Глава 5. Дух Зверя

предыдущая глава http://www.proza.ru/2011/02/28/1083


– Значит, ты синеухий?

Пальцы Э-Ар застыли в нервном обхвате на кружке с остывающим тоо. У-Он нежно дотронулся до них: холодные. Он накрыл их обеими ладонями, и ресницы жены вскинулись вверх. Кажется, опять вздрогнула.

– Я – ур-рамак, – сказал У-Он.

Э-Ар помолчала, грустно глядя на него, потом снова уронила взгляд в кружку.

– Мог хотя бы мне сказать, когда мы ещё только встречались...

У-Он невесело усмехнулся одним углом рта.

– И ты крепко подумала бы, прежде чем выходить за меня, да? Да, наверно, стоило тебе признаться... Прости.

Пальцы Э-Ар дрогнули под его ладонями, она встрепенулась, приоткрыв губы в порыве что-то сказать. Но сникла.

– Я не осуждаю тебя за то, что ты скрывал это, – проговорила она глухо. – Красил уши. Быть не таким, как все, трудно.

– Спасибо, что понимаешь, – проронил У-Он, отходя к окну.

Моросил скучный дождик, и яркая осенняя роскошь цветов поблекла, вымокла и поникла. В сердце глухо ныла и скреблась когтями тоска... Белогрудые Волки. У-Он закрывал глаза и видел большого зверя на мощных длинных лапах, с чёрно-серебристым мехом и белым треугольным «нагрудником». Хвост – огромный, пушистый, которым зверь вполне мог укрыться, свернувшись клубком. Высота волка в холке была с кухонный стол, на который со стуком поставила кружку Э-Ар.

Её носик ткнулся в плечо У-Она, тепло дыхания робко проникло сквозь ткань рубашки.

– Я не против синеухости... Синеухие... Ну, то есть, ур-рамаки... Они ничем не хуже нас. Вот только эти когти... И то, как ты рычал... Это было страшновато. – Пальчик Э-Ар заискивающе выводил на плече У-Она крендельки и завитушки. – Я даже испугалась за папу, ты ведь поранил его. Уши – ладно, но о своей способности превращаться в зверя ты мог бы мне сказать.

У-Он поймал её рисующую крендельки руку, повернулся к ней лицом и привлёк к себе. Рыжая, стройная и гибкая, как ветка яннаги, и горячая, как огонь... Глаза – то янтарь, то мёд. Как там? Огненная Лисица? Похожа... Могла бы быть ею. Если бы у неё были синие уши.

– Я не мог сказать, – выдохнул У-Он, касаясь губами её уха. – Потому что и сам толком не знал, могу ли... Пока не пропустил шесть курсов инъекций.

– А зачем... зачем ты пропускал? – Э-Ар изогнулась в его объятиях, не решаясь прижаться всем телом, но и не отстраняясь.

– Сам не знаю. – У-Он дышал ей в ухо, чувствуя, как по телу разбегаются мурашки возбуждения. Запах Э-Ар, аромат тоо от её губ, щекотное прикосновение пушистой пряди её волос – всё это будоражило не менее сильно, чем призраки воспоминаний о собственных истоках.

– Наверно, чтобы не привлекать этим внимания? Ведь это выдало бы в тебе сине... то есть, ур-рамака? – Э-Ар переместила руки с плеч У-Она на его шею, обвив её горячим кольцом.

Он чувствовал быстрый стук её сердца. Возбуждение или страх?..

– Да, наверно. Зачем красноухому колоть RX?

...И то, и другое. Она не решалась обнять его крепко, готовая в любую секунду вырваться и убежать. Нет, убежать он ей не даст: руки налились жаром и силой, и он сжал ими податливое, гибкое тело Э-Ар. Попалась лисичка. Она в панике пискнула, когда он чуть прикусил ей ухо, но У-Он только засмеялся, зарываясь лицом ей в шею и вдыхая запах кожи и волос своей женщины.

