Дождь

Вы когда-нибудь складывали пазлы?
Детская игрушка. Мозаика из кусочков.
Совсем как наша жизнь.
Миллионы различных осколков сложатся в единую картинку.
В какую? Мы сами решим…

Холодная плитка неприятно обжигала разгорячённую после полуденного зноя кожу, а непроглядная темнота резала глаз. Не имея сил встать и сделать пару шагов до кровати, я лишь морщась, пытался перевернуться на спину. Когда и это не вышло, молча закрыл глаза. Кажется, я видел будто со стороны, как тяжело вздымается моя грудная клетка, как мелко дрожат кончики пальцев; слышал собственное сиплое дыхание, через силу – просто потому что надо. Мне рано было умирать.
Они включили кондиционер, и я чувствовал, как шелестит серая, донельзя сухая кожа на обожженных плечах, спине. Пытка солнцем, дальше уже ничего не будет, разве что конец, но они не привыкли сдаваться. Всё что им было нужно ещё скрыто глубоко во мне. Воздух стал влажный. С шумом втянул в себя – море. Значит станция уже давно прошла реку. Сбежать теперь не возможно, разве что угнать катер, но это не в моих силах. Мысли обрывались одна за другой, превращаясь в блёклый калейдоскоп картинок: катакомбы Ла-Палас, плантации Фрэйя, каналы Венеции – планета за планетой, не останавливаясь ни на секунду. Вода, вода, вода… Моё сознание погасло.
Никак не могу понять, сколько я был в отключке. Тело знобит, но разум как ни странно ясный. Я умру хотя бы без одного глотка! Словно услышав мои мольбы, в комнату кто-то вошёл, а спустя минуту я услышал, как тазик звякнул о плитку. «Не хорошо, что ты тут лежишь,» - голос немного грубый, - «потерпи чуть-чуть, я помогу». Чувствую, как что-то влажное касается кожи. Лоб, виски, вниз по шее и вверх. Вздрогнул и неловко махнул рукой в сторону голоса. В ответ чужая рука железной хваткой вцепилась в запястье, придавив к полу. «Тшш, тихо, если не будешь дёргаться, мне позволят вывести тебя наружу». Небо. Я смогу увидеть небо. Через силу выдавил: «Где мы сейчас?» Чувствую на себе любопытный взгляд. Чувствую, как он скользит по мне, как капля драгоценной воды скользит сейчас по моему виску. «Земля, хозяева решили перестраховаться,» - с ноткой оправдания в голосе последовал ответ. Ну да. Теперь здесь всего один континент. Три источника пресной воды. И всё. Ни полезных ископаемых, ни ценной древесины, ни технологий, если я не ошибаюсь, там вообще нечего вывозить, кроме воды разумеется. Это та последняя драгоценность, что осталась у многочисленных обитателей системы. Обыкновенная пресная вода. Её дефицит нередко приводил к межпланетным войнам. «Источник жизни на Земле и не только,»  -  кажется, я произнёс это вслух, на что голос тихо зашипел: «Не смей…» После пощёчины перед глазами заплясали белые пятна, но зрение вернулось, и я смог рассмотреть своего гостя. Это был невысокий, сухой, но жилистый человек, голова белела сединой и возраст было сложно угадать. Он был сильным, на моём запястье чётко виднелись следы его пальцев. Видимо я чересчур пристально разглядывал его: «Что, интересно кто я такой, не так ли юноша?» С трудом сглотнув, я молча покачал головой. «Нет? Ну что ж, не так нет, неведение хуже знания худшего,» - добавил он, помолчав, - «ладно, у меня нет времени с тобой копаться. Здесь осталось ещё немного воды. Конечно, оставлять её тебе непозволительная роскошь, но сегодня Хозяева просили меня быть милосердным. Допей,» - короткий кивок в сторону тазика, где плескались под еле заметную качку остатки мутной воды. Не мигая, я смотрел на него, словно ждал подвоха, но ничего не произошло. Хлопнула дверь, заскрежетал ключ в тугом замке. Снова я был предоставлен самому себе.
В комнате не было окон и я, потерявший счёт времени, так и не смог понять, утро сейчас или ночь. Лёжа на грубом матрасе кровати, я смотрел на грязную плитку потолка, а перед глазами у меня стояло небо. Высокое, прозрачное, светло-синего оттенка, что граничит почти с белизной. Таким оно было дома. Дом, Господи, сколько он не был там, в этом богом забытом месте. Брошенная Земля. Руины городов, дома поддёрнутые как будто дымкой – окутанные зеленью, дороги, мосты – всё пришло в негодность, стоило человеку покинуть свой Дом. Я видел, как ветшали египетские пирамиды, как рухнула Китайская стена.  Видел, во что превратились столицы богатейших империй.  «Мечтаешь, парень?» - голос бесцеремонно выдернул меня из воспоминаний, - «Хозяева велели вывести тебя на прогулку».
