Сага. Возвращение

2.27. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Сначала в этих безумных глазах она увидела тёмное озеро из горя и слёз. Увиденное совершенно поразило всё её существо: что же такое здесь произошло, отчего могло случиться с ним такое?
Это было страшно и непонятно, это было необъяснимо. Ей показалось, что он уже видит нечто надвигающееся, страшное и неотвратимое! Он видит, а она ещё – нет. Ничего нет ужаснее неизвестности и ожидания, - подумалось ей… но заглянув поглубже в гладь того страшного озера, в расплывшиеся, расширенные зрачки, она вся заледенела – оттуда на неё глядела сама Смерть. И Смерть была здесь хозяйкой, а вокруг неё плескалась среда её обитания – бездонное чёрное горе.
Но, вот, что-то стало меняться в глубине этого жуткого озера и, наконец, вспышка осветила любимые глаза! Проблески сознания и жизни затеплились там и глаза его оживились радостью, которая вдруг опять сменилась испугом. И он, как ребёнок, обхватил её руками и прижался к ней, как будто боялся выпустить и потерять… И не было на всём Ипе никого счастливее Эвы.
Уже действует! – промелькнуло у неё радостное удивление и тут, будто подтверждая догадку, он сказал такое, отчего она горячо возблагодарила Бога:
- Радость моя, радость моя…
Это он её так назвал! Она никогда не слышала от него подобных слов. Её Эддам, всегда, даже вначале их романа, был скуп на ласки и ласковые слова, а уж таких сладких… она и не помнила, чтобы когда-то он говорил ей.
В молчаливой молитве своей, восславила Эва милость Творца и слугу Его – Хранителя Книги. Она обняла голову Эддама, прижала к своей груди, как мать, утешая своё дитя, и мягко, соблюдая внутренний ритм, запела-зашептала, склонившись над ним:

 - Что случилось с тобою, любимый мой?
 Не молчи, отзовись - не скрывай.
 Боль-печаль, как камень с души твоей,
 Ты позволь мне снять – не мешай!
 Расскажи, не держи - в чём причина беды,
 Кто обидел тебя, кто посмел?
 Это горе вдвоём переможем мы,
 Раз один ты того не сумел…
 
А Эддам, слабый, испуганный, почти безумный, жадно обхватив её трясущимися руками, замер, боясь вернуться опять в тот ад, из которого только что вырвался. Он боялся разувериться в реальности происходящего и своём обретённом счастье, тяжело и медленно всплывал он из липких объятий безумия. Растерзанный Эддам всматривался в её лицо, в её плачущие глаза и никак не решался отвести своего взгляда…
Но вот, наконец, он сумел разлепить искусанные губы:
- Так это был сон?! Чудовищный сон! – он реальней, чем боль или явь! Второй такой сон пережить не смогу, лучше к мёртвым меня отправь. Страшней ничего в этой жизни не видел, чем это познать – лучше смерть! Ведь смерть рядом с этим – как вздох облегчения, это праздник – покинуть твердь…
В казнь жестокую ввергли меня, раздавив моё «эго» о камни дороги. Здесь Ангелу смерти в глаза заглянул, а там – лишь покой, без тени тревоги. Тот сладкий покой для измученных душ, как влаги глоток, погибающим в сушь! И сделку желая с ним заключить, смог я, казалось, его упросить: взяв тело залогом моё, отпустить – Душу, в стенаньях детей проводить… туда, проводить, где они смогут быть, среди прочих безвинных и Богу служить. Ведь Рай – он для тех, кто не мог нагрешить, кто жизнь не успел ни понять, ни прожить!
И здесь повезло мне: от жизни устав, увидел у Смерти улыбку в устах. У Ангела смерти улыбка – фантом, и в горле возник горькой радости ком… да только Судьба - иначе не скажешь, Судьба в этот миг привела тебя в дом.
Ты – милость Судьбы, ты – её воплощенье, ты жизнь подарила сегодня мне вновь! Ту жизнь, от которой хотел отказаться, а с ней от надежды на мир и любовь. Я - грешен, виновен, Создатель, прости! Ослаб, надломился духом и телом, к ногам Твоим жизнь готов принести, готов доказать это словом и делом!..

Захлёбываясь потоком слов и чувств, Эддам хрипел и задыхался. Он так устал, он изнемог и затих, а Эва, перебирая рукой его волосы, поглаживая горящие щеку и лоб, утешала-успокаивала и лечила любовью:

- Не казнись, мой любимый, не нужно.
В поле сна - не вольны мы жить.
В ткани сна отличить нам нужно,
Что избегнуть, а что пережить.
В ткани этой каждая ниточка –
Прядь грядущего, истины прядь.
Мудрость мудрых в том заключается,
Чтобы те письмена – читать.
Оставим мы мудрость – мудрым,
А радость к себе позовём,
Мы – живы и счастливы будем,
И счастье Творцу понесём.
Наша жизнь – это слабая ниточка,
А мы – паучки Судьбы,
Мы плетём наше кружево тонкое,
Чтобы сны исполнялись бы…
Да не все сны, а только добрые,
Те, что радость нам принесут,
Что беду избегать помогают,
И несчастья от нас отведут…

Эддам, уже почти полностью пришедший в себя, но всё ещё слабый и неуверенный, вслушивался в слова Эвы. Он молчал и думал. Только что пережитое было ещё жестокой явью в нём: боль и непередаваемый ужас, вкус крови и страстная жажда смерти.
Печально покачав головой, он возразил то ли ей, то ли себе и своим мыслям:

- Все наши сны – какие б ни были они -
То жест внимания Всевышнего для нас!
Они – предвестник горя, бури иль отрады,
Они, как знак Судьбы: потом или сейчас…
Любовь Создателя они, и мы должны быть рады!
Я часто паучком во сне себя видал,
Я ощущал себя на паутинке тонкой,
Казалось, дунет ветер, - всё, пропал!
Но, коли эта ниточка уж в кружеве Судьбы,
То ветру не порвать сей паутинки, золотой и звонкой!