ОТ АВТОРА
Ох уж это видение автора! Кто на что горазд. Вот и я возомнила себя то ли Софи Кинселлой (автором "Шопоголика"), то ли Дарьей Донцовой (в принципе, даже не читая ее произведений) и написала опус, который сложно назвать совершенством. Сама оцениваю его на... твердую тройку (в плане стилистики, орфографии и т.д.), но что касается самих героев, то я словно прожила их жизнь. Плакала, когда плакала моя Маша, смеялась, когда ей было весело, по уши влюбилась в НЕГО... В общем, на вопрос "Зачем?" (т.е. зачем я выложила здесь столь банальную историю) отвечу "Не знаю. Просто люблю писать и безумно люблю своих героев. И хочу, чтобы они жили - на страницах (пусть и не бумажных) МОЕГО романа".
ПРОШЛОЕ
1994
15 января
Суббота
Всем привет! Зовут меня Машей. Мне четырнадцать лет, учусь в восьмом классе. Отличница (благодаря бабулиной педантичности, конечно, а бабуля у меня, к слову сказать, на знаниях просто помешана).
Мои мама с папой погибли в автокатастрофе, когда мне было четыре года. С тех пор бабуля стала для меня и мамой и папой и бабушкой «в одном флаконе». Но последняя роль, скажу вам по секрету, дается ей с трудом. Дело в том, что бабуля моя совершенно не умеет печь пирожки, вставать ни свет ни заря, вязать, готовить, петь колыбельные и еще миллион вещей, которые просто обязана уметь настоящая бабушка. Зато у нее просто обалденное чувство юмора, она всегда шикарно одевается, в ее записной книжке есть номера телефонов около сотни московских знаменитостей, она знает, где купить недорогую, но очень стильную дамскую сумочку и в каком салоне красоты лучше всех выщипывают брови, и в голове у моей бабули - вы не поверите! - нет ни одной мысли о... старости. А все потому, что у моей бабули нет возраста! Увидев ее, вы ни за что не догадаетесь, сколько ей лет. Стройная, подтянутая, в неизменно элегантном костюмчике от «Шанель» или «Прада» или «Армани» или... В общем, вы поняли. И знаете, я обожаю свою бабулю. А она обожает меня. И мы живем с ней душа в душу.
1 февраля
Вторник
Бабуля наконец-то внушила мне, что я обязательно должна «привести свою голову в порядок». И вот я иду в местную парикмахерскую, сажусь в кресло, смотрю на свое отражение в зеркале и впадаю в уныние. Ну почему я такая невзрачная? Серая, неприметная, как мышь. Волосы и те не хотят быть моей гордостью - прямые, как палка, и вечно куда-нибудь лезут. В общем, слышали сказку про царевну-лягушку? Так вот - это про меня. Только в Василису Прекрасную я вряд ли когда-нибудь превращусь. Так и умру серой и страшной.
10 февраля
Четверг
Завтра у нас контрольное тестирование. Восклицательный знак не ставлю, потому что жду я все эти ужасы с дрожью в коленках. Не то, чтобы я тупая, как валенок, но... Понимаете, я терпеть не могу заниматься зубрежкой. На это у меня уходит уйма времени. А я его лучше посвящу просмотру телевизора или походу по магазинам или с бабулей куда-нибудь схожу. Например, в гости к ее лучшей подруге, Елизавете. Знали бы вы, какие Елизавета печет булочки. М-м-м... пальчики оближешь! Я даже выпросила у нее рецепт и на холодильник его приклеила - авось бабуля заметит и побалует внучку сдобой... Но, как говорится, мечтать не вредно.
6 марта
Воскресенье
Сегодня бабуля довела меня до белого каления. Еще я не успела продрать глаза, как она вытащила меня из тепленькой постельки и зачем-то заставила делать зарядку. А потом накормила меня какими-то мюсли и отправила в тренажерный зал. В обед завтрак продолжился, только отвратительных мюсли в тарелке стало на чайную ложку больше. Самым тяжелым испытанием для меня был ужин - одна тощенькая морковочка и сельдерей. Неужто мои дорогие родители оставили мне наследство, и теперь бабуля добивается моей скорой смерти, чтобы стать его полноправной хозяйкой?!
7 марта
Понедельник
Ненавижу бабулю! Ну почему она такая упрямая?! Как вобьет себе что-нибудь в голову... Вот и на этот раз она внушила себе, что ее почти уже пятнадцатилетняя внучка - вы только вдумайтесь в эти слова - что я ЧЕРЕСЧУР МНОГО ЕМ. Попросту говоря, она считает меня обжорой. Нет, и это при том, что сама она никогда не питается дома, и я не могу проследить, сколько она поглощает еды за один присест. К тому же я вовсе не обжора. Я ем ровно столько, сколько требует мой растущий организм. И я не виновата, что от каждой съеденной мной булочки мои талия и бедра становятся все шире и шире. Это... это у меня гены такие. Только они почему-то не распространяются на мою стройную, как Клаудиа Шиффер, бабулю. Талия у нее такая тонюсенькая, прямо как у Людмилы Гурченко в юности. Ох и везет же некоторым! А мне теперь всю жизнь сидеть на этих чертовых мюсли. А вы даже представить себе не можете, как я обожаю «Макдоналдс». Гамбургеры, чизбургеры, пирожки с вишней, капуччино и многое-многое другое. И как без этого обходились в средневековье? Наверное, поэтому те времена называют «темными». Темные тогда были люди, поэтому и формами не отличались. Кости, да и только! Мои же телеса худосочными назвать никак нельзя, и все... благодаря «Макдоналдс».
1997
12 мая
Понедельник
Утро
И вот - по наущению бабули - я наконец-то решила сесть на диету. И это спустя целых два года!
Последующие четырнадцать дней я назвала: «Добро пожаловать, Бразильская диета, или Калориям вход воспрещен». Весы показали, что я вешу шестьдесят пять килограмм. Печально. Летом я собираюсь с бабулей в Крым. Поэтому, чтобы влезть в уже купленный мной желтый купальник (как в «Спасатели Малибу»), я должна сбросить как минимум пятнадцать килограмм. Цели - завышенные, но вполне выполнимые (это слова бабули, хотя вериться мне в это с трудом).
16 мая
Пятница
11.30
Бабуля с утра укатила на SPA-процедуры, а я сижу за компьютером и пытаюсь сконцентрироваться на дипломной работе. Но в голове сплошные калории и килограммы. Я точно скоро в психушку угожу. И Крыма мне не видать, и тонкой талии, и довольной улыбки на лице бабули. Ох, как это все угнетает!
17 мая
Суббота
Бабуля настояла, чтобы в понедельник вечером я сопровождала ее на светскую вечеринку. Но я не могу пойти туда в таком виде - голодная и несчастная, с одной единственной мыслью в голове: «и когда наступит этот чертов ужин и я наконец-то съем предназначенный на сегодня кусочек рыбы?»?!
19 мая
Понедельник
Утро
Та-ак, и что же я надену сегодня вечером? Я открываю свой шкаф и с некоторым изумлением взираю на целую вереницу вешалочек с джинсами, футболочками и этакими миленькими разноцветными джемперочками. Единственный подходящий наряд для бабулиной вечеринки - подаренное бабулей же красное платье, как раз под цвет «Мерседеса», который мы одолжили у Елизаветы...
Ой! Кажется, у меня нет красной помады!
МОЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ:
1. КУПИТЬ ПОМАДУ - КРАСНУЮ
2. ДОСТАТЬ ИЗ БАБУЛИНОГО ПОТАЕННОГО МЕСТЕЧКА МАМИНЫ КРАСНЫЕ ТУФЛИ НА ШПИЛЬКАХ
3. ПЕРЕД "ВЫХОДОМ В СВЕТ" НЕ ЗАБЫТЬ ПРОГЛОТИТЬ ДЮЖИНУ ЯБЛОК
Только бы избежать урчания в желудке. Это ТАК унизительно.
«А ну-ка, зеркальце, скажи, да всю правду доложи. Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?»
Да-с, кажется, я похудела. Или зеркало подло врет? Хм... Да нет же. Вон животик куда-то испарился и талия утончилась - совсем чуть-чуть, но все же... - да и бедра потеряли свою пышность. Правда, грудь почему-то стала плоской. Она и не была большой, но... И все-таки нет худа без добра! Я похудела! Ура!
Хм... Красное платье смотрится неплохо. Красная помада... того же цвета лак, туфли, сумочка, плащ с красной подкладкой... Ух ты! Я кажется переборщила с красным. Аж глаза режет.
Полночь
Вечеринка прошла на «ура». Правда, я там была совершенно не к месту. Посудите сами: огромный зал был оформлен в стиле 50-х, туалеты - сплошь вечерние платья а ля Мэрилин Монро, из напитков - одно сплошное шампанское, еды там вообще не было, а гости - все как на подбор бабулиного - пардон! - э-э... неизвестного мне возраста. И представляете, ни одного моего сверстника! Весь вечер я только и делала, что разгуливала между столиками с шампанским и изучала расписанный под Леонардо да Винчи потолок. Скукотища да и только...
20 мая
Вторник
Утро
Швыряю красное платье в мусорное ведро и встаю на весы. Шестьдесят три килограмма. А зеркало действительно врало. И не краснело. Два килограмма! Подумать только! Я похудела всего на два килограмма, а такое ощущение, что от меня остались лишь рожки да ножки. И грудь стала плоской, как доска. Нет, с диетой покончено. Надоело!
22 мая
Четверг
Вечер
Я снова встаю на весы. Сегодня я съела... вернее выпила тридцать три стакана воды и ни грамма не ела. Ни грамма, представляете?!
Та-ак...
Шестьдесят три килограмма?!
Нееет!
23 мая
Пятница
Утро
Хочу есть!!! Желательно слона. Или буйвола. Или бронтозавра. Неважно. Главное, побольше да повкуснее.
Вместо этого я иду на кухню и... пью тридцать четвертый стакан воды, затем запихиваю в рот какие-то витамины, запиваю их тридцать пятым и, облачившись во что-то до ужаса просторное, вываливаюсь из квартиры на утреннюю пробежку. После десяти метров падаю на асфальт и громко всхлипываю. Так и до реанимации не далеко. Поднимаюсь и, еле передвигая ногами, волочу свое бренное тело до ближайшей скамейки.
Все! Устала. Сил моих больше нет. Не видать мне стройного тела как своих ушей...
- К вам можно?
Медленно оборачиваюсь и встречаюсь глазами с худосочным парнишкой в очках. Вылитый ботаник. Ох, и за что мне такое наказание?!
- Пожалуйста, - бросаю я. - Будьте как дома.
- С-спасибо.
Парняга неуклюже усаживается на краешек скамейки и открывает книгу весом с тонну. Ух ты! И правда ботан. Только этого мне не хватало.
- Что читаете? - спрашиваю я, рассматривая свои выкрашенные в красный цвет ногти.
- Книгу, - отвечает ботаник, бросая на меня удивленный взгляд.
- Ничего себе! Интересно?
- Очень.
- М-м, понятно.
Я продолжаю рассматривать свой маникюр, а в голове вместо мыслей какая-то каша. Ни одного мало-мальски удачного вопроса.
- А про что книга? - спрашиваю я, переключив свое внимание на кончики кроссовок.
- Тут много чего есть. Например, свод статистических сведений о России, Китае, Соединенных Штатах Америки...
Фу, ну и скукотища. И зачем я только спросила?
- А насчет моды там не написано? Или диеты какой-нибудь?
- Диеты? - и снова этот удивленный взгляд в мою сторону. - А зачем вам?
- Понятно зачем. Чтобы сесть на нее.
- Сесть? На диету?!
- Ну да. А что вас удивляет? Слово «сесть»?
- Нет... То есть... зачем вам садиться на диету? Это же опасно.
- Вы что, с Луны свалились? - недоумеваю я. - Как диета может быть опасной?
- Это очень вредно для организма. На этой почве развиваются различные заболевания: анорексия, например, или булимия...
- О, мне это не грозит. Поверьте, голову свою я не зря ношу на плечах и ни в коем случае не хочу потерять ее из-за лишнего веса и... Ой, простите, мне пора идти. У меня обед в два часа и я ни в коем случае не могу его пропустить. Приятно было поболтать.
- И мне тоже, - улыбается ботаник и тут же преображается. Точно говорят: улыбка украшает. - Кстати, меня зовут Леша. Леша Корчагин.
- А я Маша. Просто Маша. До свиданья, Леша Корчагин. Успехов в учебе.
- Спасибо. А вам хороших выходных.
НАСТОЯЩЕЕ
2002
4 сентября
Среда
Утро
Что за наказание! Я уже час торчу в этой двадцатиметровой очереди, сплошь состоящей из таких же молодых, как и я, длинноногих - а вот это уже не про меня - девиц, и мне просто до чертиков надоело подпирать стену этого пусть и роскошного огромного офиса. Чтобы хоть как-то развлечь себя перед предстоящим собеседованием, я лезу в сумочку и достаю... пособие по воспитанию детей. Как такое могло произойти? По какому праву эта книга занимает место в моей миниатюрной сумочке от «Прада» - между прочим тоже подарке бабули? Это что, первое, что попалось мне под руку? Ну и дуреха же я. И что мне теперь делать? Читать эту чепуху? Или сделать вид, что читаю...
А-а... что если это располагает... я имею в ввиду, девушки, интересующиеся воспитанием детей. Ну да, в этом, определенно, что-то есть.
Надеваю очки в роговой оправе и углубляюсь в чтение. Мне ужасно скучно, такой абракадабры я еще не встречала, но... работа требует жертв. С чересчур умным видом переворачиваю следующую страницу и внезапно осознаю, что на меня смотрит чья-то пара глаз. Поднимаю голову и вижу... хищный оскал и сдвинутые на переносице брови. Ужасное сочетание, скажу я вам. Я наивно хлопаю ресницами и, премило так улыбнувшись, вновь сосредотачиваюсь на подгузниках и распашонках.
- Э-э... вы Мария Соловьева?
Уловив краем уха свою фамилию, я гордо вскидываю голову - ага, клюнули таки! - и спокойно изрекаю:
- Да, это я. Чем могу помочь?
- Вы свободны!
И что я такого сделала?! Я просто читала книгу по воспитанию детей. При мне не было выводка сопливых карапузов, я не разговаривала по телефону со взвинченной няней, а после не уговаривала раскапризничавшегося сынишку съесть десятую ложку манной каши, которую ему любезно приготовила его бабушка, у меня... у меня и обручального кольца-то не было... И почему эта оскалившаяся дамочка решила, что у меня есть дети? И что в ближайшее время я уйду в декретный отпуск и взвалю на ее хрупкие плечи свою безумно хорошо оплачиваемую работу? Бред какой-то.
И куда мне теперь податься? В администраторы или...
- Простите, вам какой этаж?
Я слегка оторопело вглядываюсь в обращенное ко мне лицо какой-то расфуфыренной особы и пытаюсь понять, что она у меня только что спрашивала.
- П-простите?
- Мне нужно на двадцать пятый этаж, а вам?
- А, этаж... Да... То есть мне тоже. А что там... ну, на двадцать пятом?
- «Ковалев и Блэквел Корпорейшен».
- А, ну да. Мне как раз туда и нужно.
«Ковалев и Блэквел Корпорейшен»?! А это идея! Я могу устроиться в этой компании руководителем отдела или директором по финансам или секретарем. О, ну почему я об этом раньше не подумала?! Я ведь могу заходить в разные фирмы и оставлять там свое резюме. А вдруг мне повезет и меня возьмут на должность... на должность...
Мама дорогая, что это?
Двери лифта открываются и я вижу офис... такой красоты и таких громадных размеров, что у меня появляется непреодолимое желание воскликнуть этакое... «Вау!»
Это и есть «Ковалев и Блэквел Корпорейшен»? Ух ты! Да это же сказочный дворец, а не офис. Ой, сколько тут компьютеров, ксероксов, факсов... А какие тут сотрудники, сплошные «Прада» и «Гуччи»... О, нет! Да это же золотые шариковые ручки и сотовые телефоны, инкрустированные бриллиантами, и новомодные наладонники... Я, наверное, сплю. И здесь мне предстоит работать? Класс!
Я проплываю мимо приемной - ну и что, что я пришла сюда без приглашения, я только взгляну одним глазком и уйду... всего пару минут, подумаешь - и вдруг моему взору открывается сказочный мир, по другому и не назовешь. Начищенный до блеска паркет, красная ковровая дорожка - прямо как на вручении «Оскара» - мебель из красного дерева, этакие вычурные тяжелые лампы и куча всякой оргтехники, а повсюду снуют облаченные в строгие деловые костюмы мужчины и женщины и у них у всех такое выражение лица, что мне становится жарко, и я медленно расстегиваю жакет, а затем - и блузку.
- Поберегись! - слышу я позади себя и резко оборачиваюсь. На меня на огромной скорости несется взмыленный паренек, до бровей заваленный какими-то бумагами, и хмуро смотрит на мое растерянное лицо.
- И-извините, - бормочу я и скрываюсь за первой попавшейся дверью.
Уф! Кажется, пронесло. Я поднимаю голову и... тихо сползаю вниз. Такую роскошь я, пожалуй, видела только по телевизору. Кажется, у какой-то кинозвезды был точно такой же кабинет, только... в два раза меньше и в тысячу раз скромнее.
Ой! Кажется, кто-то хочет войти сюда. Ч-что же мне делать? Ведь никто не поверит, что я просто зашла посмотреть. Они обвинят меня в шпионаже и...
Дверная ручка начинает поворачиваться... В эту самую секунду я молниеносно скидываю жакет, закатываю рукава на блузке и, вытащив из сумочки носовой платок, начинаю протирать пыль. В кабинет входит высокий статный брюнет в темно-синем костюме с сотовым телефоном у уха, в который он что-то орет.
- Ты проверил их счет в Швейцарии? Они платежеспособны? Отлично. Тогда проследи, чтобы сумма была выплачена немедленно. У нас нет времени на разглагольствования. Все должно делаться вовремя, ты понял меня? Завтра я буду в Вашингтоне. Пусть пришлют за мной машину. И постарайся, чтобы все прошло быстро. У меня мало времени. В два меня уже будет ждать вертолет. Да, чуть не забыл. Во вторник я встречаюсь с Джонсоном в Гонконге. Позаботься об этом, хорошо? И... Эй, вы что делаете? Поставьте эту штуку на место!
