Оглянуться назад. Часть вторая. Гл. 18

                ГЛ.18. ПОДРУГА



       Новенькая вошла в наш класс  под конвоем Дарьи Федоровны. Все с любопытством уставились на нее. Не красавица, хотя и с правильными чертами лица. Но даже мне издали было видно, какие у нее лучистые голубые глаза. Как у куклы, только живые, с лукавинкой, говорящие.
        Дарья махнула рукой, указывая  на свободное место в среднем ряду, что-то буркнула, а  девочка четко произнесла:
        – Меня зовут Ира Монина.
        И пошла на свое место.
        Как она держалась! С каким  спокойным достоинством!
        Я влюбилась в нее с первого взгляда. Но прошел целый месяц, пока мы с нею заговорили. Подошла первой она, сказала:
        – Люся, я сегодня кое- с- кем поспорила, мне нужна твоя поддержка.
       До сих пор я не видела, чтобы Ира с кем-то сблизилась. Вела она себя с вежливой отстраненностью,  но без высокомерия. К ней присматривались, с нею осторожничали. Ее независимое поведение – без тени суетливости – вызывало уважение,  и в подруги к ней никто не набивался. Что она умна и начитанна, а значит – будет учиться хорошо, стало понятно после первого же вызова к доске.
       Конечно, мне было лестно, что эта девочка ищет поддержки у меня.
       – Понимаешь, я не люблю сплетниц, а  в вашем классе их полно. Сегодня вхожу в раздевалку перед физкультурой и слышу, как одна особа говорит: «Эта Люська  Курач корчит из себя красавицу! Подумаешь, пацаны на катке ее приглашают кататься! Спорим, Игорь в нее никогда не втрескается!»
       – Какой Игорь? – не поняла я.
       – Да ваш, этот надутый отличник.
       – Нужен он мне!
       – Вот-вот! Я и говорю им: «А спорим, что он через неделю будет лежать у ее ног?»
      Я так и села. Мы в тот день убирали после уроков классную комнату, были дежурными.
      – Зачем ты это сказала?!
      – Мне так  захотелось щелкнуть по носу этих завистниц! Он просто обязан теперь обратить на тебя  внимание.
      – Он в мою сторону вообще не смотрит! Я – тоже.
      – Вот и хорошо.– Ира смеялась глазами. – Тебе абсолютно ничего не надо делать. 
      Я была  в полном недоумении. Мне не хотелось ссориться, но и задело такое своеволие. Почему не спросила у меня, прежде чем начинать эту глупую игру?
     А что игра  уже началась и без вмешательства Иры, я поняла. Несколько дней назад какой-то первоклассник сунул мне в коридоре запечатанный конверт:
     – Это тебе.
      И быстренько смотался, а мы со Светой Меркушовой вскрыли  послание. «Сентиментальная актриса! Ты никакая не красавица, и никому ты не нужна! И нечего глазки строить Игорю! Доброжелатель»
      Я, конечно, тогда расстроилась, Света меня утешала. И мы напрасно пытались вычислить автора. Во-первых, записка выполнена  печатными буквами, во-вторых, я еще не успела ни с кем из девочек ни подружиться, ни поссориться.
      Потом  удивление перешло в злость: что им от меня надо? Я ведь не строила глазки никакому Игорю!
      Получается, что Ира Монина услышала то же самое письмо, только устное? И сейчас я узнаю имя доброжелателя?
       Я рассказала Ире об этой записке.
       – Ну вот, – улыбнулась она. –  Это все из одной оперы. Имени этой дуры тебе не скажу, чтобы не расстраивать.
       – Так что мне  теперь делать? – переспросила я.
       – Я же сказала: ни-че-го. Можешь не сомневаться,  они об этом споре  вашему отличнику донесли! Нам остается только ждать воскресенья. Ты на каток когда ходишь?
       – По воскресеньям.
       – А я не умею кататься. Но пойду, поучишь меня. Главное – чтобы твои доброжелатели туда  пошли тоже. Сегодня у нас понедельник.  Через пару дней Игорек забеспокоится. Он-то будет ждать боевых действий с твоей стороны. Станет присматриваться к тебе, может  –  и заговорит. Надо, чтобы он тебя увидел, понимаешь?
       Я подавленно молчала, пока плохо соображая, что нужно предпринять, чтобы этот «надутый отличник» меня заметил.
       – Эксперимент! Не думай, что я интриганка. Просто терпеть не могу завистливых дур. Ты мне сразу понравилась. Он будет ждать, когда и что ты сделаешь, чтобы влюбить в себя,  а потом  занервничает. Ты и не должна строить глазки. Это он будет ждать «глазок».
      Ира даже засмеялась.
       – А при чем тут каток?
       – А при том, что у вас приглашение кататься означает симпатию или больше, да? Как на танцах. И вот если он тебя пригласит, а девчонки увидят, этого и хватит. А там посмотрим.
       Пока мы с Ирой ждали каких-то результатов моего ничегонеделанья, успели сдружиться. Все переменки проводили вместе. Света даже заревновала.
      Три дня Игорь только поглядывал на меня издали. Потом в его глазах появился вопрос. На четвертый, перед контрольным диктантом, он вдруг подошел:
     – Слушай, Курач,  сядешь на место Стасика Чередниченко?
     Говорил он в своей манере – глядя поверх головы собеседника. То ли стеснялся, то ли  пренебрегал им. И сейчас обходил взглядом.
     – Зачем? – не поняла я. – У меня свое место есть.
     Стасик сидел за спиной у Игоря.
      – Понимаешь, мне до конца четверти четверку надо исправить по языку. Ты ж у нас грамотно пишешь. Будешь мне запятые подсказывать.
      Я  недавно получила пятерку за диктант по русскому. Ага, значит, наш отличник в себе не так уж уверен!
      Села и подсказывала – ногой под партой стучала по его ноге.
      Конечно, эти маневры не остались без внимания моих наблюдательниц. Вот бы еще сработала операция под кодом «На катке», так  теперь говорила Ира.
     Мы все тогда увлекались коньками. Он заменял нам танцы. Маленький верхний стадион на улице Дзержинского зимой заливали водой. В субботу и воскресенье там было не повернуться – так много набегало   народу. Мы с Лялей только учились кататься, Ната немного умела, но на троих у нас было две пары коньков. Одну приходилось брать напрокат.
    До сих пор перед глазами эта картинка – как мы переодеваемся в толпе таких же девочек и мальчиков.  В раздевалке  запах снега и он повсюду – на полу, на обуви,  тает на шапочках. Все такие энергичные, веселые и – кстати! – никакого мата! Можно спокойно было находиться в этом чужом временном обществе – уши не вяли!


