I Маленький татарин. Записки из читинских трущоб

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Эта история берёт начало на закате восьмидесятых, в момент моего первого проблеска самосознания.



ГОГА
Беззаботное лето в Соцгороде. Залитый тёплым янтарём двор. Моё внимание приковано к качелям на детской площадке. Рядом с ними двое незнакомых мальчишек.

— Можно покачаться? — спрашиваю, подойдя ближе.
— Можно, — отвечает один из них.
— Всё равно это не наши качели, — равнодушно добавляет второй.

Расположившись на сиденье, раскачиваю ногами, встречая потоки летнего воздуха. Примитивный маятниковый механизм, металлическим скрипом сопровождает возвышение над линией горизонта. Взлёт и ожидаемое падение со щекочущим ощущением внизу живота. В такт этим раскачиваниям фигурки ребят то приближаются, и я нависаю над ними, то отдаляются. Худощавый паренёк с серьёзным лицом молча наблюдает за мной. На нём клетчатая рубашка с длинным рукавом и короткие синие шорты. Ян чем-то похож на татарина. А тот, что выше и с русыми, растрёпанными, как солома, волосами — его старший брат Витя по прозвищу Гога. (Позже выяснится, что братьев четверо и что самый старший живёт в другом городе).

Проживали они точно в таком же бараке на 1-й Московской, и пока их одинокая мать весь день пропадала на работе, братья были сами по себе. Я часто гостил у ребят и никогда раньше не чувствовал себя так свободно вне родительского надзора.
Время в компании новых друзей пролетало быстро и увлекательно, несмотря на то что из игрушек я помню лишь алюминиевую пушку, в которую мы заряжали кусочки карандашей, и сборную пластиковую модель — точную копию военного вертолёта. Вертолёт трогать Витька не разрешал, и поэтому приходилось довольствоваться просмотром футуристических картинок из советских журналов «Техника для молодежи». Но главным развлечением в квартире был телевизор на ножках, который стоял в углу. Мы жадно впитывали этот огромный, другой мир, льющийся светозвуковым потоком с экрана толстостенной выпуклой линзы. Оказываясь то в мрачном «Готэме», то в постапокалиптическом мире «Обезумевшего Макса». Боевики из Гонконга, фильмы про ниндзя, ужасы и фантастика — всё это чертовски нравилось, но больше всего нас сводили с ума диснеевские мультфильмы, было в них нечто завораживающее и чертовски притягательное.

Гога редко составлял нам компанию, предпочитая бродяжничать по окрестностям Соцгорода со своими ровесниками. И когда неподалеку практически полностью выгорело деревянное здание вечерней школы, одним из первых расхитителей, оказавшихся на руинах, был старший брат Яна. В тот день Витя принёс настоящий микроскоп и стеклянные коробочки, в которых, словно драгоценности, находились нанизанные на иглы неподвижные тельца усопших насекомых. Помню, с каким любопытством в окуляр оптического прибора мы пытались рассмотреть стрекозу — древнее насекомое с сетью безжизненных глаз.

Витька часто приносил интересные детали и непонятные механизмы. У него я впервые увидел перископ от военной машины. Как все пацаны его возраста, Витя был неравнодушен к пиротехнике. В глубине его карманов постоянно находились куски карбида, фигурки из свинца, металлические шайбы для игры в «чеканку», петарды и монтажные патроны.

Я видел, как старшие ребята крепили патроны на проволоку и с размаху били капсюлем о бетонные подпорки столбов, извлекая громкий выстрел. Ещё Гога любил строить шалаши, которые гордо называл «штабом». Подражая ему, мы пытались сооружать собственные строения. Обычно из досок и дров соседей, приготовленных для длительной сибирской зимы, выстилая внутренности картоном из-под коробок. Но наши постройки держались недолго, потому что их регулярно ломала соседка — старая Алуша. Ходили слухи, что старуха тайком приторговывает в нашем квартале спиртом. Мы недолюбливали ворчливых пожилых женщин, и своей соседке за горбатую осанку Витька придумал прозвище «Калачик» — так её и дразнили.