Последние его слова, как вы понимаете, обращены ко мне. Вздрогнув, я резко вскидываю голову и с непониманием гляжу на этого до дрожи мрачного брюнета, взгляд которого тут же впивается в мое испуганное лицо. И при этом я совершенно забываю про эту его драгоценную «штуку», которая тут же со свистом падает на пол и - как вы наверное успели догадаться - вдребезги разлетается прямо у моих ног.
- Упс! - вырывается у меня и я с видом нашкодившего ребенка взираю на этого типа в темно-синем костюме и мне до смерти хочется разразиться хохотом. Уж очень забавно он выглядит в эту минуту.
- Вон! - вдруг орет он мне в лицо, и я пулей вылетаю за дверь. Теперь уж мне не до смеха. Неужели эта штуковина так для него важна? Это же не «Оскар» в самом деле. А может... Нет, бред какой-то. Ведь этот тип не кинозвезда и... Ой! Мамочки! Ну, конечно! Теперь понятно, почему у меня было такое ощущение, что я его где-то видела. Эти его темные волосы, широкие плечи, стройная подтянутая фигура... Да это же Максим Петрович Ковалев! Бизнесмен с большой буквы, глава самой успешной компании в России. Вы спросите, откуда я про него столько знаю? Тык в «Космополитен» прочитала. Он там еще был запечатлен в обнимку с Романом Абрамовичем. В статье говорилось, что сам Билл Гейтс преклоняется перед умом этого человека и называет его не иначе как «гений XXI века». Впечатляет, не правда ли?
Я быстро разворачиваюсь и устремляюсь в кабинет за автографом, но тут дверь распахивается и на пороге появляется - ба-тюш-ки! - господин Ковалев собственной персоной. А его темные глаза такие сердитые и мрачные. И они смотрят прямо на меня. Нет, только не...
- Погодите, - произносит он подозрительно, и мне снова становится жарко. Но жакет я уже сняла, не могу же я... - где ваше платье? Я имею в виду платье уборщицы. Вы ведь уборщица, не так ли?
И тут я краснею и как идиотка начинаю мямлить что-то страшно невразумительное.
- Э-э... я...
- Максим Петрович, к вам можно?
Меня спасает все тот же взлохмаченный паренек с документами по макушку. И пока Максим Петрович втирает ему что-то про запоротый контракт, который через пару СЕКУНД должен лежать у него на столе, я тихонечко испаряюсь.
Хвала небесам! Я наконец-то выбралась из этого ужасного офиса и теперь...
И что теперь, интересно? Работу я так и не нашла. Да еще бесплатно протерла пыль в кабинете нервного брюнета, у которого один ноутбук стоит целое состояние. А я, между прочим, загубила свой новехонький носовой платочек.
И что дальше? Снова переться на очередное собеседование? Где я в миллионный раз услышу: «Спасибо, что пришли. Мы позвоним вам, как только рассмотрим ваше резюме»?
Но я не хочу! Я устала. У меня болят ноги и... я есть хочу!
В ближайшем кафе глотаю обжигающий горло капуччино и бросаю тоскливый взгляд на последний кусочек пиццы. Все! Денег у меня больше нет. Работы - тоже.
Хотя... деньги я могу попросить у бабули, но это так унизительно - быть вечно у кого-то в долгу. Более того, благодаря бабулиным связям я могу устроиться на любую работу и занять такую должность, о которой любой другой может только мечтать. Но... но я не хочу! Не хочу быть иждивенкой Анастасии Егоровны. Не хочу отчитываться перед ней за каждый свой шаг. Хочу быть самостоятельной, независимой ни от кого и ни от чего. Ведь я уже взрослая, в конце концов! И я заслужила жить так, как этого хочу Я, а не как этого желает моя бабуля. Нет, я найду работу во что бы то ни стало! Даже если мне придется вылизывать языком офис этого темноволосого «гения XXI века»!
МОЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ:
1. ЗАВЕСТИ БУДИЛЬНИК НА 5.00
2. ПРИГОТОВИТЬ НА ЗАВТРА КАСТРЮЛЮ БОРЩА
Надеюсь, бабуля удосужиться заглянуть в холодильник...
А... может ей записку оставить?..
3. НАБРОСАТЬ БАБУЛЕ ЗАПИСКУ И ПРИКРЕПИТЬ ЕЕ К ХОЛОДИЛЬНИКУ
А если бабуля не заглянет в холодильник... Она же весь день будет голодной!
4. ПОПРОСИТЬ ЕЛИЗАВЕТУ ПОЗВОНИТЬ БАБУЛЕ И ПРЕДУПРЕДИТЬ ЕЕ О БОРЩЕ
5. НЕ ЗАБЫТЬ ПОКОРМИТЬ ФАСТИКА
Фастик (это наш песик породы чихуахуа) мне этого уж точно не простит.
5 сентября
Четверг
5.30
У меня еще есть в запасе пятнадцать минут.
Я быстро глотаю капуччино, дожевываю круассан и вылетаю на улицу. Ловлю в окне проезжавшей машины свое отражение и мне хочется капризно топнуть ногой. Не поверите, но так глупо я еще никогда не выглядела: серое форменное платье - точь в точь как у Дженнифер Лопес в фильме «Госпожа Горничная» - мягкие белые тапочки - это даже не туфли, простые тряпочные мокасины - и идиотский хвост на затылке. Фу, ну и уродина! Побыстрее бы отработать сегодняшнюю смену и облачиться в так любимые мною джинсы и футболку.
5.55
Я вхожу в здание «Ковалев и Блэквел Корпорейшен», поднимаюсь на двадцать пятый этаж, беру в кладовке тележку со всем необходимым и отправляюсь в ближайший кабинет. Обычно я вставляю в уши наушники и ору во все горло песни Брайана Адамса, но сегодня - не мой день: плеер сломался и Сергей, здешний сторож, посоветовал мне отнести его в ремонт. Но мне, знаете ли, некогда заниматься подобными глупостями, и я отправила его прямиком в мусорное ведро - как говорится, на заслуженный отдых. Ничего, с первой же получки куплю себе новый плеер, самый наимоднейший.
Я открываю дверь кабинета президента компании - этого идеализированного моими коллегами кареглазого брюнета - и протискиваюсь со своей тележкой внутрь. Провожу осмотр помещения - круто звучит, не правда ли? - и - оп-па! - натыкаюсь взглядом на пиджак, который висит на кресле теперь уже и моего начальника. Ну не наглость ли?! Неужели у этого Ковалева нет секретаря, который бы напоминал ему перед выходом из офиса надевать свой дорогущий пиджак и... и забирать домой с-свои бумаги? Нееет! Он что, здесь?! В такую рань?!
Не хватало еще, чтобы, увидев меня снова в своем кабинете, этот монстр решил, что я что-то тут вынюхиваю. А ведь я простая уборщица. У меня даже бейджик есть. Да и вообще, мне что, больше делать нечего, как ходить сюда по утрам и шпионить за... за каким-то там «гением XXI века»?! У меня и своих дел по горло. Сначала нужно пыль везде вытереть, затем опустошить корзины с мусором, потом...
- Пожалуйста, - вдруг раздается позади меня мужской голос, - будьте максимально осторожны, когда протираете пыль на столе. А то была тут одна до вас девушка...
Я резко оборачиваюсь и вижу... как Максим Петрович удивленно пялится на мое заалевшее от смущения лицо.
- А... вот и я, - неуклюже начинаю я и понимаю, что это самое глупое начало, какое только можно придумать.
Я в панике обвожу взглядом кабинет и совершенно случайно натыкаюсь на собственное отражение в зеркале. Ага!
- Вы, помнится, спрашивали про мое платье? - я принимаюсь нервно теребить кончик своего белоснежного фартучка. - Так вот... оно на мне.
- Прошу прощения?
Он что, глухой что ли? Или у него похмельный синдром?
- Ну... помните я еще тогда уронила какую-то жутко тяжелую штуковину и вы закричали на меня, а потом вас окликнул парень с бумагами и вы что-то говорили ему насчет контракта, а перед этим вы спросили: «где ваше платье?», а я ответила...
- Спасибо, я помню. Только... - он окидывает меня задумчивым взглядом, - вы ведь не уборщица.
Этого еще не хватало! Он что, не верит мне?
- Э-э... ну да, в тот момент я не была уборщицей. Но... так вышло, что я... э-э... случайно оказалась в вашем кабинете и мне ничего не оставалось, как...
- Не думал, что уборщица в наше время может позволить себе костюм от «Кельвин Кляйн», - без тени улыбки говорит он.
- От... кого?
- Жакет, который вы тогда оставили в моем кабинете, разве он не от «Кельвин Кляйн»?
- А, жакет! Так... так он у вас? А я думаю, куда он подевался. Все верх дном перевернула, чтобы отыскать его, а он оказывается и не терялся вовсе. А ведь это подарок моей бабули. Мне такие вещи не по карману, сами понимаете. Да и не люблю я все эти костюмы, юбки, платья...
Кажется, это уже лишнее.
Нет, и почему он так на меня вылупился?! Я что и дальше должна нести эту околесицу, а он так и будет с раскрытым ртом меня слушать?! И так ничего и не скажет?! Пожалуй, зря я устроилась в это... пристанище гениев. А если этот тип сейчас же не заговорит, я... я...
- Что ж... - наконец произносит Максим Петрович и берет с кресла пиджак, - не буду вам мешать.
После этого он сгребает со стола все бумаги, одним глотком допивает стакан минералки, при этом умудряется облачиться в пиджак и, одним нажатием кнопки отключив ноутбук, размашистой походкой выходит из кабинета.
Я в растерянности. Меня не уволили, а это значит, что... что я ему понравилась?! А что, многие мужчины питают слабость к девушкам в форме - к официанткам, стюардессам, горничным. Отсюда и сказка «Золушка» и...
Упс! Кажется я опять уронила какую-то штуковину. Не удивлюсь если она стоит столько же, сколько и первая. Если не больше. О, и что мне делать? Этих штуковин тут немерено, а я, как на зло, страдаю синдромом неуклюжести.
Так, Маня, попробуй сделать следующее... Но для начала - вспомни томкин совет - вдох-выдох, вдох-выдох... Молодец. А теперь вперед, только постарайся без резких телодвижений. Подними эту штуковину с пола, та-ак, а теперь...
Постойте. Да это же серебряная рамка. А в ней фотография. Хм... Впервые вижу, чтобы господин Ковалев так улыбался. Да я вообще не видела его улыбающимся... А это еще кто?
Щурясь, как это делают близорукие очкарики, я с некоторым замешательством всматриваюсь в бледное, но не ставшее от этого менее прекрасным женское лицо. Голубые глаза - и везет же кому-то! - миниатюрный точеный нос, безупречная кожа - правда, немного бледновата; ну не всем же щеголять крымским загаром! - тонкие, идеально оформленные брови. А фигура... Словом, студентка, комсомолка, спортсменка, наконец просто красавица!
И кто же это, интересно?
Переворачиваю рамку и читаю выведенную каллиграфическим почерком надпись:
«Моему дорогому Максиму с любовью. Лола»
6 октября
Воскресенье
10.00
Все! Не пойду больше на работу. Почему?! Да потому что я устала. Устала вставать ни свет ни заря и бежать сломя голову на электричку, устала одевать это ужасное форменное платье, в котором я похожа на кикимору. Устала каждый день - пардон - утро пылесосить, мыть, убирать, вытирать пыль и слышать одно и то же: «Милочка, вынесите, пожалуйста, мусор из моего кабинета и захватите по дороге бутылку минералки» или «Душечка, не стойте, как пень, сварите-ка лучше мне кофе» или «Марусь, будь другом, сбегай за шоколадкой, а на сдачу купи «Орбит», лады?» Я устала делать вид, что я... шкаф, на который всем просто-напросто наплевать, устала выполнять работу уборщицы, посыльного и курьера в одном флаконе... Я устала, слышите?! И мне необходимо отдохнуть - от всего! А не то я свихнусь.
С такими мыслями я вылезаю из-под одеяла и, не сделав зарядку - впервые за долгие годы! - плетусь в ванную. Там я скидываю с себя пижаму, вхожу в душевую кабину, намыливаюсь с ног до головы и тянусь к крану с горячей водой...
Ч-что... что происходит?
Нет, только не это...
Нееет!
Спрятав свое покрывшееся гусиной кожей тело в махровый халат, я запрыгиваю на кровать, залезаю с головой под одеяло и... н-начинаю дрожать. А з-зубы мои тем временем отбивают ч-чеч-ч-четку.
Эти водные процедуры я запомню на всю оставшуюся жизнь. Еще немного и я бы окочурилась! Они что там совсем что ли с ума посходили?! Нет, вы только подумайте: отключить воду, когда у Маши Соловьевой выходной день. В кои-то веки!
10.45
Так, принять душ мне не удалось. Ну и ладно. Зато я могу уделить пару минут просмотру электронной почты. Давно я уже туда не заглядывала.
Ого, десять писем. И все - от Томки. Ах, Томка. Соскучилась, поди. Вот кто действительно меня любит. Не подруга, а золото!
Так, и что же она мне пишет...
ПОЧТОВОЕ СООБЩЕНИЕ
КОМУ: kikimora@mail.ru
ОТ: krasotka@mail.ru
ЭЙ, КИКИМОРА ТЫ МОЯ, ТЫ КУДА ПОДЕВАЛАСЬ? Я УЖЕ НЕДЕЛЮ НЕ МОГУ ДО ТЕБЯ ДОЗВОНИТЬСЯ. ТЫ СЛУЧАЙНО НЕ В КГБ РАБОТАЕШЬ?
Отвечаю...
ПОЧТОВОЕ СООБЩЕНИЕ
КОМУ: krasotka@mail.ru
ОТ: kikimora@mail.ru
АХ, ТОМКА, ЕСЛИ БЫ В КГБ. УБОРЩИЦА Я. ДА ЕЩЕ УТРЕШНЯЯ. А В ОСТАЛЬНОЕ ВРЕМЯ - ОТСЫПАЮСЬ. САМА ЗНАЕШЬ, СПАТЬ Я ЛЮБЛЮ.
ПОЧТОВОЕ СООБЩЕНИЕ
КОМУ: kikimora@mail.ru
ОТ: krasotka@mail.ru
ТЫ ВОТ ЧТО, ГОСПОЖА ГОРНИЧНАЯ, КАПУЧЧИНО НЕ ХОЧЕШЬ? Я СЕГОДНЯ В "СЮ СИ ПУСИ" ОШИВАЮСЬ. ЕСЛИ БУДЕТ ВРЕМЯ, ЗАХОДИ. ОТОРВЕМСЯ НА ПОЛНУЮ!!! НУ ТЫ ЗНАЕШЬ, О ЧЕМ Я.
АНАСТАСИИ ЕГОРОВНЕ ПРИВЕТ!
Вот Томка. Вечно меня искушает! Между прочим, все мои срывы на почве еды - ее заслуга. Хотя... от блинчиков с персиком да в карамельном соусе я бы сейчас не отказалась.
Ну, Томка, демон-искуситель...
12.00
Вообще-то я люблю ездить в автобусе, но... не сегодня. Утром я так перемерзла, а пассажиры еще люки пооткрывали. Им видите ли душно. А у меня зуб на зуб не попадает! Вот заболею, специально сяду в этот самый автобус и буду на всех чихать и кашлять. Посмотрим, что они мне тогда на это скажут.
От станции Университет до Добрынинской минут 10 езды, но за это время перед моими глазами успевает пронестись вся моя жизнь...
Помню... - это было в классе пятом, кажется - как мы с Томкой, вооружившись картой и кульком с едой, ездили в Третьяковскую галерею, дабы воочию полюбоваться на выставленные там работы великих художников. Если честно, то в живописи я мало что смыслю, зато Томка в этом деле собаку съела (так, кажется, говорят?). Сама она такие шедевры малюет - закачаешься! Видели бы вы как она нарисовала мой портрет. И это в четвертом классе! Что касается меня, то в моем резюме никогда не будет строчки «мои таланты». Так как их у меня НЕТ.
А однажды мы с ней ходили в кинотеатр им. Пушкина. Там как раз индийское кино показывали. Слез мы тогда выплакали немерено. Рыдали, как очумелые. А потом, чтобы утешить себя, накупили на бабулины деньги - она их мне на книги давала - целую гору пирожных «Наполеон» и за один присест их умяли. Крику было! Зато после того случая я пирожные «Наполеон» не то что есть, я на них смотреть не могу. Прямо как в «Ералаше», помните?!
Ресторан «Сю Си Пуси» встретил меня, как обычно, по семейному - рыбкой и супчиком. Я пришла немного пораньше и ждать Томку решила с пользой для организма. Заказала осетринку в беконе с овощами гриль, чиз-кейк и свой любимый чай «Хайбейтуджу». С удовольствием бы и «Тоффичино» выпила (это капуччино такой с сиропом Карамель, вкусны-ы-ый до безумия), но вспомнила бабулин принцип - «ЖРАТЬ НАДО МЕНЬШЕ» - и попыталась проявить силу воли.
Как там по Луизе Хей?
«У меня красивое стройное тело. У меня красивое стройное тело. У меня красивое стройное тело. У меня красивое стройное тело...»
Афермации начинают работать уже после чиз-кейка. С каждым съеденным кусочком силы (или воли, не знаю) во мне становится все больше и больше. Я даже нахожу в себе мужество отказаться от фруктовой тарелочки и, потягивая произведение искусства китайских чайных мастеров, осматриваю крохотный зал.
Томка, кажись, опаздывает. А еще говорила, что целый день здесь будет ошиваться. Кстати, первой протоптала тропинку к этому заведению именно Тамара Константиновна (то бишь моя Тома). Она уже давно поет дифирамбы этому уютному ресторанчику, считая его самым-самым. Тут, правда, наши вкусы с ней расходятся. Но что-что, а капуччино и блинчики здесь просто изумительные!
Делаю глоток своего любимого зеленого чая - кажется, я уже говорила, что он мой любимый - и поднимаю глаза в надежде лицезреть томкину физиономию... И вдруг вижу как в ресторан входит огро-о-омный такой букетище красных тюльпанов и направляется прямо ко мне. К слову сказать, тюльпаны я просто ОБОЖАЮ, а тут их столько-о-о... Подождите... Это что, мне?! Но от кого?
И тут из-за букета высовывается... томкина голова, вся в мелких кудряшках. Моему удивлению нет предела.
