Хранители времени Пролог - Глава 1

ХРАНИТЕЛИ ВРЕМЕНИ: НИ СЛОВА О ГЕРОЯХ.

Общеизвестно, что героями не рождаются, а становятся. Что для этого нужно? Всего-то: злобный тиран, волшебный медальон и Счастливое Стечение Обстоятельств. Первая, ожидая вас, вышивает крестиком и насаживает головы врагов на колья, второй вам коварно подбрасывают, на третье – просто везёт. Звезду на шею и Ключ в руки, друзья! Стена позади, но дорога впереди, удача ухмыляется вам, а боги сулят помочь советом, ибо хрупко равновесье сил, и руками Младших должна вершиться история.
А коль скоро судьба мира в ваших руках… не уроните её на пол!




Не любо – не слушай, а врать не мешай.
Народная мудрость


Пролог


Жил-был Мир.
Тихо плавал меж звёзд и галактик, а однажды взял, да и раздвои… нет, разчетвери… а, что там! размиллиардился.
Так появились параллельные миры. И ещё долго им светило солнце.
Но сменилось несколько эпох, возникла в мирах-близнецах жизнь, разумная и не слишком, и вдруг тени начали удлиняться. На изумленные миры обрушились град, мор, глад, Всемирный потоп, глобальное оледенение и другие неприятности, на которые так щедра природа. Бежать было некуда, но все бежали. Надеяться было не на что, но все надеялись. И воцарился хаос, и мрак окутал землю… Ну ё-моё, какой бог опять вырубил солнце?! Мы о героическом, а вы!.. Так лучше, спасибо.
И собрались Мудрые люди и нелюди Параземья на совет и держали его семь дней и семь ночей, а когда кончились водка, спирт и одеколон «Лесная вода», поняли , что виной всему – тот, Начальный Мир. Очень любил он своих детишек и делился с ними всем, что сам имел. Мама руку ушибёт, детки в гипсе лежат, у мамы насморк – у детишек малярия, дифтерия, атипичная пневмония… А в перспективе – полная дезинтеграция.
«Так вот где животное  зарыто!» - подумали Мудрые, быстренько переместились к Истоку  и…
Что они увидели и что при этом сказали, история умалчивает. Но нетрудно догадаться, что дело обстояло хуже некуда, и в руках у кучки ученых оказалась судьба миллиарда миров.
Им ужасно не хотелось быть крайними, но гибнуть не хотелось ещё больше. Задумались они ещё раз (ненадолго, сроки поджимали) и придумали программу спасения Истока миров сроком «вечность». В ней участвовал артефакт «Знак» и два героя. Знаку полагалось улавливать кризисы, опасности и всякие неприятности, героям – разрешать, помогать, защищать и спасать. Если на то будет их добрая воля.
А когда добровольцев нет, их всегда можно назначить.
Знак Мудрые создали с третьей попытки (случайно), героев добыли с десятой (повезло). Не теряя даром времени, разъяснили избранникам:
а) Родина на вас надеется!
б) Если что – конец света увидите из первого ряда.
И ушли не прощаясь.
Избранные воздели руки к небу!.. Небо притворилось, что не слышит.
Умирать им хотелось не больше, чем Мудрым. Они стиснули зубы и отправились в путь. А над миллиардом миров снова взошли солнца.
Пять тысячелетий Знак бросал героев в горячие точки. Уходили одни, на смену им призывали других. Пять тысяч лет они спасали Исток и свои жизни, а потом на помощь к ним пришла некая секретная организация .
Тени привычно удлинились.
НЕВАЖНОКТО внимательно изучили программу, выявили ошибки, учли возможные трудности, привлекли профессионалов… и, конечно, испортили всё, что могли.
Мир вприпрыжку помчался к пропасти, НЕВАЖНОКТО схватились за головы, Знак куда-то пропал…
Тут присказка кончается, а сказка начинается.


Глава 1. С корабля на бал.

Пастор: Господи, куда же я попал?
Барон: Вы попали в замечательный дом! Здесь весело!
«Тот самый Мюнхгаузен».

Вонючий синий дым ест глаза. Горят факелы, и в их неверном свете злобные маски, глядящие со стен, кажутся ещё злее и уродливее. С потолка свисает чучело крокодила, на полу светится кривобокая пентаграмма.
Комнату сию мой батя гордо именует «лабрадурей», а я ласково – «приютом чернокнижья». Здесь есть и склянки с зельями (в основном, на спирту), и шкафы с погрызенными свитками и древними книжищами (одну, с картинками, батя даже пролистал), и куб перегонный (незаменимая вещь в хозяйстве), и даже…
Тише. Вот оно!
Пентаграмма светится всё сильнее и сильнее, и вдруг ослепительно вспыхивает. В углах комнаты сгущаются тени, веет ледяным холодом Междумирья… и внутри сияющих линий возникают двое. Парень и девушка.
Он рыжий и босой, с мешковатой рубахи скалится жуткая харя. У неё (не у хари, у девушки) короткие ярко-лиловые волосы, веснушки, три серьги в левом ухе и пушистые тапки-зайчики.
- Драссь… - парень кивает бате, мне и почему-то маскам. В руке у него маленький черный ключик, знакомый каждому, кто хоть раз читал «Живые легенды». – Чё тут ваще? А?
Девушка дико озирается, зачем-то ероша и без того растрёпанные волосы. В её кулачке – не менее знакомая серебряная звезда.
- Вот это да, бать! – стараясь не таращиться на гостей, говорю я. – Неужто настоящие Хранители?
- Оба-на… - растерянно шепчет рыжий. Молодец парень, быстро смекает, одобряю я.
- Это сон, это просто дурной сон, - лепечет девушка и, обхватив голову руками, начинает раскачиваться взад-вперёд. Для эльфки уши у неё кругловаты. Может, дриада?
- А Знак? На Знак ихний поглянь, шелопут! – батя радостно потирает ладошки. – Он самый, не можно-то промашку дать!
- …ещё раз?
- Дык, вышло уж! Свезло!
- Дурням всегда везёт, - бормочу я, а батя сердечно – как он это понимает – улыбается чужакам. Отшатнувшись, парень… крестится?
- Изыди, нечистыя! – выпаливает он. Девушка перестает раскачиваться.
- Жаль, нет ружья, - задумчиво говорит она.

Саша:
Вот он я.
Александр Сергеевич собственной персоной.
Нет, я не Пушкин, я другой,
Стихов, увы, не сочиняю, дуэлей вовсе не люблю,
Но вот от «Шурика» - зверею. И без раздумий в нос даю.
Помимо звучного имени у меня куча достоинств. И всего один ма-а-алюсенький недостаток: скромность - в том смысле, что ею не страдаю. И никогда не страдал – если верить любимой старшей сестре. А ещё я хам, наглец и вредина – опять же, если верить Яночке. Умнейший, безумно симпатичный (говорил же, скромностью не страдаю), жутко обаятельный… и мне везёт! Почти всегда.
А иногда везет так, что мало не кажется.
Всё началось в пятницу. И была та пятница весенней и праздничной, потому что конец учебно-рабочей недели – праздник для всех и каждого. Солнышко пригревало, ручьи журчали, воробьи чирикали, я шёл домой в приподнятом настроении. Родители укатили на дачу, и только сестра Янина ждала дома привета, как соловей – лета. А ещё ждали борщок, пельмешки и верный друг-компьютер. Жизнь положительно улыбалась Александру Гордееву!