Мы сооружали не только шалаши, но и выкапывали землянки, точнее, копал старший брат, а мы смотрели. Землянка хороша тем, что её сложно обнаружить и разрушить. Когда внутри подземного укрытия мы наблюдали за колеблющимся пламенем свечи, Гога обещал выкопать огромный блиндаж, где будет настоящая печь, без которой под землёй прохладно и сыро.



ЛОГОВО ПРИЗРАКОВ
За детской площадкой располагался двухэтажный сарай — чёрное покосившееся строение. Старшие ребята говорят, что здесь водятся привидения. Во всяком случае, деревянная хибара поздними вечером выглядит так жутко, что мы в это верим.
Вымощенный из круглых бревен сарай кажется огромным. Двери мрачного строения законсервированы навесными замками, а место вокруг заросло густой травой, поверх которой живой тучей вьются голодные комары и мелкие мошки. Этой постройке далеко за пятьдесят.

Однажды, набравшись храбрости и вообразив себя «охотниками за привидениями», мы решаемся обследовать это кладбище вещей. Для смелости Ян вооружается «самострелом», младший брат Димка берёт «пугач», а мне достаётся рогатка из проволоки.

Обнаружив небольшую лазейку, мы пробираемся внутрь словно в трюм пиратского корабля, погружаясь в запах плесени и мха. Крадучись продвигаемся вперед, пугая нителапых пауков. На первом ярусе под слоем многолетней пыли виднеется различное барахло: двуручная пила, грабли, рама велосипеда и люстра с треснувшим плафоном. Среди этого хлама Ян натыкается на старинный радиоприемник, осматривая который, он попытался выломать элементы сопротивления и диоды. Тем временем Димка уже копошится на втором этаже.

— Есть там что-нибудь интересное? — Спрашиваю я, глядя вверх, где в полоске света, сочившегося из щели, витают пыльные частички.
— Да так, хрень всякая.

Когда я вскарабкался к нему, то обнаружил, что пол частично загажен сухим голубиным помётом. Перемещаюсь осторожно, поскольку кое-где из досок торчат ржавые гвозди и кто-то уже наступил на рыхлый скелет мертвой птицы, растерявшей перья.

За полками под инструмент я вижу широкую щель. С высоты второго этажа в неё просматривается ограда. Там соседские девчонки играют в «классики», а у забора дремлют лохматые дворовые псы.

— Гога не разозлится, что ты с****ил его «пугач»?
— Не, — махнул рукой Дима. — Витька сегодня «втыкаться» ушёл.
— Это как?
— Ты не знаешь?! — удивляется Ян.
— Он клей с друзьями на чердаке нюхает, — поясняет младший брат. — Знаешь, сколько там пустых тюбиков из-под «Моментального»?
 — Нанюхавшись, он становится пьяным, — усмехается татарин. — Говорит потом, что «мультики» видит.

Пока я пытался представить, что это за «мультики» такие, Дима замечает на полке настольный хоккей.



ИГОРЬ
Через некоторое время в нашем квартале появился «новенький». Я помню, как первое время его задирали старшие ребята. Приятели Гоги запугивали «новичка» прямоугольными штуками — «токоёбами», которые были у каждого. Соцгородская шпана: толстый Протез, Витька, трусливый Хадаша, рыжий Цирус и Эдик, который не расставался с перочинным ножом.
 
Словно фехтовальщики, пацаны делали резкие выпады, угрожая Игорю странными предметами, перемотанными грязной тряпичной изолентой. А тот истерично вскрикивал и пугливо отскакивал от обидчиков. Пацанов эта травля забавляла, и они продолжали атаковать беднягу, подобно стае охотничьих собак, терзающих раненую добычу. Каждый удачный укус электрическим током сопровождался громким хохотом нападавших и подстегивал остальных.

Кажется, тогда случился мой первый ночной кошмар. Я проснулся в полночь, было очень страшно. На звук плача пришла встревоженная мать и сильно удивилась, что причиной пробуждения оказался страх смерти. Я рассказал ей, что представил, как на спящих людей обрушится потолок старого барака и погребёт нас под обломками. Кроме того, уже тогда меня беспокоил такой вопрос: «Все ли дети воспринимают мир так, как вижу и чувствую я?» И поскольку я не мог получить ответ, то информационный голод с каждым годом усиливался.



