Чардаш

Ох уж эти синие ночи. Небо – легкое, как шифоновая шаль, темное и искусно усыпанное серебром, нависшее фиолетовым пологом над шумным табором так низко, что казалось, будто высокое пламя общего костра заменяла небесам солнце, делая их светлее там, куда только могли дотянуться язвительные рыжие языки.

Над покатыми крышами повозок с колышущимися занавесями из цветастых покрывал пронесся первый стон скрипки. Шум множества голосов стих, позволяя высокому плачу чудесного инструмента рвать и терзать воздух. Скрипка стенала, то и дело коротко вскрикивая и протяжно плача под чуткими, привыкшими к грубости тонких струн пальцами молодого цыгана. Он прижимал подбородком скрипку к плечу, низко опустив голову – темные, чернее летних ночей, волосы крупными дерзкими кудрями ссыпались по плечам и вздрагивали в унисон с плавными движениями руки.

Люди вокруг костра, улыбаясь, прикрывали глаза, и по кругу из рук в руки кочевало вино.  Поленья в огне задиристо трещали, прожигая горячий терпкий воздух снопом золотых искр. Пламя освещало смуглые добрые лица тех, что сидели ближе к костру, но и их черты скоро отдалились от яркого первобытного света, скрываясь в мягком мраке летней ночи.

Скрипка на мгновенье умолкла и тут же снова запела. Смычок резко и быстро высекал из струн высокую быструю мелодию чардаша. С первыми же звуками к костру шагнула стройная высокая цыганка. Она бесстыже ухватила цепкими пальцами с острыми ноготками пестрый подол широкой свободной юбки, а губы ее озарила живая белозубая улыбка.

Босые ноги пустились в бешеный пляс, повинуясь порывам музыки. Девушка яростным вихрем кружилась вокруг костра, закрыв глаза. Длинные черные волосы растрепались, а с плеча сполз белоснежный короткий рукав платья, обнажая нежность темной манящей кожи. Небо осыпало ее звездным серебром, прирученный огонь – золотом искр, а люди, мимо которых она проносилась в своем яростном танце, - громкими криками и свистом. Они хлопали в ладоши, смеялись и пили крепкое красное вино, подстегивая молодую цыганку – еще, танцуй еще!

Она неслась по кругу, выбивая ритм ногами, дергая пышную юбку так, что та взлетал вверх, повинуясь порывам и обнажая стройные лодыжки и округлые колени. Девушка то поднималась на мыски пальцев, то низко приседала – она не знает правил и не ведает законов. Она танцует свой танец, который никто больше не увидит, кроме ее родного табора, ее отца и матери. И любимого, что играет на скрипке, не сводя с нее черных, словно угли теплых, глаз.

И пока его взор, обращенный к ней, горит живым огнем любви, веры и надежды, она будет плясать свой незамысловатый дерзкий танец, будет трясти бесконечными юбками платья и улыбаться этому темно-синему небу, теплой летней ночи и драгоценному огню, что всегда согреет своим теплом. Пока в ее ушах звучит чардаш, а ноги могут ступать по живой родной земле, она будет любить и кружиться. Будет жит, мечтать и верить…