Потом она лежала, свернувшись клубочком, притихшая и не то озадаченная, не то испуганная, натянув одеяло до носа и как бы отгораживаясь им от У-Она. Интересно, что её так впечатлило? Когтей он вроде не выпускал, порычал только, разве что. Ну, так не на Э-Ар же, а от удовольствия.

– Ты чего? – спросил он, поворачиваясь на бок, лицом к ней.

Она задумалась ещё глубже прежнего. Чтобы растормошить её, У-Он отодвинул край одеяла и пощекотал Э-Ар под подбородком.

– Выглядишь так, будто мы не любовью занимались, а смотрели фильм ужасов, – пошутил он. – И самое страшное чудище вдруг прыгнуло на тебя с экрана.

– Почти так и есть. – Э-Ар уткнулась в подушку так, что был виден только один глаз – медово-жёлтый, медленно темнеющий.

У-Он хмыкнул и насупился. Не хватало, чтобы она ещё и в постели его боялась. Зверь он, что ли, какой?

А ведь таки да. Кто, как не зверь? Потомок клана Белогрудого Волка...

– Иди ко мне.

Ему хотелось согреть её, успокоить. У-Он сгрёб Э-Ар, прижал к себе и молча лежал с ней в обнимку, иногда нюхая её пушистые рыжие волосы.

Интересно, по какой линии ему передалась кровь Волков – по отцовской или материнской? Он помнил волосы матери – чёрные как смоль, с редкой проседью, и её жгуче-тёмные глаза с затаённой искоркой. Отец в минуты нежности называл её «волчонком»...


* * *

Ай-Маа Найко никогда не была особенно красивой: широко расставленные глаза, коротковатый нос, большой рот, нездоровый цвет лица. Надежды матери на то, что из девочки-дурнушки она вырастет если не в красавицу, то хотя бы в девушку с приемлемой внешностью, не оправдались. Ни лицом, ни фигурой природа Ай-Маа не наградила. Кожа у неё была смуглой с болезненным желтоватым оттенком, а губы – розовато-серыми. Лишь в том природа расщедрилась, что наделила Ай-Маа длинными чёрными волосами – ниже пояса, да такими густыми, что её небольшие заострённые синие уши почти полностью скрывались под ними.

– Не видать тебе женихов, – вздыхала мать. – Учись делу какому-нибудь, что ли. Чтоб сама себя прокормить могла, если замуж не выйдешь.

И Ай-Маа училась – на закройщицу. Училище располагалось, по счастью, в её родном гетто, Каа'алоа, и работу в ателье она нашла здесь же. Зная о своей непривлекательности, о женихах и не мечтала. Была диковатой, нелюдимой, одевалась скромно, а модным стрижкам предпочитала косу, по-старомодному уложенную в тяжёлый узел на затылке. Напряжённый, испытующий взгляд её тёмно-карих глаз мало кто мог выдержать без смущения, и её за спиной называли «волчонком». Покупая раз в неделю в мясном магазине кусок говяжьей вырезки, она держалась чинно и спокойно, и никому не пришло бы в голову заподозрить, что, придя домой, она эту вырезку не поджарит и не запечёт, а съест сырой. Вот такая у Ай-Маа была тайная слабость, которой она стыдилась, и которую безуспешно пыталась заглушить курсами инъекций препарата RX. Подруг среди работниц ателье она не приобрела, держалась особняком. И все были весьма удивлены, что однажды за ней начал ухаживать мужчина.

Он был клиентом – заказал костюм. На вид ему было за сорок, его виски уже начали седеть. Мягкий взгляд с грустинкой в глубине серо-голубых глаз, добрая открытая улыбка, приятный голос – чем-то он напомнил девушке отца, умершего за полгода до окончания ею училища. Когда она снимала с него мерки, он сказал:

– Какие у вас волосы чудесные!

Ай-Маа ничего не ответила, даже не покраснела, но уши налились жаром и запульсировали.

Заказчик приходил на примерки в срок, не привередничал и не придирался. К тому времени, когда костюм был готов, Ай-Маа знала, что клиента звали Вук-Хим Каро, что он уже десять лет как вдовец, детей в браке не нажил. Работал директором школы в другом гетто – Лулукане.