Мурлыча под нос веселенький мотивчик, я вышел из лифта, повернул ключ в замке и решительно распахнул дверь малогабаритного отчего дома. Но тут же, кашляя, отпрянул назад: в нос ударил такой ядрёный аромат лаванды, ванили и конопли, что потемнело в глазах и показалось, что кто-то со всего размаху врезал мне лопатой по лицу. Удача, заявив: «Хорошего понемножку, кто не спрятался – я не виновата», отвернулась решительно и надолго. В гости к нам пожаловал Мозоль.
Представьте себе рахитичное существо с вечно улыбающимся лицом индийской  болотной гадюки, интеллектом оладьи и феноменальной назойливостью. Представили? Это он и есть. Сёма Брыськин – пень ушастый, темнобес и просто редиска. Что хуже – он сестрин «друг с детства». Живёт рядом, сначала с Яной в один садик ходил, потом в одну школу, даже в институт за ней потащился, но – о, счастье! – провалился на экзаменах. А в гости, хотя его никогда не приглашали, ходит до сих пор. Трещит без умолка, советами сыплет направо и налево и достаёт всех, как та мозоль, что сидит на ноге: проку от неё никакого, а боль невыносимая.
Правда, сейчас его визиты – большая редкость. Потому что мне уже пятнадцать, я знаю каратэ, не люблю всё, что презираю, а что не люблю – уничтожаю.
Окна были плотно зашторены, из магнитофона неслись жуткие звуки, словно кто-то вживую распиливал кошку. Сестра с тоскливым выражением лица сидела на диване, а некий глист в скафандре прыгал по комнате, размахивал смердящим фунтиком и призывал её «открыть карму» и «очистить чакры», не замечая ни Яниного стеклянного взгляда, ни открывшейся двери.
«Родина ждёт, а борщик стынет, - вздохнул я и скомандовал сам себе: - Вперёд».
Ботинки под вешалку, куртку на вешалку, рюкзак в шкаф, клюшку из шкафа и –
- Хаудуюдушеньки, Яна!.. Пшёл вон, Семён.
- Где тебя носило? – очнувшись, просияла Яночка. Она была очень мне рада, но, увы, Старшая Сестра - это диагноз, даже если она старше всего на пять лет.
- Кхе… те… пе… - забуксовал Сёмка, с опаской косясь на клюшку.
- Сёма, Сёма, Сёма… - я похлопал Сёмку по плечу. – Как дела? Надеюсь, плохо? Всё ещё человек «без определённых занятий»?
- Главное, чтобы карма была в порядке, а занятие я найду… когда захочу! – вспетушился Сёмчик, продолжая отравлять воздух благовониями.
- А выход тоже сам найдёшь или помочь, показать? – я похлопал Сёмку по спине. – Шевели чакрами, харя Рама, пока в нирвану не настучали. Сгинь-рассыпься. Изыди, сатана.
- Чего?
- Уже ничего…
Следующая сцена пропущена по причине её крайней жестокости и обилия нецензурных выражений. Послушайте лучше анекдот!
…Макаров пытается обойти Свенсона, но Свенсон Макарову явно не по зубам… А вот Макаров Свенсону – по зубам! По шее, вот и клюшка пошла в ход!..
- Я ещё вернууусь! – пискляво посулил обиженный и оскорбленный, вываливаясь за порог вместе с фунтиком.
- Будем ждать, роняя слёзы!.. Пришёл, увидел, дал в пятак… - я захлопнул дверь, перевёл дух и сложил оружие. Вернее, отложил – оно ещё могло пригодиться.
Секунду Яна смотрела на меня. Потом сказала:
- Спасибо, Саша. Братик.
- Всегда пожа-а?.. – Я недоуменно нахмурился. Что это, глюк? Меня, жалкого клопа, поблагодарили?
- Ты такой молодец! Просто спас меня… ты на кого похож?
Другое дело, ободрился я, узнаю сестричку. Только что ей не нравится? Светлые джинсы, черная футболка с Траллом на груди и надписью «Варкрафт – жжот!» на спине или зелёные (ыыххх, а вот нюхать не надо было) носки?
- И футболку снимай! – потребовала сестра.
- Она же не пахнет почти…
- А ты знаешь, который сейчас час?
- Э?
Не пасуя перед метро в час пик, пьяными козлами из подворотни и прочими городскими ужасами, перед лицом женской логики я всегда терялся самым позорным образом. А данному образцу прямая дорога была в Эрмитаж, под стекло, или сразу в Кунсткамеру. Чтобы профессора рассматривали, изучали, а простые люди – знали: и так бывает!
- Пять! Где ты был?
- Пиво пил, - шутканул я.
- Что? – сестра медленно встала. – Повтори-ка.
Надо сказать, что в отличие от обычных людей, которые обходятся одним плохим настроением, у Януси их целых двадцать. От учтиво-вежливого «Ах, вот как?..» до смертоносно-разрушительного «Села ведьма на метлу». «Повтори-ка» - всего лишь номер пятый. Громко, но не больно.
Мы напряглись, словно два игрока в американский футбол: Яна прикидывала, как половчее ухватить меня за ухо и какими словами при этом назвать, я – как быстрее добежать до кухни (есть очень хотелось). И тут в дверь позвонил…
Вы знали!!!
- Эй! Э-эй! Это я! Я пришёл! Откройте, а? Я у вас медальон обронил! Верните, а? Пожа-а-алуйста! Это семейная реликвия! Ну, пожа-а-алуйста, чего вам стоит? И я сразу уйду. Правда-правда!
Поверить Сёмке? Да ни за что!
И мы начали искать.
Вернее, разом опустили головы, столкнулись лбами - уй, ну и твёрдые же черепа у старших сестёр! - и увидели его.
Скажу честно, в антиквариате я разбираюсь, как Пятачок в авокадо, но этот медальон на ветхом кожаном шнурке выглядел просто до неприличия древним. Многолучевая звезда из серебра с чернью, по краю вьётся ниточка затейливых письмен вроде арабской вязи или древних рун, в центре странная гравировка – развёрнутая ладонь, а над ней изогнутый меч, короткое копьё и лук со стрелой на тетиве. Картинки крохотные, не больше ногтя, но работа удивительно тонкая – видны даже щербинки на клинке меча и каждый волосок в оперении стрелы.
Сквозь дырочку в шторе в комнату проник нахальный солнечный луч, и золотой блик пробежал по линиям гравировки. Засветилось копье, лук блеснул капелькой ртути, неожиданно ярко, остро сверкнул меч… Р-раз! Янина рука метнулась вперёд, как атакующая змея, и в тот же миг мои пальцы в мертвой хватке сомкнулись на холодном металле. Не дам, я первый увидел, дайсюдадайсюдадайсюдадай!..
«Дневной дозор». Егор и Светлана делят Антона Городецкого. Упрямое сопение с одной стороны, не менее упрямое кряхтение – с другой. Громкий треск подобен разрыву гранаты, сердце ёкает: «Сломали!!!» - и мы кубарем летим в разные стороны. Разжимаю ладонь – в руке маленький чёрный ключ. Он горячий, словно уголёк, на нём письмена, как на звезде, и похожая гравировка, но над ладонью – лист, глаз и солнце.
Я рассеянно потёр переносицу. «Хмм, забавно. А что по УК за вандализм полагается? Штраф, срок или исправительные работы?»
Убийственный взгляд, который наградила меня Яна, стиснувшая звезду в кулаке, стоило увековечить в мраморе. На худой конец, в гипсе. Не выдержав, я потупился и виновато поскрёб ногой ковёр.
- Прячь! – неожиданно выпалила сестра. – В карман, живо! А этому хмырю, - кивок в сторону двери, - скажем, что всё так и было.
Она у меня хорошая…
- Не стой дубом, помоги! – ведьмуська капризно протянула руки.
…когда спит носом к стенке!