- Ты химию сделала? - восхищенно ору я, отчего Томка начинает покрываться алым румянцем - зрелище, скажу вам, незабываемое. Обожаю такие моменты! А все потому, что смутить Томку у меня получается раза... два в год, не больше.
- Да. Нравится?
- Шутишь? Да ты вылитая Кудряшка Сью!
- Я знала, что ты будешь в восторге.
Томка опускается напротив меня. Букет по-прежнему держит в руках.
Делаю вид, что цветы меня нисколечки не интересуют и отправляю в рот очередной кусочек чиз-кейка - люблю есть не спеша, от этого я получаю НЕПЕРЕДАВАЕМЫЕ ОЧУЧЕНИЯ.
Но спустя пару минут от моего терпения остаются лишь лохмотья, и я начинаю ерзать. И в кого я такая несдержанная?!
- На свидании была? - слышу я свой равнодушный (класс!) голос, а самой так и хочется дотронутся до этих тверденьких красных лепесточков, окунуть в них свое лицо и... умереть.
- Нет, - так же равнодушно произносит Томка-мучитель и у меня возникает вопрос - откуда в моей подруге столько жестокости? Прямо Фредди Крюгер какой-то.
- М-м, понятно.
Так, мне уже не до чиз-кейка - дурацкое название, не правда ли? - и тогда я пытаюсь насладиться «Хайбейтуджу».
И тут мои мучения заканчиваются. По-видимому, не в силах больше видеть мое расстроенное лицо, Томка протягивает мне - мне! - букет и выдыхает:
- Это тебе, солнышко. Награда за тяжелые трудовые будни.
- Мне?! - я пытаюсь вести себя адекватно, но... Кстати, а что это вообще значит: вести себя адекватно? Не прыгать до потолка, не визжать, не кидаться с поцелуями?.. Тогда я самый НЕАДЕКВАТНЫЙ человек в мире!
- Томка, милая, ты такая... ты такая добрая! Я так тебя люблю.
- Я тоже тебя люблю, кикиморка ты моя. Ты только садись. А то... - она смотрит по сторонам и... улыбается во весь рот. - Хотя какая разница! Плевать на то, что скажут другие. У нас сегодня праздник. И мы будем его отмечать. Кстати, чем бы ты хотела сегодня заняться? Ну... так, для информации?
Выныриваю из тюльпанового мирочка и задумчиво закатываю глаза. И на самом деле, чем бы я хотела...
- Хочу в «Московскую Оперетту»!
- В оперетту так в оперетту, - машет рукой Томка. - Какие проблемы!
Каюсь: некоторые подробности в разговоре с Томкой я опустила. Знаю, не хорошо обманывать подругу, но это так унизительно... В общем, есть у меня кое-какие задумки на этот счет. Ведь для того, чтобы идти в «Оперетту» нужен... соответствующий наряд. Понимаете, о чем я? Вы даже представить себе не можете, как я соскучилась по вечерним нарядам, драгоценностям, шпилькам - в общем, по красоте. С этой неблагодарной работой я совершенно забыла что значит красиво выглядеть. В тот самый день, когда я нацепила это ужасное форменное платье, мои комплексы стали расти в размерах. Повылазили, как насекомые по весне. Я даже стала сомневаться, кто я вообще: Мария Соловьева или... или Пугало Огородное?
А сегодня я наконец-то забуду о растоптанном каблучками сотрудниц «Ковалев и Блэквел Корпорейшен» чувстве собственного достоинства и выйду в свет, как и подобает НАСТОЯЩЕЙ наследнице рода Соловьевых!
15.00
Да-а, сказать - это одно, а вот сделать... Мы с Томкой целую вечность проторчали в салоне красоты, а никакого удивительного перевоплощения так и не произошло. Как была серая мышь, так и осталась ею - разве что с красиво оформленными бровями и стрижкой боб.
Что касается платья, то его я выбирала с такой тщательностью, что это смахивало на паранойю. Я их штук сто, наверное, перемерила, а моя серость так и лезла в глаза, так и лезла... Проклятье! Что случилось с этими дизайнерами? Они что, забыли, что в мире существуют другие цвета, помимо белого, черного и... СЕРОГО?
17.00
Ну что ж... Выдаю полное резюме. Не от всего, о чем буду писать ниже, я в восторге, но все-таки...
По словам Томки, на мне отпадный вечерний наряд от «Валентино» - на мой взгляд, до жути зеленый и вычурный, - изумительный браслет от «Гуччи», сверкающая бисером сумочка от «Армани», туфли от «Джимми Чу» и ми-и-иленький такой шарфик от «Гермес». В общем, сплошной прет-а-порте.
Спросите, откуда у меня такие деньги? Тык с кредитки, конечно же. Бабулиной. Она мне ее дала на случай крайней необходимости. И эта «крайняя необходимость» наступила именно сегодня.
18.00
Обожаю мюзикл «Моя прекрасная леди»! Все выглядит просто изумительно!
Эх, и везет же кому-то (я имею в виду оперных певиц). Все при них: и голос, и фигура. С моим же голоском только в сказках играть, да насекомых в кино озвучивать. Ну... муравьишек там разных, паучков, стрекозок...
Направляю бинокль на зал и... Ой, кого я вижу! Максим Петрович. А это кто? Странно. Я ее раньше не видела. Может... та самая Лола? Ну, та, которая «с любовью» и все такое. Хотя... нет. И блондинка, и голубоглазая, а все равно не то.
Интересно, и сколько же у Максима Петровича подобных «Мисс Мира». И ведь все, как один: высокие, стройные, улыбаются так, словно их повсюду скрытая камера снимает. Правда... у этой мне что-то улыбка не нравится. Какая-то она натянутая, да и взгляд настораживает. Хотелось бы мне узнать, какие их с Максимом Петровичем связывают отношения. Уж... не любовные ли?
Так, Маня, выбрось из головы эту дребедень. Какое тебе дело до босса-неврастеника и... и его длинноногой подружки? Хотя...
Так-так, а что это там сверкает на холеной ручке девушки моего босса? Бриллиант?! Так они помолвлены?! Я и не знала, что у нашего «гения XXI века» есть невеста. Да еще такая холодная... То есть... Я хотела сказать - красивая.
Антракт.
Пока Томка бегает за кулисы, чтобы взять автограф у своего любимого оперного певца, я стою в сторонке и наслаждаюсь вкусом баварского тоста, который моя дальновидная подруга прихватила с собой из «Сю Си Пуси», и вдруг...
- Маша? Мария Соловьева?
Оборачиваюсь и... тут же превращаюсь в соляной столб. Да уж, не завидую я жене Лота.
- Максим Петрович? - наконец выдавливаю я и из соляного столба превращаюсь... в краснощекую матрешку.
- Не думал, что встречу вас здесь.
Ну конечно. Представляю, какое у него сложилось обо мне мнение (ну, за тот месяц, что я работаю в его компании): серая мышь в такой же серой униформе живет серой, ничем не примечательной жизнью - ест серую пищу, посещает серые места, одевается в...
Стоп! А вот это не правда! У меня нет серых вещей. Я их... ЛИКВИДИРОВАЛА!
Так, кажется пора отвечать. Если бы только знать ЧТО.
- Вы правы, - начинаю я, улыбнувшись одними губами, - театралкой меня трудно назвать. Просто... проходила мимо и решила зайти. Авось, думаю, мороженое будут бесплатно раздавать.
Вот дурында! И ты считаешь это остроумным?! Я тебя умоляю!
И странное же выражение лица у этого Максима Петровича. Словно он тщательнейшим образом обдумывает мои слова. У него что, нет чувства юмора?!
- Подождите... вы серьезно? Но раздача мороженого закончилась минут десять назад. Боюсь, что вы опоздали.
Не верю своим ушам. Он что, мне подыгрывает?
Я невольно прыскаю и вдруг - не знаю, почему - протягиваю ему тарелку с тостами.
- Угощайтесь. Антракт скоро закончится, а одна я просто не осилю. Не пропадать же добру, верно?
И о чем я только думаю?! Знаю же, что он откажется. Ведь сама воочию видела его счета из «Старой Гаваны». Он там только за бутылку шампанского пятнадцать штук отвалил! Да на мои тосты ему...
- Спасибо, - Максим Петрович с хрустом откусывает кусочек тоста и уже с полным ртом продолжает:
- Я давний поклонник бекона, а вы?
Следую его примеру и, игнорируя наставления бабули (ни при каких обстоятельствах не разговаривать с полным ртом) с улыбкой ему отвечаю:
- Не-а, я скорее фанат глазуньи. Обожаю яйца. Причем, в любом их виде.
Максим Петрович тянется за еще одним тостом, но тут раздается сигнал: антракт закончен и нужно занимать свои места.
- Возьмите, - протягиваю я ему тарелку. - Возьмите-возьмите. Я уже наелась. Правда.
Максим Петрович берет тарелку из моих рук. Взгляд у него при этом задумчивый, изучающий.
- Спасибо.
- На здоровье, - по-матерински откликаюсь я и пытаюсь протиснуться между ним и рядом стоящей мраморной колонной (пока мы с Максимом Петровичем разговаривали, нас обступила толпа. И не толпа, а настоящая ТОЛПИЩЕ). Но тут я задеваю локтем тарелку с тостами, и одна ее часть опрокидывается мне на грудь, а другая - прямо на белоснежную - уж не тетя Ася ли постаралась? - рубашку Максима Петровича.
Упс...
- Удачное слово, - произносит Максим Петрович, глядя мне прямо в глаза.
Неужели я это в слух сказала?! Вот бестолковщина.
- Извините, - бормочу я и от охватившего меня чувства неловкости готова умереть.
Пытаюсь взять себя в руки и оценить результат содеянного: платье испорчено (это и дураку понятно), а рубашку моего босса украшает огромное жирное пятно. А ведь она кучу денег стоит.
Нет, я опасна для окружающих! Меня необходимо засадить в психушку. А перед этим крепко-накрепко связать и одеть в смирительную рубашку. И запретить прогулки и свидания и...
- Мария... Маша... Да посмотрите вы на меня.
Это Максим Петрович пытается вызвать меня на контакт.
Я неохотно поднимаю глаза и... спотыкаюсь об его улыбку.
Ему весело?! Я испортила его рубашку, оставила голодным, а он улыбается? Ну и дела.
- Маша, послушайте. Вы ни в чем не виноваты. Это стечение обстоятельств, только и всего.
- С-стечение обстоятельств?! - чуть ли не хнычу я. - Д-да... да я ходячее недоразумение, вот я кто. И-и не утешайте меня. Я все равно вам не поверю. Я-я такая неуклюжая. Просто ужас! Из-за меня вы лишились той штуковины, помните? А еще я сломала ваш факс. И пролила томатный сок на пиджак вашего инвестора. И... - я судорожно глотаю: следующее признание стоит мне огромных усилий. - И-и на пожарную сигнализацию нажала тоже я. Но уверяю вас, это произошло совершенно случайно. Я протирала пыль и...
- Постойте. Так это сделали вы? - Максим Петрович бьет себя по лбу и при этом жутко хохочет. - Так значит это вас я должен благодарить за то шоу?
Да уж. Я вообще-то мало что помню из того, что там происходило, но то, что я хохотала как безумная, это точно.
К нам подходит служащая «Оперетты».
- Простите. Но мюзикл уже начался. Пожалуйста, займите свои места.
Максим Петрович кивает, берет меня под локоть и мы вместе идем в зал. По-прежнему дрожа от отчаяния - и в кого я только такая неуклюжая? В гиппопотама что ли? - пытаюсь замаскировать свой неряшливый вид шарфиком от «Гермес». Стреляю глазами в сторону Максима Петровича и... покрываюсь холодным потом. На его рубашке такое ОГРОМНОЕ пятно!
Что же мне делать? Я ведь не могу позволить, чтобы «гений XXI века» появился на людях в таком виде. Да над ним же все будут смеяться! Я-то привыкшая. Насмешки давно уже стали моим жизненным кредо. Но Максим Петрович...
Что же мне делать? Как предупредить его?
И я принимаю решение. Собрав всю волю в кулак, я опережаю Максима Петровича на несколько шагов и, в попытке закрыть его собой от любопытных глаз, поворачиваюсь к нему лицом.
Только бы никто не заметил. Только бы никто...
Но тут я вижу ЕГО глаза, и мои мысли начинают растекаться, как мороженое, а в голове - полный хаос.
Я смущенно отвожу взгляд, пытаюсь взять себя в руки:
- Максим Петрович, ваша рубашка... она...
- О, Макс, а я тебя везде ищу. Ты где был?
А вот и Снежная Королева пожаловала. На меня конечно же - ноль внимания.
- Вот встретил Марию... - Максим Петрович вопросительно смотрит на меня, и я почти выдыхаю:
- Вячеславовну.
- Вот встретил Марию Вячеславовну, и мы вместе очень вкусно поужинали. А теперь идем слушать оперетту. Ты с нами?
Снежная Королева гордо вскидывает свою точеную головку.
- Нет, я ухожу. Мне здесь скучно. У этих жирных каракатиц совершенно нет голоса. Вот в Барселоне...
Ну, конечно, по сравнению с анорексичной фигурой этой выброжули исполнительница роли Элизы Дулитл кажется этакой коровой. Но что же тогда говорить о...
- Простите, - встреваю я, - мне не послышалось? Вы были в Барселоне? Как здорово! И вам посчастливилось побывать на опере с участием Монтсеррат Кабалье?
Снежная Королева с легким раздражением вперяет в меня леденящий взгляд:
- Само собой, милочка. Я даже была у него в гостях. Могу заверить вас: мы прекрасно провели с ним время.
Сзади слышится что-то похожее на кашель - странно, когда это Максим Петрович успел заболеть? Я же продолжаю с открытым ртом взирать на ухоженное личико двухметровой Королевы. И тут мои глаза начинают угрожающе сужаться, грудь бурно опускается и поднимается, на скулах появляются бурые пятна.
Этот кусок айсберга не знает, кто такая Монтсеррат Кабалье?!
- А-а, понятно, - наконец-то изрекаю я, поправляя на своей вздымающейся груди бледно-зеленый шарфик. - А ее муж был с вами или это была встреча... хм... тет-а-тет?
И вздернув подбородок, гордо дефилирую к машущей мне Томке.
Молодец, Маня. Предки бы гордились тобой.
Сажусь на свое место и пытаюсь состряпать умное лицо.
Ух ты! Я кажется положила на лопатки саму «Мисс Совершенство»! Вот бы видела меня в этот момент бабуля...
Меня тормошит томкина рука.
- Эй, Мари, спустись на землю. Смотри, кого я к тебе привела. Представляешь, мы встретились за кулисами, в гримерке того певца.
Поворачиваю голову и вижу... Анастасию Егоровну Соловьеву собственной персоной. Вот сюрприз так сюрприз! А я и не знала, что моя бабуля - телепат.
- Бабуля! - радостно кричу я и не в силах выдержать подобного счастья начинаю душить ее в своих здоровых внучкиных объятьях. Вообще-то, Анастасия Егоровна не переносит подобные сантименты, но я не могу ничего с собой поделать. Я ну просто ужас как рада ее видеть.
- Марусь, - отстраняется от меня бабуля, - держи себя в руках. На нас же люди смотрят.
И в этом вся бабуля. Обожает быть в центре внимания и ненавидит, когда в центре него оказывается ее личная жизнь - то бишь Я.
Я сползаю на свое кресло, принимаю аристократический вид, при этом продолжаю держаться за бабулину руку. Она у нее такая... теплая.
- Каким ветром? - шепчу я ей одними губами.
- Елизавета затащила, - так же шепотом отвечает мне бабуля. - Ты же знаешь, она обожает этот мюзикл. А ты как сюда попала?
- Это длинная история. Потом расскажу, ладно?
Минуту мы сидим молча. Затем слышится шепот Томки:
- Тот брюнет в костюме, он кто?
- Мой начальник, Максим Петрович.
- А-а-а. Это он на тебя тогда накричал? Ну, когда ты его ту штуковину разбила?
- Угу.
- Я так и думала. Я ведь сразу его раскусила, как только увидела. Вид у него какой-то... чересчур суровый.
- Это так кажется, - бормочу я, почему-то оскорбленная ее словами до глубины души. - На самом деле, он хороший. Просто... ты его не знаешь.
Томка придвигается еще ближе и шепчет уже в самое ухо:
- Слушай, а ты случайно не влюбилась?
7 октября
Понедельник
5.30
«Я люблю свою работу. Я люблю свою работу. Я люблю свою работу. Я люблю свою работу...»
9.00
И я люблю эту работу? Да она все соки из меня выжала. Ох, поскорее бы домой.
10.15
Наконец-то закончился рабочий день. Я иду домой!
Но на половине пути я вспоминаю, что забыла вытереть пыль в кабинете Киры Андреевны (той самой, о которой я подумала, что она невеста Максима Петровича, ну... у которой еще на пальце был огромный бриллиант, помните? Так вот, оказывается, эта Снежная Королева и есть великая и страшная Корчагина Кира Андреевна, заместитель Максима Петровича, которая все это время была по каким-то там делам в Барселоне... И не говорите, одно сплошное невезение. После того случая в «Оперетте» она ТАК на меня взъелась, что ужас просто. Дергает меня по поводу и без повода: то я корзинку для мусора не туда поставила, то кофе не тот принесла (вообще-то я не официанткой сюда устраивалась.) Они что, думают, что раз я уборщица, значит имею в себе функции этакого кухонного комбайна?!).
Так вот пришлось мне сбавить на поворотах и вернуться обратно на работу. Так как если эта (шепотом) Кира Андреевна увидит на своем подоконнике пыль, мне - КОНЕЦ.
10.30
Я быстренько возвращаюсь в офис «Ковалев и Блэквел Корпорейшен», с хмурым видом выслушиваю скабрезные шуточки по этому поводу от хамоватого охранника Вити, показываю ему язык (за его спиной, конечно), поднимаюсь на двадцать пятый этаж, захожу в кабинет Киры Андреевны и...
Слушайте, а не слишком ли много для меня потрясений? Ну почему в этот момент вошла именно я?
В общем, не буду вам пересказывать, что я там увидела, но, поверьте, этого было достаточно, чтобы у меня сложилось определенное впечатление о Кире Андреевне и о...
Ой, кажется они меня заметили.
- П-простите, - бормочу я и вылетаю из кабинета. Озираюсь по сторонам и на автопилоте мчусь в кабинет... Максима Петровича. Закрываю дверь, прислоняюсь к ней спиной и медленно сползаю вниз.
