Всё бывало в нашей жизни

         Нет, всё-таки лавры Ираклия Андроникова не давали мне покоя, но увы… Стоит мне начать что-то рассказывать, я увлекаюсь и начинаю совершать немыслимые витки в прошлое, будущее и т.д. и т.п.

И как только мои главные слушатели, т.е. моя семья, всё это терпели и требовали еще? А недавно я неожиданно получила комплимент по этому поводу. Дело в том, что моя молодая подруга Олечка Х. ( я старше ее на 36 лет), она же моя "литературная мать",  два года тому назад, совершив титанический труд, напечатала в Интернете мои безвестные домашние заготовки-воспоминания (опять же писала я по настоятельной просьбе детей). Теперь, благодаря Оле, у меня есть своя страница на Прозе.ру. И, представьте, даже есть рецензии, правда, немного. А прочло мои опусы около 700 читателей. Так вот, в одной рецензии написано, что мои отступления - это литературный прием. Ого! Вот, оказывается, как это называется!
        Так много наговорила…  Но вот, наконец, приступаю к задуманному.

 
        Нет, стук в дверь мне не померещился ( хотя случалось и такое). Я тихонько, чтобы не переполошить своё семейство, спросила:
- Кто?
- Скорая. Прислали за Вами, - ответил мне незнакомый мужской голос. Вообще-то я сотрудников «Скорой помощи» узнавала по голосам. На улице было темно – зима. Свет зажигать не хотелось, и потому я спросила через дверь:
- Который час?
Голос ответил:
- Шесть часов.
- О, уже утро! Поезжайте, я прибегу.
Голос замолчал, а затем как-то испуганно произнес:
- Нет, что Вы! Мы Вас подождем.
Я собралась мгновенно, так как вещи с вечера складывала в таком порядке, что запросто всё находила в темноте. Вот уже много лет я работала микропедиатром в роддоме (теперь это называется неонатолог), а посему всегда была готова в любое время суток  ехать, бежать, нестись на помощь своим новорожденным пациентам, - благо, что расстояния у нас короткие, за что и люблю наш Камыш-Бурун. Накинув шубку…  о ней особый разговор.

Приобрели мы ее недавно – мне к тому времени было лет 46-47. Шубка была из искусственного меха, называлась китайской и являлась гордостью всей семьи. Мой муж, делая испуганное лицо, частенько подходил к шкафу и, посматривая лукаво на детей, вопрошал:
- Шубка на месте? – и продолжал – Плохо быть богатым человеком, сплошное волнение.
Дети дружно хохотали…

Да, так вот, накинув шубку, я быстро выбежала и, спрыгнув с крыльца (не было времени "пересчитывать"ступеньки), уселась в машину. Лица шофера и фельдшера были незнакомыми. Мы очень быстро добрались до больницы. Мне показалось, что машина останавливается, я чуть ли не на ходу выкатилась из нее и уже мысленно находилась там, в роддоме. Рванула в стремительном темпе, буквально взлетела по ступенькам к двери и, уже открывая ее, услыхала голос своего попутчика:
- Стойте! Куда же Вы? Ваши данные…
Немного удивившись, ощущая себя уже за дверью, скороговоркой назвала свою фамилию и захлопнула за собой дверь.
Я как-то писала, что при нашей больнице была своя станция «Скорой помощи» - тогда еще не было модно укрупнять и централизовывать. Какие прекрасные люди там были: санитарки и шофера, фельдшера и врачи!
Володя – так звали нового фельдшера – обескуражено зашел в «Скорую» и заявил:
- Какую странную бабу мы привезли в роддом! Сначала она заявила, что добежит сама, потом спрыгнула с крыльца, чуть не вывалилась из машины и мгновенно взбежала по ступенькам – я даже данные ее не записал. Первый раз такую роженицу вижу!
Но вместо сочувствия он услыхал оглушительный хохот. Окружающие смеялись долго и продолжительно. Я так думаю, что диспетчер, отправляя ребят за мной, просто назвала адрес и имя – Бебочка. Меня до сих пор многие так называют, часто не зная отчества и фамилию…
Ребята мне потом всё это рассказали. Над ними потом долго подтрунивали, но любя, потому что это были замечательные люди.


         Возвращаясь воспоминаниями о роддоме, должна сказать, что дома у меня был надежный тыл, и вся семья - мама, дети и муж - всегда так сопереживали мне! Это было поддержкой, пониманием, счастьем. Муж работал посменно на руднике, и когда я возвращалась домой, а он спал после смены, то, проснувшись, приоткрыв глаза, задавал обязательно вопросы, то ли нарочно коверкая слова, то ли всерьез:

- Ну как, плазму-млазму перелила? Транскрипцию (это вместо "трансфузию") сделала? - И т. д. в том же духе.         

Никого в семье мое дело не оставляло равнодушным. Правда, не обходилось и тогда без упреков.

- Ты меня не слушаешь, -  говаривал муж (хотя я очень старалась вникнуть), -  смотришь на меня, а в глазах пупки, - так  он емко называл всех моих новорожденных детишек…

Вот хотела коротенько курьезную зарисовочку показать, а закончила патетикой. А что поделаешь, если, несмотря на немало грустных минут, было столько радостной отдачи, и не смейтесь, если я вспоминаю этот период как первую любовь. Были у меня еще курьезы, связанные с вызовами, но об этом в следующий раз.