Теща

                Изабелле Семеновне Г.

                «Ибо много жертвенников настроил Ефрем для греха
                – ко греху послужили ему эти жертвенники.»
                (Ос. 8:11)

17

В УВД области Нэльку держали почти пять часов.
Я до последнего момента надеялся, что ее забрали по ошибке, стоял в неположенном месте и ждал, что вот-вот зеркальная дверь распахнется, она выйдет, я быстро подъеду, заберу и увезу ее отсюда.
Что мы невесело посмеемся над безупречной работой российской милиции и я повезу ее в диспансер - мыться и переодеваться на операцию, которую не успела начать весьма средненькая хирургиня Люция Деревянкина, которую по телефону, согласно врачебной традиции, Нэлька называла по отчеству.
Во всем отделении действительно серьезным хирургом, кроме моей жены, был лишь Рауф Хазиахметов, но у него всегда стояли свои операции во второй операционной.
Утренний кошмар не мог продолжаться слишком долго. Он должен был рассеяться. Ведь ничего такого не имело права происходить с моей женой, с нами, с нашей семьей.
Дверь в самом деле распахнулась почти сразу – из нее вышел лейтенант в портупее, запрыгнул в кабину, желтый воронок моргнул левым и отъехал. Я понял, что эти люди просто доставили Нэльку сюда, а теперь поехали дальше - забирать кого-то следующего по списку.
Вломившись к нам, лейтенант блефовал: о нас он ничего не знал, ни во что не вникал, даже редкое имя моей жены перепутал, прочитал как распространенное в здешних местах татарское. Он был безразличным исполнителем - ему дали бумажку и он выполнил задание.
Холодная машина провернулась на пол-оборота, крайнее колесико затащило Нэльку вглубь, теперь ее подцепило следующее и потащило дальше.
Стоять и ждать тут не имело смысла.
Ближайшее место разрешенной стоянки находилось чуть выше по Коммунистической - за углом направо.
Проехать мне пришлось далеко; «Мерседес» я сумел приткнуть лишь там, где к бывшему публичному дому примыкал бывший Ленинский райком ВЛКСМ.
 Именно там за год до начала начал с Ириной Сергеевной меня приняли в комсомол – поставили «плюс», спросив лишь год его образования. Это я помнил: числом «19» начинался век, к нему следовало приписать то же и отнять единицу. Других требовали перечислить ордена комсомола, им было труднее. Но все равно принимали всех; Дербак носился по коридорам с комсомольским значком, а у Белопухова на черном костюме сверкал даже какой-то особо изящный.
Парковка – не параллельно и не перпендикулярно поребрику, а наискось, между бортами соседних машин и носом между лип на краю тротуара - заняла достаточно времени. Встав аккуратно, заглушив двигатель и поставив коробку на скорость: о ручном тормозе на убитых иномарках никто не вспоминал - я подумал, что Нэльку могли уже отпустить.
Приоткрыв дверцу и боком выскользнув в щель, я поспешил к УВД.
Но, выбежав из-за угла, на улице Ленина я Нэльки не увидел.
Она, конечно, могла давно выйти, решить, что я уехал в институт и добираться в онкологию сама.
Но я сразу отмел ту мысль: зловещее здание милиции не располагало к надежде на саморазрешение проблем.
Ожидание прибавило мне злой решимости – я поднялся на крыльцо и вошел внутрь.
За входным тамбуром открывалось узкое пространство, вытянувшееся вдоль стеклянного фасада. В этом тоскливом аквариуме безмолвно переминались тусклые люди, над ними возвышались какие-то рожи в погонах.
Впрочем, то еще были лица. Рожи я увидел спустя десять лет в участке, куда меня вызвали для корректировки показаний о соседях-наркоманах. Милиционеры были просто уродами, нынешние полицейские – это наделенные властью уголовники.
 Около турникета в прозрачной будке сидел сержант – такой же собранный и такой же равнодушный, как лейтенант, забравший Нэльку.
Я сказал, что у меня без объяснений арестовали жену и я хочу выяснить, в чем дело и где она сейчас.
Сержант достаточно вежливо ответил, что если привели сюда, то не арестовали, а доставили для дачи показаний, арестованных провозят на территорию, но куда и зачем ее доставили, он сказать не может.
На мой вопрос, кто может, дежурный сказал, что есть список телефонов, по которым существует внешняя связь с отделами, но он находится не здесь, а в справочном бюро; здесь ждут сотрудников, которые спускаются из своих кабинетов по договоренности. А договориться можно тоже из справочного бюро, если вопрос допускает.
Механизм провернулся еще на оборот, Нэльку затянуло еще глубже, утащило еще дальше от меня.