Это называется: дозабывалась. Теперь эта гадюка живьем меня съест и даже косточек после себя не оставит.
Что ж, наверное, придется искать другую работу. А жаль. Конечно, месяца маловато, чтобы понять, нравится мне тут или нет... И все-таки... я люблю свою работу. Да, люблю! Наконец-то за много-много лет я почувствовала, что... нужна. Нужна, понимаете? Все здешние сотрудники - от охранников до менеджера - называют меня не иначе, как «Машка» или «Маруська» и... и это так здорово! А недавно сторож Сережа подарил мне плеер (я только позже узнала, что он был его личный) и в придачу диск Брайана Адамса, представляете?! А, когда я, в очередной раз проходя мимо него, во всю Ивановскую что-то напевала, он вдруг улыбнулся и сказал, что ему ужасно не хватало моего медвежьего пения. Так прямо и сказал. Медвежьего (в плане того, что мне медведь на ухо наступил). И, знаете, мне было приятно. Прямо до щипания в носу.
А теперь... а теперь этого не будет. Ни моего пения, ни штуковин Максима Петровича, ни придирок Киры Андреевны, ни насмешек хамоватого Вити...
Плетусь к столу Максима Петровича и начинаю зачем-то вытирать на нем пыль. Вообще-то я сегодня ее уже вытирала. Ну и ладно. Лишним не будет. Все равно тряпку в руках держу. Да и зря я что ли сюда возвращалась?
Отодвигаю ноутбук, чтобы протереть и его, и тут мой взгляд падает на какие-то рукописи. Не буквально, конечно. Просто они написаны от руки, а я не по наслышке знаю, что Максим Петрович работает только с напечатанными документами. Ну, пунктик у него такой, что поделаешь.
И тут мне в голову приходит гениальная мысль: а что если я эту рукопись отпечатаю (у меня, между прочим, по информатике пятерка была), вручу ее Максиму Петровичу, а когда он захочет мне за нее заплатить, попрошу, чтобы он просто вступился за меня перед Кирой Андреевной. И - вуаля! - я снова работаю уборщицей в «Ковалев и Блэквел Корпорейшен» и пою во всю Ивановскую песни Брайана Адамса, чем радую милого Сережу. Великолепная идея, не правда ли? Я тоже так думаю.
Сажусь в кресло Максима Петровича (Ого! А оно удобное. И такое глубокое.), пододвигаю к себе ноутбук и углубляюсь в работу.
Через часиков этак... четыре я выдыхаюсь на НЕТ. В голове туман, глаза с трудом различают коряво написанные буковки (это надо же иметь такой неразборчивый почерк!), а пальцы и вовсе вытворяют какие-то немыслимые вещи. Под конец работы они напрочь забыли все буквы!
Ну что ж. Вывожу текст на «печать», складываю его на столе в ровненькую стопочку толщиной, наверное, с сам принтер и... расслабляюсь.
Отодвигаюсь от стола, потягиваюсь до хруста, закрываю глаза и... вдруг слышу возле самого уха чье-то негромкое покашливание. Открываю глаза - только этого мне не хватало! - передо мной стоит мой босс. Я снова закрываю глаза - может, я задремала, в самом деле - открываю... Нет, это не сон. С высоты своего немаленького, скажу вам, роста на меня взирает Максим Петрович.
Очуметь!
- И что вы тут делали, Мария Вячеславовна? - спрашивает Максим Петрович, пробегая глазами мой «труд».
Кажется, он не слишком-то и зол. Голос строгий, но не суровый. Уф, а все не так уж и скверно.
- Э-э... - я быстренько сползаю с его громадного креслица - да так... текст набирала.
- Какой текст, Мария Вячеславовна?
Разговаривает ну прям как с ребенком! Неужели это такое уж преступление - набирать текст?
- В-ваш, - с легкой запинкой отвечаю я. - Он лежал на столе. А так как мне известно, что вы работаете только с отпечатанными документами, я подумала, что...
- А почему вы решили, что имеете право совать нос не в свои дела, а?
И тут Максим Петрович поднимает на меня глаза...
Вы когда-нибудь видели волка? Живьем или «В мире животных», не важно. Так вот, в эту минуту передо мной стоял настоящий волк, с взглядом, как у волка, с выражением лица, как у этого жутко неприветливого хищника. И меня охватило... страшное возмущение. Да пропади пропадом эта работа, если со мной тут так обращаются! А ведь я хотела, как лучше...
И вдруг - вы не поверите - я сама превращаюсь в зверя. Не в волка, конечно (эта роль уже занята). А скажем... в скунса. Я задираю подбородок и с вызовом заявляю:
- Я вовсе не совала нос не в своим дела. Я просто хотела вам помочь. Откуда мне было знать, что вы окажетесь таким... неблагодарным? А если вы боитесь за конфиденциальность напечатанной мною информации, то будьте спокойны. Я все равно там ничегошеньки не поняла. А... теперь я, пожалуй, пойду. До свиданья.
И я ухожу.
Снова безработная.
16.00
По пути домой забредаю в «Макдоналдс», заказываю двойной чизбургер (кто не знает: это два говяжьих бифштекса с двумя кусочками сыра «Чеддер» на булочке, заправленной горчицей, кетчупом, луком и с долькой маринованного огурца), к нему соус барбекю, овощной салат и чашку капуччино. Только не подумайте, что я рекламирую фаст-фуд. (Бабуля бы меня за это убила.) Я сама не часто тут бываю. В последний раз была, наверное, лет... сто назад. Как села на диету, так дорожку сюда и позабыла. Честное слово. Просто... когда я расстраиваюсь, я тут же начинаю жутко себе вредить. Окунаюсь в горе с головой. Вот бабуля моя не такая. Она на проблемы ЧИХАТЬ хотела. Не проблемы над ней доминируют, а она - над проблемами. Я считаю, что позиция у нее хорошая. Вот только я так не могу. Как только что-то не по мне, тут же впадаю в жуткий депрессняк. И достучаться до меня нет ну... никакой возможности.
В общем, сижу я в углу за столиком и нещадно себя... жалею, при этом не забывая откусывать огромные куски от чизбургера (что тоже крайне вредно для организма - плохо потом переваривается) и запивая все это горячим капуччино. И вдруг... в кафе входит Максим Петрович. Он направляется прямо к моему столику, молча садится рядом, заказывает себе двойной эспрессо и только потом поворачивается ко мне.
Ненавижу, когда на меня так смотрят. Тем более, когда я осознаю, что совершила какую-то оплошность или... или когда я неважно выгляжу. А видок у меня сегодня тот еще.
- Маша, я... - начинает Максим Петрович, но я не даю ему договорить.
- А разве мы переходили на «ты»? - в недоумении осведомляюсь я, а у самой коленки дрожат от страха. Никогда не думала, что окажусь в подобной ситуации. Но останавливать меня бессмысленно. - Вам что, мало того, что вы отчитали меня в офисе? Теперь хотите, чтобы моим унижением насладились и все эти люди?
И я указываю жестом на небольшой уютный зал, в котором кроме нас с Максимом Петровичем сидят человек пять таких же самовредителей, как я.
Да-а, разошлась я не на шутку. Даже стыдно стало. Но я виду не подаю и, вздернув подбородок, гляжу на Максима Петровича и пытаюсь с достоинством встретить его... насмешливый взгляд.
- Бросьте, Мария Вячеславовна, вы же не хотите устроить тут скандал?
- Не хочу, - цежу я сквозь зубы. - Но вы сами меня вынуждаете.
- Мария Вячеславовна, послушайте. Я пришел вовсе не для того, чтобы вас отчитывать, так вы кажется выразились? Я... просто хотел попросить у вас прощения, только и всего.
П-прощения?
Нервно сглатываю и говорю:
- Нет, что вы. Это вы простите меня. Мне не следовало совать нос не в свои дела, так... вы кажется выразились? - с улыбкой добавляю я, но Максим Петрович меня не слушает. Он допивает свой кофе, откидывается на спинку стула, какое-то время пристально на меня смотрит, затем встает, протягивает руку и говорит:
- Пойдемте. Да не бойтесь вы так, - с улыбкой добавляет он, заметив мою растерянность. - Я не причиню вам вреда. Обещаю.
Он расплачивается и мы выходим на улицу. Возле тротуара стоит его великолепный черный «Ламборджини». Мы подходим к нему, Максим Петрович открывает передо мной дверцу, и я смущенно сажусь на переднее сиденье. Дверца закрывается и - вау! - я оказываюсь в автомобильном раю. Все вокруг новое, чистенькое, аж сверкает. А как приятно пахнет. Что-то вроде смеси лимона, кедра и... и очень дорогого мужского одеколона. М-м-м... А мне тут нравится.
Максим Петрович садится за руль, включает зажигание, и мы вихрем срываемся с места. Не успеваю я поразмыслить о том, как все-таки круто иметь такой роскошный автомобиль, мой шеф останавливается возле высоченного здания, в котором находится офис «Ковалев и Блэквел Корпорейшен», выходит из машины и направляется к турникету, где нас поджидает хамоватый охранник Витя.
Не помню, как мы добрались до двадцать пятого этажа (неужели Максим Петрович что-то подмешал в мой капуччино?), но понимание происходящего приходит лишь, когда мы оказываемся в сверкающей приемной компании. Я вижу удивленное лицо Ольги Юрьевны - это секретарь Максима Петровича, довольно высокомерная, пугающая одним своим видом, рослая дама, что однако не мешает ей иметь репутацию первоклассного специалиста в своем деле (за минуту она может напечатать уйму договоров, при этом не забывая отвечать на ежесекундные телефонные звонки) - и меня охватывает жуткая паника.
Ч-что происходит?
- Ольга Юрьевна, прошу вас, перепроверьте этот отчет, - и он бросает ей на стол какую-то серебристую папку. - У меня такое ощущение, что когда вы работали над ним, ваши мысли были заняты чем-то другим.
- Хорошо, Максим Петрович, - неуверенно подает голос та, но, заметив меня, гордо вскидывает голову:
- Я все сделаю.
- И еще... - он бросает взгляд на соседний стол, за которым, как я знаю, должна сидеть вторая «Ольга Юрьевна», вернее ее помощница (между прочим, ужасно неприветливая особа; точь-в-точь, как... в общем, не важно), - а где эта молодая леди?
- Э-э... - снова теряется Ольга Юрьевна, - а... Ксения Владимировна вышла. Не надолго. Мне ее позвать?
- Если это вас не затруднит, - бросает он ей через плечо и направляется в свой кабинет.
Я же продолжаю стоять посреди приемной, в страхе озираясь по сторонам. Такое чувство, что меня готовятся принести в жертву Ваалу... Хотя, неудачное сравнение. Ваалу кажется приносили детей, а я...
- Мария Вячеславовна, - окликает меня Максим Петрович, - вы идете?
- Да-да.
И я на своих ватных от страха ногах плетусь в «святая святых», в кабинет САМОГО главы компании «Ковалев и Блэквел Корпорейшен», в котором меня, кстати сказать, совсем недавно застукали за небольшим преступленьицем.
Захожу, сажусь и боковым зрением замечаю чей-то силуэт. Поднимаю голову: в дверях стоит миниатюрная девушка с костюмчике от «Армани» и невинно так спрашивает:
- Вы хотели меня видеть, Максим Петрович?
- Да, - не отрывая глаз от своих бумаг, отвечает Максим Петрович, - вы закончили доклад по медицинскому оборудованию?
- Э-э... Почти.
- Принесите его, пожалуйста.
Девушка уходит, и мы вновь остаемся одни. Максим Петрович с головой уходит в свои документы, я же от нечего делать начинаю - чересчур скурпулезно - изучать вывешенные на стенах дипломы моего прославленного босса (между прочим, в жутко дорогих деревянных рамках).
Ни че себе! У Максима Петровича есть диплом Кембриджского университета?! Обалдеть можно.
Пока я восторгаюсь, какой умный и образованный у меня шеф, в кабинет снова входит глубокоуважаемая Ксения Владимировна и гордо дефилирует к столу, протягивает Максиму Петровичу доклад не-помню-о-чем, садится и с презрением оглядывает меня с ног до головы. На ней-то, как я уже говорила, костюм от «Армани», а на мне - платье а ля Горничная. Клево. Ничего не скажешь.
Максим Петрович пробегает глазами доклад и спрашивает:
- Это все?
Ксения Владимировна почему-то краснеет:
- Э-э... Пока, да. Вы же понимаете, там было слишком много...
Максим Петрович поднимает глаза и холодно на нее смотрит.
- Ксения Владимировна, напомните, когда именно я поручил вам отпечатать этот доклад?
- Минуточку, - она быстро начинает листать свой ежедневник, - сейчас... Это было... это было 2 августа.
- Ясно. А сколько времени я выделил вам на эту работу?
- М-месяц.
Он бросает взгляд на стоявший на его столе календарь.
- А сколько прошло?
- Д-два, - слышится ее писк.
- Повторите громче, Ксения Владимировна. Я не расслышал.
- Два месяца, - послушно повторяет она, а у самой глаза на мокром месте, я же вижу.
Блин. Ну что он за тиран такой?! Бедная девушка уже раз сто, наверное, в лице поменялась. Мне даже жалко ее стало. Сама ведь совсем недавно была в таком же положении.
Ой, кажется, пришла моя очередь краснеть, бледнеть и мямлить.
- Мария Вячеславовна, - поворачивается ко мне Максим Петрович, - этот текст отпечатали вы?
И он указывает на мой «труд».
- Д-да, - почему-то неуверенно отвечаю я.
- Сколько у вас ушло времени, чтобы его напечатать?
- Ч-четыре часа.
- Четыре часа? - поднимает он брови. - Интересно.
Он встает из-за стола и начинает мерить шагами кабинет.
- А вы не помните, какое название стояло на титульном листе?
- Э-э... нет.
- Тогда возьмите его и прочитайте. Только вслух, пожалуйста. А мы с Ксенией Владимировной вас послушаем.
Я киваю, беру трясущимися руками свой довольно увесистый «труд» и читаю:
- Д-доклад по медицинскому оборудованию.
О, так это был доклад. А я и не заметила.
- Большое спасибо, - говорит он, и я ни жива ни мертва опадаю на стул.
- Ксения Владимировна, - снова обращается Максим Петрович к уже белой, как его рубашка, девушке, - ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос. Как так вышло, что простая уборщица печатает в тысячу раз быстрее моего секретаря?
Простая уборщица? Это я-то?! Да как он смеет говорить обо мне в таком тоне?!..
И тут до меня доходит (вы не подумайте, я не тугодумка. Просто бывают моменты, когда я соображаю очень и очень медленно). Так значит, за каких-то четыре часа я, в платье а ля Горничная, напечатала доклад, который эта девушка в «Армани» печатает уже два месяца?! Очуметь.
- Вы меня увольняете? - вдруг обреченно спрашивает Ксения Владимировна.
- А вы хотите предложить мне что-то другое? - грозно спрашивает он и садится за свой стол. - Когда вы проходили у меня собеседование, я не зря несколько раз повторил, что не потерплю, чтобы в моей компании работали бездари и разгильдяи. Вы же, Ксения Владимировна, вместо того, что в срок выполнить свое задание, отнеслись к нему не просто безответственно...
И тут он с размаху ударяет кулаком об стол:
- Вы его ПРОИГНОРИРОВАЛИ.
- Я могу идти? - чуть не плача спрашивает Ксения Владимировна.
Но он на нее даже не смотрит.
- Идите. И попросите Ольгу Юрьевну зайти ко мне.
Девушка в слезах выходит, а через минуту на пороге появляется Ольга Юрьевна.
- Да, Максим Петрович?
Ольга Юрьевна, проследите, пожалуйста, чтобы Ксении Владимировне выплатили все, что она заработала за этот месяц. И... - он смотрит в мою сторону, и в мой ум противными волосатыми гусеницами начинают заползать подозрения: он же не хочет...
И введите в курс дела Марию Вячеславовну, - тем временем продолжает Максим Петрович. - С этого дня она - ваш новый помощник.
2003
21 января
Вторник
Вы не поверите, но я работаю в настоящем волчатнике. Все всюду меня грызут. То я не так отпечатала отчет, то неправильно чью-то фамилию написала, то забыла выключить кондиционер и от этого видите ли у Ольги Юрьевны зачах ее ненаглядный кактус...
Ну что за наказание! Я еще никогда в жизни не старалась так качественно выполнять свою работу и тут ТАКОЕ! У нее значит кактус зачах, да? А ей известно, что он итак был еле живой? И не мудрено: ведь почти всю свою сознательную жизнь этот бедный цветочек - пусть и колючий - провел, стоя возле компьютера своей вечно недовольной хозяйки, от которой за версту несет ничем не прикрытым негативом (а это похуже всякой радиации будет). А недавно Кира Андреевна накричала на меня за то, что я положила слишком много сахара в ее кофе и это при том, что в тот день я кофейник даже в руки не брала (была занята тем самым пресловутым отчетом). А если бы я и наливала ей кофе, то положила бы в чашку не сахар, а цианистый калий (шучу, конечно).
Нет, ну почему всегда так?! Как только мне выпадает шанс себя проявить, обязательно появляется кто-нибудь, кто этот шанс превращает в пытку. И это испытание длится уже второй месяц. Просто очуметь можно!
Вот и сегодня я влипла в очередную историю. А все потому, что Ольге Юрьевне вздумалось взять отпуск. И это, когда у нас на носу - конференция в Милане. Но Ольге Юрьевне, похоже, на это глубоко наплевать. Как только эта любительница кактусов поняла, что ее новая ассистентка - то бишь я - разбирается в делах не хуже нее - а порой и даже лучше - ее отношение ко мне приобрело форму «милочка, а не могли бы вы...». От ее ежесекундных поручений я стала походить на дрессированную обезьянку. А когда - «совершенно неожиданно» - выяснилось, что я еще умею и стенографировать, моему здоровью и вовсе стал угрожать нервный срыв. Бесконечные совещания свалились на меня как снег на голову. Проводить их я не проводила, но в плане стенографии издержала себя полностью.
Так вот, Ольга Юрьевна ушла на заслуженный отпуск, а мне в помощницы дали - кого бы вы думали? - правильно, Золотареву Ксению Владимировну, должность которой, кстати, я сейчас и занимаю (не знаю по каким причинам, но ее вновь взяли на работу - с испытательным сроком разумеется). Согласна, полный дурдом. Мало того, что один ее вид действует мне на нервы, так теперь мне придется терпеть ее целый месяц!