Я помог ей встать, поднял голову… и замер.
Пламя факелов осветило серые каменные стены и потрепанного крокодила, свисающего с потолка, отразилось в пузатых боках колб и реторт, выстроившихся на длинном лабораторном столе. Что-то громко булькнуло в большом стеклянном чане, и лопоухий мальчишка кинулся закручивать вентиль, а лысый толстяк с выпученными глазами и откровенно жабьим лицом шагнул к нам, приветственно помахивая пухленькой ручкой. Оба были костюмированы в лучших традициях средних веков.
- Япона мать! – выдавил я, ошалело переводя взгляд с одного алхимика на другого. В голову робко постучалась мысль («Ноги босые, пол ледяной, определённо, это не сон»), но я не открыл, и она ушла.
Что за ******? – категорично высказалась Яна и без развития темы уплыла в астрал.
- И вам день добрый! – прогудел толстяк, растягивая в улыбке огромный жабий рот. Взгляд его был по-прапорщицки прям и так же свободен от умственных усилий. «Дебил», - без колебаний постановил я. – Мы есть герцог Пустоземный Закруженный! Прозываемся Джабос де Вил Непко… непокле… непокобели… Великий!
- Идио де Вил, их сын, - закончив возиться с чаном, кивнул мальчишка. Из краника в подставленную колбу капала бесцветная жидкость со знакомым запахом. Неплохого качества, кстати. – Добро пожаловать в замок Дуремор. Призвал вас батя, его и благодарите. Кого бить – тоже знаете.
- Ыхы, ыхы! – жабохряк снова заухмылялся. Я с трудом подавил острое и совершенно необъяснимое желание проломить ему череп. – Это я могучие чары сотворил! Я векторы вышшытал! Я вас сюды тлепроти… трегреси… приташшыл!..

Психиатрическая больница. Белые стены, белые потолки. Решетки на окнах. Дикое лохматое существо в смирительной рубашке раскачивается взад и вперед на кровати, нудно талдыча, что в его квартире – выход в другое измерение. «Фентэзийная псевдошизофрения. Очень, очень тяжелый случай», - поясняет седой профессор группе практикантов…

Картина, которую нарисовало воображение, мне совсем не понравилась. Но гораздо больше мне не нравилась картина, которую я видел перед собой. Ещё можно допустить, что чья-то наука намного опередила нашу в области квантовой физики (дымящаяся пентаграмма, самогонный аппарат, опять же, крокодил… м-дя…), и мы – всего лишь жертвы неудачного эксперимента. Но телепортация без телепорта? Без сияющего тоннеля, полёта сквозь черную бездну, без вспышки света, наконец? Чушь собачья! Elkhar glief a’ro nei!.. И на каком языке я только что подумал?
«Вот так и сходят с ума, - печально подвёл я черту. – Крышу срывает, весь верхний этаж сползает и фундамент трескается. Что скалишься, рептилия, не видишь, я в печали?.. Электрошоком тут явно не обойтись, потребуется интенсивная терапия. Но ничего, годика через два-три обратно стану человеком… Сто-оп, слезай, приехали! Три года без стрелялок и бродилок? Без гарпий, троллей, рэйтов , мантикор и прочих тварей? Я ж с ума сойду!!! Сваливать отсюда надо. Быстро. Только тапки у кого-нибудь стрельнуть, а то копытца уже к полу примерзают…»
-Погодьте-ка, погодьте… - герцог вытащил из кармана мантии круглые очочки, нацепил на нос («Жабохряк в очках! Убейте меня кто-нибудь!» - взмолился я) и, подслеповато щурясь, уставился на нас. – Батюшки-зверушки, ну и заморыши!!! Тощие, квёлые, в чем жизень тока держицца! А девка – тьфу ты, кошка драная, ин подержацца-та не за шта! Ни кожи, ни рожи, ни переду, ни заду, одни веснухи…
«Ну вот, сказал, как будто пукнул, - констатировал я. – Ой, чё щас бу… Ну не Дебил?»
Яна подпрыгнула так, словно её ужалила сколопендра.
- Чё?!! - Именно с этого сакраментального вопроса и начинались, по словам историков, самые разрушительные войны в истории человечества. – Чё сказа-а-ал??!! На кого батон крошишь, пузырь?! Список потерял, кого бояться надо? Ща как пну, пузо из затылка выскочит!
Мама недаром говорит: «На Яну где сядешь, там и слезешь». А тётя Глуша, в которой пробивной силы больше, чем в роте армейского спецназа, добавляет: «Бисова дивчина! Вражину порвэ як Тузык грэлку!» Яна – человек мирный и спокойный, но в гневе она, выражаясь культурно, карачун, болотный газ, БТР, звездец, атас. Под руку ей лучше не попадаться – зашибет. Потом, правда, будет извиняться, но фингал-то никуда не денется.
; Мнеее… - бестолково проблеял Дебил, пока сестрёнка оглядывалась в поисках чего-нибудь поувесистей, и сделал неуверенный шажок к двери.
Идио пододвинул табуретку, достал из кармана семечки и занял место в первом ряду. Я сунул нос в одну интересную склянку, взболтал… Нитроглицерин, заключил уверенно и с уважением отставил колбу. В перегонном аппарате сосредоточенно булькала какая-то зелёнка и плавали длинные водоросли, похожие на крысиные хвосты, а из краника продолжал капать С2H5OH, спирт этиловый. Учтивый вопрос по поводу исходного материала был герцогом нагло проигнорирован. Хотя, может быть, следовало сказать не «Эй, бородавочник, из чего гоним?», а как-то иначе?
; Не врубаешься, студень? – почти ласково пропела Януся, наступая на толстяка, как танк Т-34. – Да и как врубиться, когда голова пустая! Или там кость сплошная? Дай постучать!
; Эт ты… эт… ну… отрыщь! – кудахнул герцог, прячась от Яны за столом.–  Ну, девка!.. Ну ты… эт… как его… ваще! Лет тебе скока, э? Тыщонку, поди, разменяла?
; Мне двадцать… лет, –  Янино настроение упало на три пункта, челюсть Дебила упала на грудь.
; Так вы что, ЛЮДИ?! – Идио грохнулся на пол, сломав табуретку. – С такими… лиловыми?! Выходит, настоящие ХВ… не сказки из детских пергаментов?.. Батя, спаси-и-бо!!! – он подорвался с места и кинул отцу… я бы сказал, на шею, если б она у герцога была. – Тухляк тебе теперь… но всё равно, спасибо!!!!!
; Пшёл вон, щенок! – взвыл Дебил, грубо отпихивая сына. – Ты знал, что так будет! Зна-ал! Ббыр ыж хроф’цуко!!! Где ерои хоробрые, боевитые? На кой ляд мне ребятёнки сопливые?
; Ты к-к-кого назвал сопляком, жиртрест?! – оскорбился я и угрожающе взмахнул колбой. Жидкость выплеснулась на пол, весело пузырясь. «Хорошая кислота, - мимоходом отметил я, - камень разъедает». – Хорёк гиппотамообразный! Ян, ты слышала, нет? А ну иди… иди сюда…
Взятый в клещи герцог (с одной стороны я с колбой, с другой Яна – с гневным прищуром и тяжелой рукой) взвизгнул, как бензопила «Дружба», встретившая на своем пути смертельный гвоздь, и пошёл на прорыв. Но брюхо значительно ограничивало обзор, потому маленького выступа каменной плиты жабохряк попросту не заметил. От гулкого «БЫДЫЩЬ!» стены содрогнулись, шкафы закачались, колбы зазвенели, и одна даже разбилось, а ведро с водой опрокинулось мне на голову. Ледяной ливень на миг оглушил и ослепил, но дара речи не лишил, и, хватая воздух ртом, я закричал… вернее, заорал что-то про дебила, который взгромоздил ведро на шкаф.