Ему было сорок три, ей – двадцать четыре. Чувствуя доброе к себе отношение, Ай-Маа потянулась к нему, но поначалу больше как к отцу, чем как к мужчине – претенденту на её руку и сердце. Её нового знакомого не отпугнули ни её непривлекательная внешность, ни замкнутый нрав, ни резковатые манеры. Он не отошёл в сторону с усмешкой, как все, а смотрел на неё со своей доброй грустинкой в глазах, и тепло его руки, касающейся её волос, и смущало, и трогало, и странно волновало Ай-Маа. Но когда он в первый раз поцеловал её, девушка отреагировала резко и нервно – хоть пощёчину и не дала, но, колюче засверкав глазами, потребовала, чтобы он больше этого не делал.

– Почему? – засмеялся он.

Ай-Маа, пощупав под волосами запылавшие жаром уши, ответила:

– Знаю я... чего может хотеть одинокий мужчина от такой девушки, как я! Затащить в постель, а потом...

Господин Каро не рассердился и не удивился – только улыбнулся в ответ.

– Волчонок ты мой... ни разу не целованный, – сказал он, глядя на неё с грустной нежностью.

А на глазах у Ай-Маа вдруг выступили жгучие слёзы. Они неудержимо текли, как она ни старалась загнать их обратно, кусая губы, моргая и задерживая дыхание до боли в груди. Это и в самом деле был её первый поцелуй, и признаваться в том, что она «засиделась в девках» до двадцати четырёх лет, когда все вокруг теряли девственность в четырнадцать-пятнадцать, было для неё мучительно. А господин Каро уже нащупал под её волосами уши и нежно мял их пальцами. Он больше не пытался её поцеловать, просто погладил по голове, как ребёнка.

– Ладно... Я докажу серьёзность своих намерений, – улыбнулся он. – Сегодня вечером жди меня в гости.

И он пришёл – в новом костюме, который скроила для него Ай-Маа. Оказалось – просить её руки. Мать, приятно удивлённая, попотчевала гостя, как полагается, и сказала, что она не против отдать ему свою дочь, если та согласна. Ай-Маа пробормотала, заикаясь:

– М-мне надо п-подумать...

Потом, наедине, мать бросилась к ней с объятиями:

– Вот порадовала так порадовала, доченька!.. И где же ты такого жениха нашла? Какой видный мужчина, и сразу понятно – порядочный и хороший! Вот что я тебе скажу: выходи за него, даже не задумывайся! Я бы сама за него вышла, да зачем уж мне теперь... И так свой век доживу, а вот тебе устраиваться в жизни надо.

– А ничего, что ему уже за сорок? – усомнилась Ай-Маа, у которой всё ещё не могло уложиться в голове: она – выйдет замуж?

– Э, дорогая! Старый волк, да зубы остры, – сказала мать, многозначительно подняв палец. – Не упускай такой шанс, лучшей судьбы при твоей-то «красоте» тебе и не найти. Кто ещё тебя возьмёт?

– И вовсе не во внешности дело, – буркнула Ай-Маа, уязвлённая. Она и сама знала, что не хороша собой, но слушать это от других, пусть даже от собственной матери – увольте!

Не о таком «принце» она мечтала... Да, всё-таки мечтала, как и все девушки. Хотя почти и не надеялась дождаться. Что делать? Отказать господину Каро и ждать дальше?

Она решила ещё подождать, чем вызвала у матери бурю раздражения. Господин Каро грустно улыбнулся и сказал:

– Ну что ж, насильно мил не будешь... Позволь остаться твоим другом. Ты можешь рассчитывать на меня во всём.

Мать с укоризной качала головой, глядя на эту дружбу: она считала, что дочь упускает свой единственный шанс создать семью. Но «волчонок» Ай-Маа, при всей своей внешней угловатой угрюмости и замкнутости, была всё же не без романтичной жилки в характере... Она ждала «принца».