Но это еще не все. Уже через две недели, проведенных в условиях сплошного аврала, мой ослабленный авитаминозом организм сотворил со мной злую шутку и я... простудилась. Звучит банально, но это так. Я, конечно же, старалась, чтобы этого никто не заметил - конференция неминуемо приближалась, а у меня оставалась еще куча дел, - но похоже все мои усилия были тщетны. Симптомы моей болезни были на лицо (и в буквальном и в переносном смысле этого слова). От насморка я с трудом выговаривала слова, особенно букву «н». В горле ужасно свербело, чесалось и першило, и похожа я была на дохлую курицу.
Но несмотря на все это я продолжала работать по двенадцать часов в сутки. Домой приходила вымотанная, издерганная, ни на что не способная. А там меня ждали голодные домочадцы, - бабуля и Фастик, - полностью ублажить которых мне удавалось лишь к трем часам ночи. А утром - снова на работу.
А тут еще Максим Петрович со своей излишней требовательностью к работе: опаздывать нельзя ни под каким предлогом, одеваться строго в деловом стиле, никакой вульгарности, экстравагантности, небрежности во внешнем виде быть не должно... Но что меня больше всего выбивает из колеи, так это то, что в его присутствии я почему-то становлюсь похожа на амебу, все мои способности, навыки, вся моя уверенность в миг куда-то испаряются. Я начинаю мямлить, бледнеть, становлюсь ужасно неуклюжей, забывчивой... одним словом, полной дурой.
И сегодняшний день - не исключение. С утра у меня был полный завал в плане документации, да еще эти ежесекундные телефонные звонки - «Максим Петрович у себя?», «А когда он вернется?», «Могу я переговорить с господином Ковалевым?», «Встреча с акционерами состоится?» - в общем, полный улёт. И во время обеда я принимаю решение: мне необходимо проветриться. Без глотка свежего воздуха я просто захирею.
Нажимаю на клавиатуре кнопку «Power», надеваю пальто, хватаю сумочку и пулей лечу к выходу.
Только бы меня никто не заметил. Только бы...
- Мария Вячеславовна...
Я узнаю этот голос и громко вздыхаю. Понятно: Константин Егорович (это наш главный бухгалтер, ужасно надоедливый и в такой же степени помешанный на своей работе тип. И судя по всему, он поставил перед собой цель: во что бы то ни стало меня доконать. И это, отдать ему должное, у него хорошо получается.)
Прилепляю на свою недовольную мину вежливую улыбку и поворачиваюсь к нему:
- Константин Егорович, все вопросы, пожалуйста, к Ксении Владимировне. Мне нужно ненадолго отлучиться.
- Простите меня, Мария Вячеславовна, я только хотел узнать, во сколько будет встреча с акционерами. Дело в том, что я так закрутился в этим проклятым годовым отчетом, что совершенно забыл предупредить об этой встрече госпожу Корчагину. Вы не знаете, она у себя?
- Нет, Кира Андреевна уехала. Как раз на это время у нее назначена встреча с представителями «Фирмансталь». Но как только она вернется...
- Предупредите ее, ладно? Это очень важно. А я побегу доделывать отчет. Еще раз спасибо.
И он убегает, а я так и остаюсь стоять с открытым от удивления ртом. Только этого мне не хватало!
- Мария Вячеславовна?!
Ну что, что еще им от меня нужно?!
Тяжело вздыхаю, ищу в своем арсенале еще одну вежливую улыбку, но, похоже, весь сегодняшний запас я уже исчерпала, тогда я напускаю на себя вид этакой бизнес-леди, поворачиваюсь и... немею от ужаса.
Передо мной стоит Максим Петрович и грозно смотрит мне в глаза. И его суровый вид не предвещает ничего хорошего.
- М-максим Петрович? Я думала...
- Что вы думали? - нахмурившись, спрашивает он. - Что я на совещании? И поэтому вы со всех ног несетесь в неизвестном направлении в то время, как должны сидеть на своему рабочем месте и отвечать на телефонные звонки? Я правильно вас понял?
- Э-э... я... я просто хотела немного развеяться. Д-дело в том, что...
- Развеяться? Мария Вячеславовна, о чем вы говорите? Обед уже давно закончился. Вы что, хотите пренебречь установленными в нашей компании правилами и использовать рабочее время в своих целях?
- Н-нет, я... Я уже иду, - выдавливаю я из себя и с обреченным видом плетусь к веренице лифтов. Уже в кабине понимаю, что еще немного и у меня дым из ушей повалит: настолько я вымотана и раздражена.
Вспоминаю Томку и пытаюсь выровнять дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох...
Как только двери лифта открываются, я оставляю Максима Петровича позади себя и пулей лечу в приемную. Швыряю сумочку под стол, падаю в свое вращающееся кресло, включаю компьютер и с жалобным стоном обхватываю голову руками.
Так, Маня, спокойно. Только не перегни палку. Это может плохо для тебя кончится. Ведь на карту поставлена твоя карьера. Соглашаясь на эту должность, ты не могла не знать, насколько тернистым будет этот путь. Здесь как на войне: или ты, или тебя. Третьего не дано. Так что, собери всю волю в кулак, сожми зубы и терпи. Терпи, пока можешь. А иначе... успеха не видать.
Вволю наговорившись с самой собой, я, внешне спокойная и умиротворенная, потягиваю из трубочки «Фервекс» и пытаюсь перепроверить годовой отчет, минуту назад принесенный мне Константином Егоровичем, но в голове - сплошная абракадабра. Судя по всему, моя невинная простуда перешла в гайморит. Из-за заложенности носа я потеряла всякую способность думать и говорить. Головная боль сводит меня с ума. А в горле свербит так, что я с трудом удерживаюсь, чтобы не засунуть руку и...
- Мария Вячеславовна, - голосом Максима Петровича перебивает мои мысли переговорное устройство, - зайдите в мой кабинет. И не забудьте прихватить с собой блокнот с ручкой. У меня есть к вам кое-какие распоряжения.
- Хорошо, - с фальшивой улыбкой отзываюсь я, вскакиваю из-за стола и... ощущаю легкое головокружение. Хватаюсь за спинку стула, закрываю глаза и считаю до десяти. Затем делаю глубокий вдох, достаю из ящика блокнот с ручкой и преувеличенно бодрым шагом иду в кабинет Максима Петровича.
Вдох-выдох, вдох-выдох... Главное: не выдать своего состояния. Я продержалась так долго совсем не для того, чтобы в последнюю минуту предстать перед своим шефом измученной и больной. Тем более, что сегодня встреча акционеров. А это - важная веха в моей секретарской карьере.
Сейчас важно быть спокойной и деловитой и постараться, чтобы никто не заметил моих воспаленных глаз и красного - от бесконечного контакта с платком - носа. Ох, только бы кашель не начался. Максим Петрович тут же догадается, что я больна и меня... и меня ВЫШВЫРНУТ НА УЛИЦУ.
Перед кабинетом я быстренько осматриваю свою одежду, проверяя все ли с ней в порядке, взбиваю свободной рукой волосы в надежде, что от этих манипуляций они лягут как надо, и осторожно стучу в дверь.
- Входите.
Пока Максим Петрович, не обращая на меня внимания, сосредоточен на экране своего сверхдорогого ноутбука, я сажусь напротив него, закидываю ногу на ногу и пытаюсь как можно комфортнее пристроить у себя на коленке блокнот. Честно говоря, в таком положении писать не очень-то удобно. Но разве это кого-то интересует?
- Вы готовы? - наконец поднимает голову Максим Петрович.
- Да, конечно, - бормочу я, а у самой плывет перед глазами.
Да что это со мной? Неужели это так «Фервекс» действует?
- Тогда начнем.
Максим Петрович встает из-за стола и начинает мерить шагами кабинет. Его голос, ровный и чарующий, действует на меня усыпляюще. И мне приходится приложить уйму усилий, чтобы сконцентрироваться на его словах.
- Я, Ковалев Максим Петрович, глава компании «Ковалев и Блэквел Корпорейшен», приказываю... Соловьевой Марии Вячеславовне взять себе больничный отпуск и не выходить на работу до тех пор, пока она не почувствует себя абсолютно здоровой...
Ч-что?
Я поднимаю голову и вонзаю в своего шефа затуманенный больной взгляд.
- В-вы хотите, чтобы я... Но... как же встреча с акционерами? А... конференция в Милане? Я не могу вот так взять и уйти, когда...
- Можете, Мария Вячеславовна, - бесстрастно перебивает он меня. - И сделаете это именно сейчас. Сию же минуту. И это первый и последний раз, когда вы скрываете от меня свою болезнь, понятно вам? Никакая встреча с акционерами не стоит того, чтобы вы наплевательски относились к своему здоровью. И я не потерплю, чтобы мои сотрудники - из-за какой-то чертовой работы - вредили и себе и другим. Зарубите это себе на носу. А теперь идите.
Но я по-прежнему не двигаюсь. Какое-то время пытаюсь обдумать сказанные им слова, но мозг отказывается мне подчиняться. Я не могу уйти. НЕ-МО-ГУ!
- Я должна дописать отчет, - продолжаю твердить я, - проверить все ли в порядке с билетами в Милан, с визой...
- Не беспокойтесь, - снова перебивает меня Максим Петрович. - Все это за вас сделает Ольга Юрьевна.
- Ольга Юрьевна?! Но она же в отпуске.
- Была, пока я не вызвал ее на работу.
- Но...
- Мария Вячеславовна, - вдруг повышает голос Максим Петрович, - вы еще долго будете со мной пререкаться? Я сказал идите домой. И пусть кто-нибудь вызовет вам на дом врача. А ровно через две недели я надеюсь увидеть вас на вашем рабочем месте - здоровой и полной сил. Вам понятно?
25 января
Суббота
12.00
Да-а, дома болеть намного веселей.
Сплю я, как пожарник, до обеда, ем сплошные витамины (спасибо бабуле, здоровый образ жизни - ее конёк), в общем, занимаюсь абсолютным бездельем. Что касается домашних дел, то ими у нас занимается... Елизавета. Сама бабуля наотрез отказалась стоять у плиты и что-либо делать по дому. В ее обязанности входит обеспечивать меня всем необходимым - то бишь фруктами, лекарствами, платьицами от «Дольче» - и развлекать историями из раздела «Я сегодня купила шикарную юбочку от «Прада»...». В общем, я в полном восторге от того, что болею ДОМА. За последние месяцы я пахала, как папа Карло, а оказалось, что мои усилия так и остались УСИЛИЯМИ (в плане того, что их никто по достоинству так и не оценил).
Ну и на здоровье. Зато я многому научилась. И теперь я уверена: никакая Ольга Юрьевна и уж тем более Ксения Владимировна не сможет сделать столько, сколько делала я за эти последние два месяца, и между прочим делала я это качественно и за крайне короткий срок. Так что больничный «отпуск» я заслужила.
16.00
Уже около двух часов я валяюсь в постели, ем бананы с ананасом, смотрю по кабельному мультики и... отдыхаю.
Какое это все-таки блаженство - ничего не делать!
Переворачиваюсь на живот и собираюсь немного вздремнуть, но как раз в этот момент раздается звонок в дверь. Недовольно морщусь, сползаю с кровати, кое-как преодолеваю длиннющий коридор, не забывая при этом хаять бабулю за ее любовь к шикарным и поражающим своими размерами апартаментам (а мне из-за этого каждый день приходится делать своего рода пробежку: сами понимаете, время - деньги), распахиваю дверь и с возгласом «Ах ты моя драгоценная!» прыгаю Томке на шею. Около пяти минут мы горячо с ней лобызаемся, потом еще минут десять дружно смеемся над моим помятым видом, затем пытаемся достать из-под дивана Фастика, а достав, начинаем его «безжалостно» мучить (Томка обожает издеваться над моим бедненьким песиком, я же присоединяюсь к ней лишь из чувства солидарности), в результате чего Фастик с визгом улепетывает в бабулину комнату и пытается спрятаться там под кроватью, но его пухленькая жопешка - между прочим, моя заслуга - протискивается туда лишь с десятой попытки, а мы с Томкой в это время катаемся по полу от смеха. Потешный же этот Фастик, просто сил нет!
Вдоволь нахохотавшись, мы, постанывая, плетемся в мою комнату и с разбегу бухаемся на кровать, прямо на гору подушек, которую я смастерила для своего сладкого времяпрепровождения. Томка тут же принимается за опустошение моих съестных запасов, я же с грозным видом машу ей кулаком - мол, погоди, я до тебя еще доберусь, - и, утонув по самую шею в глубоком плюшевом кресле, впиваюсь глазами в телевизор.
- Эй! - возмущенно поворачиваюсь я к Томке. - Ты чего? Зачем телевизор-то выключила? Сейчас начнется самое интересное!
- Ничего страшного. Потом посмотришь.
- Но я хочу сейчас!
- Э, нет. Сейчас мы с тобой кое-куда пойдем, - загадочно изрекает Томка и начинает рыться в моем шкафу. Через минут десять она извлекает оттуда буквально вчера купленное бабулей светло-коричневое платье от «Гуччи», бежевые сапожки от «Джимми Чу» и мое старое, цвета сливок, пальто, бросает все это на кровать и в форме сахарницы поворачивается ко мне:
- Одевайся. Мы идем развлекаться.
- Развлекаться?! Ты что, с дуба рухнула? Я же болею.
- Ну и болей себе на здоровье, - улыбается Томка. - Только делай это умеючи.
- Что значит «умеючи»?
- Да ты посмотри на себя! Вид у тебя, как у бабы-яги: в пижаме, волосы взлохмачены, вся пропахлась лекарствами. Жуть! Нет, подруга, так дело не пойдет. Иди умывайся, чисти зубы - если ты их еще не чистила, - а я сварганю тебе что-нибудь на голове. И не смей со мной препираться! - предупреждает она уже готовый сорваться с моего языка протест. - Ничего не желаю слышать. Беги в ванную, а я пока поищу в твоей косметичке что-нибудь более-менее подходящее для похода в ресторан.
- Томка, какой еще ресторан?! Я же ходячая инфекция.
- Брось, милая. Никакая ты не инфекция. А простуда эта у тебя развилась на почве невроза, вот и все. И именно его мы и будем сейчас лечить. И без бутылочки вина тут не обойтись.
- Думаешь, это поможет? - с сомнением спрашиваю я.
- Еще как! На себе испробовала. Ну что стоишь? - начинает выходить она из себя. - Немедленно дуй в ванную. Времени у нас, между прочим, в обрез.
17.30
Обожаю наблюдать, как Томка ловко орудует над моей физиономией. С ее любовью к черной подводке мои глаза кажутся больше, а их взгляд - выразительнее, и губы - такие сочные, блестящие (это, наверное, из-за обилия бесцветного блеска). А какую она мне сделала стрижку! Просто закачаешься! Благодаря ее волшебным пальчикам, мои уже успевшие отрасти волосы вновь обрели утонченный силуэт и теперь с женственной непринужденностью обрамляют искусно накрашенное лицо. Что ни говори, а выгляжу я... просто шикарно.
Уже к шести часам из непрестанно чихающего гадкого утенка Маша Соловьева вдруг превратилась... в прекрасного белого лебедя. Ситуация, скажу я вам, довольно необычная. Не привыкшая к таким вот изменениям, я уже битый час сижу и пялюсь на себя, как идиотка. Аж самой стыдно. Вообще-то нарциссизмом1 я не страдаю. Что на меня нашло?
Делаю глубокий вдох и решительно отворачиваюсь от зеркала.
- Ну так что, мы идем? - нетерпеливо ору я запершейся в ванной Томке. - Ты что там так долго копаешься?
- Иду-иду! - доносится до меня ее приглушенный голос. - Сейчас только волосы лаком сбрызну...
18.00
Сидим с Томкой в очаровательной пиццерии и, потягивая белое вино, поедаем гавайскую пиццу.
Мне до сих не вериться, что я наконец-то вышла в люди. Правда, мое самочувствие меня немного подвело: из-за насморка мне приходиться каждые десять минут бегать в уборную и делать все эти вещи - ну вы понимаете, о чем я - под струей холодной воды, так как от платка нос становится красным и опухшим, а это ужасно не сочетается с платьем от «Гуччи». Как говорится, красота требует жертв...
Так, стоп.
От выпитого вина я немного навеселе, но не до такой степени, чтобы не узнать в вошедшем в пиццерию мужчине... своего шефа.
Ну и ну. И что мне теперь делать? Я, конечно, могла бы сесть к нему спиной, и он бы в жизни не догадался, что это я: новая стрижка и искусно наложенный макияж изменили меня до неузнаваемости. Вот только столик мы с Томкой выбрали не подходящий: прямо в центре зала.
И что, интересно, такому обеспеченному мужчине понадобилось в простой пиццерии? Что ресторанов что ли мало?
Ох, Маня, и везет же тебе на такого рода приключения!
Но делать нечего.
Пока Томка с нескрываемым интересом рассматривает моего шефа, я тихонечко встаю со своего места, беру сумочку и, прикрыв ею лицо, бегу в сторону туалета. И тут совершенно неожиданно я... начинаю чихать. Да так громко, что становлюсь объектом всеобщего внимания. И Максима Петровича в том числе.
Когда приступ чиха наконец-то заканчивается, я смущенно машу Максиму Петровичу рукой и приседаю в реверансе (и зачем я это делаю, не понимаю). Раздается дружный смех, я улыбаюсь от уха до уха и под звуки аплодисментов скрываюсь в уборной.
Ну почему, почему я должна была чихнуть именно возле столика Максима Петровича?!
Сую пылающее лицо под струю холодной воды и пытаюсь прийти в себя. От унижения сердце бьется где-то в области пяток, а щеки пылают так, что на них впору жарить яичницу.
Наконец я поднимаю голову, выключаю воду, вытираю лицо бумажным полотенцем и уже собираюсь покинуть уборную, но тут в одной из кабинок я слышу какое-то движение, затем дверь открывается и, на ходу застегивая ширинку, из кабинки выходит... мужчина.
Ч-чтооо?!
Тем временем мужчина поднимает глаза, резко вздрагивает, секунду оторопело смотрит на мое красное от стыда лицо, бурчит что-то себе под нос и поспешно выбегает из туалета.
Ну вот, только этого мне не хватало!