; И кто этот … (изъято цензурой)?????!!!!!!
; И кто я опосля энтого?! – прорыдал Дебил. («Олух», - заботливо подсказал сын). - Надыть было в чарованье треклятое сувацца?! Чево за ради? Она за бошки энти тышши не даст!.. – Он потёр лысину и с трудом поднялся. - Ну-тка, хотя б погляжу, как из их жилы тянуть станут да угольями жечь почнут, да как кровушка тёплая бечь будет, гы-гы! Стррра-ажжж…
Яна подняла ведро и сплющила его о макушку герцога.

Яна:
Пару секунд я медленно поворачивала голову из стороны в сторону, силясь понять, что это за комнатка величиной с нашу квартиру и куда, черт возьми, подевались окна. Каменные стены, каменный потолок, каменный пол, огромная, обитая железом дверь, обстановка точь-в-точь как в средневековой лаборатории. Шкафы ломятся от пыльных томов и заплесневелых пергаментов, на столе теснятся колбы и реторты с реактивами, шуршит песок в песочных часах, в перегонном кубе что-то пузырится, булькает, а с потолка, где вообще-то положено висеть люстре, ухмыляется во всю зубастую пасть здоровенный крокодил.
Я зажмурилась, надеясь, что мираж исчезнет. Медленно приоткрыла один глаз – крокодил нахально скалился с потолка, и не думая исчезать. Вывод навязывался сам собой: острая форма галлюцинаторного бреда. Или дурной сон. Да, сон. Сейчас я проснусь, надо только ущипнуть себя побольнее. Раз, два, три, конец игры…
«Взрослая девица, а туда же! – рассмеялся где-то внутри ехидный голосок. – Сон, бред, глюки, не может быть… Ты ведь прекрасно понимаешь, что с тобой случилось! Подсказать? Ладушки. Пентаграмма. Колдовство. Параллельные миры. Только давай без обмороков, это так негигиенично!»
Почему-то в кино герои всегда сохраняют хладнокровие: этот мир, другой ли – им без разницы. Меч в руки, кобуру на пояс и айда спасать драконов от девиц. Но в реальности от такого перелёта только что мозги не вышибает. Ведь живёшь себе спокойно, никого не трогаешь, никому не мешаешь, и вдруг хватают тебя, швыряют неведомо куда – и всё. Ни дома, ни семьи, ни друзей: выплывай, как знаешь, дорогой товарищ.
Сделав несколько очень глубоких вдохов, я ещё раз оглянулась («Боже, кто этот омерзительный толстяк? Помесь бегемота с жабом!  В мозгу одна извилина и та прямая!.. Могучий маг?! Да чтоб мне сдохнуть…») и поняла: надо что-то делать. Поплакать? Не оценят. Истерику закатить, с катанием по полу, воплями и разбиванием посуды? А чёрт знает, что в этих колбах, отравлюсь ещё… Выход один: принять всё, как есть. Перемещение, комнату, крокодила, даже пузана в балахоне. Больше ничего не бояться и ничему не удивля… Чегооо??!! Какие головы? Какая стража?!  Ах ты, … … … (изъято цензурой)!..
Такое мое состояние Саша называет «села на метлу ведьмуся»  и, придумав себе кучу неотложных дел, немедленно сматывается. Ярость окрасила мир в багрово-алые тона. Уже ни о чём не думая, я схватила первое, что подвернулось под руку - пустое ведро, и со всей дури заехала Дебилу по башке. Звук был, словно треснула пополам здоровенная тыква. Ещё секунду герцог стоял, покачиваясь, точно подрубленный дуб, решающий, в какую сторону падать, а затем рухнул ничком на залитый водой пол.
; И не стыдно тебе? – с укором спросил братец, выжимая футболку. Я попыталась взять себя в руки, но в них уже было ведро, а чудище, притаившееся в груди, рычало и алкало крови. – Ян, я целых пять минут мечтал сплющить что-нибудь об эту репу!
; А я с детства, - признался Идио, восторженно глазея на меня. – Только ведёрко жалко, взяли б лучше кочергу! Она тяжелее, мигом мозги в порядок приводит.
Крепенький, упитанный, больше всего он походил на шустрого, деловитого воробья. Карие глаза плутовато поблескивали, пепельно-серые волосы вились мелкими бараньими кудряшками, оттопыренные уши алели, как звезды над Кремлем. На штанах темнели пятна от реактивов, рукав куртки был прожжен, пальцы заклеены чем-то вроде пластыря… Я посмотрела на брата. Снова на Идио. Родство душ было налицо.
; Пчхххи!!! – подтвердила «родственная душа». Колбы жалобно звякнули, откуда-то пополз мерзкий трупный запашок. Звезда потеплела и легонько шевельнулась в кулаке. Я машинально надела медальон, ещё не зная, что очень горько об этом пожалею, и полезла в карман за носовым платком: у братца их никогда не водилось. – Слышь, ведьмусь… пчххи! кочергу бери… пчххи! Да что такое?! – Саша возмущенно зафыркал, обнаружив в носу целую колонию наисвежайших соплей.
; Сколько раз просить, не называй меня так! – Ненавистная кличка царапнула слух. Чудище в груди довольно зарычало, и Саня проворно отшатнулся, не желая следующие несколько часов созерцать мир одним глазом.
Дверь вдруг распахнулась, врезавшись в стену со звуком, похожим на пушечный выстрел, и в комнату ввалились четыре лохматых чудища. Их когтистые лапы свисали ниже колен, а на раздувшихся мордах отчётливо проступали следы тления, бессмысленно-жадные глаза таращились из-под спутанных волос, с ощеренных клыков капала слюна. Я ни разу в жизни не видела упырей, да и не верила в них никогда, относя к области сказок и легенд, но это могли быть только У-ПЫ-РИ!
Внезапно я ощутила, что кто-то стоит у меня за спиной, хоть наверняка знала, что там глухая стена. Но чужая ладонь мягко опустилась на лицо, накрывая глаза, и… Дальше был провал.
Как утверждал Саша, упыри захрипели, облизнулись («Языки у них, Ян, длинные, синюшные… бе-е-е!..»), ринулись вперед («И представляешь, пялятся, как на мясной отдел в гастрономе! А что с меня взять-то? Кожа да кости!»), и тогда я («Заливаю? Заливаю? Да я сам офигел, если хочешь знать!»), вопя что-то вроде «Врешь, не возьмешь, ядрёна вошь!..», принялась колотить их изрядно помятым ведерком…
Очнулась я почему-то под столом. Упырей не было и в помине, в лаборатории пахло хвоей и паленой шерстью, Идио и Саша увлеченно разглядывали четыре горелых пятна на полу, причём последний то и дело хлюпал носом и оглушительно чихал. Ещё бы! Босые ноги и каменный пол в сочетании с мокрой одеждой гарантированно обеспечивают простуду даже в разгар лета.
; Мгновенный, беззольный распыл мёртвой плоти! Камень проплавлен на толщину пальца, занятно… Я взял драконью желчь и чешую цмока, а вы?
; Ниддо… пчххи! глицедид, – важно откликнулся Саня, не замечая, что семимильными шагами приближается к гаймориту и двусторонней пневмонии. – Даведдо при сбешедии вздывдая сида воздасдает… Ой, Яд! Жива? Давай сюда! Я дуд…
; Простудился? – ядовито поинтересовалась я.
; Кто? Я? Да я в жизди де бдостужался! – пробубнил Саша, сморкаясь в мой платок.
; Идио, водка есть? Тащи.