«Принц» лишь промаячил на горизонте, оставив на сердце Ай-Маа рубец. Его звали Ан-Ким, он только что принял от своего отца небольшой бизнес в гетто – торговлю канцтоварами. Ан-Ким сочетал в себе все достоинства «принца»: был красив, молод, энергичен и обаятелен. Но все эти достоинства перевешивал один большой недостаток: у него уже была подруга. Ай-Маа страдала по нему, не смея признаться в своих чувствах и плача в жилетку господину Каро. Больше ей было не с кем поделиться своей сердечной болью: после её легкомысленного отказа школьному директору мать и слушать ничего не желала, а отца не было в живых.

Разочарование пришло, как катастрофа. Ан-Ким пригласил Ай-Маа на свой день рождения, и девушка не удержалась – пришла. Её почти и не приглашал никто, и она была тронута этим жестом Ан-Кима. На вечеринке именинник напился и повздорил со своей девушкой, а утешения стал искать у Ай-Маа, уединившись с ней в укромном уголке. Она чистосердечно и безо всякой задней мысли успокаивала его – словами, но слов Ан-Киму показалось мало, и он перешёл к делу, за чем его и застукала подруга. Он ещё не успел зайти с Ай-Маа слишком далеко, но от его разъярённой возлюбленной крепко досталось обоим. Именинник получил от своей пассии в глаз, а Ай-Маа взбешённая девица вцепилась в волосы.

Поначалу Ай-Маа оторопела и не сразу смогла отбиться, но виноватой она себя не чувствовала – напротив, это Ан-Ким выставил её на позор, а его подруга пыталась лишить её единственного украшения – шевелюры. Уже несколько недель подряд Ай-Маа боролась со своим пристрастием к сырому мясу и не брала его в рот, держа себя «в узде»; она даже не думала, к чему это могло привести. А привело это к тому, что Ай-Маа озверела...

Девушка Ан-Кима выла, заливаясь слезами и прижимая салфетку к окровавленному лицу, а все с ужасом смотрели на Ай-Маа. А что? Она только защищалась от этой фурии и даже не успела заметить трансформацию своих рук. Всего лишь хотела царапнуть противницу ногтями по лицу, а получилось – когтями...

Именинник даже протрезвел.

– Ты что, RX не колешь? – набросился он на Ай-Маа. – Сумасшедшая! Выметайся отсюда, и чтоб я тебя больше не видел!

Оказаться в центре скандала, быть грубо выставленной дорогим её сердцу человеком, да ещё и потерять над собой контроль до частичного превращения в зверя – всё это было слишком для нервов Ай-Маа. Рыдая, она поплелась домой.

По дороге её чуть не сбила машина, девушка упала в лужу и пришла домой в ужасном состоянии – грязная и почти невменяемая от горя. Едва переступив порог, она упала на руки потрясённого господина Каро, сидевшего у них в гостях. Мать только всплеснула руками, застыв с приоткрытым ртом.

Глядя на Ай-Маа, они заподозрили самое страшное: уж не изнасиловали ли её?.. Да, пожалуй, это можно было назвать изнасилованием, но скорее моральным, нежели физическим, в чём Ай-Маа и заверила их, когда немного успокоилась. Господин Каро был возмущён и разгневан до такой степени, что хотел немедленно пойти к Ан-Киму и дать ему пощёчину. В его добрых светлых глазах зажёгся жёсткий, непривычный и жутковатый огонь, при виде которого Ай-Маа невольно содрогнулась: наверно, вот так же выглядела и она, потеряв власть над собой на вечеринке. Нет, его ни в коем случае нельзя было отпускать в таком воинственном настрое – кто знает, что он мог натворить сгоряча? Ай-Маа встретилась взглядом с матерью: та, видимо, думала сейчас об этом же.

– Я должен пойти и высказать этому мерзавцу всё!.. – негодовал господин Каро, сжимая кулаки.

Нет, когти у него не росли, но этот огонь в глазах...

– Не надо, господин Каро, прошу вас! – И Ай-Маа со слезами повисла у него на шее.

Тот сначала пытался мягко высвободиться, но девушка вцепилась в него, как клещ, и тряслась от рыданий. Господин Каро растерялся, обмяк и сдался – прижал Ай-Маа к себе и стал успокаивать, гладя по голове.

