Однажды

Наши с ним жизненные пути часто пересекались. Была в этом какая-то мистика.
Дмитрия я знал еще когда он был совсем ребенком. В то время я учился в университете и снимал квартиру в том же доме, где он жил с матерью. Уже тогда было в этом щупленьком мальчике что-то дьявольское. Я еще поразился тогда, узнав его немного поближе, откуда  столько злобы в его детской душе. А может быть он родился с этой злобой?
Уже тогда, в детстве, он был крайне хитер и не по-детски лицемерным.
Как-то раз я увидел отвратительную сцену, когда он  совсем не по-детски хамил своей матери.
Я долго тогда говорил с ним, пытаясь объяснить, что мать- это самый дорогой человек для каждого живущего на земле, и не будет в жизни  добра тому, кто обижает мать.
Я говорил все это совершенно искренне и горячо. -"Он ведь еще совсем ребенок",- убеждал я самого себя,пытаясь успокоить бушевавший во мне гнев- "Растет без отца. Ему нелегко."
Все то время пока я говорил, он преданно смотрел мне прямо в глаза и даже рот приоткрыл, будто стараясь не пропустить ни единого сказанного мною слова. Он энергично кивал в ответ на мои риторические вопросы о том, кто может быть ему ближе и дороже чем мать  и о том, кто позаботится о ней, если не он.
От его преданного взгляда я смягчился и мы расстались добрыми товарищами.
Но прошло каких-нибудь двадцать минут и я, услышав шум на лестничной площадке и выглянув в глазок, увидел его в окружении других подростков лет двенадцати, которым он, пересказывая наш разговор , корчил презрительные гримасы, передразнивая меня и со злостью глядя в  в сторону моей двери , с презрением, громко, наверняка, для того, чтобы я услышал, сказал:-"Ложил я на него, Лох!"
Его мать в это время лишь опасливо выглядывала из-за двери.
-"Далеко пойдет этот парень",-подумалось мне тогда.    
 Он был крайне изобретателен на всякие пакости. Воровать начал чуть ли не с дошкольного возраста. Причем никогда не воровал в одиночку. У него был талант , а может просто характер такой- притягивать к себе людей. И притягивал он тех, кто был ему нужен. Всегда мгновенно определял, кого и как можно использовать . Как правило, к себе в компанию Дима подбирал подростков, которые явно уступали ему в интеллекте.
Став постарше, он перешел от мелких краж к грабежу киосков, став грозой местных торговцев.
Низкорослый и щупленький, он верховодил ребятами гораздо более сильными, чем сам.
Постепенно, вокруг него образовалось ядро из нескольких подростков, которые довольно быстро установили свои порядки в округе. Дима создал целую иерархию , единолично решая кому кем быть.
Хуже всех приходилось детям тихим и робким, у которых Дима и его приятели вымогали деньги и заставляли воровать из дому.
Но жертвами злых интриг Димы нередко становились и его ближайшие друзья. Если ему нравилась какая-нибудь вещь у друзей, она вскоре бесследно исчезала, будь то часы или велосипед. Дима всегда находил виновных в крысятничестве, точнее, назначал виновного по своему усмотрению , и тот платил за все, не смея возразить и безропотно терпя все издевательства и унижения на которые была способна извращнная димина фантазия.
Авторитет Димы был непререкаем прежде всего потому,  что  он являлся генератором криминальных идей по ограблению мелких лавок, план ограбления которых  сам же и разрабатывал. До появления в этом районе Димы, местные торговцы не особенно заботились о прочности дверей и замков. Жившие здесь наркоманы и правонарушители старались не конфликтовать со своими соседями.
Наконец,кто-то из владельцев киосков установил камеры слежения и Дима со своими товарищами был пойман с поличным.
В этой истории проявилась еще одна черта его характера- он с легкостью "сдавал" своих подельников, был готов к сотрудничеству со следствием и вообще к сотрудничеству. Но только если это было ему выгодно. Бить его было бесполезно. На него абсолютно не действовали ни самые страшные угрозы, ни жестокие побои. Да это было и не нужно.
Стоило ему почувствовать выгоду , как он тут же начинал отчаянно торговаться, выторговывая себе желаемые условия.
Видавшие виды мужики из отдела по борьбе с подростковой преступностью только дивились изворотливости и цинизму Димы.