; Бидь? – с надеждой произнёс брат.
; Растираться, балда… Идио, тебе серой уши забило? Водку давай! И полотенце!
; А где я его возьму? – искренне удивился тот.
; Что?..
; Понял. Всё понял. Сейчас-сейчас, оно где-то тут было! – мальчишка кинулся к шкафам, порылся в одном, потом в другом и достал большую тёмную бутыль. Откупорив, придирчиво понюхал и протянул Саше. – Пейте! Лучшее средство от простуды на всем белом свете!
Вид зелья скрывало тёмное стекло, но запах мог свалить мамонта с двадцати шагов.
; Д-де хочу… - попытался увильнуть брат.
; Пейте-пейте! – настаивал Идио. – Этому рецепту двести лет, простуду как рукой снимает!.. А, вы думаете, я хочу вас отравить… - Он насупился, зажал нос и храбро отхлебнул из бутылки. – Ухххх! Б-б-батюшки мои зверушки, хорошо-то как! – Он отхлебнул ещё раз. – Ыххх! В-в-вот пробирает-то!.. Ну?
Саша хлюпнул носом и вздохнул.
; Ду, божет, да вкус лучше чеб да забах… - И он сделал маленький глоточек.
Каждый, кто хоть раз болел, знает: лекарства бывают полезные и противные. Причём чем они противней, тем полезней. Саня затрясся, хватая воздух ртом, лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом и позеленели, как трава «Канада Грин», от одежды повалил пар. Позже он признался, что ничего полезнее этой дряни (я цензурирую), в жизни не пробовал.
; Говорил же, как рукой снимает! – весело провозгласил Идио, осторожно вынимая бутыль из дрожащих рук пациента. – И одёжка просохла! А волосы пройдут. Наверное.
; Ннуу тты иии гхххааад… – Саня попытался придушить лекаря, но руки плохо его слушались.
; Всегда пожалуйста! Живы-здоровы, вот и ладно… Ой! Вы! Тут! А у нас!.. Я сейчас! Я быстренько! – Идио вскочил и заметался по комнате. Зачем-то оттащил отца к стенке и прикрыл пустым мешком. Затолкал в шкаф кипу рваных пергаментов. Кинул в камин обломки табуретки. Притащил нам два стульчика в виде песочных часов, чуть ли не силой усадил. Начал переставлять на столе колбы с пробирками и что-то разбил. Схватил тряпку и принялся вытирать пол…
И всё время говорил.
; А откуда вы пришли? А как ваш мир называется? Не думал, что батя сможет, живьем ему никто ещё не попадался… Зато вещей разных натаскал, интересных!.. Короля у нас нет, власти тоже, кроме Госпожи, но она далеко! Наш замок самый древний в Пустоземье… Закруженный? Всё левобережье Кружаны наше… почти всё, поэтому и «за». А ещё три деревни, два села, мельница, мост, клеверное поле и… За лес-то мы не ходим с той поры, как его маги… а у вас маги есть? А? Какие? испортили… Вы колдуны? Воины? А я вчера в подвале жрявня видел…
И ещё… и ещё… и ещё…
Сначала я (Саша отходил от лекарства), пробовала отвечать, но, не сумела вставить ни слова. Кудрявый живчик так глубоко ушёл в себя, что даже начал отвечать на вопросы, которых ему не задавали. А от его мельканий скоро зарябило в глазах.
«Хватит, - решила я. – Так и с ума сойти можно !»
; Стоять! – я поймала Идио за шиворот, когда он в очередной раз пробегал мимо.
; Стою! Точнее, парю… – Его ноги всё еще порывались куда-то бежать. – А у вас все такие… такие… - он замялся, подыскивая слова, подходящие моей помятой личности, - красивые?
; Врёшь! – выпалила я, на миг представив себя со стороны. Ярко-лиловые волосы торчат в разные стороны (я ещё и брови крашу, чтоб смотреться естественно), лицо облеплено веснушками, нос длинноват, глаза и те подкачали – светло-серые, чтоб не сказать, белёсые. Джинсы порваны на колене, свитер висит мешком – нет, песен обо мне не споют, и стихов не напишут.
; Вру, - согласился мальчишка. – Ужас…ненько красивые! И ведь настоящие! Живые ХВ! Вот вломус нахур! простите мой огрий, я-то думал, мкухырры просто… простите мой орчий!
; Тут и орки есть? - как по волшебству очнулся Саня. – Вот это «белка»!
; А мы на каком языке говорим? – ахнула я, сообразив вдруг, что понимаю каждое слово,  но говорю совсем не по-русски.
; На Всеобщем, но вам-то, Хранителям, всякий язык ведом, у вас слон есть.
; Мы не Хранители! И никакого слона…
; СЛУН, - поправил Идио. – Иначе структурная лингвистическая унификация – стандартное заклинание на-Хранителя, вводит в память необходимые вербальные образы, на графические символы не действует. – Я всхлипнула. - Это по Ромаго, но из него заумь так и прёт! Не жалую. Если по «Новому волховнику»… говорить по-нашему вы сможете, а читать нет, - кинув взгляд на ведерко, быстро добавил парень.
 «Ты же вроде решила не удивляться, - ехидно напомнил внутренний голос. Ну, решила… – Тогда закрой варежку. Ты в другом мире, а не в средних веках».
; Вот и славно. Отсюда есть прямые рейсы в реальность или нужно сделать пересадку во Владивостоке? – шары у брата перепутались окончательно.
; Ох, нет! – Идио побледнел. – Кошмар!
; Что, и экспресс до Хогвартса  не ходит?
; Безоружные! Беззащитные! Бестолко… ох! – Идио метнулся к двери и закрыл её собою, как Александр Матросов амбразуру дзота. – У нас стража повсюду! Ловушек тьма, нежить голодная бродит!.. Я с вами.
; Вэк… - только и смогла сказать я.
; Я всю жизнь мечтал мир посмотреть, столько книг перечитал, столько карт выучил, все ходы-выходы в замке знаю, а вам проводник нужен! – зачастил парень. – И она… Она же не поверит, что я вам не помогал! Зомбирует или вовсе… того! Вот как волк сер! Вам совсем меня не жа-а-алко? – он всхлипнул, карие глаза наполнились слезами.
«Талант. Настоящий талант», - авторитетно заметил внутренний голос.
; Жалко, - Саша стянул со стола колбу и потряс её, наблюдая как всплывает дохлая лягушка. – И тебя жалко, и батю твоего… - герцог шевельнулся и застонал. Я стукнула его ведром. Стон прекратился. – А себя особенно жалко! Короче, Идио, айда с нами? Нам проводник нужен, в историю ты уже попал, в смысле, вляпался, и Деби… папа на тебя жутко разозлится. Ну что, идешь?
Идио открыл рот. Минуты три молчал, захлопнул его, снова открыл и снова захлопнул. Я продемонстрировала Саше его удушение.
; Вот и сестра согласна! Идёшь? Чудно! Её зовут Янина, можно Яна, меня – Саша и мы…
; Не Хранители, - мрачно подсказала я.
; Но Знак-то у вас! – с непоколебимой уверенностью возразил мальчишка. «Какой Знак? – напряглась я. - Медальон? Но он же не наш, а… Сёмка. Ты. Ах ты, ссс…»
; …почти окоченели, - закончил брат. Идио отважно открыл шкаф (пергаменты обрушилась на него лавиной) и достал длинный тёмный плащ типа макинтоша и красные ковбойские сапоги. Плащ перебросил Саше, сапоги с поклоном вручил мне.
; А мне?! – возмутился Санька. Идио скептически оглядел его лапочки сорок пятого размера и развел руками: похоже, дяди Стёпы в округе не водились. – Безобразие! Молодая жизнь гибнет от холода на серых камнях, а никто не подаст ей даже ботинка!