– В самом деле, не стоит оно того, – присоединилась к уговорам мать. – Ещё руки об эту мразь пачкать! Да чтоб ему провалиться!

В общем, господин Каро так и не пошёл к Ан-Киму выяснять отношения: Ай-Маа после такого потрясения заболела, и он навещал её каждый день, принося фрукты и лакомства. Когда она, заикаясь от смущения, попросила его принести ей лучше кусочек сырого мяса, он мягко улыбнулся и кивнул. На следующий день он, протягивая ей на тарелке кусок говяжьей вырезки, сказал:

– Самое свежее, что я смог найти.

Теперь он знал «постыдный» секрет Ай-Маа, и это его не шокировало и не отталкивало. Такие секреты знают только самые близкие... В общем-то, он уже давно и был для неё самым близким человеком после матери.

Она стала его женой – через три года после предложения руки и сердца. Ей было двадцать семь, ему – сорок шесть. Он был уже в том возрасте, когда мужчина ценит в женщине не внешнюю красоту и сексапильность, а внутренние качества – как раз то сочетание, которое Ай-Маа собой и представляла.

Ан-Ким, к слову, через год после того случая на вечеринке заболел «чёрным безумием» – недугом, от которого не было спасения. Начиналось оно с нарастающей нервозности и утомляемости, переходящей в помешательство – тихое или буйное, в зависимости от личности больного, и заканчивалось истощением, параличом и смертью. Поражал этот недуг как синеухих, так и красноухих – без разбора. Сколько ни бились врачи в поисках лечения, между словами «чёрное безумие» и «смерть» можно было поставить знак равенства. Через полгода после начала болезни Ан-Кима не стало.

Итак, Ай-Маа Найко стала Ай-Маа Каро, но нисколько не сожалела об этом. В чувствах супруга к ней сочетались любовь мужа и нежность отца. Ай-Маа с гордостью носила обручальный браслет, и работницы ателье удивлённо и не без зависти качали головами: как это она, угрюмый «волчонок», дурнушка, каких поискать, умудрилась выйти замуж? Да ей же на роду было написано вековать старой девой!..

Время шло, замужняя жизнь Ай-Маа текла благополучно, вот только она никак не могла забеременеть. Минуло уже четыре года со дня свадьбы, но порадовать мать внуками у неё не получалось. Муж грешил на себя – как-никак, уже пятьдесят стукнуло, но обследование показало, что его семя вполне способно к оплодотворению. Ай-Маа тоже была здорова. Что же мешало им зачать ребёнка?

Они переехали из района Каа'алоа в Лулукан, поближе к работе мужа, и Ай-Маа устроилась в местное ателье. Там она на удивление быстро влилась в новый коллектив; её приняли дружелюбно, никто не шушукался у неё за спиной, и с парой портних они стали даже близкими приятельницами. Одна из них, узнав о проблеме Ай-Маа, посоветовала ей сходить к знахарке. Ай-Маа поначалу посмеялась:

– Да ты что! Мы же не в древние времена живём, чтобы по лекарям, колдунам да бабкам ходить! Есть ведь современная медицина, и неплохая.

– Не скажи, – покачала головой подруга. – Помогла тебе хоть на капельку эта хвалёная медицина? Нет.

И она принялась рассказывать о знахарке такие чудеса, что Ай-Маа задумалась. Может, и правда, этой бабке доступны такие области, в которых обычная медицина теряется, как младенец в лесу? Домой она пришла под впечатлением и тут же рассказала всё мужу. Тот лишь посмеялся над ней:

– Ох и дремучие вы, девушки! Верите всяким шарлатанам, которым только и нужно, что выманить побольше денег у таких доверчивых простушек! Даже не думай, волчонок. Справимся как-нибудь без твоих бабок-знахарок. – И с этими словами Вук-Хим поцеловал её в лоб и в глаза.

Хоть в словах мужа и был некий резон, но Ай-Маа запала в душу эта идея. Через неделю она попросила у подруги адрес знахарки и тайком от мужа отправилась к ней.

