Тонкие губы убийцы

Оружие… оно возбуждает во мне желание.
Холодное, огнестрельное, не все ли равно.

- Оружие – душа воина, - говорю я, наводя пистолет на лицо жертвы. - Посмотри в глаза моей души.
- Сука! –  сипит жирный боров, стоящий на четвереньках, растирая кашу из соплей и крови по свинячьему лицу.
- Что ты видишь? Узкий тоннель, из лона которого извергнется, приносящая последний поцелуй…Это не больно. Ты ничего не успеешь понять, - я нажимаю на курок, - хлопок.
 
Я заботливо поднимаю гильзу, убираю в карман. Выглядываю в коридор, - пусто. Отхожу от кабинета на три метра, снимаю целофановые перчатки, - кровь на них уже запеклась, потом дешевый дождевой плащ, убираю их в сумку, в отдельный пакет. Меняю  бахилы, балансирую, как цапля, что бы не оставить отпечаток подошвы на полу. Спускаюсь этажом ниже, иду в туалет, умываю лицо, руки. Сушусь. Иду к выходу из отделения, прохожу мимо охраны, на улицу. Подхожу к товарищу.
Ну как? – щурится он.
С облегчением поздравь.
Поздравляю, - гогочет он. - Давай еще кружок по территории, пока приемные часы
не кончились.
Договорились.
Мы идем медленным шагом по больничной территории, нашим стандартным маршрутом, который знают, наверное все. Ведь каждый раз одно и то же. Сидим в палате, играем в шашки, потом прогулка и перед последним кругом – ОБЯЗАТЕЛЬНО! Поход в туалет в этот корпус. Последний круг, туалет и несколько сигарет перед КПП. Пока! Пока! На неделе зайду! Что принести? Ну, как хочешь! До встречи!

Я иду домой. Открываю дверь. В квартире меня ждет моя любимая. Она, встречает меня на пороге - тихо, молча. Имя её – пустота. Мы много лет живем с ней вместе.
Здравствуй, дорогая, - кидаю я фразу в никуда. – как у тебя прошел день?
Я знаю, что мне никто не ответит, но у каждого свои ритуалы.
Иду на кухню, наливаю стакан вина – красного, сухого «Шевалье», ждавшего меня весь день в холодильнике.
Твое здоровье, Шева, - говорю я, перед тем, как сделать глоток. Шева
проваливается в моё нутро привычно и обыденно. Иду в ванную, достаю металлический тазик, кладу туда окровавленные перчатки, забрызганный плащ и бахилы. Поливаю бензином «ройал» для зажигалок, прикуриваю сигарету, спичку кладу в таз.
Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих, - запеваю я, а на душе
тоскливо. И все хорошо, а счастья нет…
    
     Сижу на крышке унитаза, курю «зубочистку» «мальборо голд», читаю стихи Гёте*:

Зачем тоска мне гложет грудь?
День долог, но краток жизненный путь.
И сердце рвется прочь всегда,
Не знаю – к небу ль, но туда,
В тот мир, в который нет пути,
И жаждет от себя уйти,

И только близ тебя, с тобою
Оно б могло найти покой,
А скорбь утрат и боль обид –
За них себя лишь пусть винит.

     Спускаю бычок. Маленькую кучку сгоревшего целофана отскабливаю старым ножом, выкидываю в  ведро. Тазик засыпаю пемолюксом. Мою, споласкиваю, отношу на балкон. Иду в душ. Сижу на кухне. Смотрю телевизор, канал культура, ем пельмени, запиваю томатным соком. Много курю, пью черный кофе. Сижу на балконе со смартфоном, рядом чашка кофе и банка из-под тушенки, в качестве пепельницы. В наушниках Вильгельм Рихард Вагнер, перед глазами – зараза из зараз – вконтакте.ру, оторваться от которой мне так же сложно, как бросить курить. Час ночи, не спится. Иду спать в четыре утра.
       
  В 7:30 подъем, душ, кефир, бутерброды, кофе в дверях.
До вечера, дорогая, - говорю я пустоте, молчаливо провожающей меня, но столь
привычная фраза кажется, как никогда ранее, лишенной смысла.
     Сажусь в машину, еду на работу к надоевшему за 6 лет офисному планктону. Разноплановая работа, нагоняй от начальника отдела, сделать то, съездить туда, помочь заместителю директора, под конец рабочего дня еду на Рязанский проспект к партнерам, со сформировавшимся нежеланием возвращаться в офис, осуществленное мной без труда. В 18:00 я подъезжаю к больнице. Паша стоит перед входом у КПП.
Привет!
Привет-привет! Ну как жизнь, за сутки не изменилась?
Все нормально, - улыбается Паша, потом добавляет, - у нас, говорят, врача тут убили вчера!
Заходим в КПП, даю паспорт, называю номера отделения и палаты, говорю другу: «Да ладно?! Врача и убили?!»
Ну да, говорят так. Вчера вечером выяснилось.
Жестоко…– хмыкаю я

Выходим на улицу.
Ну, как обычно? – вопросительно смотрю на товарища.
Ты спрашиваешь еще. Конечно, как всегда. Звонил тебе сегодня несколько раз, кстати, ты наверное занят был.. Дай «зубочисточку».

     Идем стандартным маршрутом, курим. В палате опять шашки, апельсиновый сок. Все, - время! Пора.
     Апельсиновый сок дает о себе знать, изменяю привычке. Идем бродить. КПП, курим, Пока! Пока! Еду домой.
    
     Думаю, в чем смысл всего этого? Смысл этой идиотской работы, которая заключается в том, что бы портить тонны бумаги…В чем смысл всего этого?! Зачем мы создали такую систему? Почему тот врач, не работал без взяток, откровенно плюя в лицо, тем кто не мог заплатить за бесплатную медицину. Почему дети того отчаявшегося заказчика попали именно в эту захудалую ГКБ, где их свели в могилу. Как именно мне повезло встретить тогда убитого горем и спиртным отца недалеко от своего дома, отчего я поверил ему и, почему согласился. Я знаю, что во мне сидит тот еще бес, но я столько лет его сдерживал. Почему?! И почему Пашка, институтский друг, попал в эту же больницу? Почему?!
   
     Я зажимаю тонкими губами сигарету, и мне становится не по себе от холодной, беспристрастной мысли.
    
Мне надо было убить человека, что бы начать думать для чего вообще я живу…

 (*Используемая литература: «Зачем тоска мне гложет грудь?» Иоганн Вольфганг Гёте. (перевод  В. Левика) Издательство «Детская литература» 1978 г.)