Именно в этом отделе я и начинал свою службу. После окончания университета я долго мыкался в поисках работы, пока мой бывший сослуживец, работавший к тому времени в полиции не позвал меня к себе в отдел.
-"Давай к нам",- сказал он, -"С работой везде сейчас туго, а такие как ты нам нужны".
Я пришел в отдел как раз тогда , когда здесь произошли радикальные преобразования. Раньше здесь работали в основном женщины- опытные следователи , обладавшие решительным характером. 
Но их характера и опыта было уже не хватало для того, чтобы обуздать таких как Дима. Я в этом очень скоро убедился. Нам постоянно приходилось расследовать жестокие драки, избиения , убийства и изнасилования совершаемые подростками. Меня поражала безжалостность и какая-то дьявольская изощренность , с которой совершались эти жестокие преступления. И хотя наши женщины стараются ни в чем не уступать мужчинам- наравне с которыми садятся в танк или в кабину истребителя, все-таки, не женское это занятие, расследовать подобные дела.
Снова столкнуться с Димой мне довелось очень скоро- нас вызвали соседи его матери, которую он избил в кровь и выкинул на улицу.
Женщина плакала, но категорически отказывалась писать на единственного сына жалобу. А без ее жалобы , мы не могли начать расследование и посадить этого мерзавца.
За то время, что мы не виделись, он подрос, раздался в плечах и заматерел, что называется. Смотрел на меня и моего напарника с вызовом.
-Хочешь, я тебя сейчас ударю? -Еле сдерживаясь спросил мой напарник.
-Только попробуй!- С вызовом ответил подросток. Завтра же я пойду к своему адвокату и скажу, что ты мне угрожал,- предупредил он.
На этого "мальчика" у нас завели уже десятка три дел. Все его приятели давно уже были распределены в специнтернаты. Но Диму все это не коснулось. Его почему-то опекали социальные работники, защищали адвокаты и он, чувствуя себя весьма уверенно, наглел все больше.
Он уже давно вышел из детского возраста, став семнадцатилетним высоким, широкоплечим подростком с грубым голосом и злобным взглядом.
-Не трогай его,- сказал мне начальник отдела, после моих неоднократных требований закрыть этого мерзавца,- Он поставляет нам очень ценную информацию.
-Вот оно оказывается в чем дело! А то, что он посадил на иглу уже десятки, а может быть и сотни детей- этоплата за ценную информацию?! Так?!
-Остынь,- сказал мне мой начальник,- Это война в которой приходится пользоваться услугами таких вот мерзавцев. Другого выхода у нас нет. Да, десятки, а может быть и сотни детей стали его жертвами. Но благодаря его информации мы спасли тысячи потенциальных жертв! И потом, ему уже недолго осталось. Еще три года, максимум пять лет. Все они кончают одним и тем же ,- успокоил меня пожилой майор.
Я проработал в отделе всего три года, но у меня уже начали сдавать нервы. А может просто не мог спокойно наблюдать за тем, как Дима спокойно делает свою криминальную карьеру, разрушая при этом чужие , только начавшиеся жизни.
Торговать наркотиками Дима начал два года назад. При этом у него обнаружились недюжинные способности к торговле. Казалось, он мог продать дурь самому дьяволу. Злобный , переполненный ненавистью ко всему миру, он, при необходимости мог быть очень обаятельным. Будто змей-искуситель, он незаметно приучал к наркотикам совсем еще детей, угощая их мороженным или шоколадом, которые предворительно смешал с наркотой.
Он делал стремительную карьеру в наркоторговле- поймать его было невозможно, Дима никогда не держал при себе крупную партию адского зелья, но главное, постоянно выдумывал все новые способы передачи товара клиентам.
Его продажи росли, у него не было недостатка в денгах, но он не учел одной существенной детали: чтобы продавать наркотики, нужно самому быть наркоманом. Так, продавая белую смерть другим, он и сам основательно подсел на наркоту.
Его регулярно лечили, из больицы он выходил посвежевший, но вен на руках и ногах , куда можно было бы вколоть очередной укол , оставалось все меньше. Он очень любил салаты и свежие соки, и надеялся, что они продлят ему жизнь.
Он очень боялся смерти и не меньше, а может и больше- Марика, своего босса. Марик иногда инспектировал своих вассалов и к нему Дима всегда бежал с той самой преданностью в глазах, которую демонстрировал мне еще тогда, в детстве, когда я пытался его воспитывать.