Жила знахарка на окраине гетто, в двухэтажном доме на четыре квартиры; пробираясь через двор к входу, Ай-Маа почти по щиколотку утопала в грязи, а поднимаясь к заветной двери, пару раз чуть не запнулась о шастающих под ногами котов. Задранные трубой хвосты, горящие глаза и вызывающий мяв со всех сторон произвели на неё неизгладимое впечатление. Кошачью свадьбу они тут устроили, что ли, прямо на лестнице?.. А на коврике перед дверью сидела белая кошечка с голубыми невинными глазами.

«Бабка» оказалась совсем ещё не старой женщиной с цепкими, пронзительными глазами и глубоким голосом. Открыв дверь и окинув Ай-Маа взглядом с ног до головы, она подхватила белую кошечку с коврика.

– Ах ты, распутница! Глаза твои бесстыжие!

Ай-Маа сначала оторопела, подумав, что эти слова адресованы ей, но знахарка обращалась к кошке, сводившей с ума всех местных кавалеров. Без слов, кивком головы знахарка пригласила Ай-Маа внутрь. «Будто ждала меня», – промелькнуло в голове молодой женщины.

Квартира была вполне обычная, уютная и опрятная, отделанная в тёмно-красных и коричневых тонах, на первый взгляд ничем не выдававшая рода занятий своей хозяйки. Разве что немного сумрачная. А может, это просто потому что вечер был такой – угрюмый и тёмный? Ай-Маа исподтишка разглядывала знахарку. Двигалась женщина плавно и быстро, а глаза у неё были круглые и светлые, хищные, рысьи. Чёрное платье, красная ажурная шаль на плечах, волосы с обильной проседью, собранные сзади в сетку.

– Быть тебе матерью двоих детей, – сказала знахарка, отпуская кошку. Та белой молнией сразу скрылась в глубине квартиры. – Зачнёшь и родишь благополучно, если не будешь убивать в себе Зверя, калеча свой дух.

Ай-Маа так и села в ближайшее кресло: ноги подкосились. Она ещё ничего не сказала, а женщина уже всё знала!

Знахарка чуть усмехнулась и тоже села – к круглому столу, покрытому вышитой скатертью, с лампой посередине. Склонив голову набок и прищурившись, она смотрела на Ай-Маа задумчиво.

– Тело твоё, девочка, не поражено болезнью, а вот дух нездоров, – сказала она. И добавила со вздохом: – Как, впрочем, и у многих сейчас. От духа всё идёт.

Тикали часы, у соседей за стеной плакал ребёнок.

– Так что мне делать? – чуть слышно спросила Ай-Маа.

Знахарка провела ладонью по скатерти, расправляя на ней складки.

– Скажу тебе, что делать, – кивнула она. – Год живи без уколов. В мясе себе не отказывай. Забеременеешь – тоже не колись, пока не родишь. Но самое главное – надо снова открыть себя Духу Зверя.

– А... как это?

Знахарка помолчала, потом проговорила устало:

– Не могут ур-рамаки жить счастливо, будучи отлучёнными от Зверя. Он даёт им силу и направляет по нужному пути, без единения с ним нет равновесия в нашем мире... Что ж, помогу тебе открыть себя Зверю. Откинься в кресле и закрой глаза.

Что это? Квартира исчезла, вокруг был лес. Ай-Маа бежала между деревьями... на четырёх ногах. Дух захватывало от этого бега, её переполнял бешеный восторг и упоение свободой. Зелёный шатёр одобрительно шелестел над головой, а она всё мчалась и мчалась... навстречу чему-то забытому, но родному. И не было конца этому бегу и этому счастью...

...Пахло какими-то травами, из чайника в чашку лилась, уютно журча, струйка янтарного отвара. Всё ещё немного слабая и растерянная, Ай-Маа пошевелилась в кресле. В горле страшно пересохло, так что звук льющейся влаги был прекраснее самой совершенной музыки в мире.

– Выпей и ступай домой. – В уголках рысьих глаз знахарки притаилась улыбка. – Денег не надо. Радость Зверя от восстановления единства со своим детёнышем дороже любых денег.

