, ты что - не видишь? Я же стою на ногах! Недоумевал бедный ребёночек…

Прошли годы.
Женщина, совсем седая, плакала у повреждённого могильного памятника, на котором можно было прочитать эпитафию: "Кац Иос…  оломонов… родилс… 195… ум…Мальчик…" – остальное отбило время.
- Спасибо тебе, дедушка! – другая женщина, скорей - пигалица, гладила холодный камень ладонью. – Ты не только поставил маму на ноги. Ты и меня поставил!
Фрида теперь понимала, а это была она с мамой Идой, что значит стоять на ногах - жестокая жизнь научила.
Газеты писали об акте вандализма на городском кладбище.