День как жизнь

                (стихотворение в прозе)

Встать рано утром, увидеть за окном румяную мартовскую зарю и – враз пробудиться ото сна! Стоять у окна, любуясь изысканными оттенками цветов, игрой еще зимнего солнца: над самым горизонтом набухает, краснея, дымно малиновая полоса, над ней светло бирюзовая, и, наконец, - чистая и светлая лазурь. А на севере, над изломанной линией домов возносится из неведомой трубы, расширяясь кверху – огромный дымный джин!
  Поскорее поесть, одеться  и – в лес! Чудеса начинаются на подступах к нему. Большой куст весь склонился к земле под тяжестью длинных сугробов на нем, словно пожираемый огромными белыми гусеницами. На ветвях деревьев, среди сучьев, в развилинах стволов застряли, нашли пристанище пушистые снежные звери: кролики, птицы, огромные змеи и даже лукавый Фавн, важно разлегшийся на упавшем стволе.
  Вхожу в лес, в темную, безнадежно грустную толпу лип. Темные стволы их, контрастно чернеют на фоне тусклого света; они неподвижны и безжизненны, как изваяния. А сверху, сквозь иероглифы густо и причудливо переплетенных веток пробиваются скудные лучи, высвечивая редкие кустики, пологие и горбатые сугробы.
  Скорее, скорее отсюда, пока не одолела темная  хандра!
  Вышел, наконец, из леса и зажмурился от ослепительного ликующего солнца! Снежное поле отражает яркий свет, всё переливается, бликует, вспыхивает бриллиантовыми посверками снежных кристаллов.
  Неужели уже весна?
  Еще не разгорелся вовсю солнечный жар, еще не проснулись звуки -  мириады писков, свистов, криков - шумная и радостная симфония весны, еще не оттаяли цвета. Но уже тянет влажной прохладой, но уже пахнет терпкостью весенней влаги. А синь небесная сгущается все сильнее и сильнее, приобретая в северо-западной части небосвода сокровенную глубину, насыщенную густоту ультрамарина.
   Перехожу через овраг, по дну которого, под голубым стеклом льда уже видны струи оживающей речушки – Чертановки. Поднимаюсь на противоположный склон, а там, на взгорье – небольшая рощица тонконогих, отбеленных снегом березок. Каким нежным персиковым цветом окрашиваются их тонкие заиндевевшие ветки на заре!
  Прохожу мимо пруда и поднимаюсь по узкой огороженной дороге к Храму Иконы Казанской Богоматери. Высокий белоснежный храм украшен сверху пятиглавым куполом, образующим крест: по краям четыре темных купола, а в центре – высокая, видная издалека позолоченная главка.
  В этом храме хранятся две копии знаменитой иконы Казанской богоматери,
« имевшей началом чудесное явление ее в Казани в 1579 году». Икона эта – одна из самых почитаемых на Руси: по преданию она оберегала страну в смутное время Польского нашествия.
  Войдя в церковь, попадаешь вначале в придел, освященный в честь Святителя Николая. В центральную, срединную часть нужно пройти сквозь небольшую арку, в которой и висят две копии, два варианта знаменитой иконы: слева в золотисто-серебряном окладе, а вот справа…
  Справа висит копия одной из самых первых икон Казанской Богоматери: темный скорбный лик Богоматери и - словно, слезы в глазах стоящего рядом младенца, облаченного в светлые и зеленые одежды. Нигде больше не видел я такой скорби в глазах будущего Спасителя. Словно он чувствует уже всю боль людскую, как свою, словно он уже принял ее на себя и в себя, словно уже видит свой печальный конец, свою Голгофу. Когда долго стоишь перед этой удивительной иконой, то начинаешь постепенно и сам ощущать эту боль, она передается тебе от образа. Можно часами стоять возле этой иконы, тщательно рассматривая ее, поражаясь мастерству древних иконописцев.
  Но пора! Выхожу из храма в бодрящий холод и свет мартовского дня и спускаюсь вниз, назад – к дому. Солнце теперь слева; оно то прячется за стволами старых лип, то выныривает из-за них. Эта солнечная игра, это быстрое чередование солнечных затмений и вспышек наполняют неожиданной радостью, задают бодрый ритм ходьбе. Деревья стоят просторно, редко; весь небольшой этот лесок пронизан золотистой солнечной дымкой от лучей и их отражения от снежного наста. На повороте дороге останавливаюсь и поворачиваюсь назад – прощаюсь с храмом. Стою молча некоторое время. Безмолвие в лесу, ослепительная белизна стен, спокойное величие храма, пережившего и лихолетье революции, и потрясения новой эпохи…
  А солнце все ниже над лесом. Поле перед березовой рощицей все исчерчено наискось длинными извилистыми тенями лиственниц. Они стоят по обе стороны аллеи, ведущей в Узкое. Возле пруда словно отдыхают, купаются в ярком свете ветлы, их густая крона окрашена серо оливковым прохладным цветом. А тени на снегу – все темнее и глубже, все холоднее остывающий воздух.
  Быстро перехожу через овраг и иду опять сквозь липовую густую рощу. И все время вспоминаю глаза младенца и думаю о том, что не должно быть места людской печали и страданиям в этом прекрасном, ликующем мире света. Вспоминаю большой выветренный пургой сугроб на краю леса, похожий на серый неприглядный бархан. И, вспомнив, подумал вдруг: «отчего происходит эрозия души, отчего в ней копится темень зла, грязь корысти и холод равнодушия»?  И вспомнил почему-то Эйнштейна, его загадочное изречение: «Господь бог всемогущ, но не злонамерен». Что он имел в виду? Как и другие создатели Бомбы, он не мог не думать тогда о ее страшной сокрушительной силе; не мог не бояться  новой войны, которая могла уничтожить наш мир. Очевидно, он имел в виду вот что: «в природе нет зла, ее развитие на направленно на самоуничтожение». Но теперь, по прошествии полувека можно сказать,  что есть эта сила, есть это зло.
  Мысль – это зло! Она не является частью природы, она лишь косвенный продукт ее. И в ней есть то, чего нет в природе: корысть, ложь, эгоизм, обман. В ней есть стремление уничтожить себе подобных. Злая человеческая мысль…
  Нет, лучше не думать сегодня об этом! Быть наивным и беспечным! Бодро идти под этим ласковым солнцем, любоваться его светозарным сиянием, цветовыми переходами на горизонте, двумя белыми с кудрявыми краями полосами на небе, оставленными пролетевшим самолетом – словно гигантский конькобежец  пробежался по небесному льду. Не думать больше ни о чем, только вбирать в себя этот мир, считать себя частицей его, получающей свою толику тепла и света и отдающей ему то же самое – свет и тепло своей души!
  Выхожу, наконец, к домам и застываю, пораженный новым чудом! Торцы светло серых домов окрасились в бардовый цвет, а окна домов сверкают сотнями солнц; в них плавится, ослепляя, червонное золото заката. А заходящее солнце уже прячется за лесом, стена его темнеет, окрашивается черной сажей.
  И вот уже стелются над горизонтом матовые полосы, плавно переходя от одной к другой: серо-бежевая, нежно голубая, дымчатая малиновая. Еще полчаса – и они поблекнут, потускнеют, погаснут. Небо затянется занавесью ночной тьмы.
  Как быстр, короток и мимолетен первый весенний день – как промельк стремительной светлой птицы, как сама весна, как наша жизнь!

                1 марта 2011г.