Холодно, но не так как внизу. Этот холод приятный, обволакивающий тело, успокаивающий. Да, они выпустили меня и даже дали некоторую свободу: на руках и ногах при каждом порыве ветра позвякивают лёгкие, но прочные цепи, более мощная тянется от ошейника к  какому-то крюку в стене станции. В моём распоряжении верхняя платформа. Даже прищурив глаза, я не могу в надвигающихся сумерках разглядеть её конец – настолько она огромна, и словно издеваясь, на меня надет двухметровый «поводок». Но не так это уж и важно. Встаю на самый край и обхватываю перила с такой силой, что когти впиваются в нежную кожу. До рези всматриваюсь в горизонт, где начинают потихоньку сгущаться облака. Дождя всё - равно не будет, его не было уже давно. Снова залихорадило, пришлось опуститься на пропитанную солью поверхность платформы. Чувствую, как в груди бешено бьётся сердце. Это жажда. «Сколько времени прошло с того момента, как ты встречал последний рассвет этой планеты?» - мужчина, тот что приносил мне в последний раз воду. На этот раз мне удалось разглядеть его получше. Мешковатая одежда скрывала фигуру, но выглядел он внушительно, не смотря на возраст. Он не был старше меня, но определённо Земля была ему родиной. «Много,» - чуть помедлив ответил я. Голос окреп и даже содержал в себе некие нотки уверенности. «Тогда, может быть, ты рад будешь вернуться сюда? Ведь это твой дом,» - он повёл рукой в сторону горизонта. Машинально я проследил за ним взглядом: «Мои дом был другим». «Тогда…не было нас?» «Кто вы?» - я посмотрел на него в упор, словно пытаясь что-то доказать. «Марк. Зови меня Марком,» - сухой кивок в ответ. Мне вдруг до боли захотелось побыть одному, закрыть глаза и утонуть в себе. Там не будет ни этих ненормальных, ни этой ситуации. Там не будет ни прошлого, ни будущего. Только настоящее. Я уже был готов закрыть глаза и отключиться прямо здесь, как Марк аккуратно тронул меня за плечо: «Скажи, каково это…быть последним среди чужих?» Наверное я слишком резко дёрнулся. Надсадно звякнули натянувшиеся цепи, ошейник впился в кожу. Не чем дышать. Чувствую, как мутная пелена застилает глаза. Не было боли, хоть и чувствовал -  что-то липкое стекает по ключице. Укол инъектора.
Сознание медленно возвращалось ко мне. Та же комната. Плитка, неубранная кровать. Лежу на полу. Тяжело глотать. На шее повязка, видимо я поранил себя, когда бросился на этого ненормального. Все они ненормальные. Кое-как сел, тут же всё поплыло и прошло довольно много времени,  прежде чем я смог открыть глаза. Полумрак комнаты немного успокаивал. В попытке встать я упал, разметав вокруг себя тысячи непонятных кусочков. Поднял один, взвесил на ладони. Холодный, как мрамор, не острый, края обточенные и приятные на ощупь. Это, то походило на какую-то детскую игру. Я находил такую в развалинах где-то на окраине Сан-Франциско. Пазлы. Вот только никак не могу разглядеть рисунок. С непонятной злостью отшвырнул кусочек игрушки, тот с глухим стуком ударился о стену и разлетелся на тысячи осколков. Хрупкий видимо. Не помню, как долго я сидел неподвижно, прикрыв глаза и отдав себя на волю какому-то седьмому чувству. Очнулся, когда машинально перекладывал кусочки мозаики с места на место. Через несколько минут понял, что делаю это вполне осмысленно, словно знаю, нет, точно уверен где место каждого кусочка. Отогнав все другие мысли, как одержимый я метался по полу, собирая невидимую мне картинку. И чем больший азарт охватывал меня, чем больше я опасался какого-либо подвоха, но ничего не происходило. Со всех сторон меня окутала темнота, но словно вспышки в сознании, я видел что и куда следует положить. Невозможно понять сколько прошло времени, а я всё сидел и смотрел в темноту, порой проводя кончиками пальцем по получившемуся рисунку. Удивлялся необъяснимому порыву и тому, что не смог совладать с собой. Настолько увлёкшись, я даже не заметил, как Марк вошёл и встал за моей спиной. «А знаешь, на что это похоже?» Я только вздрогнул. «На жизнь?» Уверен, что в это минуту на его губах играла усмешка. «Ты умный, но в тоже время довольно глуп. Хозяева не могут больше ждать. Сегодня будет твой последний рассвет, и у тебя осталось совсем немного времени».