Это было правдой – Ай-Маа чувствовала её, эту радость. Даже слёзы на глазах выступили. Домой она шла, улыбаясь и плача одновременно.

Выполняя указания женщины с рысьими глазами, она пропустила два курса инъекций RX. Ей пришло из процедурного кабинета два извещения о неявках, но она их проигнорировала. Вот если бы на работу сообщили, неприятности не заставили бы себя ждать – до увольнения, может, дело и не дошло бы, но выговор и штраф можно было схлопотать точно. Но сообщали лишь после третьего пропуска, да и то не всегда. А некоторые работодатели, особенно если сами были из синеухих, закрывали на это глаза – лишь бы человек хорошо работал и не кидался на коллег. А Ай-Маа вела себя прилично и работала, как всегда, образцово. По ней вообще было не заметно, что она не колола RX – только цвет лица улучшился и глаза заблестели.

Когда она сообщила мужу, что наконец-то ждёт ребёнка, тот чуть не заплакал от радости. В его возрасте можно было бы уже иметь внуков.

– Ну вот, волчонок... Я же говорил, что всё получится, – сказал он, нежно теребя Ай-Маа за уши. – И к бабкам этим твоим ходить не пришлось.

Она только таинственно улыбнулась. Если бы он знал!..

Родился мальчик. Счастливая и умиротворённая в своём долгожданном материнстве, Ай-Маа чувствовала непреодолимое желание снова сходить к той знахарке с рысьими глазами и поблагодарить её.

Длинные чёрные пряди её волос, посеребрённые первой сединой, выбивались из-под берета и трепетали на ветру, когда она, стуча каблуками ботинок по тротуару, катила перед собой коляску. Небывалое дело – мужчины оборачивались ей вслед. Красивее черты её лица не стали, но дело было не в них самих, а во внутреннем свете, их озарявшем, и в блеске огромных глаз, тёмных, как звёздная бездна. Ай-Маа уверенно шагала, прямая и гордая, источая волны звериной силы и страсти – это-то и притягивало к ней мужские взгляды. Осенний ветер, балуясь, сорвал с её головы берет, и проходивший мимо синеухий незнакомец поймал его.

– Девушка, вот ваш...

Ай-Маа, принимая возвращаемый берет, поблагодарила прохожего ослепительной клыкастой улыбкой и продолжила свой путь, а он ещё долго смотрел ей вслед со смесью восхищения и замешательства во взгляде. Когда фигура в приталенном бежевом пальто и с размётанной чёрно-серебристой копной волос скрылась из виду, мужчина поморгал, стряхивая наваждение, что-то пробормотал себе под нос и пошёл дальше – не сразу, однако, вспомнив, куда ему надо идти.

А листья кружились и падали.

Ай-Маа успела вовремя: знахарка паковала вещи, по-видимому, собираясь съезжать. Дверь квартиры была распахнута настежь, белая кошка в прихожей дремала в корзинке с байковой подстилкой.

– А, это ты, – бросила знахарка через плечо, занятая чемоданами. – Правильно сделала, что принесла ребёнка. Надо и его открыть Зверю. Он важен для равновесия.

Взяв малыша, она заглянула ему в личико и улыбнулась, спросила:

– Как его имя?

– У-Он, – ответила Ай-Маа.

Знахарка закрыла глаза и постояла так, с плотно сжатыми губами, несколько секунд, потом положила свёрток с малышом на стол и сделала какие-то движения руками над головкой ребёнка. Коснувшись его лобика пальцами, она повернулась к Ай-Маа и сказала:

– Знаю, ты снова станешь убивать в себе Зверя. Ты вынуждена это делать, иначе общество красноухих тебя отвергнет. Помни одно: что бы твой сын ни стал делать, не препятствуй ему.



Даже возобновление инъекций уже не помешало Ай-Маа через три года родить У-Ону сестрёнку, Тиш-Им. Она не говорила с детьми о Звере: муж не одобрял этих разговоров, называя их «дремучими пережитками старины». От отца брат с сестрой унаследовали светлую кожу, а от матери – тёмные волосы и глаза. И Дух Зверя.


продолжение http://www.proza.ru/2011/03/05/24