Поэт и гений

   Когда опустела бутылка сухого вина, разговор от политики перешёл на поэзию. Мой сосед писал стихи. Чаще не свои. На этом основании считал себя знатоком жанра.

   Выслушав его вступительное слово, закончившееся глубокой мыслью: - А впрочем, всё дерьмо! - задал ему вопрос: - А у кого из современных поэтов ты Иван Петрович готов учиться мастерству?.

    Прозвучал лаконичный ответ:  - Все дерьмо! Затем визави «повысил градус» и после двух стопок водки перешёл к любимой теме «Я. И другие гении». Первым, или точнее вторым, после неизменного «я» обычно назывался Вильям наш Шекспир. Затем шёл  Пушкин. До Лермонтова дело редко доходило. Поскольку в тот момент, когда вдруг выяснялось, что и «наше всё» не такой уж и великий, в сравнении с Петровичем, входила могучая супруга «альфа- гения» и, сграбастав его под мышку, в абсолютной тишине, торжественно уносила в опочивальню.

   Задал себе тот же вопрос: - Кто для тебя Мастер поэзии?

   Перебрал в уме и в библиотеке сотни поэтов, погрузился во «всемирную паутину» и сформулировал критерии оценки поэтического мастерства. Они субъективны. И могут в любой день измениться. Но для меня они пока таковы.

   Заходя в поисковую систему Интернета, и делая конкретный запрос, мы получаем иногда краткие, а чаще всего пространные ответы. Да ещё и в тысячах вариантов. Разумеется, такая ситуация не устраивает. Зачастую расстраивает. И даже бесит.

   Как известно «поэт в России больше, чем поэт» и мне как читателю хотелось бы, задав ему мучащий меня вопрос из серии «о главном», получить точный, лаконичный, и одновременно ёмкий, глубокий по смыслу, красивый ответ.

   После долгих поисков кандидатов, горячих споров и обсуждений с самим собой, в голове сложился консенсус и «внутренняя конкурсная комиссия» зачитала результат: - Игорь Губерман!

   Обсудил это решение с неожиданно трезвым соседом. Реакция записного «ура-патриота» была предсказуемой: - Так он же в Израиле живёт! Как ты - русак, можешь выдвигать на столь почётное место не нашего человека?

    Ответил ему по пунктам.

   Во-первых, поэт мыслит и талантливо пишет по-русски. У талантливого человека грех не учиться. И не важно, где он живёт. Шекспира ты, Иван Петрович, уважаешь. И даже иногда кое-что одалживаешь.

    Во-вторых, если в патриотизме даже последний негодяй ещё может найти спасение, то в национализме, в любой его форме, ничего кроме гибели нет. Более убедительного примера, нежели нацистская Германия, привести нельзя. Твои и мои многочисленные родные погибли в войне против Зверя.  Что же они зря проливали свою кровь? Нет! Фашизм, в какие одежды бы он не рядился, омерзителен по своей сути.

    А уж нам, живущим в многонациональной семье рассуждать на темы неполноценности одних народов и превосходстве других, более чем не простительно.    Кстати, если человек и его предки в нескольких поколениях живут в России, думают и говорят по-русски, то куда их можно отнести: к русским евреям или евреям русского толка? Или всё же к россиянам? Вклад они делают в нашу культуру. Поэтому лично для меня проявления разума, порывов души, мудрости человека не имеют национальности. Так же впрочем, как и глупость, зло, ненависть и многие другие человеческие пороки.

   А насчёт отношения к нам пусть лучше скажет Игорь Губерман:

Я снял с себя российские вериги,
в еврейской я теперь сижу парилке,
но даже возвратясь к народу Книги,
по-прежнему люблю народ Бутылки.

    И, в-третьих. Предлагаю провести эксперимент. Ты задаёшь мне любой вопрос из тревожащих тебя, и если я не смогу на него ответить четверостишием («гариком») Губермана, то признаю свою неправоту.

     Ударили по рукам.

    - Настроение у меня хреновое! - молвил сосед.- Изводят мыслишки: зачем жил? Что скажет твой поэт?

    - Пожалуйста:

Бог молча ждет нас.
Боль в груди.
Туман. Укол. Кровать.
И жар тоски, что жил в кредит
и нечем отдавать.

   - Да. Неплохо! И про жар. И про долги. ...Хорошо! ..Пусть ответит мне: кто я по своей беспокойной натуре. Чего мне надо? Тем более, что я сам этого не знаю.

     - Слушай, Петрович:

А жизнь летит, и жить охота.
и слепо мечутся сердца
меж оптимизмом идиота
и пессимизмом мудреца.

    - Хм! А ведь правда! … Себя к мудрецам не отношу, но к происходящему вокруг отношусь с пессимизмом.  Хорошего не жду.

 - И об этом сказано у Губермана:

Мой воздух чист, и даль моя светла,
и с веком гармоничен я и дружен,
сегодня хороши мои дела,
а завтра они будут еще хуже.

    - А может быть, это старческое, Петрович? Поскольку:

  У старости есть мания страдать
в томительном полночном наваждении,
что попусту избыта  благодать,
полученная свыше при рождении.