; Тапочки? – предложила я, натягивая отчаянно трещащий сапог.
; Я босой, голодный, - на Саниной мордахе изобразилась такая скорбь, что Идио, шмыгнув носом, сунул ему лепешку, - хруп-хруп-хруп… подтравленный, а ты! Мне! Девчачьи тапки! – Что-то задребезжало, щелкнуло, пентаграмма плюнула синим пламенем… - Ладно, давай, – …и парой кроссовок. – Ё-моё, вот это «белка»!
Я тупо уставилась на пентаграмму. Линии слегка светились, от них тянуло холодом… Это ж надо быть такой идиоткой! Не додуматься задать простой вопрос! Простейший! Сашка-то ладно, ему всё до фонаря, его «глючит не по-детски», но ты!.. Тихо, спокойно. Клянусь, если сейчас я… а он мне… Боже, помоги. Начну другую жизнь. Брошу курить, клянусь, брошу. Больше никому слова плохого не скажу, перед Сёмкой… ну уж нет, перед Сёмкой извиняться не бу… Буду! За пурген в кофе! За сахар в карбюраторе! Больше никакого пирсинга и лиловых волос! Буду помогать родителям, выйду замуж!!!
; Идио! – взвизгнула я. – Скажи, что обратно тоже так можно!
; Можно, если знаешь заклинание, - Идио уселся на пол, разложил перед собой три вещмешка - наших, времен Второй мировой войны - и, не теряя времени даром, принялся набивать их какими-то мешочками, пакетами и свёртками.
«Господи, спасибо…» - выдохнула я.
; Если знаешь заклинание. Я не знаю. И батя тоже.
«Ну, спасибо, Господи!»
Саша примерил обновку, остался доволен и с некоторым недоумением уставился на распухающие мешки.
; Идио, а зачем это всё?..
; Никогда не знаешь, что в пути пригодится. Идёшь на день, запасов бери на неделю, как говорила моя мамуля! А с таким врагом, как Госпожа…
; Кто?
; Злобная, жестокая колдунья, что держит в страхе все окрестные земли, сжигает деревни, истребляет людей, глумится над трупами, разоряет могилы! – содрогаясь, выдал Идио стандартный набор качеств суперзлодея. Содрогания, к слову, не мешали ему быстро и сноровисто собирать мешки.
; А?..
; Батя служит ей. Я – нет.
; А?..
; Её имя не произносят вслух, чтобы не накликать беду!
; А?..
; Госпожой её именуют или Сами-Знаете-Кто. Только боги не страшатся…
; А ведь есть ещё места, где не ступала нога Гарри Поттера, - пробормотал братик и тут же встрепенулся. – Чего? Какие боги? Есть один бог, Иисус Христос, принявший смерть на кресте во искупление грехов наших! – он благочестиво перекрестился. «Справа налево, балда», - фыркнула я. – Э? Точно… А прочие – суеверие!
; Суеверие? – обиженно запыхтел Идио, осеняя себя чем-то вроде двойного круга. – Вот погодите, увидите это суеверие, что тогда запоё…
; Ребята, не будьте мракобесами, - вмешалась я. – Пусть каждый верит, во что хочет… а как, говоришь, колдунью зовут? Идио?
; Ммм… ммм… - замялся мальчишка. Мы ободряюще кивнули. – Ммм… МОРГАНА! – выпалил он и зажмурился.
; И чего ж в ней такого страшного, что аж жуть? – пожал плечами Саша. – Хотя… Идио, ваша Госпожа Хранителей не любит до скрипу зубовного?
; Откуда вы знаете?
; Все эти истории похожи. Если её не победить, она разрушит весь мир?
; Откуда вы знаете?!
; У нас это известно каждому, - с апломбом заметил Саня. – Классика. Любой уважающий себя злодей должен убить героя, построить замок и разрушить мир.

Они совершенно не похожи на тех, кого я ждал. Те должны были быть… ну, не знаю, повыше… мяса на костях побольше, имена подлиннее… Тем более странно, что это ОНИ и есть. Р-раз – батя налево! Два – упыри направо! И ведёрком их, ведёрком!
 Но прежде-то Хранители приходили в Ведьмины горы. Там им правила объясняли, «адаптацию» какую-то проводили, дорогу указывали, а эти попали, как лорки к зеноркам… Решено. Пойду с ними. Ребята хорошие, будет жаль, если сразу погибнут. Не возьмут – следом побегу. Хотя меня и не возьмут? Батька лысого! Я такие жалобные глаза умею делать…
И всё-таки дурят они меня, носом чую, дурят! Где ж это видано, чтоб у людей лиловые волосы были?

Саша:
; Ребята, слышите? – нахмурилась вдруг Яна. – Скрежет…
; Леший! – не своим голосом завопил Идио.
; Где?! - вырвалось у меня.
; Потайной ход в камине!!!
Мы разом обернулись, но герцог, проявив удивительное для такой туши проворство, шмыгнул в дыру, и каменная плита, повернувшись, надёжно запечатала ход.
; Дебил! Идиот! Кретин! – Идио с досадой ударил кулаком по стене. Злорадное хихиканье было ему ответом.
; Ну, ты!.. Грязный пёс! Свиное рыло! Чтоб в дугу тебя скрутило! – заорал я, призвав на помощь классику. – Чтоб ты лаптем подавился! Чтоб под землю провалился! Чтоб тебя перевернуло да присыпало! Чтоб тебя!..
; Всё, ребята, акуна матата, – Яна пинком закрыла дверь и задвинула засовы. В глазах решимость, губы сжаты - Суворов в альпийском походе и только. «Эй, чудо-богатыри! Гасите гномов, отбирайте шоколад!..» – Будем выбираться. Идио, забаррикадируй потайной ход, чтобы не атаковали с тыла. Шкаф прекрасно подойдет. Саша…
; Зачем? – вякнул Идио. Яна искоса глянула на него, и он больше не выступал.
; …сваргань что-нибудь гексогеновое. – Я изобразил вежливое недоумение. – Давай-давай! Вспомни дачные опыты , колбу в зубы и вперёд. Благодарить меня потом будешь.
Из-за двери послышались гулкие удары, словно кто-то бил колотушкой в гонг, спускал жестяную ванну с пятого этажа по лестнице или играл в любимую силовыми службами игру «Выбей-дверь». Только зачем было сбивать кулаки, когда требовался, по меньшей мере, таран, а по большей – СИ-4?
; Головой постучите, - посоветовала Яна. Удары прекратились, и задыхающийся от злости голос прописклявил:
; Меня – ведром???? Ты чё сотворила, человечица?!!
; Никогда не слышала, чтобы после удара по голове начинали петь сопрано, – удивилась сестренка. – Для этого ниже бьют. Гораздо ниже.
; Это кто там?! – Идио едва не уронил шкаф себе на ногу.
; Твой батя, дебил ! – чивикнули из-за двери. – Отворяйте, собаки! Я энту шмакодявку лиловую… - десяток луженых глоток поддержал своего герцога дружным рёвом, - а уж с сопляком чево сотворю!..
; Чего? – заинтересовалась Яна.
; Да, чего? И говорите громче! – попросил я. – Плохо слышно!
В ответ герцог сказал несколько… а если честно, очень много интересных слов относительно меня-паршивца, моих родственников с обеих сторон до десятого колена, мракобеса лысого, ведра с пиявками и (Идио с диким хохотом сполз по стенке, и слышимость упала почти до нуля), кажется, седьмой бригады вермахта, с которой он, герцог, состоял в каких-то непонятных отношениях. Увенчало его речь визгливо-возмущенное «Будем ломать!»
