Нас где-то ждут. Из рассказов о БАМе

Вызову к начальнику стройки Сергей не удивился. Предложенная им система сквозной подготовки строительства уже несколько месяцев активно обсуждалась не только на всевозможных техсоветах, но даже в курилках и бытовках строителей. В приемной никого не было, а дверь кабинета была открыта, и Сергей уверенно вошел внутрь, лишь для приличия громко поинтересовавшись:

- Виктор Николаевич, можно к вам?

Директор сидел и рассматривал занимавший все пространство его рабочего стола огромный письменный прибор. Не отрываясь от изучения, кивнул Сергею головой и озабоченно спросил:

- Ну, как думаешь, прилично будет?

- Что будет? – растерялся от неожиданного вопроса Сергей. – В каком смысле?

- Ну, подарок этот – как, ничего?

- А кому подарок-то? – все еще непонимающе переспросил Сергей.

- А, черт, ты же не в курсе! – досадливо пробормотал Виктор Николаевич. – Тут, понимаешь, у строителей Братской ГЭС юбилей на днях намечается. Ну, мы и решили подарить им этот письменный прибор. Наши умельцы делали, сами…

Сергей подошел ближе к столу. Прибор вышел и вправду необычный. Подставка для ручек и бумаг была выполнена в виде небольшого вокзальчика, рядом на самых настоящих рельсах,  изготовленных из хромированных стальных полосок, располагался тепловоз, над которым возвышалась тонкая стрела семафора.  Нужно сказать, что, собственно, только рельсы, да еще несколько шариковых ручек, стилизованных под железнодорожные костыли, были стальными. Все же остальные элементы, включая крохотные шпалы, на которых лежали рельсы, были изготовлены из чароита. Покоилось все это массивное сооружение также на широкой пластине чароита, покрытой множеством искусно выгравированных сценок из жизни стройки.

Заметив на лице Сергея откровенное восхищение, начальник стройки удовлетворенно произнес:

- Получилось… Теперь и сам вижу!

Он прошел к своему креслу, уверенно устроился в нем и, показав на кресло напротив, приглашающее махнул Сергею:

- Давай, присаживайся! Обсудим, как нам эту красоту в Братск доставить…

- Постойте, вы хотите сказать, что это я должен буду туда его отвезти?!

- Ну, да! А что, тебя наши комсомольцы не предупредили? – удивился начальник стройки…

Спецрейс в Братске уже встречали, и Сергею помогли вынести ценный груз из самолета и доставить его в Управление Строительства.

- Да, ты сильно-то не волнуйся! – успокаивал его по дороге секретарь комитета комсомола Костя. – Там таких поздравляющих с подарками знаешь, сколько будет? Передашь свой прибор, скажешь пару слов и сваливай потихоньку. А в 12 у нас в ДК будет торжественное собрание с концертом.  Вот там уже и поздравишь со сцены. И не трясись заранее! У нас народ простой, не обидят! Кстати, ваши утром звонили, сказали, что ты, вроде бы, еще что-то спеть должен?..

Поздравление прошло в точности, как и предсказывал Костя, и вскоре уже Сергей, немного перекусив в рабочей столовой, направился в Дом Культуры.

Просторный зал был заполнен до отказа, и Сергей вначале растерялся, не зная, как ему пристроиться поближе к сцене. Но его тут же подхватила под руку бойкая девчушка лет двадцати:

- Это вы с БАМа? Пойдемте, я покажу, где вам присесть!

Нужно сказать, что торжественное собрание мало отличалось от тех, на которых довелось побывать Сергея за свою не очень долгую трудовую деятельность. Обстановка была хоть и торжественная, но без какого-то ни было официоза. Чувствовалось, что здесь собрался  действительно единый коллектив, дружный и сплоченный. Поздравления, звучавшие со сцены, нередко перебивались веселыми репликами из зала, вызывавшими дружный смех и аплодисменты.  Понемногу робость и скованность, охватившие вначале Сергея, стали проходить, и он уже перестал переживать о том, как примут эти веселые и открытые люди его выступление. Неожиданно занавес закрылся, и к стоявшему у самой рампы микрофону подошел одетый в строгий черный костюм и белую рубашку с бабочкой ведущий.

