Человеку в инвалидной коляске

                / Посв. Владимиру Грибовскому. /               


Ожидание рассвета, нового, лучшего дня.  Ожидание ребенка из школы. 
Ожидание праздника.  Ожидание исхода операции.  Ожидание зимы, холодного снега, забвения.  Ожидание собственной казни.  Ожидание того, кто больше никогда не придет. 

В ожидании всегда есть доля страдания.  Иногда оно длится долго, иногда оно длится вечность.  И вечность освобождает тебя. 

                х    х    х

Все соседи предались сну, здоровые, нормальные люди, мои соседи.  И только я одна, дура несчастная, спать не желаю, всё что-то думаю.  Не желаю сбросить с себя эту одежду, сжимающую тисками моё слабое тело, моё свободное тело, желающее жить и двигаться.  И преклониться, умаявшись за день к мягкой подушке, уткнуться в неё головой, как убитый солдат ничком в минное поле, в тёплую тихую землю…  Я знаю, знаю, что это полезно проделывать всем хотя бы один раз в сутки, чтобы можно было легко дышать и двигаться плавно, это всем правильным людям продлевает жизнь…  Я смотрю на луну, на одинокую матовую луну в чёрном бездонном колодце неба, усеянным острыми звёздами.  Я в кухне сижу без света.  Здесь, в темноте мне понятны, известны, знакомы всякие звуки  -  шорохи, тонкие скрипы, глубокие тихие вздохи, смутные стоны, вкрадчивый шёпот и мягкое топ–топ.  А если включить свет, стоит только попробовать  -  и всё это разом исчезнет.  Так что лучше, уж лучше оставить так.

Я знаю одного человека, живущего в высоком доме.  В его окно всегда виден красный, бардовый, кровавый, гибельный закат солнца.  Каждый день один и тот же закат.  И ещё ему видно как по асфальту бредут люди, усталые чужие люди, они просто идут.  Итак, есть человек, который подобно мне, которому я подобна, вдруг просыпается страшной глухой ночью от жажды, от нестерпимой жажды, от боли, от одиночества и темноты, оттого что не видит солнца, красного, кровавого своего солнца.  Человек, который когда-то умел всё, а теперь он об этом забыл, он не хочет об этом помнить, он старается, чтобы не думать об этом.  Теперь он умеет смотреть на матовую луну в чёрной пропасти неба.  Потому что днём луны не бывает, днём видны только деревья и люди, которые всё время куда-то идут.  Поэтому никто, никто не может сравниться с ним в обозрении звёздного неба, только одни звездочёты.  Потому что у них телескопы и они вместе с кошками сидят по ночам на пыльных чердаках и опасных крышах, и иногда падают и разбиваются.  Но теперь это бывает редко.  Он же делает это лучше всех других, лучше людей–звездочётов (ведь он ни разу ещё не упал), и даже лучше детей, которые многое видят, каждый день ждут подарков, верят что родились для счастья, и знают что никогда не умрут.

И он ночами сидит на кухне в своей неизменной, в своей прекрасной,  проклятой коляске с большими и маленькими колёсами, железными поручнями, всякими палочками и перекладинками, которые он протирает каждое утро.  На веки вечные он обручён с нею.  Он не знает, не помнит зачем и когда всё это случилось, теперь-то  какая разница?  Но пока могут смотреть его глаза и стучать сердце, пока его руки не обретут покой, его красивые сильные руки, кончики пальцев которых ещё хранят ощущение мягкости женских волос, до тех пор он обручён с вечной своей «невестой».
И он бы запросто мог убежать, улететь в золотые леса, укрытые серым туманом, под тёмные кроны стройных деревьев, туда где растут грибы и кукует маленькая кукушка.  Мог черпать из лесного ручья воду в пригоршни ладоней, воду серебряную от солнца, и пить её, задыхаясь, как в детстве, чувствуя ломоту в зубах.  И как она стекает прохладными струйками ему на грудь под рубашку и щекочет его горячее тело.  Он мог бродить босиком на рассвете по хрустальной росе на лугах, усеянных васильками и клевером, и видеть мелькание ярких бабочек.  Мог бы раскинув руки лежать в высокой траве, просто лежать и смотреть в синее небо, безумный от счастья...  -  и ничего больше!

Он и сейчас знает, как можно тихо и неприметно уйти навсегда в далёкое вечное небо.  Он не раз уже уходил Туда своею душою, и давно с ним слился.  Но небо должно позвать его само, так обычно бывает со всеми.  И только тогда он сможет оставить всё что им было любимо.  Оставить легко, без сожаления, как оставляют свои гнездовья птицы, и не боятся лететь так далеко.  Поэтому он ждёт.
И ночами, даже если идёт дождь и не видно звёзд, это не важно, он сидит на кухне среди темноты и слушает шум дождя, и смотрит в своё безмолвное небо.  И ему хорошо молчать, ему и его небу, потому что слова часто бывают излишни.

А я его хорошо понимаю, я знаю, что он любит только своё небо.  И никогда  -  об этом даже не может быть и речи  –  никогда не променяет его ни на один поцелуй женщины, её ласкающих губ, нежность её дыхания рядом с собою, очертания её груди и рук, тонких пальцев.  Нет, ему это совсем не нужно, он об этом давно забыл, он ничего не помнит, не заставляйте его думать об этом!

Хотя мы могли бы с ним вместе смотреть на  е г о  небо, потому что я знаю,  к а к  он на него смотрит.  Эти глаза, живые и настоящие, но уже непроницаемые его глаза, эти сухие ниточки губ, словно натянутость струн, отвергающих всякую страсть, всякую ложь человеков, и даже чистоту помыслов и теплоту сердца... Да, мы могли бы с ним вместе сидеть на кухне, могли просто молчать.  И пусть за окном была бы зима и окно в морозных узорах, это не важно.  Важно, что мы были бы там  -  вдвоём.  Но теперь это никак нельзя  -  я опоздала.  У него всё это уже было в той, другой его прошлой жизни.  Было... было!  И он не хочет об этом помнить, он старается, чтобы не думать об этом.  А мне  –  так странно себе представить, что я опоздала.  Что ж, бывает, ведь мы всегда в этой жизни куда-то опаздываем.  И случается так, что поезд, на который мы опоздали, был последним.  Так что я не хочу, не могу, не буду, я не стану отнимать у него его небо!  Потому что кроме этого неба у него здесь больше ничего не осталось.  Ничего не осталось… 

И это, наверно, ничего страшного, если подумать, если представить, что мы сидим с ним ночью в разных концах города, в разных квартирах  -  и смотрим на небо.  Ведь мы на него смотрим вместе, как я и хотела.  И небо у нас одно на двоих.  То же самое и с луной, тем более что я очень, очень люблю на неё смотреть...

                х    х    х

Ожидание…
Ожидание всегда бывает утомительно и мучительно долгим...
Короткой может быть  –  только жизнь.

Ожидание рассвета.  Ожидание зимы, холодного снега, забвения.  Ожидание неизвестности.
Ожидание праздника.  Ожидание скорейшего  выздоровления.
Ожидание того, кто больше никогда не придёт.


----------------------------------------
Фото взято из интернета.
Спасибо  автору!