    - Есть такая болезнь у меня. …Пусть твой израильский кумир объяснит мне следующий парадокс. Или это ощущение? Чем дольше живу, больше читаю и узнаю, тем меньше знаю.

   - Это не только про тебя, Петрович, но и про меня:

Учился, путешествовал, писал,
бывал и рыбаком, и карасем;
теперь я дилетант-универсал
и знаю ничего, но обо всем.

     - Зрит в корень! А о моей душе, что  он может сказать?

   - Все поэты только и делают, что о душе беседуют:

Душа не в теле обитает,
и это скоро обнаружат;
она вокруг него витает
и с ним то ссорится, то дружит.

   - Точно! Браво! Перейдём к непредсказуемой российской истории.

   - Пожалуйста:

Тянется, меняя имя автора,
вечная российская игра:
в прошлом  - ослепительное завтра,
в будущем- постыдное вчера.

   - И как продолжение:

Где лгут и себе и друг другу,
И память не служит уму,
История ходит по кругу
Из крови – по грязи – во тьму.

   - А что он говорит о наших «вождях»?

    - А то, что думает простой человек:

Слава Богу – лишен я резвости,
слава Богу – живу в безвестности;
активисты вчерашней мерзости –
нынче лидеры нашей честности.

    - Это так! Вчера активисты КПСС и ВЛКСМ.  А сегодня властители дум. К их числу  отнесены теперь и лицедеи из шоу-бизнеса. Осуждать их  бесполезно: больного цинизмом, взывая к его совести, излечить невозможно. …А о мельтешащих по телику «пикейных жилетах» есть «гарик»?

    - Непременно, Иван Петрович!

Опять полна гражданской страсти
толпа мыслителей лихих
и лижет ягодицы власти,
слегка покусывая их.

   - И ещё о них:

У России мыслительный бум
вдоль черты разрешенного круга,
и повсюду властители дум
льют помои на мысли друг друга.

    - Во как приложил! Как вспомню эти рожи, так или плеваться или выпить хочется. Может быть, на том свете от них отдохнём?

 - А если нет?
 
Суд земной и суд небесный-
вдруг окажутся похожи?
как боюсь, когда воскресну,
я увидеть те же рожи!

    - Нет! Не надо! Я даже в церковь готов ходить. Лишь бы хоть там, в загробном мире их не увидеть. Кстати, а что о кажущейся всеобщей  воцерковклённости  народа говорит твой мастер?

    - Есть ответ:

Жаждущих уверовать так много,
что во храмах тесно стало вновь,
там через обряды ищут Бога
как через соитие – любовь.

    - Всё правильно! …А про мою супругу есть у него что-нибудь?  Ведь была когда-то любовь! Куда ж она делась-то?

   - Имеется версия:

За женщиной мы гонимся упорно,
азартом распаляя обожание,
но быстро стынут радости от формы,
и грустно проступает содержание.

    - Эх! Ядрёна-Матрёна! В самую точку попал! Уважаю!...Давай про моего важного  зятя. Кандидата каких-то там неестественных наук. Когда спрашиваю, что он открыл, плетёт какую-то чушь.  Да ты его сам знаешь!

    - О таких «подвижниках» следующий «гарик»: 

Он мало спал, не пил вино
и вкалывал, кряхтя,
Он овладел наукой, но
не сделал ей дитя.

    - А о наших правителях имеется резюме?

 - Их есть у нас. То бишь у Губермана:

Ты вождей наших, Боже, прости,
их легко, хлопотливых, понять:
им охота Россию спасти,
но при этом ничто не менять.

     - Последний вопрос и я признаю твою правоту. Почему народ-то у нас такой квёлый. В 1991 году все кричали о свободе. Где она?

    - Поэт предлагает свой вариант ответа. Прав ли он? Суди сам.

Не стоит наотмашь и с ходу
Россию судить и ругать:
Бог дал человеку свободу
и право ее отвергать.

    - Всё! Признаю! Ты в своём выборе прав. Поучусь-ка и я у Губермана. Дай мне книжку.

     На следующее утро со двора донёсся голос соседа. Он читал стихи приятелям-доминошникам. В них я узнал четверостишия Губермана.

     Через полчаса, спускаясь по лестнице, встретил одного из слушателей дворового поэта. Он поздоровался и удивлённо произнёс: – Петрович-то стихи научился писать! Да такие короткие! Но со смыслом! Не то, что раньше с лепестками и всякой хренью.
   
     В новогодние праздники сосед зашёл ко мне опохмелиться. После трёх рюмок громогласно анонсировал тему выступления: «Я, Время и Губерман».

     Увы! Стены панельных домов для звука препятствием не являются. На пороге возникла грозная соседка. Через две секунды она исполнила супружеский долг. Тело поэта в её руках не сопротивлялось.  И в абсолютном молчании было предано родной кровати.

***
   
P.S   Приведены стихи  Игоря Губермана из сборников «Камерные гарики» и «Иерусалимские Гарики».