- А сейчас перед вами выступит хор ветеранов стройки! Песня на стихи Николая Рубцова «В горнице моей».

И, сделав многозначительную паузу, ведущий добавил:

– Исполняется а-капелла!

Сергей прекрасно знал и любил это стихотворение, слышал и песню, которая нередко звучала на фестивалях авторской песни, но чтобы – хором, да еще и без музыкального сопровождения! Это уже был, на его взгляд, явный перебор. Но тут тяжелые бархатные шторы занавеса раздвинулись в стороны, открыв стоявших на сцене исполнителей. Сергей с трудом сдержал невольный смех – уж очень открывшаяся картина походила на выступления самодеятельных хоров в 50-е – 60-е годы. На сцене в три ряда стояли солидные дамы с высокими начесами, наряженные в темно-синие шелковые сарафаны до пола, и не менее солидные седоволосые мужчины в черных брюках и белых рубашках с распахнутым широким воротом. Зал взорвался громкими аплодисментами и приветственными возгласами – исполнителей, очевидно, все, собравшиеся в зале, хорошо знали. Из-за кулис степенным неторопливым шагом, с высоко поднятой головой, украшенной огромной копной кучерявых иссиня-черных волос, вышел худенький, небольшого росточка руководитель хора. Его наряд еще больше развеселил Сергея. Руководитель был одет в черный бархатный костюм – коротенький пиджачок, под которым виднелось пышное белоснежное жабо, даже на его тощем теле выглядел не по размеру маленьким, как на школьнике-переростке. Брюки-дудочки доходили едва до лодыжек, не скрывая ярко-красных носков и тупоносых туфель на высокой платформе и еще более высоких квадратных каблуках. "Вот, пижон!" – едва сдерживаясь от смеха, подумал Сергей.

– Между прочим, это музыкальный руководитель самой Пугачевой! – громко прошептал ему сосед, не скрывая своей гордости этим фактом.

Сергей удивленно посмотрел на соседа, затем снова недоверчиво взглянул на церемонно кланявшегося публике "пижона", однако ничего подумать или сказать не успел – тот повернулся к хору, привстал на цыпочки и, подняв руки, легко взмахнул ими. Последовавшее за этим вызвало легкий вздох удивления, ветерком пронесшийся над головами собравшихся, а Сергей вдруг почувствовал как от неожиданного восторга по спине и выше, к затылку, невольно пробежали мурашки – тонкий и чистый женский голос, нежно, словно выпуская в полет птицу, с какой-то легкой и светлой грустью запел: "В горнице моей светло..."
 
Мелодия плыла, переливалась, набегала широкими свободными волнами, словно вольная русская река, уводя за собой – то высоко вверх, к самому небу, то погружаясь в прохладные и чистые глубины реки… Речитативы, многоголосие, переходы из тональности в тональность – все богатство русского хорового искусства было собрано в этом исполнении. Дирижер уже не казался таким маленьким, щуплым и смешным. Плавными движениями высоко поднятых ладоней, то привставая на цыпочки, то, даже слегка приседая, он, словно рулевой, вел свое судно-хор по этой величественной и раздольной реке-песне.

Когда отзвучали последние звуки, в зале повисла долгая тишина. Казалось, слушатели боялись неосторожным шумом нарушить это неожиданное волшебство. Выждав еще мгновение, дирижер обернулся к залу и, с широкой улыбкой уверенного в своем мастерстве человека, низко поклонился. И тогда зал взорвался овациями, криками "браво!", "бис!", на сцену полетели букеты цветов – тех самых, которыми несколькими минутами ранее награждали передовиков,  ветеранов и заслуженных строителей. Все давно поднялись со своих мест, а самые активные уже плотными рядами осаждали сцену, в надежде пожать дирижеру руку.

