Детство

                Наш старый дом
   
     Однажды  мне приснился удивительный сон. Яркое солнечное утро. Папа стоит на крыльце нашего старинного дома. Отец совсем молодой, одет в гимнастерку, с которой он  не расставался еще много лет после службы в армии. Я бегу к нему босиком по дорожке и кричу: «Папка! Папка!». Бегу в свое детство и не могу добежать.

     Угловой дом, в центре города, был куплен моими родителями  в год моего рождения. Я не знаю, что появилось в нашей семье раньше, я или Дом. Мама вспоминала, что  в день моего рождения шел снег крупными хлопьями, мама шла в роддом пешком, а снег все падал и падал. Родилась я быстро. Мама рассказывала, как пожилая  нянечка кричала ей: «Ой, погоди, миленькая, погоди, дождись акушерки!» -  и громко звонила  в колокольчик, чтобы хоть кто-нибудь подошел. Акушерку мы с мамой ждать не стали…

     Моя старшая сестра Мила появилась на 4 года раньше меня, в июле 1951 года. В семье сохранилась уникальная записка бабушки, Евдокии Андреевны, где она поздравляет маму с рождением дочери. Записка написана карандашом на четвертушечке листа, вырванного из школьной тетради, и читается с большим трудом:

     « Здравстуйте, дорогая моя Анюточка!
Проздравляю тебя с новорожденной дочкой и желаю тебе от Господа Бога доброго здоровья. Анюточка, храни свое здоровье, буть спокойна не разговаривай много и не смейся неровен час какбы неизорочили. Как твое здоровье и как здоровье девочки? Если молоко…? Какая девочка вся ли исцеленная поди чего помяли. Дай Господь тебе ее скормить. Пишы чего тебе надо чего у тебя поди болит. Оставайся с Богом, поправляйся. И там поглядывай на девочку. Доскорого свидания.  Поклон от  Авы, Мани и Коли. Все мы желаем тебе и твоей дочке от Бога доброго здоровья и скорой стречи. Доскорого свидания будьте сдоровы. Мама».
В записке ничего не исправляла, ничего не меняла из уважения к бабушке. С какой любовью написана каждая строчка, сколько беспокойства за дочь и внучку, сколько надежды, что, даст Бог, все будет хорошо!


                Переписка


     Мила у нас -  у нас лягушка – путешественница, почти сразу же после рождения они с мамой отправились по месту службы отца. Сохранились письма отца и матери того периода. Вот что пишет моя мама бабушке в начале января 1952 года:

      «… Передаю привет от Николая и от Милки…
…Квартира у нас хорошая, метров 20.… Два окна. Комната теплая…. В комнате у нас стол, сундук, шкаф, стул. Милке я купила деревянную кроватку. Есть перила с обоих боков... Я сплю на сундуке, потому что в кроватке Милку кормить нельзя, она с перилами. Я очень боялась, что она будет плакать о колыбельке, но она спит хорошо в кровати. Кровать можно качать,  но Милка засыпает без качки.

     Милка спокойная, если я что делаю в комнате, то ее ложу в кровать, и она там лежит, а я с ней разговариваю, она и молчит. Одну ее не оставляю…. Милка болела…. Похудела. Я ее носила к врачу. Сейчас лучше. Кормлю ее только грудью, так велела врач, и по часам. Молоко у меня сейчас есть. Мама, помнишь, она все сосала пальчик, сейчас никогда не берет и соску тоже не очень берет, так же морщится, как и тогда, когда жили у вас….

     У нас идут дожди, и стоит грязь по колено. Николай уходит к 7 часам и приходит зачастую в 12 часов. Вчера ему дали медаль «За боевые заслуги»…   Мама, пиши мне чаще…».

     Из маминого письма я живо представляю пухленькую темноглазую Милку, которая морщится при одной виде соски. Малышка и тогда была с характером! С какой теплотой и любовью мама много раз повторяет родное имя – Милка! Письмо читается на одном дыхании.

     Мама побывала с отцом на Сахалине, в Молдавии, на Украине, в Германии. Очень скучала на чужбине. Помню, как она рассказывала, что, будучи в Германии, встретила почтальонку, которая обычно приносила им письма. У той по случайности почтовая сумка упала на землю, и письма разлетелись в разные стороны. Шел дождь, конвертики были мокрыми и грязными, и мама бросилась подбирать эти письма, старательно обтирая каждое от грязи.  Трудно было ей одной, с ребенком, на чужбине, когда неустроен быт,  отец по 17 часов находится на службе, а все родные ей люди далеко-далеко, и письма так редко приходят….

