Шпеер - архитектор Гитлера
В 1932 руководил перестройкой здания Берлинской окружной партийной организации. После прихода нацистов
к власти в 1933 Шпееру была поручена перестройка здания Имперского министерства народного
просвещения и пропаганды, одновременно составил план декораций для грандиозной манифестации 01.05. 1933.
После этого Гитлер поручил Шпееру перестройку своей берлинской резиденции.
С 1934 начальник отдела "Эстетика труда" в организации "Сила через радость", разработал проект
"Партийного форума" в Нюрнберге ("Гран-при" Всемирной выставки в Париже, 1937).
В 1936 Шпееру была поручена разработка планов перестройки Берлина в нацистском духе.
В 1942 назначен рейхсминистром вооружений и боеприпасов (после гибели Ф. Тодта).
* * *
1932 г. Большие строительные работы не предполагались, экономическая ситуация была безнадежной.
До сих пор мне не удалось стяжать славы на этом поприще. Я разослал бессчетное число писем местным
фирмам и деловым партнерам моего отца, в которых называл себя "самостоятельно работающим
архитектором". Но, конечно, я напрасно дожидался, чтобы нашелся застройщик, который бы рискнул связаться
с 26-летним архитектором. Ведь даже известные в Мангейме архитекторы в то время не получали заказов.
Днем раздался телефонный звонок. Руководитель национал-социалистического автомобильного
клуба Нагель передал мне, что меня хочет видеть Ханке, ставший заведующим организационным
отделом берлинского гау. Ханке встретил меня радушно: "Я повсюду искал вас. Не хотите ли
перестроить здание берлинской организации НСДАП? -- спросил он, едва я вышел. -- Я прямо сегодня
предложу это Доктору. Дело очень спешное". Еще несколько часов -- и я сидел бы в поезде, и никто
бы в течение многих недель не смог найти меня среди уединенных восточно-прусских озер; гау
пришлось бы подыскать другого архитектора. Долгие годы я считал этот случай счастливым поворотом
в моей жизни.
Вскоре после этого я вернулся в свое мангеймское бюро. Все оставалось по-старому:
экономическое положение и тем самым перспективы получения заказов скорее еще ухудшились,
политическая обстановка становилась все более запутанной. Один кризис следовал за другим,
а мы этого даже не замечали по той причине, что ничего не менялось
Потом наступили выборы 5 марта 1933 г. и спустя неделю мне позвонили из Берлина. Звонил
заведующий орготделом берлинского "гау" Ханке. "Хотите приехать в Берлин? Здесь для Вас обязательно
найдется дело. Когда Вы сможете приехать?" -- спросил он.
У него я увидел в те дни проект города Берлина для массового ночного митинга на Темпельхофском
поле, который собирались проводить по случаю 1 Мая. План возмутил как мои революционные,
так и профессиональные чувства: "Это выглядит как декорация к показательной стрельбе". На это Ханке:
"Если Вы можете сделать лучше, пожалуйста!"
В ту же ночь родился проект большой трибуны, позади которой предполагалось
натянуть между
деревянными опорами три огромных флага, каждый выше десятиэтажного дома, два из них черно-бело-красные,
в середине флаг со свастикой. С точки зрения устойчивости это было рискованно, потому что при сильном
ветре эти флаги превращались бы в паруса. Они должны были подсвечиваться сильными прожекторами,
чтобы, как на сцене, еще более
подчеркнуть впечатление приподнятого центра. Проект был тут же принят, и опять я продвинулся еще на этап.
Гитлер пришел в восторг от этого сооружения
в июле 1933 г. мне позвонили из Нюрнберга. Там шла подготовка к первому съезду теперь уже правящей партии.
Завоеванная власть победившей партии должна была найти свое выражение уже в архитектуре кулисы;
однако местный архитектор не смог предложить удовлетворительный проект. Меня доставили самолетом
в Нюрнберг, и я сделал свои наброски. Они не отличались богатством замысла и походили на убранство по случаю
1 Мая, только вместо парусовфлагов я увенчал Цеппелиново поле огромным орлом с размахом крыльев
в 30 метров, которого я, как бабочку в коллекции, приколол к лесам.
Нюрнбергский заведующий орготделом не решился самостоятельно принять решение относительно
этого предложения и послал меня в Мюнхен ???. Я получил сопроводительное письмо, потому что за пределами
Берлина я все еще не был известен.
Уже спустя несколько минут я со своей папкой с чертежами стоял перед Гессом в роскошно
обставленной комнате. Он не дал мне сказать: "По такому вопросу решение может принять
только сам фюрер". Он коротко переговорил по телефону и сказал: "Фюрер у себя на квартире,
я велю отвезти Вас". Впервые я получил представление о том, что при Гитлере означало волшебное
слово "архитектура".