– Я ж говорил, сама Пугачева прислала! – толкая Сергея в бок, повторял сосед и, не прекращая оглушительно хлопать в ладоши, снова и снова кричал:

– Браво, маэстро!...

Тожественное собрание уже близилось к завершению, когда ведущий, наконец, объявил:

– А сейчас свой братский привет и поздравления братчанам передаст посланник доблестного отряда строителей БАМа!

Он отыскал в первых рядах Сергея и приглашающим жестом протянул к нему руку. Несмотря на все старания, Сергей почувствовал, как от смущения наливается краской. Чтобы как-то скрыть это, он легким быстрым шагом поднялся на сцену и, подойдя к микрофону, честно и открыто сказал:

– Вы извините, если я буду слегка запинаться – это от волнения! Здесь собралось столько замечательных людей и уже сказано столько замечательных слов, что мне просто нечего даже добавить… Скажу только - что бы там ни говорили, но приехали мы сюда не за длинным рублем! Так же, как много лет назад приехали вы. Об этом, собственно, я и написал свою песню. Для вас и о вас! Да и о нас тоже…

Сергей поправил висевшую на тонком шнурке гитару и негромким хрипловатым голосом запел:

"Живем мы неумело и разбросано –
Никак не получается уют!
И вечно мы торопимся, торопимся,
Как будто нас все время где-то ждут…"

Торжественное собрание уже закончилось, и люди постепенно расходились, когда к Сергею подошел полный лысоватый мужчина лет шестидесяти.

– Спасибо, парень, за песню! Хорошая песня, как раз про нас, точно!

Он крепко пожал Сергею руку, потом неожиданно поинтересовался:

– Ты сейчас куда?

– Не знаю… – растеряно протянул Сергей. – Сегодня, наверное, ребята устроят в гостиницу, а завтра улечу домой каким-нибудь рейсом.

– Никаких гостиниц! – уверенно объявил мужчина. – Сейчас у нас на теплоходе банкет будет для ветеранов стройки, поедешь с нами! Давай, залезай в мой УАЗик – вон там, видишь? Голубой такой, с надписью "Богучаны". И гитару не забудь! Скажешь, Потапов распорядился!

В УАЗик к Потапову набилось человек семь, даже за спинкой заднего сиденья пристроились двое молодых парней. До базы отдыха "Лукоморье", где их ждал прогулочный теплоход, доехали меньше, чем за час. На пристани Потапов окинул начальственным взором свою "команду" и распорядился:

– Всем грузиться на борт! На теплоходе вести себя прилично! Много не пить, за борт не прыгать, к девкам не…

Тут он запнулся и, еще раз взглянув на ухмылявшихся парней и девушек, безнадежно махнул рукой:

– А, черт с вами! Пейте, приставайте – веселитесь, короче! Сегодня наш праздник, и я вам сегодня не начальник, а просто друг! Так сказать, товарищ по работе! Сослуживец, вобщем…

Он окончательно запутался в словах и, не выдержав, сам весело и громко расхохотался. Сергей толкнул в бок стоявшего рядом молодого парня:

– А он кто?

– Топтыгин, что ли? – переспросил парень.

– Какой  еще "топтыгин"? – удивился Сергей. – Потапов! Я про Потапова тебя спросил!

– Ну, так и я про Потапова! – рассмеялся парень. – "Топтыгиным" его прозвали еще лет тридцать назад, теперь уже никто по-другому и не называет. Ну, разве что, Потапычем, или Михал-Потапычем, если уж совсем уважительно – он ведь Михал Михалыч по имени-отчеству, а тут еще и фамилия подходящая… Да и повадки у него медвежьи – другой раз так прижмет, что не вздохнуть! Сразу поймешь, что был неправ!

Парень украдкой бросил хитроватый взгляд на Потапова и, убедившись, что тот их не слышит, добавил громким шепотом:

– Даже если был прав!