     Сохранилась и письма отца к матери, он пишет ей накануне рождения  ребенка, а также после рождения дочери (Милки). Он неумело и трогательно проявляет заботу о них, беспокоится об их быте и здоровье. У папы сухой офицерский слог, иногда казенные фразы, но беспокойство за жену и дочь в этих письмах видны невооруженным взглядом.

     Вот что он пишет маме в  начале июля 51 года:
«Нюра, покупай ягоды. Я думаю, что в охотку тебе понравятся. Не скучай. Например, мне некогда скучать. Читай, учись. Самое главное – не поднимай тяжелого, и все будет в порядке. Что касается родов, то все женщины рожают, и рожают благополучно. Притом, сейчас медицина на высоком уровне. Ты будь уверена, и все будет в порядке. Скажи родным, чтобы они берегли твое здоровье…..».

     В следующем письме он пишет:
«Очень сожалею, что у тебя здоровье стало хуже. Нужно вовремя лечиться, если надо, соблюдать диету. Но самое главное – быть во всем уверенным. Это намного увеличивает силы. Приведу пример. Я на фронте всегда думал, что меня не покалечит, что меня ничего плохого не коснется. Так оно и вышло. Или возьми прошлогоднюю операцию (на Сахалине). Операция головы, где находятся самые жизненные центры. Я  верил в благополучный исход операции, так оно и вышло.

     Ты верь, что у тебя роды пройдут благополучно, и эта вера даст тебе силы. Я уверен, что все будет в порядке, тем более при нынешнем  состоянии медицины».

     Это письмо от 31.07.51 г. опоздало, на день раньше появилась на свет Божий моя старшая сестра Милка. Так звала ее мама, а папа в письмах  называл ее официально и торжественно – Людмила.

     Письмо отца от 07.09.51г.:
«От тебя получил письмо… от 29.08.51, за что благодарю. Ты что-то редко стала писать. Ты спрашивала: поступать или нет на работу. Ты подумай, что мы сейчас живем не только для себя и ради себя, но и у нас есть дочь Людмила. О какой же работе может идти речь, если ей нет и года. И не думай об этом. Пока ты дома, у тебя две основных обязанности: кормить и воспитывать Людмилу, а также учиться…. Нагрузки для тебя этой вполне хватит, а большего не требуй. Что касается того, что ты живешь у папы (мама в ту пору жила в деревне у дедушки Алексея Петровича по отцовской линии)…., то в этом нет ничего необычного. Все они живут в основном на мои средства. Как жила, так и живи. Деньги, что я пришлю, потрать на одежду, ведь у тебя же ничего нет, надо что-нибудь пошить, а ты об этом не думаешь…. Если что  нужно на питание, возьми…

     В отношении Людмилы: хорошо, что во время ее лечишь. Так и дальше надо продолжать. Каждая мать заботится о своих детях, и они, для отца и матери, лучше всех остальных детей на свете….».

Письма сохранились в доме моей тети, Анфилатовой Августы Степановны, и я ей очень благодарна за эту бережную память о любимых людях.


                Отец
 

     Отец в это послевоенное время служил на Украине в г. Котовске, откуда мама приехала рожать на родину, в Слободской. Позже мама с Милкой уехали к отцу, по месту его службы. Моя сестра Милка (как мне нравится повторять это имя!)  побывала и в Германии, где в начале 50-х служил папа. Сохранилась фотография, где Милка в нарядном пальтишке и капоре сидит на трехколесном велосипеде, на фоне кирпичного дома с большими окнами. Они с мамой вернулись в Слободской, когда Милке  было около 4-х лет. Причина была уважительной, через несколько месяцев появилась я. Через год после моего рождения, папа был демобилизован  из рядов СА приказом министра Обороны.

Военные привычки отца сохранились надолго. На все праздники он всегда надевал серый парадный военный китель с орденами и медалями. Среди наград была бронзовая медаль Войска Польского. К сожалению, польского языка не знаю,  по-русски в документе написано: «Заслуженным на поле Славы». Папа говорил, что владельцам этой медали в Польше полагалось 10 гектаров земельных угодий.

Отцовский китель висел на плечиках в шифоньере, и когда мы, дети, забирались туда, играя в прятки, медали тихонько позвякивали. Мне нравилось перебирать каждую медальку, рассматривать. Медали были наряднее орденов, они мне нравились больше. Еще интересно было разглядывать польский крест, он был не похож на другие награды.

Моей обязанностью было подшивать отцу белые подворотнички  на гимнастерку. Гимнастерки он периодически покупал в магазине «Военторг»  и носил их много лет после демобилизации, уже будучи директором Краеведческого музея, да и позже, в 70-е и 80-е годы.