Спасатель

Спасатель

Моя смена подходила к концу. День выдался нежаркий. Море слегка штормило. Народ с пляжа потихонечку стал собираться по домам. Я лежал в покачивающейся лодке и думал о том, что сегодня вечером у нас с Генкой прощальная встреча с нашими «чешками». Собственно, они были не «чешками», а словачками из Братиславы. Познакомился я с ними две недели назад, когда они подплыли к моей лодке с соседней зоны пляжа молодежного лагеря «Спутник», где они отдыхали. Две недели пролетели быстро. Мы с Генкой показали им все окрестности Гурзуфа. Больше всего их поразила встреча с Юрием Гагариным в парке Военного санатория. Прошло всего два месяца со дня его полета, но он приезжал в Гурзуф не первый раз и здесь к нему уже привыкли. А «посторонние», как правило, редко узнавали его, не связывая газетные портреты с молодым парнем, в спортивном костюме или гражданской одежде свободно разгуливавшим в кампании друзей по набережной или игравшим в волейбол на спортивной площадке санатория.
Генка был младшим братом моего школьного друга Вадима, который сейчас учился в Одесской мореходке. Вернувшись домой из Ленинграда после неудачной попытки поступления в «Макаровку» и, проработав полгода на стройке, я решил перед второй попыткой взятия Питера немножко «отдохнуть». На спасательной станции начальником работал отец моей одноклассницы и партнер моего отца по шахматам. Он охотно взял меня к себе. Команда подобралась прекрасная. Во главе ее стоял настоящий боцман - Петр Кузьмич, дед лет за пятьдесят, под командованием которого было четыре матроса-спасателя, два моториста катера и два водолаза. Самому старшему из команды было двадцать пять, самому младшему, то есть Генке, – шестнадцать.
До начала «купального сезона», до 15 мая, Кузьмич весь месяц гонял нас, матросов, как «салаг». Сначала мы зачистили и покрасили наши четыре «яла», что оказалось делом совсем нелегким. Затем начались тренировки «на воде». Мы выходили на веслах на «траверз» Артека или Ай-Даниля, и там далеко от берега сдавали «нормы» по плаванию на дистанцию, нырянию с маской, «поиску» на дне, транспортировке «утопленника» и пр. Экзамены принимал начальник станции с сопровождавшего катера, на котором, «на всякий случай», находились водолаз и наш врач-женщина. Заключительным экзаменом был многокилометровый поход на шлюпках в Никиту и обратно. Было трудно, но интересно…
Подняв голову из лодки и посмотрев на часы, висевшие на павильоне соседнего санаторского пляжа, я решил, что пора собираться «домой». Я увидел, как Генка, который дежурил на «ближнем» городском пляже, уже направился к станции. Мне же, поскольку мой пляж считался «диким», предстояло подойти к берегу и собрать оставленные у кромки воды деревянные «лежаки». Было ясно, что ночью будет небольшой шторм. Вытянув лодку на берег, я начал оттаскивать к опорной стене «лежаки». Людей на пляже уже почти не было. Это был тот самый «мертвый час», когда отдыхающие, намучившись весь день под палящим солнцем, отправлялись по «квартирам», чтобы отдохнуть и перекусить, прежде чем вечером вновь спуститься на гурзуфскую набережную.
Подбирая очередной «лежак», я увидел на нем аккуратно сложенную мужскую одежду. Осмотрев внимательно море, я не заметил ни одной головы над водой. На берегу невдалеке сидела супружеская пара с девочкой. Я подошел к ним и спросил:
- Вы не видели здесь недалеко от вас мужчину?
- Нет, - небрежно ответил солидный глава семейства. - Мы здесь давно и никого не видели.
- Да нет, - встряла женщина, - я видела, как какой-то мужчина заходил в воду. Но я не видела, когда он вышел.
- Он не выходил, - категорически заявила их дочь, явно дошкольного возраста.
Мне стало не по себе. Я выскочил наверх на набережную. Она фактически была пустынна, где-то вдалеке удалялись несколько человек.
Я вернулся на пляж, быстро оттолкнул лодку от берега и выгреб на линию заградительных буйков. Достав ракетницу и зарядив ее, я выстрелил вверх. Это был сигнал, что у меня «происшествие». Это, действительно, было ЧП. Если человек утонул среди «бела дня» в моей «зоне ответственности», меня ждали, мягко говоря, «большие неприятности». Как только я увидел, что над станцией был поднят черный флаг, означавший тревогу, и от причала отошел наш катер, я надел маску и бросился в воду.