26 января
Воскресенье
8.00
Ну все, пора вставать, делать зарядку, готовить завтрак. Нечего прохлаждаться в тепленькой постельке. Я же не парализованная, в самом деле. К тому же после вчерашнего визита в мужской туалет в моей крови, наверное, вдвое - да нет - втрое повысилось содержание адреналина и теперь его нужно быстренько куда-нибудь использовать. Желательно, на что-то полезное.
Хм... Что бы такого сегодня приготовить?
9.00
Завтракаем мы с бабулей как всегда под музыку Бетховена. С улицы доносятся веселые детские голоса (похоже, местная детвора играет в снежки).
Я намазываю маслом тост, делаю глоток горячего шоколада и с удивлением обнаруживаю, что бабуля все это время за мной наблюдает. Хм, с чего бы это?
Широко улыбаюсь:
- Я слушаю, бабуль. Ты что-то хотела мне сказать?
Анастасия Егоровна изящно накалывает на вилку кусочек банана, отправляет его в рот, с аристократической небрежностью промокает губы салфеткой и наконец изрекает:
- Марусь, я не хочу, чтобы ты работала в этой компании.
Ч-что? Я не ослышалась?
- Почему это? - невинно интересуюсь я.
- Просто не хочу и все. Разве этого не достаточно?
- Прости, но... ты меня удивляешь! Совсем недавно ты была в восторге от моей работы, говорила, что тебе нравится мой босс и... даже Киру Андреевну хвалила, а теперь ты вдруг заявляешь, что не хочешь, чтобы я работала в компании «Ковалев и Блэквел Корпорейшен» и не удосуживаешься даже назвать причины! Объяснись, будь любезна.
- Детка, я просто вижу, в каком состоянии ты приходишь с работы и... и мне это совершенно не нравится.
- Но у меня нет другого выхода. Ты же знаешь, Ольга Юрьевна была в отпуске, а Ксюша...
- Я все понимаю. И все-таки я не хочу, чтобы ты жертвовала собой ради карьеры.
Я горестно вздыхаю.
- То же самое мне сказал Максим Петрович. Но, бабуля, я не вижу другого способа продвинуться по служебной лестнице. Подскажи, если знаешь.
Бабуля презрительно фыркает:
- Хм. Нашла, у кого спрашивать! Ты бы еще поинтересовалась, куда вложить инвестиции. Ты издеваешься, да?
- Прости. Просто... ты не представляешь, как сложно держаться намеченного курса. Честно говоря, я бы давно послала все это куда подальше, но не могу. Не сейчас.
- И что тебе мешает это сделать? Или, может быть... кто?
- Бабуля! Ты на что намекаешь? Что я засиживаюсь на работе ради... ради НЕГО?!
- А кого же еще? Ведь я только и слышу: Максим Петрович то, Максим Петрович сё. Кстати, ты когда меня с ним познакомишь?
- Бабуля! Ты... ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты что же думаешь, что я... Нет, ты в своем уме?! Да он мне совершенно безразличен. И... и он не в моем вкусе. А говорю я о нем, потому что... он хороший руководитель. И только. И не смей больше такое предполагать! Я... я просто в шоке.
- Ну, прости меня, милая. Я просто пошутила. Не ожидала, что ты так заведешься.
- И вовсе я не завожусь. И давай не будем об этом, хорошо?
- Хорошо, - скромно соглашается бабуля и отправляет в рот очередной кусочек киви, вдумчиво его пережевывает, берет газету и открывает ее на рубрике «Светская хроника». Равнодушно пробегает глазами несколько строчек и вдруг поворачивается ко мне:
- А твой Максим Петрович... он женат?
- Нет... То есть... Вообще-то я не знаю. А что?
- Да так, не бери в голову. Просто прикидывала, какие есть шансы у этой... дурнушки.
И она показывает мне центральный разворот газеты, где мой шеф обнимает за талию... самую прекрасную девушку на свете. Делаю глубоких вдох и читаю заголовок:
«Загадка года: кому отдаст свое сердце самый неприступный и самый желанный мужчина Москвы?»
- Не могу поверить. Они что, хотят его женить? Да какое они имеют право вторгаться в его личную жизнь? Это же... аморально!
- А по-моему, - вклинивается бабуля в мои уже, кажется, озвученные мысли, - ничего аморального тут нет. Твой Максим Петрович очень видный мужчина. А какой у него взгляд! Аж насквозь пронизывает. Эх, везет же тебе, Маруська. Каждым день ведь общаешься с этим Аполлоном...
- Бабуля, не смей снова поднимать эту тему. Я уже сказала, что думаю по этому поводу. И... и Максим Петрович вовсе не Аполлон. Он... намного красивее, - выпаливаю я на одном дыхании и осекаюсь. Неужели я на самом деле так думаю?
- Что ж, тебе виднее, - произносит задумчиво бабуля и с головой окунается в перечень бывших подружек моего шефа. Уверена, половина этих имен взята с потолка. Ну не могло у Максима Петровича быть столько романов. Ведь я работаю у него не один месяц и... Да у него даже нет времени как следует отдохнуть, не говоря уже о том, чтобы заводить шашни с какой-нибудь красоткой. Я лично была с ним на нескольких фуршетах и ни на одном из них он ни в чем подобном уличен не был... Так, подожди, Маня. Какое тебе дело до того, есть ли у Максима Петровича подружка или нет? Неужели... неужели бабуля права? Неужели я люблю его?
Нет, об этом не может быть и речи. Я не завожу служебных романов. У меня нет такой привычки. И никого я не люблю. Это... это просто какое-то помутнение рассудка. Бред да и только.
- Марусь... Марусь, ты меня слышишь?
- Да? - спохватываюсь я, слишком поздно осознав опасность подобных размышлений. Что обо всем этом подумает бабуля?
- Подай мне, пожалуйста, еще одну гренку. Уж очень они у тебя вкусные получились.
10 мая
Суббота
9.40
Так, попробуем еще разок.
Очки взяла?
Взяла.
А фонарик... фонарик взяла?
Заглядываю в потайной карманчик и торжественно улыбаюсь. Взяла! Так, пойдем дальше...
Плед и подушку я положила... Носки, джемпер, косметичка...
Что же я все-таки НЕ взяла? А я должна была что-то забыть. Просто обязана!
Проверю-ка я еще раз.
Ну-с, начнем!
МОЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
ВЗЯТЬ НА ПИКНИК:
РЮКЗАК
СОЛНЕЧНЫЕ ОЧКИ
ФОНАРИК
ПАНАМКА
ДЖЕМПЕР
НОСКИ
ПЛЕД
ПОДУШКА
ОЧКИ ДЛЯ ЧТЕНИЯ
"РЕБЕККА"
ИГРЫ...
Внезапно я ударяю себя по лбу.
Ну вот, так я и знала. Конечно же, забыла. Я забыла нарезать листочки, чтобы играть в шарады, а Томка так и не принесла мне свои забавные загадки .
Ну и что теперь делать? Кира Андреевна убьет меня за такую организованность!
Бухаюсь со всего размаха на диван и обхватываю голову руками.
Ну что я за Рассеянная с улицы Бассейной! Вечно что-нибудь да забуду.
- Марусь, - доносится до меня с кухни голос бабули, - ты не знаешь, что это за бумажечки Фастик мусолит во рту? Это случайно не твои рабочие заметки? Я видела, ты вчера что-то записывала на розовых листках. Может, это они, а? Посмотри, пожалуйста. И в следующий раз пользуйся ежедневником. Память у тебя, надо заметить, совершенно никудышная.
С визгом подпрыгиваю до потолка и иду искать Фастика. А этот обормот спрятался за холодильником и носа оттуда не показывает.
- Фастик, - ласково зову я его, стоя на четвереньках возле его белоснежного укрытия. - Фастюля, милый, вылезай. Я не буду тебя ругать, обещаю. Только покажи, что ты там кушаешь. Это случайно не мои...
Я наконец вытаскиваю визжащую псину из-за холодильника и пытаюсь открыть ему рот. Фастик рычит, вырывается и так и норовит укусить меня за коленку.
- Ай! - кричу я, когда ему это удается. - Больно же! Фастик, ну что ты за чудовище такое! Я ведь выкормила тебя, вырастила, а ты отплачиваешь такой вот благодарностью?! А ну открой рот. Тебе говорят? Открой немедленно. А не то останешься без ужина, да, бабуля?
Анастасия Егоровна бросает свой французский маникюр (что-что, а бабуля у меня отзывчивая, всегда готова прийти на помощь), опускается возле меня на колени и, глядя прямо в преданные щенячьи глаза, грозно так говорит:
- Фастик, дружок, если ты сейчас же не откроешь рот и не покажешь Марусе, что ты там лопаешь, о «Pedigree» можешь даже не вспоминать, ты понял меня?
Фастик начинает жалобно скулить - обычно это срабатывает, когда его ругаю я, - но ему хватает всего лишь один раз взглянуть на решительное лицо бабули, чтобы все понять: эта миниатюрная, но грозная женщина свое обещание исполнит ВСЕНЕПРЕМЕННО. Уж в этом он много раз убеждался на своей собственной лоснящейся шкурке.
И тут Фастик начинает радостно вилять хвостом, подпрыгивать в моих руках и наконец открывает пасть. Я заглядываю в его рот, достаю кусочек розового листочка, с ужасно сжеванными краями, в центре которого напечатано: «вино-град».
Ур-р-ря!!!
Так, подождите. А где же все остальные?
Вперяю в Фастика подозрительный взгляд и спрашиваю:
- Фастик, ты что, умудрился сожрать все мои шарады? Ты хоть понимаешь, чем это чревато?
Фастик громко взвизгивает, выпрыгивает из моих разжавшихся от удивления рук и мчится в спальню. Чрез секунду возвращается и несет в зубах розовые, отпечатанные на компьютере листочки.
Ну, Фастик! Ну, удружил!
Хватаю его за шкирку и целую прямо в холодный щенячий нос. Фастик какое-то время недоуменно смотрит мне в глаза, затем громко чихает и начинает усиленно вырываться (мол, благодарить благодарите, а вот телячьи нежности оставьте при себе).
Я вприпрыжку несусь обратно в комнату, засовываю шарады в рюкзак, надеваю солнечные очки, малюю перед зеркалом губы гигиенической помадой и, бросив на прощанье: «Гуд бай, бабуля. Буду не скоро. Тефтели на плите», выбегаю из квартиры.
М-м-м... Шашлыки - р-райское наслаждение.
Как же я люблю это пищу. Этот запах, вкус, это предвкушение...
Пытаясь совладать со скопившейся во рту слюной, отворачиваюсь от мангала и нос к носу сталкиваюсь с Максимом Петровичем (это он жарит нам сегодня шашлыки, я же отвечаю за игры, а Кира Андреевна... за все остальное). Даже не улыбнувшись, он пропускает меня вперед и направляется к шашлыкам.
Ну и ладно, подумаешь какая цаца. Я и без его улыбки прекрасно проведу время. Например... за кузнечиком понаблюдаю. Надеюсь, я узнаю о нем много нового.
Ух ты! Какой он прыткий, однако. Не угнаться.
В надежде все-таки его поймать, я захожу в траву, которая достает мне чуть ли не до подбородка и... неожиданно чихаю. Затем еще раз и еще... и так до бесконечности.
Нет! Только не это!
Этого не может быть!
У меня нет аллергии. Я никогда ею не страдала. Не собираюсь делать это и сейчас.
Зажимаю нос рукой и бегу в свою палатку. Падаю перед рюкзаком на колени и начинаю рыться в поисках платка. В голове прокручивается список вещей, которые я взяла с собой:
ФОНАРИК...
ПОДУШКА...
"РЕБЕККА"..
Нееет!
Я что, забыла носовые платки?!
И к кому теперь идти? К Кире Андреевне, что ли? Или может быть к Ксении Владимировне?
О, ну почему это произошло именно сейчас, когда рядом нет ни одной родственной души: ни бабули, ни Томки, ни Фастика... Мне даже не у кого попросить...
Так, Маня, сейчас же успокойся и попытайся рассуждать здраво. Неужели тебя действительно никто здесь не ценит? Подумай хорошенько. Может все-таки есть кто-нибудь, кто... хорошо к тебе относится и не упрекает за слишком юный возраст и стремительный скачок в карьере...
Морщу лоб и пытаюсь вспомнить хотя бы одного такого «святого». Но, все, кто ко мне более-менее хорошо относятся - Сережа, Витя, повер Татьяна Николаевна и горничная Кристина - все они по какой-то неизвестной мне причине не поехали в лес, а ведь Максим Петрович приглашал их и даже предложил потом развести по домам...
Так, постойте. И все-таки есть человек, кто по-настоящему ценит мои усилия, и он, как ни странно, находится здесь, в этом лесу. Да, - вы не ошиблись, - это Максим Петрович Ковалев. И я могу объяснить, почему. Во-первых, ведь это именно он перевел меня с должности уборщицы на должность помощника секретаря, помните? И это несмотря на то, что все вокруг были просто ошарашены. Более того, некоторые из них даже чинили мне препятствия. Например, Ксюша... Хотя об этом не будем, ладно? Во-вторых, он несколько раз подвозил меня до дома (тогда на работе был завал, и я оставалась допоздна, чтобы в срок отпечатать всю документацию). Ну и в-третьих, однажды когда я очень сильно болела, он отправил меня домой, велев при этом на целых две недели забыть о работе и полностью посвятить себя борьбе со стафилококками, в то время, как Кира Андреевна не уставала ему твердить, что простуда - болезнь не смертельная и ее можно прекрасно вылечить и без постельного режима. Но похоже Максим Петрович так не считал. Он вообще очень трепетно относится к здоровью своих подчиненных. И я убедилась в этом на собственном опыте.
В общем, мне ничего не остается, как идти и просить помощи у своего шефа.
Да-а, задачка та еще.
Чихаю, не переставая, слезы текут ручьем, и сквозь их пелену я все-таки пытаюсь пробраться к мангалу, где сидит Максим Петрович. Подхожу к нему со спины, открываю рот, чтобы позвать его, но тут спотыкаюсь о какой-то сухой пень и... падаю прямо лицом вниз. Пытаюсь подняться, но совсем некстати на меня накатывает еще один приступ этого треклятого чиха. Стараюсь взять себя в руки и не впадать в уныние, но все бестолку: терпение мое постепенно иссякает, начинается пощипывание в носу.
Я сейчас разревусь!
Держи себя в руках, Маня. Перестань ныть. Ты же взрослый человек. А взрослому человеку не пристало заниматься таким гиблым делом, как лить слезы. Причем, совершенно напрасно. Соберись и не забудь: вдох-выдох, вдох-выдох...
Нет, я сейчас точно разревусь!
Но в тот момент, когда я готова сдаться на милость слезам, подходит Максим Петрович и без всяких церемоний возвращает меня в вертикальное положение (причем так, словно во мне весу как у того же кузнечика, и я не преувеличиваю: вам стоит только раз взглянуть на его мускулы и вы сразу же все поймете).
От слабости меня начинает качать в разные стороны, я сажусь на корточки и начинаю машинально размазывать по щекам льющиеся водопадом слезы.
Чтобы я еще когда-нибудь поехала на пикник! Да ни в жизнь.
- Как вы себя чувствуете? - слышу я слегка встревоженный голос шефа. - Нигде не болит?
Пытаюсь ему ответить и... вновь попадаю в лапы безжалостной аллергии и захожусь в частом чихе.
- Что с вами? - смеется Максим Петрович. - У вас что, аллергия?
Я киваю, зажимаю пальцами нос и, гнусавя, говорю:
- Так получилось, что я н-не взяла с собой н-носовой платок. Вы н-не одолжите мне свой? Н-на время... Если он-н, конечн-но, у вас есть.
Максим Петрович с минуту наблюдает за моим наверное уже сотым приступом чиха и спрашивает:
- И давно это у вас?
Я снова зажимаю нос:
- Н-нет. Сегодн-ня - впервые.
- Можно я посмотрю?
Чтооо?!
- Э-э... спасибо, конечн-но, н-но... это н-ни к чему. Правда. Подумаешь, аллергия! Приеду домой, в две секунды вылечусь. Говорят, есть очень хороший укол. Вводишь его один-н раз и...
- И все-таки давайте я посмотрю, - не унимается Максим Петрович. - А если ничего не выйдет, я подарю вам... целую пачку носовых платков, идет?
Предложение заманчивое, но... Он что, действительно хочет...
Ну, ладно, так уж и быть...
- Валяйте, - я разжимаю пальцы и вновь захожусь в яростном чихе.
Максим Петрович быстро подходит, опускается возле меня на колени, приподнимает мой подбородок и заглядывает в недры этого чихающего предмета. И вдруг без всяких объяснений засовывает туда палец и вытаскивает... крохотную, но ужасно активную букашку величиной, наверное, со спичечную головку, не больше. Пойманная с поличным, это ужасно непривлекательное и вредоносное существо начинает жутко дрыгать своими многочисленными, растопыренными в разные стороны ножками-палочками.
Фу! Так вот значит кто заставлял меня так мучиться?!
- Ух ты! - восхищается Максим Петрович, разглядывая насекомое на своей раскрытой ладони. - Не знал, что ваша «аллергия» будет такой гиперактивной. Да ее энергии хватит, чтобы обеспечить электричеством треть Москвы.
- Да уж! - смеюсь я. - Никогда не прощу ей такого издевательства над собой. Пусть дрыгает своими ножонками в каком-нибудь другом месте. Понятно тебе? - обращаюсь я к этой травоядной зверушке, на что она начинает шевелиться еще активнее.
- Слышала, милая? - подключается к нашему разговору Максим Петрович. - Нос Марии Вячеславовны предназначен не для того, чтобы вы в нем копошились. Зарубите-ка это себе на носу.
От его слов, сказанных абсолютно серьезно, я начинаю жутко хохотать. У меня даже живот начинает болеть.
Подумать только, это крохотное насекомое заставило меня думать, что у меня аллергия!
По-прежнему громко смеясь, я поднимаю глаза и... смех застывает у меня на губах. Все то время, пока я потешалась над букашкой, Максим Петрович наблюдал за мной, и от этой мысли мне вдруг становится не по себе. В смятении отвожу взгляд, пытаюсь придумать предлог, чтобы поскорее отсюда улизнуть, но он находится сам собой: откуда ни возьмись появляется Кира Андреевна.