Марк был ненамного старше Димы, но принадлежал к весьма влиятельному клану выходцев из Средней Азии. С проштрафившимися подчиненными, вроде Димы, он долго не церемонился. Наказания были разными- провинившийся перед Марком мог лишиться всего, начиная от имущества или квартиры, до жизни. Бизнес должен был приносить прибыль, и если ты не в состоянии ее обеспечить, изволь оплатить убытки. А как ты это сделаешь- это твои проблемы. Таков был принцип Марка.
Дима эту прибыль обеспечивал, у него ни разу не было ни одного, даже незначительного прокола и Марка он вполне устраивал.
Он вообще вполне всех устраивал- Марка, полицейских начальников, адвокатов, социальных работников, врачей больницы, которые постоянно вытаскивали его из комы, после очередной передозировки.
А дети, которым он отравил жизнь, собственная мать, соседи- это те люди, которых можно не брать в расчет- в районах , где живут эти несчастные, это обычное явление. Так всегда было, есть и наверное, будет. Все к такому положению дел привыкли.
Они ведь сами выбрали свою жизнь поселившись здесь, а не в более благополучном квартале. Хотели подешевле, ну вот и терпите. Так если не говорят, то наверняка думают многие наши и начальники, и сограждане.
Но мое терпение кончилось!
Да, я не Бог, я не умнее всех! Я, это просто я. И поэтому, мне нет дела до философии. Я не собираюсь терпеть эту мразь!
 Поздно вечером я направился к дому Димы. Напротив его дома был большой парк на холмах с причудливыми сооружениями , не то подобием крепости, не то какого-то древнего сооружения. Днем здесь играли дети, а ночью собирались всякие отбросы- наркоманы, уличные проститутки, бездомные. Отсюда было очень удобно наблюдать за ближайшими улицами , считавшимися одним из самых злачных мест в городе. Наши агенты нередко использовали это место для наблюдения или засад, в зависимости от обстоятельств.
Именно отсюда я и наблюдал за домом Димы.
Долго ждать мне не пришлось. Вскоре на улицу вышла его мать с лицом красным от слез и совершенно седая, несмотря на свои сорок с небольшим лет. Он всегда выгонял ее из дому, когда кололся. Чаще всего он кололся не один, но сейчас видно сильно приспичило. На улице она пробудет часа два как минимум- мать Димы боялась возвращаться домой и оставалась на улице до тех пор пока не замерзнет, если дело было зимой или уже совсем перед рассветом.
Я незаметно проник в подъезд, вокруг не было уже света в окнах , все спали. Да если кто и видел меня, вряд ли обратил внимание- наркоманы здесь частые гости. На всякий случай, я надел спортивную куртку с капюшоном и бейсболку,  которые скрывали мое лицо. Вокруг никого не было и только мать Димы как-то обреченно сидела на лавке перед  домом и тихо плакала.
 Открыть замок двери не представляло для меня никакого труда - струя аэрозоли, и замок послушно открылся.
Я собирался оглушить его и затем ввести ему в вену воздух с помощью заранее приготовленного шприца. А может и просто задушить. Он был совершенно гнилой изнутри и легко справиться с ним не представляло для меня никакого труда.
Я бесшумно открыл дверь и зашел , через крохотный коридор, в гостинную. Здесь его не было. Тогда я заглянул в комнаты, н о и там Димы не оказалось.
Я нашел его лежащим в ванне.
Он был мертв.
Умер ли он от передозировки, сам решил покончить со своей жизнью или умер по какой-то другой причине, для меня уже не имело никакого значения. Эта история закончилась. По крайней мере, один эпизод из нее.
Оставалось лишь вызвать труповозку.
Я вдруг почувствовал небывалый прилив энергии и возвращаясь к своей машине испытывал чувство похожее на удовлетворение. Выбросив ненужный теперь шприц , я сел в машину и отправился домой.
-"Оставьте все свои суды Господу",- когда-то учила меня моя набожная бабушка, если я в детстве рассказывал ей о своих обидах. Это был как раз такой случай. Мы много с ней спорили тогда, но вот оказалось, что в чем-то она была права. Хотя мысленно, я все еще продолжал с нею спорить.