Подо мной было метров восемь-десять. Я быстро достиг дна и огляделся. Из-за волнения моря дно просматривалось плохо. Ничего подозрительного не заметив, я оттолкнулся от дна и… понял, что «опоздал». Ныряя с ластами, привыкаешь к тому, что у тебя несколько больший запас времени  на всплытие, чем обычно. На этот раз я нырнул без ласт, без которых мой подъем был слишком медленным из-за привязанного на мне «свинцового» пояса (для быстрого погружения и передвижения по дну). Но «дергаться» было нельзя... Когда мне уже казалось, что «все», легкие мои разорвутся, я пулей вылетел из воды. Схватившись за борт своей лодки, я несколько секунд не мог сказать ни слова.
- Что у тебя случилось? – спросил с подошедшего катера  наш водолаз Толя Скрипка.
В катере были моторист Иван, врач Наталья Ивановна и Генка.
- У меня утопленник, - сказал я, влезая в лодку.
И рассказал, что случилось.
Пока я рассказывал, Толя надел акваланг и, прежде чем надеть маску, спросил:
- Где он, твой утопленник?
- Откуда я знаю, - ответил я. – Я его не видел.
Толя выругался и прыгнул в воду.
Поиски длились долго. Толя выныривал и возвращался вновь на дно. Катер следовал за ним. Моя лодка держалась рядом. Все молчали, понимая, что будет, если мы этого «утопленника» не найдем. Наконец Толя устал и вылез на катер:
- Все! На сегодня все. На дне уже темно. Продолжим завтра.
- Ты иди на берег, забери одежду, - сказала мне Иван. – Мы возвращаемся на станцию.
- Я с тобой.
Это Генка, понимая мое состояние, перебрался с катера ко мне в лодку. Мы пошли к берегу. Прибой уже усиливался. Поэтому Генка остался в лодке на веслах, а я, спрыгнув в воду, вышел на пляж. На пляже не было ни души, кроме одного мужика, который сидел на «лежаке» и задумчиво смотрел вдаль. Одежды там, где я ее оставил, не было. Я выругал себя за то, что не забрал ее сразу, и подошел к мужику, который явно был местный и, на первый взгляд, показался мне знакомым. 
- Что вы там делаете? – спросил он меня, показывая на разворачивавшийся катер.
- Утопленника ищем, - удрученно ответил я.
- Надо же, - удивился мужчина. - А я думал, у вас учения.
Разговаривать с ним у меня не было никакого желания. Да и Генка болтался на волнах, с трудом удерживая лодку у берега. Я уже повернулся к нему и махнул рукой, что бы он подошел поближе. Но вдруг я почему-то спросил:
- Скажите, пожалуйста, вы не видели здесь мужскую одежду?!
Но как только я произнес эти слова, я понял, почему мне этот мужик показался знакомым. На нем была та самая одежда «утопленника»!
- Какую одежду? – спросил мужчина. – Здесь никакой другой одежды, кроме моей не было.
Так! У меня в голове, похоже, от перенесенных волнений заклинило. Я стал соображать как-то странно: «Если этот мужик надел одежду «утопленника», то где его собственная одежда? Не мог же он прийти на пляж голым!».
- Стоп, дядя, - я перешел неожиданно на «ты». – Ты сказал, что это была «твоя» одежда?
- Ну, - мужик уже насторожился. - А чья же еще? Я что, свою одежду не узнаю?
Я почувствовал, что от него несет дешевым портвейном.
- Так, где же ты был все это время? – уже закипая, спросил я.
- Как где? На городском пляже. Пошел на набережную выпить «сухого» у «бочки» и встретил приятеля. Ну, и потом мы пошли с ним на городской пляж…и я там поспал. Когда проснулся, рядом уже никого не было. Друг, наверное, ушел. Ну, а я пришел сюда. Я же помню, где я оставил свою одежду. А что ты ко мне пристал? – вдруг возмутился он.
- Ну, дядя, ты и даешь, - только и смог сказать я.
«Спасение утопающих - дело самих утопающих», - вспомнил я, когда забирался в лодку.