Он ушёл, оставив меня наедине. Я не был удивлён. Такой конец меня вполне устраивал. Даже не так, я жил, знаю, что меня ждёт. Я знал. Я понимал. После ухода Марка свет не погасили до конца, поэтому потолок всё ещё слабо светился. Не выдержав, я бросил взгляд на раскинувшеюся передо мной мозаику. Серые пазлы. Цвета моей кожи. Ни намёка на какой-либо рисунок. Монотонность и цвет. И только с самого края не хватало одного кусочка. С грустью я посмотрел на осколки у стены. Моя жизнь. Мой мир, но там нет меня. Мы существовали по отдельности. Не могли друг без друга, но и вместе несли лишь беду. Они убивали мой мир снова и снова, за ним погибал и я. Теперь они хотят вернуть всё как было. Глупцы. Ключ повернулся в замке. «Готов парень?» Я вопросительно посмотрел на вошедшего. «Ты ведь дашь нам напиться?»
Когда мы поднялись наверх, уже светало. Горизонт робко алел полоской чистого белого света. Казалось, на платформе собрались все обитатели станции. Все, даже старики, женщины, кое-где я сумел разглядеть и детей. Все они с неподдельным интересом смотрели на меня, нет, они глазели. Для Хозяев соорудили нечто вроде помоста с навесом, под которым они и прятали свои лживые лица. Я был подведён к краю платформы. Ради такого случаю, были убраны перила, так что можно сказать я балансировал на самом краю. Над морем. Над бездной. Мне велели встать лицом к Хозяевам и что-то долго рассказывали. Казалось, что я знаю всю речь наизусть. Мне не составило бы особого труда перебить их, но я молчал. Сняли цепи и даже ошейник. Под пристальными взглядами стражей я развязал бинт, стягивающий шею. Они всё ещё продолжали зачитывать некое подобие приговора, когда женщина из первых рядов бросилась ко мне. В руках она судорожно сжимала крестик и суточный пакет с водой. «Возьми!» - кричала она из рук стражей и тянула руки ко мне, - «возьми! Ты поможешь нам! Я верю в тебя!» Её оттеснили и куда-то увели. В горле встал ком. А речь оратора всё текла и текла: «…и волей данной мне…ты должен помочь нам…спасти чужой народ…последний из…». Мне было противно. Я не хотел умирать ради закона. Ради их лжи. Я был готов, но не ради них. «…и даруешь ты нам дождь…и сделаются реки снова полноводными…и не будет более ни засухи ни мора…». Я бесился. От каждого слова, летящего с трибуны, веяло ложью. Им нужна была вода, но ведь не только им. Всё бы досталось Хозяевам, а народ. Я оглядел толпу. «…ты Дитя Дождя! Пой!» Я молчал. Мне даже не были известны слова той песни. Всё стало каким-то безразличным. Ненужным. Вдруг я почувствовал, что чьи-то цепки ручки впились в мою руку. Ребёнок. Девочка. Ну сколько ей, года четыре и того меньше. Худая. Изнемождённая. Сухие губы потрескались, выдавая правду. Только глаза были лучистыми, тёплыми, цвета морской волны. Она улыбалась. Не зная, какой опасности подвергается рядом со мной. Мне хватило секунды, чтобы понять всё это, а к нам уже неслись стражи. Я сжал маленькую ладошку и через силу улыбнулся полу иссохшими губами, как у неё. Ветер далеко унес мой крик: «Я сделаю, только дайте напиться всем!» Вокруг поднялась суматоха, толпа всколыхнулась, один из Хозяев встал и властно посмотрел на меня: «Глупец, ты не смеешь сейчас у нас ничего просить. Мы сохраним самое драгоценное, что у тебя есть – твою жизнь. Только дай нам воду». Девочка сжала своими пальчиками мою руку. Тёплые. «Они не знают, что ты всё равно умрёшь,» - тихо шепчет она одними губами. Не было ни угрызений совести. Не было страха. «Я спою для тебя…» Я глубоко вдохнул, понимая, что если начну, то не смогу остановиться. «Дождь, ты не так одинок. Тебя я знаю, где- то ждут,» - первые строчки давались огромным трудом. Я и вправду не знал слов. Всё получалось само собой.  «…и желают того, чего я так и не сберёг. Помечтай же со мной. Сделай из слёз, капель твоих мне сердце на двоих,» - а вот теперь было больно, слёзы катились по щекам, но было уже слишком поздно. « Лей и круши в головах, напомни людям что ты дождь смоешь ложь и печаль,» - я чувствовал, это было самое яркое впечатление, какое я когда-либо испытывал. Над платформой сгущались тучи. В теле поселилась слабость, и я упал, а девочка положила мою голову себе на колени. Последние строчки легли шёпотом  на резкий порыв ветра: «…и как цветной сон мой раскрой, и не дай мне повода понять, что я чужой». Я не чужой и моя родина здесь, где я и появился. Моя мать горное озеро, а отец свободный ветер. Последний кусочек мозаики встал на своё место. И хлынул дождь…