; Да скорей замок рухнет… хи-хи… чем эта дверь… ха-ха!.. – Идио, подхихикивая, завалил шкафом потайной ход. –  Её ж не сегодня делали… хе-хе… Ломай, па… гы-гы-гы!!!
Я оценил крепость двери и добавил в смесь ещё пару ингредиентов. Превосходный направленный взрыв был обеспечен.
; Вам отсель дороги нету! Всюду стража! А чуды мои верные токмо того и ждут, чтоб на зубок им человечишко попался! Ужо вас, гадючье семя! Да я вам!.. – Я прямо-таки видел, как герцог чешет лысину, мучительно соображая, чем бы ещё нам пригрозить и что бы такое предложить. – Идио, сыне! Опомятуйся! С кем дружбу ладишь? С людями треклятыми, с мерзотою подзаборной! Что они с дедом сотворили, забыл? Отвори дверку, я ж батя твой родный! Буш читать книжки свои кады хошь, я ещё прикуплю, слова те попёрек не скажу, токмо дверку отвори!
Жаль, не видел он улыбки сына. Так «деды» «духам» улыбаются. А ещё волкодавы.
; Пап, а иди ты! - вежливо ответствовал сын. – Дороги не знаешь? Объясняю… - И подробно растолковал отцу, кто он, где его видели, куда ему пойти, как, чем и с кем. Слова были сплошь цензурные, более того, литературные, но какие эпитеты, какие метафоры! Я почернел от зависти и горя – в карманах не было ни одной ручки.
Герцог на удивление быстро схватил суть, и дверь снова загудела под ударами. Яна странно посмотрела на Идио.
; А ведь верно говорят, что излишнее образование ведет к смуте… - пробормотала она и чуть громче продолжала: – Эй, товарищ герцог! Ваше сиятельство! Поосторожней там, не расплещите студень! И вообще, что вы прилипли к этой двери? Сходили б лучше на кухню, горчички принесли, хрена и пожертвовали ножку голодающим. Мы ж не звери – одну вам, одну нам. Идёт?.. Саш, не разевай рот. Работай давай. Так, о чём я… ах, да. Сходите, а?
«Есть такая работа – на нервах играть, - с суровой гордостью подумал я. – Моя сестрёнка!»
; Вы сдохнете от глада и жажды там сидючи! – в тоске посулил Дебил. Мы издевательски рассмеялись и приспособили стол под бомбоубежище. – Сдавайтесь, шельмы, покуда я добёр! Токмо я могу вас отсюдова назад возвернуть!
; Может? – обнадёжился я. Сестра взвесила на ладони бутыль с чудо-составом «Бум-барам». – Ян, только ради Аллаха, не тряси сильно, я жить хочу.
; Угу, может, - кивнул Идио. – Подробить и выкинуть.
; Сдавайтесь, будьте ж людями! – без тени насмешки или издёвки воззвал герцог к нашей совести.
У совести оказался Янин голос:
; Хорошо. Вы победили. Подайте назад. Мы выходим.
; Прааавда? – несказанно изумился Дебил. – Испужалися? И то верно! Я ить как разойдусь, из ушей огонь попрёт, глаза тож пламенем запышут, из ноздрей дым повалит – всем смертушка лютая приидет…
; Идио, может, ты приёмный? – печально спросила Яна и швырнула бутылку в дверь. Последовал направленный взрыв.
Пыль оседала долго.
От чучела крокодила осталась только щербато ухмыляющаяся голова. Часть шкафов взрывной волной снесло к дальней стене, где они и остались лежать грудой неопрятных обломков. Другие, порядком закоптившись и уменьшившись в размере, устояли. Все колбы и пробирки полопались, их содержимое художественно (импрессионисты бы от зависти удавились) разбрызгалось по полу, стенам и потолку. Но мощный дубовый стол, под которым мы прятались, был совершенно цел, если не считать пары мелких царапин да десятка бритвенно-острых осколков, застрявших в крышке.
Двери не было. Вот так, просто – не было. На её месте зияла огромная дыра.
Идио посмотрел на меня с благоговением, быстро распределил мешки, и мы вышли в коридор. Мгновением позже в лаборатории обвалился потолок.
В коридоре обнаружилось много пыли и грязи, груда камней там, груда – сям, обломки двери, но ни следа папы Дебила и его «штурмовиков».
; За подмогой пошли, - догадался Идио. – Вперёд!
Позднее я пытался восстановить в памяти этот пробег, но вспоминались какие-то мелочи: шахтерский фонарик в дрожащей руке Идио, тени, мечущиеся по стенам, отдаленное зловещее рычание и дикие взвизги, узкие коридоры, затянутые паутиной и огромные гулкие залы, нескончаемые лестницы, круто уходящие вверх и вниз. И шмотник, тяжелевший с каждым шагом и всё ниже пригибавший меня к полу.
 «Это же средневековый замок, - с ужасом думал я, одолевая очередной подъём и, как за спасательный круг, цепляясь взглядом за сестрину спину, маячившую впереди. Шарики ворочались медленно, со скрипом, пот застилал глаза, меня шатало и штормило , хотелось упасть и неделю лежать без движения. – Здесь не может быть столько этажей и лестниц… в нашем доме меньше… не может и всё тут!»
Яна (одно слово, ведьма!) даже дыхания не сбила, точно не по лестнице бежала, а неспешно прогуливалась по парку. Даже болтать успевала:
; Идио, сколько этажей в вашем замке?
; Подземелья с подвалами считать? – Скромняга-проводник тоже не страдал от несоответствия физической подготовки поставленной перед ним задаче. Это поневоле наводило на мысли, что в нашем трио я – единственный нормальный человек. Ободряло, но сил, увы, не прибавляло. – Тогда – сорок.
; Сколько?!
; Сорок. Мы сейчас – на десятом подземном.
; Сколько же лет вы его строили?!
; Он тут ещё до нас стоял. Пустовал. Предки его и заняли.
; Ясно… эй, Сань, чего тормозишь? – окликнула меня сестра и, перепрыгнув сразу через две ступеньки, оказалась рядом. – Устал? Тебе помочь, может, понести?
; Ну, Ян, погоди! – пропыхтел я, держась за стенку.
; Я тоже тебя люблю, - она подхватила меня под руку. – Идио, подпирай его с другой стороны, Санечка устал, ножки не держат!
; Да отстань ты!.. - я попытался вырваться и едва не отправился пересчитывать собственной головой пройденные ступени. – Я не устал! Я в порядке!
Насмешливое хмыканье было мне ответом. Подскочивший Идио вцепился слева, сестрёнка взялась справа, и они даже не потащили, а легко, как пушинку, понесли меня по лестнице, позволив встать на ноги только на самом верху.
; Ну и дохлятина ты, брат, - Яна скосила глаз на часы,- всего-то сорок минут бегаем. Можешь не благодарить.
; И не собирался! – рявкнул я, до глубины души оскорбленный «дохлятиной».
; Кто б сомневался!!!
; Батюшки мои зверушки, не так громко! – зашипел Идио, напряженно вглядываясь в темноту коридора. – У гарпий очень хороший слух!
Яна моргнула.
; У вас. Есть. Гарпии? – Это было сказано, как минимум, на три тона ниже.
; Пара сотен, но никак не больше тысячи, - со вздохом сообщил проводник, возясь с ключами у маленькой черной двери.
; А.
