Главы из романа СПЕЦ. Глава 2

Глава 2. Чечня. Маятник судьбы…

Вспомнилось сразу это теперь уже далёкое время…
Время предновогодней зимы, где нас, приехавших офицеров и солдат из сибирского гарнизона, сразу бросили в самое пекло уже бушующей войны, о которой мы все знали только понаслышке и обрывки обманных репортажей для народа видели по телевизору. Здесь же наяву всё было по иному, здесь царил настоящий хаос…

Перед нами лежали руины когда-то красивого кавказского города, если можно было его теперь так назвать?! На въезде по трубопроводу, проходящему над автодорогой, прямо по бетонке были написаны слова этакого призыва чёрной краской, навсегда врезавшиеся в мою память: Добро пожаловать в ад!
Да, уж…
Прекрасный лозунг для встречи нового пополнения пока ещё необстрелянных пацанов, брошенных сюда не только из Сибири и с Урала, но и со всех концов российской глубинки. А далее всё, как в туманном сне, в голове сплошной винегрет от резкой смены окружающей тебя действительности. Но это не страх, просто первоначальная растерянность, чувство через которое проходят, в общем-то, все. Но делать было нечего, маятник судьбы, уже качнулся и при этом ты даже не знаешь в какую сторону для тебя, в лучшую или худшую?

Приехали в расположение как бы своей бригады, и как бы батальона, штаб которого располагался в подвале совершенно разбитой пятиэтажки, я впервые воочию видел, как противоположная часть улицы прекрасно просматривается через пустые бойницы окон, насквозь. Площадь, перед домом практически вся прицельно простреливалась боевиками, на что указывало количество трупов. Перед нами кругом хаотично лежали убитые, те, кто не успел убежать «зигзагом», «винтом» или «вприпрыжку», как тут говорят и как учили нас ранее, от пули либо снайпера, либо от пуль чеченцев, находящихся в противоположных зданиях на верхних этажах и поливающих смертоносным огнём всех, кто только решится высунуть голову.

Встретили нас не то что радушно, а просто радостно «прокопчённые» офицеры и бойцы «пешиков», «сапогов» или «махры», так ласкательно называют пехотинцев. И с ними несколько бойцов из спецназа ВДВ, к коим отношение у всех уже было такое, какое только к ангелам небесным из-за их бесстрашия и выработанного здесь принципа «не отступать и не сдаваться». За короткое время они не раз показывали всем такие образцы мужества, что у видавших виды офицеров, прошедших уже не одну «горячую точку» ранее в Союзе, включая и Афган и то появлялось к ним нескрываемое глубокое уважение за их сплочённость и смелость в бою. Завидев тельники десантуры, у всех сразу прибавлялось уверенности в том, что устоим и победно выйдем из этого ада, что в дальнейшем пришлось не раз пережить и мне, при нахождении в этой «командировке». О них ещё все говорили то, что наши десантники одни из всех отказались уходить их Президентского дворца и упорно держали там оборону в  течение нескольких дней.

Ныне бились и роднились здесь все вместе «плечом к плечу на линии огня» при этой неразберихе необъявленной войны под названием «установление конституционного права» перемешанные все вместе и ведущие совместно боевые действия в городе и неважно было, к каким родам войск ты относишься. Вид этих настоящих бойцов, находящихся здесь уже длительное время сразу же поднимал боевой дух у всех, было действительно душевно как-то легче, чувствуя их поддержку и настрой, а я про себя подумал, что с ними всегда спина защищена. Они же более всех проходили спецподготовку ещё при срочной службе в тихих и красивых российских городах, знаменитых своей историей и воинской славой. Думается мне, что и это дополнительно добавляло им незримой силы духа и отваги.

Пока добирались сидя на броне до места своего назначения, насмотрелись на «итоги» прошлых боёв, перед нами открывалась нереальная картина военного времени, которое пришлось пережить нашим отцам, матерям и дедам в Великую Отечественную войну. Те же груды разбитой и сожженной техники, сгоревшие танки, грузовые автомобили, разнилось с тем временем только то, что перед нами промелькнули несколько обгоревших БМПешек и множество расстрелянных, взорванных и сгоревших современных легковых автомобилей, среди которых более преобладали почему-то «Нивы». Кругом стояла тошнотворная гарь, перемешанная с каким-то звериным чувством крови… и битое стекло, много битого стекла, звук и скрежет которого был на каждом шагу. Эти первоначальные и шокирующие виды войны мне долго потом снились, приходя оттуда издалека и бередя мне душу своей безумной безысходностью, так и оставшейся почему-то где-то в глубине, в самом сердце, как незаживающая и саднящая рана.

И я вдруг вспомнил слова одного раненого бойца в госпитале, который мы навещали, он говорил, что за первые три дня столько было убитых и раненых, что многие просто по-настоящему сходили с ума, начинали выть, как волки и биться головой об стенку, как загнанные зверюги. Природно в людях просыпалось действительно что-то звериное! А всматриваясь здесь в лица этих простых российских ребят, вчерашних пацанов, но уже обожженных злобным и беспощадным пламенем войны, я понимал трагичность происходящего, что вот кто-то из них уже никогда не вернётся домой, а кто-то вернётся, но инвалидом. О себе в это время сам как-то не задумывался, а в дальнейшем в реабилитационном центре подмосковья мне один военный врач и психолог сказал, что это нормальное состояние человека, реально вдруг попавшего в экстремальную ситуацию, где всё направленно на выживание подсознательно. Ты можешь видеть горе других, сопереживать и только потом при прохождении некоторого времени начинаешь сознавать значение опасности, которая была перед тобой.

То, что пытались смягчающе говорить здесь дома, там виделось совсем в другом ракурсе. Перед нами были и обезглавленные трупы, лежащие на улицах города, головами которых «чехи» играли в футбол, и распятые на столбах воины, тоже обезглавленные и с табличками на шее, отражающие их принадлежность к той или иной структуре воинских подразделений. Картины как из фашистского прошлого той войны и в это увиденное первоначально не хотелось верить, но оно было, и оно рвало душу каждому, выворачивало наизнанку, независимо от ранга и возраста! Тот, кто это пережил, никогда уже не будет жить успокоено и ровно, потому что судьба его вывела совсем на другие рубежи восприятия и видения мира. И именно там я первый раз встретился с Александром, ставшим мне потом на все оставшиеся годы лучшим моим другом, или как он говорил карефаном. Мы в дальнейшем потом часто вспоминали эту нашу встречу в тех далёких теперь годах.

Из «пещерной темноты» этого разбитого дома показался боец, мощного богатырского телосложения, чёрный как шахтёр, улыбаясь и сверкая зубами, которые были как-то неестественно белыми, и проговорил, ловко перепрыгивая через обломки стены:
«Ну, что негры, не устали ещё упираться и противостоять тёмным мировым силам зла, чертям кавказским в это нелёгкое для нашей страны время?» И при этом, смачно выругавшись трёхэтажным матом, он захохотал истерически, как бы пугая всех и специально шепелявя, запел знакомую с советских времён песню «Как прекрасен этот мир»! Чувствовался в его словах и самой песне и прикол, и ирония, того и гляди сейчас затанцует, подумалось мне.