– Это когда же ты был прав, Приходько? – не оборачиваясь, через плечо бросил Потапов. – Когда просеку погнал на два градуса севернее план-карты, что ли?

– Да это я так, образно, Михал Потапыч… – пытаясь за напускным смущением скрыть довольную ухмылку, начал оправдываться парень. – Для примеру, так сказать…

– А я вот возьму и вычту из твоей зарплаты триста метров этой просеки! Для примеру, так сказать!

Потапов обернулся и погрозил ему здоровенным, поросшим бурой шерстью кулаком.

– Я же говорю – Топтыгин! – шепотом повторил Приходько Сергею.

– Ты не ответил – он что, ваш начальник? А что за контора?

– МК ЛЭПиП, мехколонна, вобщем! Тянем линии, подстанции строим…

Просторная задняя часть палубы прогулочного теплохода, заполненная обычно рядами кресел для туристов и отдыхающих, в этот раз больше напоминала банкетный зал. Длинные широкие столы были уставлены всевозможной выпивкой и закусками, за многими из них уже устроились веселые и шумные компании.

– Не отставай, двигай за мной! – все тем же начальственным тоном скомандовал Потапов и, взяв словно маленького мальчика Сергея за руку, потащил за собой в глубь импровизированного зала к столу, где, по-видимому, уже сидели его знакомые.

Завидев эту забавную парочку, собравшиеся за столом весело приветствовали их радостными возгласами:

– Салют, БАМу! Ну, теперь нам персональный концерт обеспечен!

Кто-то даже попытался было запеть: "Слышишь, время звучит – БАМ!", но, заметив, как досадливо поморщились остальные, вовремя умолк.

– Нет, нам такой "хоккей" не нужен! – громко заявил Потапов. - У нас теперь будет своя музыка и своя песня, верно, Серега?

Он приятельски обнял Сергея за плечи и буквально силой усадил в кресло. Сам же тяжело, пропыхтев под нос "Где мои семнадцать лет?", плюхнулся рядом.

– Ага! – подхватил сидевший напротив худощавый седой мужчина. – И сто двадцать килограмм! Ты бы, Топтыгин, хоть бегал по утрам, что ли! А то я тебя скоро совсем узнавать перестану. Будешь, как в аэропорту, паспорт предъявлять моей секретарше!

– Это тебе на твоей неначатой стройке заняться больше нечем, как только по утрам бегать! – парировал Потапов. – А я с утра до глубокой ночи по всем участкам мотаюсь! Знаешь, хоть какая протяженность всех моих линий? Вот то-то!

– А кто это? – поинтересовался Сергей, наклонившись к Потапову.

– Главный инженер с Бурейской ГЭС. У них там опять финансирование заморозили, вот они и сидят, маются от безделья. А народ потихоньку бежит. Ко мне бежит, между прочим!...

Теплоход не спеша курсировал вдоль берега, на столах уже не осталось неоткупоренных бутылок, а голоса "юбиляров" приобрели характерную замедленность и плавность.

– А чего это мы все пьем да жрем! Да все о работе и о работе! – неожиданно встрепенулся представитель Бурейской станции. - У нас тут, понимаешь, живой бард присутствует, а мы, понимаешь, еще не одной песни хором не спели! Как ты там, Серега, пел? Не зря всего сильнее любят женщины мальчишек, не умеющих стареть! Видишь, я даже слова запомнил! Давай что-нибудь о женщинах! Про любовь!

– Нет, хором мы потом споем, попозже! – вмешался Потапов. – Давайте лучше, пока мозги  еще соображают малость, попросим мальца спеть что-нибудь еще из его БАМовских… У них, похоже, там тоже неплохие хлопчики собрались! Мы-то, конечно, посильнее были, но и эти ничего! Как говорится, достойная смена!