Мне никогда не удавалось так качественно её заткнуть. Век живи…
; Заходите, - пригласил Идио, легко распахивая дверь. Луч фонарика выхватил из тьмы, царившей внутри, высокий потолок, огромные колонны и смутные очертания каких-то предметов, тускло замерцали тонкие полупрозрачные нити, перекрывающие вход. И я придержал за рукав шагнувшую вперёд сестрёнку – безобидный на вид «дождик» мне чем-то не понравился. – Отдохнём, а потом… Что? – не понял Идио, но тут же шлепнул себя по лбу. – Ой! Рассекатели! Совсем забыл!
Он протянул вперед руку и, словно музыкант, играющий на арфе, легонько пробежал пальцами по нитям. Тихо зазвенев, те растворились в воздухе.
; Теперь вам ничего не грозит, - хозяин спокойно перешагнул порог. – Я их убрал.
; Угу. – Сестрёнка тоже отметила это «теперь».
; Нет, правда! Это дедулино сторожевое заклятье, настроено на кровь рода, своих пропускает, а чужих… - конец фразы повис в воздухе. – И зал славы тоже дед устроил, друзьям на удивленье, врагам на посрамленье! Проходите, только осторожно, здесь немного не убрано.
Идио на что-то нажал, светильники, висевшие на стенах, разом вспыхнули, осветив даже самые дальние уголки зала. Зря. В темноте он только выигрывал.
На полу, на мебели, на картинах и статуях лежал слой пыли, не уступавший толщиной персидскому ковру, от сильного запаха плесени свербело в носу и першило в горле. Поскрипывала и трещала рассыхающаяся мебель, в шкафу с отломанными дверцами стайка мышей усердно грызла уродливый артефакт, похожий на череп. У дальней стены было беспорядочно свалено в кучу ржавое оружие и не менее ржавые доспехи, в углах хищно скалились позеленевшие бронзовые волки. На больших и маленьких постаментах были разложены штуковины артефактного вида: кольца (и одно, Всесильное, Властелину Мордора…), связки палочек (мне, пожалуйста, десять дюймов, остролист и перо феникса), браслеты, амулеты с рунами, жезлы, хрустальные шары и - нет, глаза мне не изменяли – штурмовой бластер из «Jedi Outcast». Слабо колыхались изъеденные молью знамена, многолетняя паутина затягивала углы, рваными клочьями свисала с потолка. Её обитатели резво ползали туда-сюда, временами сочно шлепаясь на пол, а зазеваешься – так и на голову.
; Вы что, стаскиваете сюда грязь из всех остальных комнат? – ужаснулась Яна.– Здесь лет сто не убирали!
; П-полсотни… - покраснев, как перезрелый помидор, Идио попытался загородить от нас особо жирного паука. – Как мама умерла, слуги совсем от рук отбились, а батя… вы же его видели!
; Сколько-сколько лет? – заморгала сестра.
; Э-э-э… полсотни?
; А тебе ско… а, ёперный театр! – я вляпался в паутину.
; Сто два… но вы не смотрите, что я молодой! – Я почувствовал себя зародышем. - Я молодой, но сильный! И храбрый! Правда-правда! А возраст не облагораживает, коли облагораживать нечего! Вы посмотрите! Вот! Вот! Вот! – он обличающе ткнул пальцем в картины.
С древних полотен из-под слоя пыли и грязи смотрели на нас предки Идио. Не люди – монстрариум. Бабки-Ёжки с крючковатыми носами, едва не достающими до подбородка. Мужички с откровенно уголовными рожами – им не хватало только решеток и табличек с номерами. Тощие бледные «книжные черви» с ушами в два раза больше, чем у Идио. Девицы-богатырки с бугристыми мышцами – у одной глаза нет, у другой нос на сторону свёрнут, у третьей всё личико в шрамах. Психопатичного вида тетка с чёрно-белыми космами в чёрно-белом платье, тумбообразное существо неопределенного пола, с головой, полностью ушедшей в плечи, будто по ней кувалдой тюкнули, и многие-многие другие. Но всех их, молодых и старых, толстых и тощих, роднило хищное, звериное выражение глаз. Улыбки заменял волчий оскал.
Исключением был только парень с маленькой картины, висевшей в самом дальнем и тёмном углу – молодой, с удивительно благородным лицом и мечтательным взглядом, похожий на принца из сказки.
; Ох, ты ж!.. – Яна впилась взглядом в портрет чёрно-белой тётки. – Я её где-то видела… Я её точно где-то видела.
; Вряд ли, – возразил Идио, чуть успокоившись насчёт своей «молодости». – Это моя тётя Тервелла. – «На Стервеллу очень похожа», - решил я. – Чёрно-белое до смерти любила.
; Заметно.
; До самой смерти, - уточнил парень. – Захотелось ей как-то шубу, да не простую, а на собачьем меху, и приказала она поймать сто и одного черно-белого пса…
; И?
; Они разорвали её на куски… мелкие-мелкие кусочечки… и съели.
; М-дя.
Воображение, как всегда, меня не подвело. Яна, слегка побледнев, отпрянула назад и зацепила постамент с невзрачной деревянной шкатулкой. Постамент качнулся, шкатулка брякнулась на пол, и из неё горохом посыпались маленькие синие шарики.
; Ай, кочерыжка мандрагорова! – Идио кинулся их поднимать. – Только не бойтесь ничего! Ничего не бойтесь! Это не настоя…
Откуда появилась тварь, я не понял. Она словно бы выползла из стены, соткалась из сумрака, поднялась из густых теней – кошмарная чуда-юда о девяти головах, четырёх лапах и одном хвосте, усеянном острыми и даже на вид ядовитыми шипами.
«Гидра, - холодея, признал я. – Heroes of might and magic, часть III… хвост не совсем похож… но всё равно гидра!!!»
Чудище потянулось и зевнуло, продемонстрировав девять комплектов акульих зубов. Красные буркала вперились в меня, и я понял, мне !.. В смысле, бежать некуда. Чья-то ладонь легла на плечо, слегка сжала его… Я моргнул. И жутко удивился, да и струхнул порядком, обнаружив себя висящим на знамени метрах в трёх над полом.
; Н-ни глисс’хура себе! – выдавил Идио с таким видом, точно на него упал кирпич. – С места вверх… без разбега… К-как?.. И зачем? Она ж не настоящая! – Гидра взревела, топорща гребни и прямо-таки пожирая меня взглядом. – Это обманка! Правда, красивая?
; Зашибись, - прохрипел я: невидимая ладонь не давала покоя. - А как спускаться-то буде-ем!!!!
Древняя ткань с треском порвалась и, прихватив с собой кусок знамени, я с воплем полетел вниз, приземлившись на что-то мягкое.
; Ыыы… - простонало полурасплющенное «что-то». Вернее, кто-то.
; Извини, брат, я, того-этого, нечаянно.
; Ооо…
; Что? Что?
; Сойдите с меня. Пожалуйста-а-а…
Я не без труда выпутался из знамени и освободил Идио. Гидра рычала, мотая головами и угрожающе колотя хвостом по полу. Если приглядеться, она слегка просвечивала, но поворачиваться к ней спиной всё равно не хотелось.
; Ян, ты подумай, какая… - я осёкся и завертел головой – сестренки нигде не было. – Яна? Ян, ты где? Ведьмуська, вылезай, я тебя вижу! Ян, брось, это же просто…
; Г-голограмма? - нервно хихикнул Янин голос. - И… и… и-иллюзия?
Что-то загрохотало, и, вся в пыли и паутине, сестра вывалилась из-за вешалки с рыцарскими доспехами.
; Она самая, - подтвердил Идио, побросал шарики в шкатулку и гидра, наконец, исчезла. – Чары обманные, зримые, сжатые, только что не сушеные, кои… - я демонстративно поковырялся в ухе, - или ведьмин туман. Шар наземь уронишь, обманка и появится.
; Интересно… - потянула сестра, суя себе что-то в карман.