Элис. Часть 1. 1

Пролог.
Одиночество…что я могу об этом сказать? Одиночество как белая стена, вдоль которой ты идешь, идешь и …и снова идешь. А она все не заканчивается. В наше время (и пусть это прозвучит так, словно мне перевалило за сотню лет) эта стена так закрутилась, что каждый житель большого города плутает в каком-то своем лабиринте и не может из него выбраться. Мне грустно от этого, ведь, по большому счету, я сам – один из них. И осознание того, что я в лабиринте, не делает ситуацию намного лучше. Еще грустно потому, что стену мы построили сами. Так что и жаловаться-то не на кого, а жаловаться на себя в нашем мирном гуманном обществе как-то не принято. Вот – молчу и улыбаюсь. Хотя бы зеркалу. И это не диагноз. Пока. Сам врач – знаю.
Собственно, добро пожаловать. Это мой дневник. Меня зовут Иосиф Грановский. Я доктор психиатрических наук. Милую привычку вести дневник я позаимствовал у своего пациента Александра, ради которого этот самый дневник и затеял. Он будет не похожим на обычные врачебные записки, как, впрочем, и на журнал наблюдения за пациентами. Просто обычный человеческий дневник, только и всего.
А дату и время указывать и вовсе не станем, не для истории эти записи, а так, для врачевания душ. Хотя тот же мой пациент писал очень аккуратно, педантично даже. Может быть, это его и подвело. А может быть и спасет.
Шизофрению нынче все-таки лечат…

I
Окна кабинета выходили на скромный, но активно зеленеющий по весне садик, и это чертовски радовало. Когда идея создания журнала была на стадии эмбриона, о таком офисе они и мечтать не могли. А теперь – ничего, не только мечтают, а вот – пользуются даже. И кабинет Саша выбрал сам, сразу, пока компаньоны не сообразили, где тут самое сладкое место. И теперь глядел в привычный пейзаж за окном и молча гордился. Пейзажем, кабинетом и даже собой. Но собой самую малость. Потому что главный, не считая работы, повод для гордости и радости, его жизнь недавно и тихо покинул. Оля просто вышла из нее, как выходят из комнаты, когда переезжают в другой дом: окидывают слегка грустным взглядом, обернувшись на пороге, и выходят. Навсегда.
Жить с этим он почти научился, а вот адекватно воспринимать – пока нет, хотя уже прошло целых полгода. Но это ничего, это пройдет. Наверное. Да и работа – не волк, она лучше. И работой он мог сейчас гордиться по праву, ведь все свободное (от нее же и свободное, между прочим!) время уходило на нее. Журнал процветал, журналюги радовались зарплате как студенты из далекого Оленегорска первой повышенной стипендии, а компаньоны, уверенные в Сашиной железобетонности и честности, почти совсем переехали на Гавайи и прочие веселые теплые острова. Журнал тем временем выходил в срок и читатели тоже имели возможность порадоваться  свежей порции информации на симпатичном блюдечке.
Ремонт в квартире определенно скорее был, чем не был, компьютер горделиво возвышался в красном углу, и кухонная кофеварка не ограничивалась изготовлением эспрессо. Только говорящего холодильника не хватало для завершения картины, но от холодильника Саня сбежал сам, роняя тапочки, ибо перспектива иметь на кухне говорящую кучку металла виделась ему ожившим кошмаром.
И машина была, и вообще все было. Почти как в анекдоте, только лучше, разумеется:
поймал один недалекий мужик золотую рыбку однажды. Не будучи шибко оригинальным, решил загадать желание, и одним этим желанием (а рыбина предусмотрительно больше и не разрешила) охватить все, что можно:
- Рыбка, а рыбка, я хочу, чтобы у меня все было!
- Хорошо, мужик, как скажешь. У тебя все было.
Смешно? Ни фига. Грустно.
В общем, все у него было. И было все почти хорошо. Кроме того, что ему было очень одиноко. А кому в этом признаешься…никому. Вообще говоря, все стараются не признаваться. И живут в милой такой иллюзии счастья и веселья, построенной, как и коммунизм, общими усилиями. Что выросло или вышло из коммунизма, помним все – уж больно красиво вышло ( а некоторым и вправду больно). Но пока жива иллюзия, что иллюзия работает, всем в целом неплохо. Вот так и живем. И Саша так жил. И если убрать из текста одним махом все эти ужасные «почти», то станет совсем ладненько.
Разумеется, от бесконечного коммунистического счастья и вышла картина: часы двенадцать бьют, а Саша впечатался глазами в монитор и на автомате глотает остывший кофе. Он бы, пожалуй, не только поглотал, но и поглодал бы чего-нибудь, но глодального в кабинете не было ничего, а вот кофе – сколько хочешь. Чем богаты, тем и рады. Очень рады. Улыбаемся и машем.
В районе часа стало понятно, что лучше всего было бы лечь спать, а растерзанная и местами расчлененная статья внештатника, пожалуй, готова к выходу. И кофе таки закончился. А на диване в соседней с кабинетом комнате отдыха Саша спал прошлые три раза, когда уже был не в состоянии в четвертом часу ночи двигаться на расстояния больше десяти метров. А сегодня вдруг захотелось домой. И неважно, что там никого нет, это еще не показатель. Этот дом сейчас как раскрытая скобка, и там непременно что-нибудь да появится, ведь скобки пустыми не бывают. Саша добрел до лифта, спустился на первый этаж, попрощался с не дремлющей на боевом посту охраной и нырнул в ночную прохладу. А потом сразу в мягкое и теплое нутро автомобиля. А потом еще и в квартирное нутро. Кончился день. И цифры значения не имеют. Спят усталые Сашки. И Мишки спят. Только охранники не спят. Не положено.
Завтра будет день опять.
Разминочка утренняя. Хорошо хоть не как у некоторых сограждан, не в общественном транспорте, а на беговой дорожке, для того и предназначенной. И солнце в окно улыбается, и даже по новостям в знак воскресенья страшное не показывают. Жить бы и радоваться. Живем. Пытаемся радоваться. Воскресенье…значит, на работу ползем в джинсах, все равно кроме трудоголика Лехи там нет никого и по определению быть не может. Старое как мир определение: на календаре либо работа, либо воскресенье, а варианта их совпадения у нормальных людей не дано. На работу в воскресенье ездить сплошная радость и удовольствие – пробок абсолютный ноль. Вот Саша и поехал. Вообще, Саша это для друзей, а для всех остальных – Александр Геннадьевич. Только с отчеством жить неинтересно. То ли дело с именем. Саша, Саня, Сашок, а иногда и вообще – Шурик.
И лезет же воскресным утром всякая чушь в голову…