Крыса

   Середина 80-х. Советский Союз только приступил к разработке месторождение Тенгиз в западном Казахстане. Буровая «Тенгиз-29». Ночь.

    ...Днём буровая вышка представляет собой стройную конструкцию ржавого грязного цвета, обёрнутую в нижней трети специальной пропитанной тканью – бурукрытием, которая трепыхается на ветру всеми своими дырами и рваными лоскутами. Ночью все буровые, из-за горящих на них ламп, в кромешной темноте, под звёздами напоминают сверкающие гирлянды, которые свисают с неба. Их развесили тут и там по всей степи, лишь изредка чередуя с вяло полыхающими факелами.
   Заканчивается спуско-подъём.  Тусклый свет из светильников, криво закрепленных по углам буровой, освещает людей, суетящихся в центре площадки вокруг ротора с торчащей из скважины буровой трубой. В луже воды возле огромной буровой лебёдки неподвижно замерли от вибрации круги волн. Как будто бросили туда камень и остановили кадр. Валяются длинные крюки-захваты называемые кермаками. Всё ржавое - трубы, какие-то непонятные детали и конструкции, и к тому же всё измазано чёрно-коричневым буровым раствором. В некоторых местах пол залит толстым густым слоем раствора – почти по щиколотку. В воздухе гарь, чувствуется запах горящих тормозных колодок от лебёдки, которые при спуске выдают веер искр, невыносимый визг, и последние полчаса уже не гаснут и объяты огнём. Стоит невообразимый шум, визг, рёв огромных дизелей, треск напряжённых толстенных металлических канатов которые удерживают на весу в скважине огромную тяжесть колонны бурильных труб нескольких десятков или даже сотен тонн, и длиною более пяти километров. Даже если вам будут кричать в ухо – всё равно ничего не услышите, только может быть, появятся болевые ощущения. Такой вот шум! Поэтому вся команда общается знаками.
    Ну, вот и всё. Бурильщик скрестил руки над головой (знак - стоп), в ответ ему где-то из глубины дизельной кивает чумазый дизелист. Взревут напоследок моторы, кажется, что вот-вот они не выдержат и взорвутся. ...И наступает мертвая тишина. Работающий вдали генератор не в счёт. Все оглохли от этой тишины.
 
  «Бурила» сбрасывает рукавицы и подходит ко мне. Лицом он очень похож на актера Спартака Мишулина, сейчас щёки нос и лоб у него забрызганы крупными чёрными точками.
- Ну, его на фиг, - говорит он, окидывая всё взглядом - утром всё уберём, а сейчас - отдыхать.
   Упирает руки в бока. Вместе наблюдаем, как сверху по лестницам, с верхних палатей, с высоты десятиэтажного дома, спускается ещё один помбур (помощник бурильщика). Его зовут Сериккали. Он более «чистый», чем мы, на нём почти нет, свежей влажной грязи, только высохшая. -  Вот посмотри - говорит мне «бурила», - как работает гнилая советская интеллигенция. И показывает на Сериккали.
- А мы с тобой?

  У Сериккали восемь классов образования и пятеро детей.
Все в бригаде старше меня где-то раза в два, но только по возрасту не по должности. Я – первый помбур. Второй человек после бурильщика. Мне 22.

   Смотрим на свои брюки и сапоги. Я подбираю какую-то палку и начинаю счищать сантиметровый слой грязи. Изнутри, ближе к ткани, он уже подсох.
   Фамилия бурильщика - Танбаев. Мы с ним равномерно по пояс в этой грязи, выше пояса она фрагментарна. Вся каска и лицо Танбаева в растворе, кляксы и подтёки, чёрные пятна и точки, - ему досталось сверху. С его поста не всегда убежишь. Танбаев смотрит на мои действия и замечает:
- Слушай, ну её к чёрту, высохнет - сама отвалится.
  И тут же предлагает:
– Чифирь будешь?
   Чифирь это пятидесятиграммовая пачка грузинского чая на кружку кипятка. Когда он его выпьет, может стоять, не мигая все двенадцать часов за своим рычагом, как часовой у Мавзолея.
- Нет, - говорю, - спать так, спать.

   Вот Сериккали, наконец, спустился, подошёл к слесарному столу. Там, среди огромных гаечных ключей стоят электрочайник, пара мутных стаканов с отпечатками пальцев, кружка с сахаром, хлеб. Наш чай не "танбаевский", но тоже крутой, заварен прямо в чайнике. Все здорово вымотались.  Мы распределяем, кто, где спит. Нам с Сериккали досталась «бендешка». Так мы называем слесарку, такой маленький дощатый вагончик, на полозьях из труб. Он стоит за мерниками – большими (два человеческих роста высотой) в виде параллелепипедов ёмкостями. На самом краю, заставленной всякими нужными и не нужными агрегатами, цистернами и вагончиками, территории вокруг буровой. Внутри «бендешки», вдоль одной стены стоит стол с прикрученными тисками, а вдоль другой - самопальная батарея с водой из толстых обсадных труб и ТЭНом внутри. Перед батареей большая лавка. Я ложусь на стол, тиски под головой. Сериккали устроился на лавке. Гасим свет – отбой. Часа три-четыре у нас есть. Тепло - отрубаюсь почти мгновенно.

    ...И снится мне, что правой рукой глажу кошку. Кошка лежит на столе параллельно между мной и стенкой, мордочкой к моим ногам. Прижалась ко мне, чуть не мурлычет. Постепенно прихожу в себя, слышу храп Сериккали. Действительно что-то глажу, - короткую шерстку. Интересно, откуда здесь кошка? Вокруг на десятки или если не на сотни километров - ни одного населённого пункта.

  Уже не сплю... Осторожно решаюсь прощупать её. Ей это не нравится, и она устремилась вперёд. Худенькое тельце, позвоночник. Из моих пальцев выскальзывает длинный голый, сужающийся к концу мерзкий хвост. И тут же меня словно пружиной переламывает пополам! Ногой бью в дверь. Вылетаю из душной «бендешки», пробегаю десяток метров по песку и оборачиваюсь. В дверях уже стоит испуганный Сериккали и разводит руками.
  - Что случилось?
  Меня всего колотит, какое то время ничего не могу сказать, словно огромный ком застрял в горле.
  – Т-там к-крыса!
  - Где? – спрашивает Сериккали.
  Показываю ему рукой в темноту за его спиной. Он оборачивается, чешет затылок, забирает свою фуфайку, и мы вдвоём  бредём мимо насосного сарая к буровой. Я всё не могу отойти. Нервно всматриваюсь в дизельную, разглядываю буровую.
    Где-то там должен быть Танбаев со своим чифирем...


2005г. ValDao


Рецензии