Сергей взял стоявшую за креслом гитару, покрутил немного колки, подтягивая ослабшие струны…

" Вот и все. Замкнулось полотно,
и последний выложен портал.
«Золотое» светится звено.
Ты об этом десять лет мечтал…"


– Тоже твоя? – спросил Потапов, когда Сергей закончил петь.

– Нет, одного моего друга, Володи...

Потапов глубоко задумался, потом неожиданно, как о чем-то уже давно решенном, объявил:

– Значит так, завтра дуешь к себе, собираешь манатки и сразу назад! Я тут еще задержусь на пару дней, нужно кое-какие вопросы решить. А потом забираю тебя и едем ко мне, в Богучаны! У тебя специальность какая-никая есть кроме этой, на гитаре…? Вот и отлично! Мне инженерная подготовка стройки во как нужна! А Витьке – начальнику твоему – я сам позвоню. И пусть только попробует отказать! Приеду и бока намну! Небось, помнит еще?

Потапов весело расхохотался.

– Слушай, а дружок твой, Володя – он тоже бамовец? Ну, так забирай заодно и его!

– Да он на другом участке работает! – растерявшись от такого напора только и нашелся что ответить Сергей. – Я с ним и вижусь-то раз в год, на бардовских фестивалях!

– Ничего, вытащим и с другого участка! – уверенно заявил Потапов. – Специальность у него какая? Монтажник? ЛЭП?! Чего ж ты сразу не сказал! Ну, все, будет у меня музыкально-монтажная бригада!

– Это что это ты тут вербовкой занялся! – послышался возмущенный голос с противоположного края стола. – С товарищами, понимаешь, не посоветовался, мнением нашим не поинтересовался… Ты гляди, не посмотрим, что ты – "топтыгин", устроим "темную", как тогда, в 58-м! Что, забыл уже?

– Это кто там мне "темную" собрался устраивать? Не ты ли, Олегович?

Нагнувшись к Сергею, Потапов шепотом пояснил:

– Начальник Гидромонтажа из Зеи. Мужик неплохой, но сквалыга. К нему не советую – много не даст!

Он привстал из-за стола и, сделав вид, что пытается разглядеть собеседника, ехидно продолжил перепалку:

– Так, если я правильно помню, тебе тоже там неплохо попало! А Ленка все равно моей женой стала! Нет, я, конечно, могу у нее поинтересоваться, мол, не желаешь ли назад, к Олеговичу… Да, только, боюсь, ответ тебе не понравится!

За столом раздался хохот, послышались веселые реплики и комментарии. Неожиданно в разговор вмешался уже знакомый Сергею главный инженер Бурейской ГЭС:

– А что, прав Олегыч, не по-товарищески это! Я тоже, может, хотел бы парнишку к себе пригласить. Пусть он сам решит, где ему интереснее будет!...

В аэропорту Сергея к его большому изумлению встречал УАЗик начальника стройки.

– Виктор Николаевич распорядился тебя сразу к нему доставить! – объяснил водитель. – С отчетом, так сказать, о проделанной работе!

Он помолчал, а потом с плохо скрываемой завистью поинтересовался:

– Хорошо погулял? Там, говорят, шикарный банкет был после торжественного!

– Банкет как банкет! Собрались, потрепались, выпили… Правда, потрепались, честно говоря, душевно, даже очень! Хорошие там мужики собрались, хоть и начальники большие, да и старые все уже… А все равно – песок сыплется, а романтика так и прет из них!

Секретарша, едва взглянув на вошедшего Сергея, молча кивнула ему головой в направлении двери – мол, проходи, не жди особого приглашения! Директор же, напротив, вышел из-за стола и пожал ему руку.

– Можешь не рассказывать, наслышан! С утра уже звонили из Братска, рассказали, как там все прошло.