ШАНТАЖ
Солнце равномерно раскаляет оцинкованную шляпку грибка песочницы, обжигая кожу при касании. В тени под треугольным конусом от летнего зноя прячется щуплый Игорь. Он играет с моделями советских автомобилей, которые подарил ему отчим.
А вот и Ян. Недавно он в очередной раз повздорил с Игорем и поэтому бродит один, пиная камни, пока мы беззаботно проводим время в квадрате песочницы. Наконец-то решившись, мой друг подходит к железному мухомору и обращается ко мне:

— Пойдём во вкладыши сыграем?
— Надоели.
— Тогда давай из шприцов кого-нибудь обрызгаем, — предлагает татарин, кивая в сторону Игоря. — Я как раз два десятикубовых на чердаке нашёл.
(Звучит заманчиво, но новые игрушки кажутся мне куда интереснее).
— Хочешь за девчонками последить? — продолжает уговаривать Ян. — Вчера Гога военный бинокль принёс. А ещё он на Титовскую сопку к локатору идти собирается, обязательно что-нибудь притащит.

Я молчу.

— Если останешься здесь с Игорем, то я расскажу твоему бате, что ты материшься! — Выдвигает последний аргумент татарин.
— Мне пофиг, — равнодушно отмахиваюсь, поскольку думаю, что он на это не способен.
После этих слов шантажист молча отправляется к нашему бараку. Вернувшись, он с издёвкой произносит:
— Иди, тебя там чего-то батька зовёт.

До сих пор не верю, что он нажаловался, но идти придётся.

В тени перед крыльцом сидит мой отец. Над ним деревянный каркас, полностью зарос цепким хмелем. Растение так разрослось, что место напоминает уютный зелёный шатёр. Отец никогда не бил меня, но я видел, как обезумевший от алкоголя, он однажды поколотил мать, хотя она тоже далеко «не подарок». (За сложный характер моя бабка называет её «пантерой», и в этом есть доля правды). Увидев холодный отцовский взгляд, я понимаю, что Ян всё-таки наябедничал.
Тяжёлое чувство вины и страха давит к земле, а неизбежность наказания надвигается тёмной грозовой тучей. Опустив голову, я подхожу к отцу, и чем ближе, тем меньше становлюсь.

— Если ещё раз услышу, что ты материшься, я тебе язык проколю, — сурово говорит он. — Ты меня понял?!

В воздухе запах алкоголя, а мне крайне неприятно от переживаемых чувств. Я ухожу, стыдливо сгорбившись, как нашкодивший щенок, а про себя проклинаю друга-доносчика.



USA
С наступлением осени мы стали школьниками. В тот период случился первый серьёзный конфликт с соседскими пацанами. Начало потасовки я не застал, а когда вышел, ссора уже переросла в настоящую перестрелку камнями.

Это была война в дворовом масштабе. Главным у противников являлся Юрка Футболист — мелкий пацанёнок в китайской бейсболке USA California. Были среди них и Кузьмич, и Виталя, но тогда я с ними ещё не был знаком. Оказавшись по разные стороны баррикад, мы мчались за деревянные бараки, чтобы заполнить карманы галькой и щебнем. Бежать быстро не получалось, поскольку холодные камни оттягивали одежду, и штаны позорно сползали.

Отогнав нападавших с детской площадки, мы заблокировали их во дворе у Футболиста. И только когда меткий Ян «подбил» Юру, соперники сложили «оружие».



ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЁКО
За зелёной аллеей огромные тополя ветвями тянутся к солнцу. Мы лежим на крыше разбитого советского автомобиля, брошенного во дворе, а наши детские взгляды полны надежды и устремлены вперед сквозь пространство и время. Наивные мечты о грядущем.

И пока Ян высчитывает, по сколько лет нам исполнится в далёком двухтысячном, моё воображение рисует картину светлого будущего, которое не похоже на обыденную реальность, где я узнаю, что братья переезжают из Соцгорода в посёлок Энергетиков, что находится на той стороне технического озера Кенон. Позже они уедут жить на Урал в Екатеринбург — так для меня начнутся девяностые и совсем другие истории.