Справочное бюро находилось в мрачной подворотне, дверь туда открывалась в стене под переходом из нового здание в старое.
Там было чисто, но железные ворота, куда тихо въехал фургон – тоже с зарешеченными окнами, только большой и серый – наводили на совсем нехорошие мысли.
В крошечной каморке без окон имелась амбразура с надписью «БЮРО ПРОПУСКОВ» на противоположной стене висели три нечистых телефонных аппарата.
Над ними белел большой лист со списком телефонов - комбинаций из четырех цифр с дефисом между парами. Какие-то мужчины и женщины, стертые до неразличимости черт, толпились по кругу: куда-то звонили, отходили в сторону, потом звонили опять и снова отходили - и это еще больше напоминало кошмарный сон, куда я - доктор наук, профессор и академический завсектором - попал по нелепой случайности.
Здесь невыносимо пахло тоской и тюрьмой, я сразу понял, что дозвониться никуда нельзя - да я и не знал, куда именно мне нужно звонить.
Единственный раз в жизни я нашел себя в такой растерянности, что не знал, что делать, пришел в отчаяние и руки мои опустились.
Я вышел из справочной и снова поднялся к сержанту, поскольку опять подумал, что жену все-таки могли уже выпустить.
Тот был не злодеем, а всего лишь дежурным исполнителем, по описанию сразу вспомнил Нэльку и сказал, что не может ничем помочь, не зная, куда ее провели, но назад она еще не возвращалась.
Поблагодарив его, я вышел на волю.
Разгорался день.
Из подворотни дома, соседнего со зданием УВД, несло мочой: во дворе находился единственный в городе общественный туалет, оставшийся бесплатным – жуткое строение, где не хватало лишь Дербака с разрисованным членом. Туда забегали по нужде любого рода случайные прохожие, приходили и специально из соседних кварталов. От туалета разило на полквартала, наверняка его богатая вонь достигала и милицейских кабинетов.
Я отошел, встал около проезда под переход. На меня покосился милиционер, который прохаживался с видом ответственного за впуск и выпуск фургонов с арестованными.
В хорошем костюме, белой рубашке и при галстуке, но с небритой физиономией, я наверняка казался подозрительным.
Но страж ворот ко мне не подошел; видимо, все-таки на бандита я еще не тянул.
Быстро становилось жарко.
В пиджаке мне сделалось некомфортно, но идти за угол к машине, чтобы оставить его там, я опасался, боясь пропустить Нэльку, и терпел.
Противоположная сторона улицы Ленина таяла в тени. На углу с бывшей Сталина возвышался главпочтамт – жуткая в гробовой помпезности постройка тридцатых годов - рядом с ним стояло длинное, ощерившееся окнами-бойницами здание АТС «22-24».
Над первым этажом там выступал балкон во всю длину фасада, под ним образовалось нечто вроде итальянской уличной галереи. Слепые окна были украшены работами местного фотографа – большими, цветными и очень яркими.
Я видел памятник «Без пяти семь», двойной автомобильный мост –куда менее выразительный, чем на картине у Бурзянцева – панорамы улиц города, единственного на тот момент проспекта, носящего имя Октября, дымные силуэты нефтехимзаводов, какие-то народные гуляния с флажками, не имеющие ко мне отношения.
Я стоял, физически ощущая спиной злобную громаду УВД, где сейчас немытые типы с серыми погонами допрашивали мою безвинную жену, смотрел через улицу на беззаботный вернисаж, и чувствовал, как во мне закипает холодная белая ненависть.
Причем вполне конкретная.
Я стоял и думал, что окажись тут сейчас фотограф, нащелкавший виды и хепенинги, которые пестрели в прохладной галерее – я взял бы его за шиворот, затащил туда и разбил его головой первую витрину. Потом вторую, третью, четвертую – пока не изничтожил бы все без остатка, но все равно не достиг нужной степени удовлетворения.
Этот фотожурналист не сделал мне ничего плохого – но и моя жена не сделала ничего противозаконного, и мне было все равно, на ком выместить злобу, от которой у меня уже плыло в глазах.
Время шло, в какой-то момент я сообразил, что меня нет в Институте и никто не знает, почему. Стоило позвонить в приемную директора и сообщить Тутые Гиниятовне, что меня сегодня не будет долго, возможно – не будет вообще. Наболтать что угодно, хоть придумать пожар в доме: причина не имела значения, завсекторами пользовались всеми благами свободы, информация требовалась лишь на тот случай, если меня станет искать кто-то по важному делу со стороны.
