Публичные дома

Жириновский несколько раз повторил то, что нам в России нужны публичные дома, а я задумался на тему о публичных домах и ужаснулся влиянию женщин на исторические судьбы.
А как же при советской власти? Вот тут-то и зарыта собака. Слишком высоко мы вознеслись. Нет, мне-то казалось, что так и надо, когда раздавались такие песни, как: «А у нас во дворе есть девчонка одна». Или Утесова: «Доброй ночи, дорогие мои москвичи!»
И у нас во дворе были такие девчонки, а простые парни из цеха влюблялись в них, женились, заводили семьи. Бесплатные медицина, образование, а придешь в парк, так то все кажется здесь устроено удовлетворить потребность масс. Но слишком высоки были отношения, женщины становились просто сумасшедшими, что малейшего отклонения от морали не допускалось. Как чуть что – «Ах, ты не стахановец? Успокоился!» - и девушка в слезах покидает героя.
А фильм «Журавушка»? Муж не вернулся с фронта и она никому не дает, хотя кандидаты почти все герои и демографическая ситуация  деревне обозначилась. А один мужик из района очень положительный. Но никому. Страшно от такого накала чувств.
А в другом фильме он и она раздеваются и кладут одежду на дверцу шкафа по обе стороны, а она увидела его и выбросила его вещи в отрытое окно. Я в этом кадре фильма вздрогнул. Так издеваться над мужчинами. Кто-то б не выдержал, стал импотентом. А  в зале смех. Мне страшно стало.
Но я старался жить на уровне решений партии и правительства. Я свято верил в том, что у Ленина с Арманд были дружеские отношения, И Сталин как человек был кристально чист перед партией и Родиной, жил с честью в сердце, потому что наша Родина была самой великой в мире. Какие там публичные дома! Я верил в то, что выстоим, победим, станем выше всех, чище всех. Для меня был близок образ Павки Корчагина в повести Островского «Как закалялась сталь», что шел в рваных калошах и был велик чувством братства к людям.
А при Хрущеве мы дрогнули. Это Хрущев сказал медсестре то. что социализм – болтовня как вода в графине и выйдет вместе с мочой. Произошла дискредитация идеалов. Я услышал такие стихи, что первый удар - хлеб, второй удар - хлеб, третий удар – штаны, четвертый – будущее страны. Свобода слова свелась к тому, что стали поносить советскую власть.
И если Павка Корчагин погиб во имя Родины, во имя людей, то герой Солженицына уж суп с картофелиной во время раздачи придвинул себе, а пустой суп другим членам бригады. Мы стали более безнравственными, бесчестными и уже не могли с такой лживой, подлой моралью быть великими. Нас по производительности труда догнали США, Бельгия, Нидерланды, а потом стали догонять и перегонять другие страны и государства.
Курс доллара, если при Сталине был равен шестидесяти двум копейкам, то при Хрущеве стал равен нескольким рублям. И если при Сталине цены на товары понижались, Россия была самодостаточна, то при Хрущеве наоборот.
В это время самое дело организовать хозрасчет с четкой организацией труда. И разрешить публичные дома. И они стали организовываться, но не снизу, а сверху. Снизу давали грамоты за доблестный труд, а сверху по роману писателя Полякова в его книгах давались примеры того, как в то время в райкомах вожаки организовывали публичные дома с комсомолками, негласно для непосвященных. Трахали комсомолок и идеалы.
Я помню то время семидесятых как появилась в литературной газете статья Вексельберга о баньках и как того за эту статью чуть не сняли с работы. Помню, как отдыхал на озере Селигер и разговаривал с одним парнем из Ленинграда, который работал в бассейне и менял воду, а в том бассейне в определенные дни сходились и мылись нагишом членным партийной верхушки и их ****и.
И тот работник бассейна поведал следующее: «Один раз по ошибке наполнил бассейн кипятком, и вот, вот эти особы из обкома должны появиться, а они раздевались и с ходу, не пробуя воду, бросались в нее. Еле успел разбавить».