- Макс, тебе звонят, - она протягивает ему телефон и шепотом добавляет:
- Это те люди из «Грандстар». По-моему, они чем-то недовольны.
- Спасибо, Кира, - кивает ей Максим Петрович и, зажав ладонью трубку, отходит в сторонку. Несмотря на довольно приличное расстояние до меня все-таки доносится несколько непонятных фраз: «Вы там с ума что ли все посходили?.. Никакой отсрочки вам не будет... Подавайте в суд. Мне все равно... А вот угрожать мне не надо... И вы думаете я соглашусь с вами сотрудничать? После того, как вы... Никакой компенсации вы не получите... Делайте, что хотите. Я от своих слов не отказываюсь...»
- Вас никто не учил, что подслушивать не хорошо? - слышу я надменный голос Киры Андреевны и невольно вздрагиваю. Она что, все это время наблюдала за мной?
Упс...
- Э-э... я...
- Понимаю, - перебивает меня Кира Андреевна, язвительно улыбаясь, - вы же росли без родителей. Бедняжечка. Куда уж вам до хороших манер. Но хочу вас похвалить: с вашим допотопным старушечьим воспитанием вы на удивление долго продержались в нашей компании. И все-таки, милочка, не обольщайтесь. Всему когда-то приходит конец. И терпению Макса в том числе. Тем более, что им он никогда не отличался. Мой вам совет: не стройте ему глазки. Это не поможет. Вы не та, кто ему нужен. Да на вас же ярлык убогой идиотки. И какие бы тряпки вы на себя не напяливали, вы никогда не сможете достичь уровня Макса. Думаю, вы и сами это прекрасно понимаете. Или я не права?
- Кира, можно тебя? - доносится до нас голос Максима Петровича, и, смерив меня презрительным взглядом, госпожа Корчагина направляется в сторону того, чья персона меня ну нисколечки не интересует.
Да плевать я хотела на то, что думает эта Снежная Королева! С чего она вообще взяла, что я имею какие-то виды на Максима Петровича?! Да... да это же полный бред! Я никогда не смогу полюбить этого наглого, самоуверенного, напыщенного...
- Мария Вячеславовна, вы идете? - окликает меня Константин Егорович. - Мы уже начинаем играть.
Да-да, иду, - машу я ему рукой и в растрепанных чувствах плетусь на небольшую полянку, где мне предстоит проявить свои организаторские способности. Но как только наступает время играть в шарады, Максим Петрович берет сотовый и ноутбук и скрывается в своем устрашающем внедорожнике, наглухо закрыв тонированное окно. Ну вот. Я-то предвкушала момент, когда увижу Максима Петровича в роли Шурика или Нестора Петровича, а он вот так взял и ушел. И к чему были все эти усилия? Никакой благодарности. Одно сплошное разочарование. Только зря Фастика мучила. Бедняжка.
22.00
Игры закончены, весь шашлык съеден, темы разговоров исчерпаны, все начинают разбредаться по своим «жилищам», я остаюсь одна. Ну что ж, пора спать. После выпитого вина меня, как обычно, начинает клонить в сон, но идти в палатку мне совсем не хочется. Такое тесное соседство с Ксенией Владимировной меня не то что не радует, я... я просто в панике. Ну кому пришло в голову поселить нас вместе? Ведь всем известно, как она ко мне относится. Ни дня не проходит в офисе без ее колкостей и насмешек. За эти месяцы моя кожа наверное приобрела структуру панциря. Все, что летит из ее уст в мой адрес, натыкается на своего рода барьер. В итоге мое сердце остается в целости и сохранности, а мое мышление полностью сконцентрировано на работе. И все же... как же я устала от этого бесконечного террора! Так хочется прийти на работу и увидеть дружелюбие на лицах сотрудников. Или хотя бы... приязнь.
Все! Прекрати, Маня. Заниматься самоедством будешь дома. Здесь же ты должна отдыхать. И точка.
Натянув капюшон до самых бровей, я медленно бреду мимо мягко мерцающих керосиновыми лампами палаток, с некоторой завистью наблюдая, как другие отходят ко сну.
Вот Ольга Юрьевна разворачивает свой спальный мешок, а ее дочка Леночка смывает с себя несколько слоев макияжа. И вид у последней не очень-то довольный. Наверное, опять поцапались. Ну что за люди, и дня не проживут без выяснения отношений!
Кира Андреевна курит перед сном, сидя на свернутом в рулон спальном мешке. А ведь «Минздрав предупреждает...». Но здоровье, похоже, мало интересует нашу Снежную Королеву. Если интересует вообще.
Константин Егорович, как обычно, поглощен какими-то подсчетами, а его жена Любочка стелет ему на траве... спальный мешок.
Подождите. Спальный мешок? Но у меня нет спального мешка!
И что мне теперь делать? Где же я этой ночью буду спать? На голой земле что ли? А вдруг «великодушная» Ксения Владимировна возьмет да и поделиться со мной своим лежачком, а?
Ага. Размечталась. Да твоя противница спит и видит, как бы выместить на тебе зло за то, что вас поселили в одной палатке. Опомнись. О каком великодушии может идти речь? (Да-а, сообщение о том, что этой ночью мы будем соседками, очень сильно подпортило настроение Ксении Владимировне. Она была так возмущена, что даже забыла, как обычно, подставить мне подножку (в плане какой-нибудь «остроумной» шуточки). Если же она узнает, что я забыла свой спальный мешок (хотя, по правде говоря, у меня его никогда и не было), она ТАКУЮ бучу поднимет! И выставит меня перед всеми полной кретинкой.)
Ну уж нет! Я этого не допущу. Лучше уж быть съеденной каким-нибудь лесным животным, чем опростоволоситься перед Ксенией Владимировной.
Захожу в палатку (моя соседка уже упаковалась в свой спальный мешок и теперь красит ногти при тусклом свете керосиновой лампы) и пытаюсь вежливо улыбнуться:
- Привет, Ксюша.
Но Ксюшу мои усилия нисколечко не трогают (зря только губы утруждала). Окинув меня презрительным взглядом, она громко фыркает и продолжает как ни в чем не бывало заниматься своим маникюром.
Пробираюсь в недра палатки, достаю из своего рюкзака фонарик с пледом и молча плетусь к выходу.
- Ты куда это намылилась? - слышу позади себя издевательский смешок своей чересчур острой на язычок соседки. - Туалет искать что ли? Бумагу хоть туалетную прихвати. А то вдруг медведя встретишь. Пригодиться.
Ха-ха-ха. Как смешно.
- Пройдусь немного, - отвечаю я, изо всех сил стараясь держать себя в руках. - Говорят, прогулка перед сном...
- О избавь меня от своих объяснений! - закатывает глаза Ксюша. - Иди, куда шла, ладно?
Пожимаю плечами, накидываю поверх кофты любимый бабулин плед и, зажав в правой руке фонарик, выхожу на улицу.
Безжалостное комарье тут же впивается в мое итак покусанное их же сородичами лицо. Делаю глубокий вдох - спокойно, Маня, это всего лишь безобидные насекомые, они не причинят тебе вреда, - накрываюсь пледом с головой, зажигаю фонарик и направляюсь в сторону леса. Костры в лагере уже давно погасли и мне приходится пробираться туда в кромешной тьме.
Вхожу в лес и... словно попадаю в фильм ужасов.
Повсюду маленькие желтые огоньки... Они смотрят прямо на меня и в их желтых глазницах я вижу... вернее, я ничего в них не вижу - они пусты... Черные, похожие на призраков, деревья протягивает ко мне свои длинные ветви-щупальца, так и норовя уцепиться за мои волосы или одежду... А вокруг - шорохи, завывания, стоны...
Так, Маня, расслабься. Ты только посмотри на себя со стороны: испуганная, дрожащая и ведешь себя как ребенок. Ты же не малое дитя, в самом деле. Ты взрослый здравомыслящий человек. И у тебя никогда не было мании преследования. Никто на тебя не смотрит. Это тебе просто мерещиться. И деревья не хотят тебя убивать. Они так же безобидны, как и эти... милые комарики, жужжащие у тебя над ухом.
Вдруг, откуда ни возьмись, прямо мне в лицо ударяет луч света, да такой яркий, что на несколько мгновений мое зрение полностью пропадет. Щурюсь, пытаюсь рассмотреть что там впереди и вижу... направленные прямо на меня автомобильные фары.
Я-я ч-что, в-вышла н-на п-проезжую ч-часть?!
Эта мысль приводит меня в чувство, и я делаю попытку отпрыгнуть с дороги... но со всего размаха налетаю на что-то ЖИВОЕ.
Медведь!
Мама родная!
Я взвизгиваю и, отшатнувшись, уже собираюсь улепетывать, но медведь грубо хватает меня за плечи, я пытаюсь кричать, но на мой рот тут же ложится - ой! - рука, причем ч-человеческая.
Так это не медведь? Т-тогда к-кто же это?
Но не успеваю я как следует обмозговать сложившуюся ситуацию (скажу только, что за какие-то считанные секунды в моей голове сменили друг друга такие вполне объясняющие себя догадки, как «это маньяк», «нет, это охотник, он охотиться на диких животных... это ночью-то?», «нет, это Дровосек, он разыскивает девочку Элли», «это... это переодетый в человека медведь, он...» и т.д. и т.п.), как на мое лицо падает луч, похоже, моего же фонарика, затем он куда-то пропадает и вдруг я вижу в его снопе лицо... Максима Петровича и... едва не теряю сознание. Но тут же прихожу в себя и, вырвавшись из его цепких, как те ветки-щупальца, рук, гордо вскидываю подбородок.
- Вы меня напугали! - в гневе шепчу я, вопреки всему пытаясь проявлять субординацию. - Что вы тут делаете? И... и почему вы не в лагере?
- Тоже самое хочу спросить и я у вас, - с легким раздражением отзывается Максим Петрович. - Вы хоть знаете, который час?
- Знаю, - с вызовом отвечаю я. - Я гуляю. Кажется это никто не запрещал.
Брови Максима Петровича встречаются на переносице.
- А вам известно, юная леди, что приличные девушки в такое время не гуляют?
Он что, издевается надо мной?
- Много ли вы знаете о приличиях? - дерзко бросаю я и тут же жалею об этом: в глубине темных пронизывающих глазах я замечаю с трудом сдерживаемый гнев.
- Достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы, - холодно произносит он. - Так что вы тут делаете в столь поздний час? Только честно.
Ха! А я и не собиралась ему врать. Только его это не касается! Думает, что если он шеф, то ему все можно что ли?
- Я... спальный мешок забыла, - ни с того ни с сего выпаливаю я и осекаюсь.
Выболтала все-таки. Ну, Маня...
- И что вы теперь собираетесь бродить так всю ночь? - с укоризной спрашивает меня Максим Петрович.
- Вообще-то я думала найти какую-нибудь полянку и...
- Вы в своем уме? Спать на голой земле неизвестно где. Вы хоть понимаете, чем это могло быть чревато?! Вы о последствиях подумали?
- Нет, я о них не думала. У меня просто не было выбора и...
- Выбор всегда есть! - гаркает он на меня и я вновь превращаюсь в маленькую провинившуюся девочку. - Почему вы не подошли ко мне и не сказали, что у вас нет спального мешка? Я бы придумал, куда вас положить.
- Дело в том, что я... я вспомнила об этом только сейчас, когда уже все легли спать.
- Даже если это и так. Неужели нельзя было сказать об этом Ксении Владимировне. Уверен, она бы...
- Она бы высмеяла меня и спокойно легла спать! - в сердцах бросаю я и резко умолкаю.
Ну и ябеда же я.
- То есть... да, вы правы, Ксюша обязательно бы что-то придумала, но...
- Все ясно, - перебивает меня Максим Петрович. - Садитесь в машину.
От холода у меня зуб на зуб не попадает, но при одной мысли, что я проведу ночь в машине Максима Петровича, мне становится как-то жутковато.
- Спасибо, конечно, но я лучше...
- Для кого лучше: для вас или для меня? - грозно спрашивает Максим Петрович, и я у меня тут же вылетают из головы все мало-мальски разумные доводы. И в самом деле: для кого? - Садитесь в машину, - медленно повторяет он, как будто я слабоумная. - Вы итак вон вся дрожите. Не хватало еще, чтобы воспаление легких подхватили.
И я сдаюсь. Послушно залезаю в его внедорожник, закрываю дверь и ощущаю легкое покалывание в носу. От чувства облегчения и радости мне хочется плакать. Не думала, что это так прекрасно: сидеть в удобной, теплой машине, где нет ни завывания ветра, ни желтых сверкающих глаз, ни мерзкого жужжания комаров, и чувствовать себя в безопасности. Ах, как все-таки здорово, что Максим Петрович появился именно здесь и сейчас. Ведь если бы не он...
- Кофе? - доносится до меня, словно сквозь вату, его голос и, обернувшись, вижу протягиваемый мне термос.
М-м-м... Это прямо наваждение какое-то. Как он догадался?
- С удовольствием, - с благодарностью откликаюсь я, беру термос и пытаюсь открутить крышку. Но она никак не поддается.
Блин! (Нехорошее слово. Надо бы от него избавиться.)
Вероятно заметив мое красное от натуга лицо, Максим Петрович молча берет термос из моих окоченевших рук, без всяких усилий открывает его, наполняет одноразовый стаканчик дымящимся напитком и протягивает его мне.
Я делаю глоток и закатываю от наслаждения глаза:
- М-м-м... До чего вкусно-о-о. Просто фантастика! Вы такой молодец, что прихватили с собой термосок с кофе. Я, например, не додумалась.
- Зато у вас есть фонарик, - улыбается Максим Петрович. - Очень осмотрительно.
- Вы, правда, так считаете? - оживляюсь я и, на радостях забыв о температуре кофе, делаю большой глоток, обжигаюсь, поспешно проглатываю, морщусь от жжения в горле, высовываю язык и пытаюсь до него дотронуться.
Ай!
- Обожглись? - спрашивает Максим Петрович, а у самого смешинка в глазах, я же вижу.
Ему весело, да? А у меня на языке ни одного живого места не осталось. Ох уж эти мужчины! От них когда-нибудь дождешься сочувствия и понимания?!
Я нехотя киваю и засовываю язык обратно. Вот дурында! Вечно что-нибудь делаю не так.
- Ну что ж вы так. Надо быть осторожнее, - тоном учителя наставляет меня Максим Петрович. - Это вам не кока-кола.
- Да. Только вот осторожность и я - понятия несовместимые, - с грустью говорю я и отодвигаю от себя кофе. - Спасибо. Думаю, мне достаточно.
- Согрелись?
- Кажется, да. Только...
- Только что?
- Ужасно ноги замерзли. Не думала, что ночи в мае такие холодные.
- Что ж вы мне раньше не сказали? Раздевайтесь.
- Ч-что? - вырывается у меня помимо моей воли.
Он... он что, думает, что я вот так возьму и... Ну и подлец! А я-то думала, что он...
Максим Петрович какое-то время смотрит на мое пунцовое от смущения лицо и вдруг, запрокинув голову, начинает хохотать.
- Ну и пошлячка же вы, Мария Вячеславовна. Я от вас, право, этого не ожидал.
От стыда я готова провалиться сквозь землю. Опускаю глаза и наконец тоже прыскаю.
- Простите. Я думала, что... О, какая же я глупая! Простите меня. Мне так неловко.
- Ничего, - улыбается Максим Петрович - Со всеми бывает. Но насчет глупости вы, пожалуй, погорячились. Не думаю, что глупый человек смог бы в одиночку, да еще с насморком и температурой, организовать конференцию в Милане.
И снова он смотрит на меня долгим, пронизывающим взглядом, и мое лицо начинает буквально пылать от смущения. Нет, еще один подобный комплимент и я скончаюсь от сердечного приступа.
- Ну ладно, - спасает положение Максим Петрович. - Вы пока тут переодевайтесь, а я пойду подышу свежим воздухом. Все необходимое вы найдете в той сумке.
Он выходит из машины, я еще минут пять нещадно себя ругаю - за тупость и испорченность, - а затем начинаю со скоростью молнии срывать с себя довольно непродуманные предметы одежды: старые дурацкие кеды, хлипкие носочки, тонюсенький джемперочек... Затем открываю сумку Максима Петровича и с восторгом обнаруживаю там огромный мужской свитер, толстые шерстяные носки, парочку пледов. И от всего этого исходит удивительно приятный аромат дорогого одеколона.
Быстренько переодеваюсь - ведь Максим Петрович может вернуться с минуты на минуту - и с блаженством откидываюсь на спинку сиденья. Зарываюсь носом в складки немного великоватого мне свитера и, зажмурившись от удовольствия, вдыхаю его аромат.
М-м-м... До чего у Максима Петровича сексуальный парфюм!
- Ну как, тепло?
Вздрогнув, я резко оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Максимом Петровичем. Силюсь улыбнуться, но улыбка получается какая-то кривобокая и неестественная.
Вот дура. Это надо же так опозориться!
- Очень, - бормочу я и, чтобы не выдать причину своего смятения, вновь беру стаканчик с кофе и делаю осторожный глоток. - М-м-м... Вот теперь то, что нужно. Хотите попробовать?
Максим Петрович отрицательно качает головой и усаживается за руль, а пока он это делает, в машине загорается свет, так что становится виден весь мой вечерний маскарад (я имею в виду свитер-платьице, носки сорок третьего размера и улыбку от уха до уха. В общем, вы понимаете, о чем я). Лишь мельком взглянув на мое зардевшееся от смущения лицо, Максим Петрович отворачивается... вновь поворачивается и его брови начинают ползти вверх. Тут он вдруг берет меня за подбородок, осторожно поднимает мое лицо к свету и минуту рассматривает его. При этом глаза у него жесткие, колючие.
Наконец он убирает руку, и я облегченно вздыхаю.
- Это комары вас так покусали? - слышу его суровый голос, и мне становится не по себе. Да что он, в самом деле, там увидел?
Пытаюсь перевести все в шутку и говорю:
- Как видите, спальным мешком я не ограничилась. Забыла и крем от...
- А у других что, нельзя было попросить?! - вдруг выходит он из себя, и я в страхе подпрыгиваю на месте, в результате чего довольно больновастенько ударяюсь головой о крышу машины.
Да какая муха его укусила?
- Вы что, Зоя Космодемьянская что ли? - чуть ли не орет на меня Максим Петрович. - К чему весь этот цирк? Неужели так сложно подойти к коллеге по работе - к той же Кире Андреевне или Ольге Юрьевне, да даже если и ко мне - и попросить крем от комаров? Это что, так сложно?