Можно было позвонить и Закиру Шайгарданову – ему вообще сказать все как есть, он отличался понятливой немногословностью.
Но эта сторона улицы была чистой, как совесть советского милиционера, телефонные будки – целых двенадцать штук – стояли на противоположной, у пристроя между почтамтом и АТС. Я подумал, что если пойду туда, то Нэльку увижу и перебегу обратно, но выйти из застенков и не увидеть в тот же миг родное лицо станет для нее продолжением шока.
И звонить я не пошел - решил, что Институт математики сегодня проживет без меня.
Время остановилось, я пропускал его через себя, не ощущая минут и часов.
Между лопаток у меня тек нехороший пот, мне было жарко и некомфортно от своей небритости, от того, что утром не успел принять душ. К тому же я не успел выпить кофе, не говоря о том, чтобы съесть бутерброд с сыром, у меня сосало под ложечкой и резало в желудке от нервного голода. И хотелось в туалет, но и туда я боялся отлучаться с поста.
Я стоял и стоял, как мальчишка-часовой из рассказа Пантелеева – только если того томила химера пионерской «чести», то я ждал свою единственную на свете жену.
Через час или два напряженного до звона в ушах ожидания я понял, что ненавижу весь белый свет.
В раннем детстве я имел в характере некоторую дозу воинственности.
Древние римляне, которые ставили у ложа роженицы воина с сапожной щеткой на шлеме, чтобы мальчик по появлении из материнской утробы первым делом коснулся меча, были в определенной степени правы. Человек – кровожадный хищник, любой мужчина должен уметь убивать себе подобных, это закон природы.
Так и я, еще не слишком уверенно читая, просматривал в дедовой БСЭ статьи с рисунками самолетов, танков, пистолетов и всего прочего, связанного с оружием как таковым. Правда, подростком я прозрел и фильмов про войну, которыми были заполнены все советские экраны, не любил, о том уже говорил.
Сейчас я военных не считаю за людей – вижу в них вредных дармоедов, которые в мирное время только маршируют на деньги налогоплательщиков да спят с чужими женами, а в военное гонят умирать подневольных солдат и зарабатывают себе звезды на погоны и побрякушки на грудь.
Любая война вредна, она приносит пользу лишь политикам и генералам. Но любой народ – это стадо баранов, которое по первому призыву идет с песнями проливать чужую кровь вместо того, чтобы перебить собственных политиков и собственных генералов.
Но это вспомнилось сейчас чисто философически, в тот день я думал о другом.
Презирая военных как таковых, я все-таки имею офицерское звание и умею обращаться с оружием, поскольку в университете проходил военные сборы.
Наши лагеря под Тоцком находились в расположении настоящей войсковой части, параллельно с нашими учениями там шла обычная «срочная» служба. Однажды на полигоне, где студентам выдавали по десять патронов для АКМ, я видел, как солдаты стреляют из гранатомета.
И сейчас мне захотелось иметь и автомат и гранатомет.
С оружием в руках я бы разнес сначала портал, потом вахту с вежливым сержантом, потом забросал гранатами прочих. Перебил бы всех, расстрелял очередями каждого, кто попадется на пути, нашел кабинет, где допрашивают Нэльку, освободил ее, потом мы бы сели в мой старый «Мерседес», поднялись бы над кварталом и сбросили фугасную бомбу, превратили УВД области в осколок Луны.
Меня не волновал тот факт, что, возможно, эти милиционеры иногда расправлялись с настоящими преступниками.
Они обидели мою жену – и за это я бы стер их с лица Земли.


               
*******************************************
ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ.

Полный текст можно приобрести у автора –

обращайтесь по адресу victor_ulin@mail.ru

*********************
АННОТАЦИЯ

Потрясающий неприкрытой искренностью рассказ о чувственном взрослении мальчика, родившегося в СССР. Судьба человека, пронесшего сквозь годы привязанность к своей первой женщине, не раз поддерживавшей его на опасных поворотах. На протяжении тридцати пяти лет мы видим эволюцию его жизни, вместе переживаем и вместе радуемся. История героя нетипична, но реальна, персонажи являются отражением советского времени в личностях, не желающих мириться с повседневностью.

******************************************

               
                2009-2019 г.г.


© Виктор Улин 2019 г.
© Виктор Улин 2023 г. – дизайн обложки.

http://ridero.ru/books/tesha_1/

790 стр.

Аудиокнига (20 ч. 18 мин.) доступна напрямую от меня.