В то же время в семидесятых того века я на турбазе встретил дочку одного шишки. Ей было девятнадцать лет и кона на турбазе жила в отдельном коттедже со служанкой, с личным шофером при машине. А когда я с ее знакомыми попал к ней, она сидела и ложкой ела черную икру. Как Брежнев. Уже тогда партийная верхушка жила как теперешние олигархи.
А то ведь коммунистическая партия уже при Брежневе стала перерождаться в такие дела, как дело Медунова, дела других партийных вождей пока, наконец, при Горбачеве, Ельцине не выродилась совсем в свой антипод как генерального секретаря партии Яковлева, ставшего работником ЦРУ или Горбачева в своем противоречии мздоимства и идеалов дошедшего до рекламирования пиццы. Предательства.
А разрешение в Москве и других городах публичных домов я скорее расцениваю как идеологический факт в материализации наших чувств и не только интимных, но и духовных. Я понимаю то, что при Сталине не признавали проституток потому, что наше общество возвышалось над миром стать выше всех, чище всех. Но уже при Хрущеве наше общество стало обществом чудовищной коррупции, кумовства, братства разъевшего наше производство как ржа. А коррупция эта тоже проституция – торговля не телом, а душой. Если смотреть на чувства честно.
Если во время советской власти игнорирование проституток было ханжеством, а в наше время преступлением, потому что вся наша производственная жизнь как коррупционная, когда мы по этим показателям позади Африки та же проституция, но коммерческая, когда за честный труд не платят деньги, а проституцией занимаются девушки, которым нечего есть. Или скажем девушки, которые учатся в институте и которым тоже надо на что-то жить и платить за учебу.
Я недавно стоял на площади трех вокзалов, ко мне подошла женщина и спросила: «Девушку надо?»
Но чем хуже эти люди высокопоставленных особ, авторитетов, у которых девочки с бассейнами, возможность посетить сауны с девочками, которые обслужат их. По адресам данным в газете «МК». Так почему же такое презрительное отношение к обычным проституткам, как будто они не люди? Мы же теперь не Павки Корчагины, не Зои Космодемьянские. Мы обычные люди и проститутки тоже обычные люди надо признать это по конституции общечеловеческих прав людей, живущих на земле. У нас в России в системе человеческих отношений нет права смотреть на проституток с презрением. И людям с большими деньгами, когда они грязные. И чем больше яхта, тем подлее душа. Это та же проституция.
И мыслил чтобы народ виртуально, духовно, а проститутку, чтобы мыслить материально, дотронуться до ее тела – ни-ни-ни. Только юмор не этот счет безобразный и противный полных идиотов в области секса как недоразвитых дебилов. До такой степени недоразвита наша страна. Нормального народа у нас боятся. Ведь у нас общество как обезьяны в клетке: голосуют, чтобы не красть бананов, и не могут не красть. Кому-то надо такое недоразвитое общество, такой недоразвитый народ. С виртуальным складом ума без всякого материального удовлетворения на уровне героев юмориста Евдокимова, который пьет самогон, настоянный на портянке, зажав нос. До Райкина уже не подняться. И какое право мы такие имеем презирать проституток?
Для меня публичные дома вопрос принципиальный, чтобы не сойти с ума от той степени невежества сознания, в котором находится наше общество. А какая трескотня идет о том, что президент сказал что-то не то, а разогнать милицию или нет? Это спрашивают у радиослушателей, и они с самыми серьезными намерениями обсуждают этот вопрос.
А вот когда слышат сообщение об окладе Чубайса, то никаких эмоций. Для меня все эти слова «дружба», «социализм», «капитализм», «национальный вопрос», «русский», «любовь», «патриотизм», «Родина» и прочие такие слова имеют только виртуальное значение. Никакого материализма. От них болит голова. Я представляю Адама Смита в восемнадцатом веке, так он от хохота подох бы от того, как мы уже в двадцать первом веке представляем слово «рынок». Это же ужас.