Он помолчал, но, видимо, не удержавшись, поинтересовался:

– А что там тебе этот ухарь, Потапов, заливал? Ты не особо верь этим всем обещаниям! Щас он и квартиру выделит, и зарплату повыше… Где он возьмет-то эту квартиру? У него на стройке еще конь не валялся, а туда же! Тоже мне, кашалот, крокодил беззубый! Ну, да бог с ним, с Потаповым! Так что ты говорил насчет сквозной подготовки?...

------ ***** ------




ПОСЛЕСЛОВИЕ
==============

Начиная этот небольшой рассказ, я хотел лишь рассказать вам, уважаемые читатели, что не только рвачи и зэки строили Братскую и Усть-Илимскую ГЭС, открывали новые месторождения на Ямале, прокладывали БАМ… И не только за длинным рублем сюда ехали молодые парни и девушки со всей страны. Хотя были, конечно, и рвачи, и хапуги, да и бывших зэков работало на стройках немало. Но не они формировали облик этих строек, а те, в ком жил дух первооткрывателей, кто искал и находил здесь ту самую романтику дальних и еще не проложенных дорог, изрядно оболганную и обгаженную нынешними критиками всей нашей прошлой жизни. В подтверждение этого я включил в рассказ отрывок из песни, написанной на стихи одного из таких романтиков, моего давнего друга и знакомого Володи Гузия "Последнее звено". Включил, еще не зная, что год назад Володи Гузия не стало…

Те, кто прочел мою новеллу "Мешает жить Париж", и узнав сейчас биографию Гузия, наверняка заметят сильное сходство моего главного героя с Володей. Хотел было сказать, что это случайно, но потом понял – нет! Не бывает таких случайностей! Эти люди оставляют в душе такой след, который рано или поздно обязательно проявится – и в нас, и в тех, кто будет после нас! Я верю в это больше, чем в то "светлое будущее", к которому нас так настойчиво ведут нынешние "прорабы перестройки". А рассказ этот я посвящаю светлой памяти Володи Гузия – настоящего бамовца,  романтика и поэта.

------- ***** -------

"Ушел из жизни известный комсомольский поэт эпохи Байкало-Амурской магистрали Володя Гузий. Летом 1975 года Гузий в составе отряда «Волгоградский комсомолец» оказался на строительстве новой железнодорожной магистрали. Отряд был направлен на строительство станции Могот на якутском направлении Малого БАМа. Однако вскоре Владимир понял, что в Моготе – не его место: уж очень хотелось ему прокладывать линии электропередач, а не водить бульдозеры. И тогда он подался в Сковородино, а потом в Тынду, уже в составе энергопоезда. Было ему всего 19 лет, и он мало чем отличался от большинства бамовских работяг. Он никогда не рвался к известности, был лесорубом и электромонтером, монтажником и художником-оформителем, мотористом и учителем русского языка, слесарем, журналистом. Прокладывал линии электропередач, кочевал по таежным разухабистым дорогам, жил в вагончиках. А по вечерам писал в заветную тетрадку стихи…"

("Комсомольская правда", 12 мая 2009 г.)
----------------------------------------------------------

ПОСЛЕДНЕЕ ЗВЕНО
------------------------------

Вот и все. Замкнулось полотно,
и последний выложен портал.
«Золотое» светится звено.
Ты об этом десять лет мечтал.

И когда оркестры громом брызнут,
ты поймешь, что в ливнях и в пыли
лучшую дорогу нашей жизни
мы с тобою вовремя нашли.

Нам бывало трудно много раз,
но теперь спокойно оглянись:
стройка обошлась бы и без нас,
нам же без нее не обойтись.

И куда судьба нас ни забросит,
в памяти останется всегда:
в утреннюю свежесть наших просек
робкие заходят поезда.

Первый поезд начал свой разбег.
Он сюда шел медленно и долго.
На щеках колючий тает снег.
Я не плачу. Это снег. И только.

Но когда оркестры громом брызнут,
я пойму, что в ливнях и в пыли
главную дорогу нашей жизни
мы с тобою полностью прошли.

(Владимир Гузий, 1984 г., ст.Куанда)

------ **** -----