Вошел адъютант, открыл дверь, бесцветно произнес: "Пожалуйста", и вот я оказался перед Гитлером,
могущественным рейхсканцлером. Перед ним на столе лежал разобранный пистолет,
который он как раз, по-видимому, чистил. "Положите Ваши рисунки сюда", -- бросил он. Не взглянув
на меня, он отодвинул пистолет в сторону, с интересом, но молча рассмотрел мой проект: "Согласен".
Ни слова больше. Поскольку он опять занялся своим пистолетом, я, немного смущенный, покинул помещение.
Осенью 1933 г. Гитлер поручил своему мюнхенскому архитектору Паулю Людвигу Троосту,
создавшему интерьеры океанского лайнера "Европа" и перестроившему "Коричневый дом",
основательно перестроить и заново обставить теперь уже квартиру рейхсканцлера в Берлине.
Когда начались работы, Гитлер почти каждый день появлялся в обеденное время на стройке.
Сопровождаесый адъютантом, он смотрел, как продвигается дело и радовался тому, как возникают
готовые помещения. Многочисленные рабочие вскоре уже дружески и непринужденно приветствовали
его. Несмотря на двух эсэсовцев в штатском, неприметно державшихся сзади, во всем этом была
какая-то идиллия. Было заметно, что Гитлер чувствовал себя на стройке "как дома".
Легко себе представить, что эта естественность произвела на меня впечатление; во всяком случае,
он был не только рейхсканцлером, но и тем человеком, благодаря которому все в Германии начало
оживать, который дал работу безработным и начал осуществлять масштабные экономические программы.
Я сопровождал его, наверное, уже в двадцатый или в тридцатый раз, когда он пригласил меня во время
обхода: "Не пообедаете ли Вы с нами сегодня?" Конечно, я был счастлив такому неожиданному
проявлению личной симпатии, к тому же я никогда не мог рассчитывать на это, он держался
слишком официально.
Я часто лазил по лесам строек, но именно в этот день мне на костюм опрокинулся ковш штукатурки.
Наверное, у меня было очень огорченное лицо, потому что Гитлер заметил: "Пойдемте со мной, там
наверху мы все приведем в порядок".
В квартире ожидали гости; среди них Геббельс, немало удивленный моему появлению в этом кругу. Гитлер
увел меня в свои апартаменты, появился его слуга и был послан за темно-синим пиджаком самого
Гитлера: "Вот так, наденьте пока это!" Так я пошел за Гитлером в столовую, сидел, избранный из
всех гостей, рядом с ним. Я явно ему понравился. Геббельс обнаружил то, что я в своем волнении совершенно
не заметил. "У Вас же значок фюрера 4 < > Это ведь не Ваш пиджак?" Гитлер ответил за меня: "Это тоже мой!"
Во время этого обеда Гитлер впервые задал мне некоторые вопросы личного характера. Только теперь
он обнаружил, что я был автором проекта декораций к 1 Мая. "Так, а Нюрнберг, это тоже Вы сделали?
Тогда ко мне приходил архитектор с планами! Точно, это были Вы... Что Вы в срок управитесь с
квартирой Геббельса, я никогда бы ни поверил". Он не спросил, состою ли я в партии. Когда речь
шла о художниках, ему, как мне казалось, это было довольно безразлично.
Годы спустя Гитлер вспомнил это приглашение. "Я обратил на Вас внимание во время осмотров.
Я искал архитектора, которому я когда-нибудь смог бы доверить свои строительные планы.
Он должен быть молод, Вы же знаете, эти планы ориентированы далеко в будущее. Мне нужен человек,
который и после моей смерти продолжил бы их осуществление, авторитет которого был бы связан
с моим именем. Такого я увидел в Вас".
После нескольких лет неудач я был одержим желанием работать и мне было двадцать восемь лет.
За крупный заказ я, как Фауст, продал бы душу. И вот я нашел своего Мефистофеля. Выглядел
он не менее обаятельно, чем у Гете.
* * *
"Гран-при" Всемирной выставки в Париже, 1937.
Когда в Париже я осматривал это место, мне удалось пробраться в помещение, где хранились в тайне проекты
советского павильона. Две скульптурные фигуры ростом в 33 фута, водруженные на высокий пьедестал, триумфально
шествовали в направлении немецкого павильона. Поэтому я спроектировал здание в виде кубического массива, тоже
вознесенного ввысь могучими пилястрами, который должен был сдержать этот напор, и одновременно с карниза моей
башни орел со свастикой в когтях взирал сверху вниз на эти русские скульптуры...
Свидетельство о публикации №211030202043