Недаром по показателям общественных связей мы рядом с Африкой. Папуасы за стекляшки золото отдавали, а мы за ваучер за бутылку отдали все, что создали за годы советской власти с потом, с кровью. И вновь пришли к господам. И почему я хочу посмотреть публичные дома, так это потому, что они естественны на какой-то высоте человеческого развития и сознания рыночных отношений. Пришел, заплатил, использовал естественным способом. А у нас все происходит в изощренной форме.
Вот, например, Лужков в бытность мэром так передача «Лицом к городу» так Гоголя надо изобразить как он как какой-нибудь прежний советский номенклатурный работник отвечает на вопросы граждан, как где-то фонарь починить, забор поправить. А что дороги поправить так дорого, так это не нарушало торжественности моментов обсуждения как поправить фонарь, чтоб горел. И оказалось нецеленаправленно бюджетных средств на двести миллиардов.
А Ельцин? У меня неприязненное отношение к нему из-за того, как держался с Клинтоном, мягко говоря на вторых ролях. А когда Сталин входил в зал ялтинской конференции, то зал в знак признания нашей Родины вставал. И это для меня знак высшей чести. Я бы за это сидел в ГУЛАГе и был счастлив оттого, что наша Родина – великая. Так почему же детей Сталина, живущих как все простые люди, показывают как в зверинце?
А Ельцин – господин. Они к нам вернулись после семнадцатого года как самые страшные люди, что начинаю осознавать только сейчас. Хотя еще в девяносто шестом году того века у нас в газете поместили невинные шутки про Ельцина и четверо распространителей из нашей газеты погибли.
 Я не против Ельцина, Чубайса, кого еще – нет. Я против неестественности отношений. Чего можно говорить, чего нельзя. И меня не переубедить в том, что Ельцину надо улыбаться, а кого-то ругать как Сталина, потому что Сталин для меня прежде всего человек с честью. Незапятнанной во имя Родины.
А слово «русский»? «Империя»? И тут же разговоры о том, что, если прописывать китайцев в Москву, а они будут рожать по пять детей, то русских в Москве не останется. А тут же я читаю книгу «Даурия» и вот напились раз казаки на границе с Китаем и пошли бить китайцев.
Боже упаси, что я за то, чтобы кого-то бить. Я просто не за ту свободу, с каким в сводках по движению водители из пробок с веселыми возгласами сообщают нам об этом. Я о том, как манипулируют словом «русский» работорговцы при их продаже. Адам Смит давился бы от хохота, как используем слово «русский» на этом феодально-рабовладельческом рынке. Скажи, что русский – и ты фашист.
Нас обманывают, облекая цели и задачи в красивые слова, когда в труде «Новый Завет» ясно сказано то, что главное и прежде сего честь, потому что Бог сам в притче занимается экономикой. А когда после красивых слов появляются всякие идеи, прикрывая безнравственность политики власти, то это путь сатаны обмануть народ.
Жестокость Сталина? Да не было никакой жестокости, потому что на примере Китая ясно, что даже расстрел не останавливает криминал расхищать государство. А значит с ними обращаться надо еще жестче. ГУЛАГ – это соринка в глазу, которая помешала нам оценить историю правдиво с точки зрения великих завоеваний, а не с точки зрения преступного мира.
Нам предлагают всякие версии с красивыми словами, как разрешать национальный вопрос, а надо Толстого читать про то, как казаки и чеченцы убивали друг друга. Есть у него такие рассказы. А я знаю историк из рассказа казака как до семнадцатого года тронули казака, убили, так русские в отместку четыре чеченских аула разрушили и все население от мала до велика уничтожили.
Но ведь при Сталине национальный вопрос был решен, и люди в советской стране не ощущали этого груза в национальных отношениях. И вот теперь нам предлагают учиться у Америки тому, как решать этот вопрос, а взять фильм «Цирк», так в Америке негров вешали, а у нас наш герой директор цирка отвечал на этот вопрос: «У нас все равны, будь ты хоть красный, хоть желтый, хоть в крапинку».