- Да, сложно! - наконец не выдерживаю я. - Очень сложно. Были бы вы были на моем месте, вы бы не задавали мне подобных вопросов.
Я резко умолкаю и пытаюсь выровнять дыхание, а саму всю трясет. Проклятье! Я накричала на своего шефа. Он уволит меня. Точно уволит.
Максим Петрович долго смотрит на мое вдруг побледневшее лицо, а затем спрашивает:
- Какие у вас отношения в коллективе? Я имею в виду, как они к вам относятся? Только честно. Вы знаете, как я отношусь ко лжи.
С какой стати он задает мне такие провокационные вопросы?
- Э-э... нормально, - уклончиво отвечаю я.
- С кем вы общаетесь? - не унимается Максим Петрович.
- О, - оживляюсь я, - общаюсь я со многими. С вами, например, с Кирой Андреевной, с Ольгой...
- Нет, вы не поняли. С кем из ваших коллег вы общаетесь больше всего? Я имею в виду тесно, как с другом.
Ну и вопросики у него. Тоже мне, Шерлок Холмс.
- А, в этом смысле. Ну... с Татьяной Николаевной, с горничной Кристиной, а... а еще с Сережей.
- С Сережей? - удивляется Максим Петрович.
- Ну... с нашим охранником.
- А, с Сергеем Леонидовичем, - кивает Максим Петрович.
- Да, - краснею я, - с Сергеем Леонидовичем.
Ну что я за балда такая? Теперь он подумает, что между мной и Сережей...
- И это все? - не заметив моего смущения, спрашивает Максим Петрович.
- Да, - киваю я.
- Не густо. А с Ольгой Юрьевной какие у вас отношения?
Полный улёт! И что я ему скажу? Что мы живем с ней душа в душу?
- Максим Петрович, - поворачиваюсь я к нему, - к чему все эти вопросы? Вы хотите знать, как обстоят дела на самом деле? Тогда я скажу вам: все, кроме вышеназванных и еще Вити - или как там его по батюшке, - который ко мне просто-напросто равнодушен, все меня на дух не переносят. И это не плод моего воображения. Может быть, у меня нет такого опыта, как у них, но я не дура, в конце концов. Я же вижу, что в их глазах я - ничто, уборщица, получившая место вашей ассистентки только потому... потому...
- И почему же? - поднимает брови Максим Петрович.
Я вновь тщетно пытаюсь подобрать слова и наконец выпаливаю:
- Потому что президент компании, видите ли, питает ко мне определенные чувства.
Перевожу дыхание и медленно поднимаю глаза. С абсолютно непроницаемым лицом Максим Петрович наливает себе кофе, одним глотком выпивает его и наконец поворачивается ко мне:
- Еще кофе?
11 мая
Воскресенье
9.00
Просыпаюсь я от жизнерадостного пения птиц. Ох, и заливают же голубушки. Поди радуются еще одному весеннему денечку.
Потягиваюсь, открываю глаза и вижу прямо перед собой... гору вкуснятины: бутерброд с сыром и ветчиной, несколько кусочков шашлыка, оставшихся со вчерашнего вечера, чашка кофе, яблоко и наконец - пирожное «Наполеон» (видимо, Ольга Юрьевна угостила - она это пирожное просто обожает; у меня же от одного его вида начинается несварение желудка).
Ай да Максим Петрович. Ай да умница. Не шеф, а настоящий клад.
Беру яблоко, откусываю от него кусочек, тщательнейшим образом его пережевываю, поворачиваю голову и... захожусь в неистовом кашле.
Ксюша - а это именно она - заботливо дубасит меня по спине, а затем слащавым голоском интересуется:
- Как спалось? Не замерзла? Выпей кофейку. Он так бодрит.
Следую ее совету, делаю глоток и вновь начинаю кашлять.
- Ну что ж ты разволновалась-то так? - с беспокойством наклоняется она ко мне. - Будет тебе, слышишь? Я с добром к тебе пришла. Не бойся.
То же мне добрая фея. Да с какой стати мне ее бояться?!
- Что ты тут делаешь? - с трудом поборов кашель, хриплю я. - И где Максим Петрович?
- Он в лагере. Дела у него там какие-то с Кирой Андреевной. Это он попросил меня отнести тебе завтрак. Сказал, что ты вчера, бедненькая, перемерзла - спальный мешок, видите ли, забыла. Это правда?
Пропускаю мимо ушей ее последние слова и пытаюсь насладиться вкусом свежезаваренного кофе.
Хм... Интересно, что такого сказал Максим Петрович этой пигалице, что она стала такой шелковой. Хотя... какая разница. Главное, что мне сейчас тепло, хорошо и я могу съесть все это стоящее передо мной изобилие.
Доливаю себе еще кофе, беру бутерброд и, не глядя на Ксюшу, говорю:
- Все так вкусно, Ксюш. Спасибо. Я так проголодалась, сама понимаешь.
Ксюша вздрагивает, словно от удара, и начинает с пристрастием меня разглядывать.
- Ты что, спала с ним?
Я блаженно улыбаюсь и откидываюсь на спинку сиденья.
- Ага.
- Да... да ты... - начинает визжать она. - Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Кира Андреевна...
- О, - закатываю я глаза, - только давай не будем о Кире Андреевне, ладно? А теперь, если не возражаешь, я закончу свой завтрак. У меня тут еще пирожное осталось.
И я начинаю ковыряться в «Наполеоне», с таким видом, будто от этого процесса зависит вся моя дальнейшая жизнь.
Грубо, согласна. Но я терпеть не могу, когда кто-нибудь выдумывает что-либо подобное. Да, я спала с Максимом Петровичем, но не в том смысле, в котором подумала эта испорченная девица. Внедорожник, поверьте мне, достаточно вместительная машина, чтобы в ней могла спокойно разместиться даже целая рота. За всю ночь мы с моим шефом даже ни разу друг друга не коснулись. Он спал за рулем, а я расположилась на заднем сиденье. Вот и все дела. Никакой романтики, но вряд ли с Максимом Петровичем может быть иначе.
С блаженной улыбкой доедаю пирожное - уж очень не хочется оскорблять своим отказом альтруистический порыв Ольги Юрьевны - и откидываюсь на спинку сиденья. Я сыта. Такое ощущение, что я проглотила слона - причем, кажется, страдающего последней стадией ожирения. Ксюша по-прежнему не сводит с меня глаз. Представляю, что она сейчас обо мне думает. Но и переубеждать я ее не собираюсь. Не велика птица, знаете ли. К тому же мне сейчас как-то не до нее. Что меня действительно сейчас интересует, так это то, что обо мне думает мой шеф. Зря я все-таки ляпнула, что сотрудники нас в чем-то подозревают. Ведь это были всего лишь шутки. Причем никто из шутивших не воспринимал это всерьез - достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять, что это полный бред: Максим Петрович никогда не заинтересуется мной как женщиной. Никогда.
Ох, что теперь будет, не знаю. Захочет ли Максим Петрович держать у себя в ассистентках девицу, в которую он якобы влюблен? И как на это посмотрит Кира Андреевна? О подобных слухах она вряд ли догадывалась, но теперь, когда Максим Петрович посвятил ее в них - а он это без сомнения сделал, ведь она его правая рука - ох, даже думать не хочу, что теперь будет. В списке ее врагов я точно буду первой. Да-а, завидовать тут нечему. Придется снова искать работу. Эх, Маня, и кто тебя за язык тянул?..
11.15
Обратно мы собираемся в авральном режиме: у начальства, видите ли, на сегодня назначено очень важное совещание, я же пока еще числюсь помощницей секретаря, а это значит, что в офисе мне нужно быть САМОЙ первой. Довольно сложная задача для человека с нечищеными зубами и в свитере-платьице.
Ну и кому понадобилось совещаться в воскресенье утром?!
13.45
Наконец-то я дома! Эх, как все-таки здорово, что в этом огромном мире есть место, где тебя ждут и любят.
Дабы опередить неминуемо последующий шквал вопросов от бабули, кратенько посвящаю ее в несколько ничего не значащих деталей - поели шашлычка, выпили под него, поиграли в шарады, побродили по лесу - и еле успеваю закончить, как мой поставленный на вибрацию сотовый телефон начинает злобно гудеть. Все еще держа зубную щетку во рту, поднимаю трубку и в мои неподготовленные к подобной атаке уши врывается гневный фальцет Киры Андреевны:
- Мария Вячеславовна, вы куда запропастились? Вы что VIP-персона что ли? Немедленно прыгайте в машину и чтобы через десять минут были здесь. Я понятно изъясняюсь?
Куда уж понятнее! Но съязвить мне не удается - даже мысленно - так как связь тут же обрывается. Похоже, это был не вопрос.
13.55
Влетаю в офис «Ковалев и Блэквел Корпорейшен» и со всех ног несусь в конференц-зал...
Подождите, а где все? Конференц-зал пуст, в приемной тоже никого, а в кабинете Максима Петровича...
- Э-э... здравствуйте, Максим Петрович. А... вы что, здесь один?
Мой шеф поднимает голову и удивленно на меня смотрит.
- Да. А что? Вы ожидали тут увидеть кого-то еще?
- А... Кира Андреевна разве не с вами?
- Кира Андреевна - у себя, - произносит он с легким раздражением, при этом одна его бровь надменно приподнимается. - Если она вам нужна, то ее кабинет - прямо по коридору.
- С-спасибо, - краснею я и тихо пячусь к двери.
- И сделайте одолжение, попросите, пожалуйста, госпожу Соловьеву зайти ко мне. Это очень срочно.
- Хорошо, - киваю я. - Сию минуту.
Уже на пол пути в приемную осознаю, что госпожа Соловьева это я, и, с трудом сдерживая дрожь в коленках, возвращаюсь в кабинет Максима Петровича.
- Вы меня звали?
Даже не глядя в мою сторону, он указывает мне на кресло и пока я сконфуженно пытаюсь как можно изящнее на нем примоститься, берет трубку внутреннего телефона и, по-прежнему не отрываясь от бумаг, говорит:
- Кира Андреевна, пройдите ко мне, пожалуйста... Звонили, говорите? И что им нужно? Понятно. Что ж, мое мнение вам известно. Остальное поручаю вам. Нет, Марию Вячеславовну я у вас забираю. Она нужна мне для очень важного дела. И я по-прежнему жду вас у себя. Хорошо.
Он кладет трубку и вновь углубляется в бумаги. Мне же после всего услышанного становится как-то не по себе. Значит, я должна выполнить какое-то задание. Если бы знать, какое... Эх, и почему я не могу читать мысли?! Вот было бы здорово. А тут вот сиди и трясись от неизвестности. Ох уж этот Максим Петрович! Любит он нагонять страху. И Киру Андреевну зачем-то вызвал. Ее-то мне сейчас и не хватало.
Мои мысли перебивает легкий стук в дверь, и в кабинет изящной походочкой входит госпожа Корчагина. Заметив меня, она резко останавливается, целую минуту оценивающе меня разглядывает и только после этого поворачивается к шефу.
Максим Петрович наконец-то отрывается от бумаг. Первой своим взглядом он удостаивает - конечно же! - нашу Снежную Королеву.
- Спасибо, что пришли, Кира Андреевна, - кивает он ей и указывает на стоящее рядом со мной кресло. - Присаживайтесь. Если позволите, я сразу же перейду к делу, - тут Максим Петрович поворачивается ко мне и на его обычно суровом лице... нет ну ни одной эмоции. Камень камнем.
- Мария Вячеславовна, начнем с того, что я очень доволен проделанной вами работой. И я рад, что именно вы занимаете эту довольно сложную, требующую огромных усилий и дисциплинированности должность. За эти несколько месяцев вы проявили себя как ответственный и незаменимый работник. В последнем я убедился, когда мне пришлось отпустить вас на больничный. Надеюсь, теперь-то вы будете более бережно относится к своему здоровью. Наши инвесторы так же оценили ваш труд и самоотверженность в подготовке к конференции в Милане. И они горячо желают, чтобы доклад к следующей конференции, которая уже будет проходить в Нью-Йорке, подготовили именно вы. Зная вас и ваши способности, я уверен, они об этом не пожалеют.
Глупо, но по моему лицу растекается довольнейшая из улыбок - ведь меня похвалили. А это значит, что мои усилия не остались незамеченными. И трудилась я не зря. Как здорово все-таки осознавать, что ты кому-то нужен. Что тебя ценят.
- Спасибо, Максим Петрович. Постараюсь сделать все от себя зависящее, чтобы оправдать ваше доверие и доверие инвесторов.
- Что ж, я учту это, так как времени у вас не так уж много. На все про все я вам даю ровно две недели. По истечении этого срока доклад должен лежать у меня на столе. Это понятно?
Д-две недели?! Он дает мне две недели?!
- П-понятно. Я могу уже приступить к работе?
- Да. Весь нужный вам материал вы найдете в этой папке, а также на нашем веб-сайте. Желаю успехов.
17 мая
Суббота
22.45
Рабочий день уже давно закончился, я же, как последняя трудоголичка, осталась, чтобы допечатать этот проклятый - чтоб он провалился! - доклад.
Отъезжаю от стола на своем страшно удобном вращающемся стуле и пытаюсь размяться. Раздается оглушительный хруст и мне ничего не остается, как прекратить подобные акробатические номера.
В надежде хоть как-то отвлечься от своих далеко невеселых мыслей, достаю из сумочки приготовленный в домашних условиях бутерброд и откусываю от него огромный кусок. Да уж, похоже бутербродом тут не отделаешься. Авось у Татьяны Николаевны завалялось что-нибудь после обеда. Пицца, например, или супец какой-нибудь... Эх, дожила ты Манька. Роешься на чужой кухне в поисках провианта, а у самой дома холодильник забит под завязку всякой снедью...
Но делать нечего. Встаю изо стола и медленно-медленно, с периодическими остановками, чтобы всласть назеваться, бреду на святая святых Татьяны Николаевны - то бишь на кухню. Благо, в холодильнике есть чем подкрепиться: корейская морковочка, холодец, немного, оставшегося с ужина жаркого и... кусочек торта.
М-м-м... Обожаю торты, да еще со взбитыми сливками, политые шоколадом... Просто праздник желудка!
Составляю всю эту красотищу на подносе и возвращаюсь в приемную. Но в пути со мной, как обычно, происходит казус. На пол дороги, когда я уже почти прошла кабинет Максима Петровича, его дверь вдруг распахивается и, не справившись с равновесием, я с приглушенным визгом начинаю лететь в противоположную от кабинета сторону. И поднос, как вы успели догадаться, летит вместе со мной.
Приземлившись на пятую точку, я еле успеваю увернуться, так как еда с подноса дождем начинает сыпаться прямо на меня. Но от торта мне спастись не удается, и весь этот шедевр падает мне на голову.
Зажмурившись, я пытаюсь сделать глубокий вдох - как меня учила Томка - но совладать со своим взвинченными - после трудового дня - нервами я просто не в силах. И как только возле моего уха раздается какой-то шорох, я открываю глаза и, вскочив на ноги, залепляю виновнику этого происшествия звонкую пощечину. Секундой позже я об этом, конечно же, жалею, но... поздно.
- М-максим Петрович, я... Вы... Ваша щека...
- Что вы тут делаете? - слышу его гневный голос, и не поверите, но я... вновь выхожу из себя.
Он ударил меня дверью, спокойно наблюдал, как я верх тормашками летела неизвестно куда, по его вине мои волосы сейчас похожи на покрытую инеем паклю, а он еще смеет на меня кричать?! И все это из-за его проклятого доклада?!
- Не смейте на меня кричать! - похоже я перешла на фальцет. - Вы... вы ударили меня и даже не поинтересовались как я себя чувствую!
- А вы разве позволили мне это? Я хотел вам помочь, уже наклонился, чтобы поднять вас... Откуда мне было знать, что вы... такая истеричка?!
- Истеричка?! Да... да вы просто сухарь! В вас нет ничего человеческого. И... и я ухожу! Сейчас же! И пусть ваш доклад горит синим пламенем. Мне плевать на него! И... и...
Позабыв весь свой словарный запас, я еще минуту силюсь что-то сказать, смотря прямо в его нахмуренное лицо, а затем лихо разворачиваюсь и, спотыкаясь на каждом шагу, бегу в сторону лифта.
Прихожу в себя только на автобусной остановке. Блин! Что я здесь делаю?Автобусы же сейчас не ходят. А на такси у меня просто нет денег. Похоже, Максим Петрович был прав: я - настоящая истеричка.
Размазываю по щекам градом льющиеся слезы, сажусь на скамейку и пытаюсь рассуждать здраво. Вернуться в офис я не могу. После всего, что я наговорила шефу, меня точно ждет увольнение. Но как же мне добраться до дома? Денег у меня нет (они лежат у меня в сумочке, а сумочку я забыла в офисе), машины тоже. Эх, и почему бабуля не разрешает мне водить ее «ауди»? Столько проблем можно было бы избежать.
Внезапно к остановке подъезжает такси, и из него выходит... наш сторож Сережа. Улыбаясь своей голливудской - от уха до уха - улыбкой он усаживает меня в салон автомобиля, накидывает мне на плечи мою же куртешку и называет водителю адрес. Мой адрес. И пока мы едим, меня мучает один-единственный вопрос: каким образом Сережа узнал о том, где я нахожусь и откуда у него мои вещи?
Кажется, это уже не один, а целых два вопроса. И еще куча других роились в моей затуманенной голове, пока я не очутилась у себя дома и не приняла душ, смыв с себя остатки «ночных приключений». Уже лежа в кровати, я сложила воедино всю головоломку и вывод был отрезвляющим: похоже из нас двоих именно Максим Петрович проявил себя как действительно здравомыслящий человек. Он с пониманием отнесся к моему сумасбродному поступку - я имею в виду пощечину, которую я ему залепила, и истерику, которую я же после этого ему и закатила - да еще позаботился о том, чтобы я благополучно добралась до дома. Сережу отправил, за такси заплатил...
Ну почему? Почему я такая идиотка? Вечно со мной что-нибудь случается! И как на зло именно Максим Петрович становится свидетелем - а иногда и виновником - всех моих злоключений.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Дневник Маши Соловьевой
© Copyright: Александра Конецкая, 2011
Свидетельство о публикации №211030202112
Свидетельство о публикации №211030202112
Рецензии