Любовь может все

-Ну что, все готово? – главный бунтовщик на всякий случай еще раз зашел в инженерный отдел, чтобы уточнить.

-Да, все, - кивнул головой щупленький ботаник в очках, типичный сумасшедший ученый. –Последние испытания прошли успешно.

Главный бунтовщик потер руки и удовлетворенно произнес:

-А раз так, то пора расклеивать листовки. Газ пустим с опозданием, сразу же после активистов. Пусть люди думают, что все дело в силе примера, а не в новых технологиях.

Правая рука главного бунтовщика радостно, от уха до уха, ухмыльнулся.


***


Вскоре везде, даже в самых труднодоступных местах города, висели листовки: «Любовь может все. Любите друг друга!» И далее – место и время общей встречи на одной из центральных городских площадей. Фразу «Долой правительство», посовещавшись, решили убрать: пусть все, что случится, станет для властей сюрпризом.

В назначенное время на площади собрался народ: что-то порядка трехста активистов молодежного оппозиционного движения и человек пятьдесят сочувствующих. Вообще-то зевак было гораздо больше, еще до полутысячи, - но все они глазели из-за оцепления, делая вид, что оказались здесь совершенно случайно, дабы не быть побитыми окружившим площадь ОМОНом. (Каким-то непостижимым образом, возможно потому что в штабе оппозиции не считали нужным шифроваться и пользовались обычными электронной почтой и телефонами, силовикам стало известно о истинной – протестной – цели собрания. Но главного они тем не менее не знали).

Палило солнце; активисты были одеты в белые тоненькие футболки и шорты, девушки – в юбки. ОМОН же, облаченный в тяжелую темную форму, угрюмо обливался потом. Не было никаких сомнений, что пережитые страдания вдоволь отразятся на спинах и головах собравшихся манифестантов. Импровизированная трибуна, установленная посреди площади, покуда пустовала. Молоденький лейтенантик несколько раз пытался уговорить умудренного опытом лысого полковника разогнать их всех к чертовой матери, но тот выражением упитанного лица успокаивал его: погоди. Не время. Успеем еще.

Уже минут пять как подошло время начинать, а все еще ничего не происходило. Народ за ограждением начал волноваться и роптать. Омоновцы рыли землю кто правой, кто левой – в зависимости от темперамента – ногой.

Но вот произошло странное: активисты как один сорвали с себя совсем всю одежду и, не тратя зря времени на прелюдии, предались дикому, разнузданному, прямо-таки животному сексу. Кое-кто из молодых людей сношал запрыгнувших на них девушек стоя, кто-то предпочитал позу «по-собачьи»; большинство же полегло как придется. В некоторых парах на одного юношу приходилось по две девушки, иных же счастливиц ублажали два, а то и три молодых человека. Лейтенантик занервничал; бойцы ОМОНа заволновались. Полковник же внутренне ликовал, приказав подручным операторам снимать все на видео и, ликуя, не давал офицерам расслабляться, велев им всеми силами удерживать бойцов в строю.

Тем временем подручные главного бунтовщика, в отличие от неосведомленных сношавшихся на площади и так и сяк активистов, знавшие об истинной цели акции, незаметно выкатили из-за трибуны баллон с газом и, надев респираторы, отвернули крантик.

Сладкий, ароматный газ пополз по площади.

Лейтенант, не терявший надежды уговорить полковника отдать приказ атаковать бесчинных похабников, монотонно канючил:

-Товарищ полковник, прикажите прекратить непотребство.

Полковник только раздражался от такой глупости:

-Отстань. Неужели ты не понимаешь, что теперь они у нас в руках?

-Слышите? Какой-то странный запах, - потянул носом лейтенант. – Как будто свежими эклерами пахнет…

-Что я тебе сказал? Замол… - Сам не понимая, что делает, полковник обхватил подопечного коротенькими ручонками и, заткнув ему рот поцелуем, стал дрожащими руками расстегивать ремень.

Однако лейтенант оказался быстрее: молниеносно скатав штаны, он, навалившись на лысого полковника, повалил его на асфальт и принялся, нервно дрожа от страсти, запихивать ему в дряблую жопу свой красный распухший член.

Газ действовал безотказно: сотрудники правопорядка, бравые мужи, срывали с себя верхнюю и нижнюю форму, ласкали друг друга, цаловали волосатые яйца, облизывали пахучие колбасы, - и все для того, чтобы в конце концов, конечно же, лишить друг друга анальной девственности. Последние преграды истинно мужской дружбе, и без того связывавшей их профессиональными узами, были наконец отринуты.

Но мало того: не остались в стороне и зеваки. Поначалу они было удивились странному поведению ОМОНа, но уже через минуту, когда запах свежих эклеров достиг и их, тоже постигли необоримую силу любви. Детей, опасаясь, как бы не появилось второе оцепление и не начало бы бить всех подряд, с собой умеренно-сочувствующие не взяли. В толпе были как женщины, так и мужчины, - но не только это уберегло собравшихся от гомосекса. Видимо, обычные люди не испытывают, все же, такой сильной склонности – постоянно, к тому же, сдерживаемой – к содомии, как люди в погонах. Поэтому любили друг друга по-старинке, не отклоняясь от установленного природой порядка.

Меж тем запах эклерных пирожных распространялся все дальше, очень быстро накрыв своим облаком несколько кварталов. Все, едва почуяв манящий аромат, стекались на площадь: вскоре вся она была заполнена голыми, ласкающими друг друга телами.

-Пора! – объявил своим соратникам главный бунтовщик. –Люди наконец-то слились в едином порыве, барьер отчуждения, внедренный в умы проклятым капитализмом, уничтожен. Теперь их можно вести на штурм парламента, захватить телевидение и телеграф… Подайте мне мегафон.

Взойдя на трибуну, окруженный единомышленниками в респираторах, он заговорил в специальное устройство, позволяющее говорить, не наглотавшись эклерового газа, и голос его прогремел над площадью:

-Друзья! Правительство обманывает вас! Не позволим!.. Не допустим!..

Но никто его не слушал: все слишком любили друг друга.

Такого исхода заговорщики отчего-то не смогли предусмотреть.

Пантелеймон Невинный