Дело в нас самих. В том, что нами снова управляют господа, как те, кто командовал нами до семнадцатого года, и вот господа снова вернулись  к нам властью, расхищающей Родину и делает из народа идиотов, потому что так легче управлять народом. Юмор Райкина человеческих отношений уничтожен, и вот теперь внедряется юмор Евдокимова как бомжовского представителя народа.
Или юмор Задорнова как один товарищ заглотнул лампу и его отвезли в больницу вынимать. Сам не смог. А второй посмотрел и тоже заглотнул.
И при том стараются привить чувства вины за такие места, как Катынь или другие подобные места. А Чубайс? Он получает такой оклад и ему не стыдно, что из-за его оклада и команды топ-менеджеров не осталось денег на науку. А семейка при Ельцине устроившая в стране дефолт? Сколько при этом было расхищено народных средств из-за чего наступил крах Родины в виде демографии, порнографии и краха производства страны?
Нам не надо красивых слов, за которыми власть скрывает свои преступления перед народом. Хотя бы в виде оклада Чубайса. Пусть семейка раскроет свои счета на Западе в загранбанках перед народом. У нас на несчастье слишком богатая страна, что как ни грабят, есть еще крохи выживать и народу в нищенском существовании как рабам с красивыми словами, что у нас есть демократия.
Но у нас в стране нет системы, которая бы дала народу чувствовать себя хозяином в жизни. Как при Сталине, когда любой из народа мог стать сталеваром ли, ученым, летчиком, дояркой, писателем, освоить любую другую профессию. У нас у всех на это были равные права.
Или в Саудовской Аравии. Там страною правит шах, но он умный шах. Он понял то, что, если народ будет нищ, то это для него опасно. И он половину средств от богатств отдал народу. И каждый, рождаясь, имеет средства на книжке. А когда в Саудовскую Аравию приезжают работать иностранцы, то коренные жители управляют ими и получают гораздо больше, чем приехавшие. Те вкладывают в развитие этой страны свой труд, а вложив и развив Саудовскую Аравию, покидают ее без права прописки.
И у нас в Волгоградской области на хозяйство фермера работали китайцы, приезжая из Китая, по восемнадцать часов, получая меньше наших, развивая нашу страну. Как и на Черкизовском рынке, где вьетнамцы, китайцы работали по восемнадцать часов, завалили Россию первоклассным товаром, но, но это уже мешало тем, кому надо держать страну на грани обнищания, чтобы распоряжаться ее средствами и не допустить народу стать хозяевами своей судьбы, своего дела, производства. И фермера задавили налогами, Черкизовский рынок закрыли.
У нас до того народ держат в крепостном праве, что не могут освоить Сибирь. Как Столыпин, например. Он сделал крестьян хозяевами. Он переселял их в уже готовые дома с тем, чтобы они трудились и, продавая производимую продукцию, богатели и развивали хозяйство.
И мы могли бы подобным образом осваивать Сибирь, делая русских людей хозяевами и используя дешевый китайский труд. Но сколько красивых слов раздается в ответ, что это эксплуатация, что это несправедливо. И, И… пример этому судьба гастарбайтеров в Москве, которым все равно платят как иногородним, но при этом им обирают чиновники, милиция.
И Сибирь. Ее осваивают китайцы, а за ними Китай и у них больше прав в России, потому что мы бессильны перед ними, так как у нас как вести себя много красивых слов о том, что мы империя, великая нация, что мы русские, победители, и о любви к своей Родине и о том, что мы патриоты и, и, и, и… И мы беспомощны перед всеми нациями, стоящими в табелях о рангах степени интеллекта развития государства где-то позади всех других стран, даже позади такой страны как Африка. Мы беспомощны перед ними как папуасы, меняющие стекляшки на золото, красивые слова тоже блестят как стекляшки. Хочется как что-то естественное, как рынок, увидеть публичные дома.