      Получается – можно обойтись без грязных ругательств, какие бы эмоции тебя не переполняли?! А сейчас даже крутые писатели  уверяют нас с экрана, что эти несколько поганых слов обогащают русский язык?! Да настолько, что без мата он, бедняжка, погибнет?! Так и хочется крикнуть:
     – Господа Сорокин,  Ерофеев, Тополь и присоединившаяся к ним в последнее время Дина Рубина –  вкупе с другими писательницами-эмансипэ! Поберегите хотя бы детские души! Об ушах уже не говорю…

      На катке мальчики приглашали девочек покататься в паре. Руки наперекрест – и едешь, подстраиваешься под шаг партнера, чувствуя крепкую опору.  Один едешь – то и дело брякаешься на лед, пока не научишься хорошо владеть коньками, а когда с парнем – сам себе кажешься  эдаким умельцем!
     Музыка льется из репродуктора в центре катка, от фонарей светло кругом,  и в свете этих фонарей кружатся снежинки. Зима настоящая, с небольшим морозцем, а ты свою молодость (вся жизнь впереди) ощущаешь каждой клеточкой сердца. На душе – праздник!
     Мы с сестричкой никогда не простаивали, партнеры находились. Три круга проедешь – музыка кончилась, и тебя отвозят на то место, откуда взяли. Одноклассницы топчутся тут же – ждут приглашения. Сами боятся ездить, потому что одиночек  тут же сбивал так называемый поезд – длинная шеренга мальчишек, держащих друг друга за пояс. Во главе – девочка известная всему нашему району, злая и смелая, как черт. Так быстро и красиво, как она, даже никто из пацанов не ездил на коньках. «Поезд»  сбивал  на своем пути всех зевак и неумех.
     В воскресенье полкласса явилось на каток. Ира была без коньков, вела наблюдение.
      – Так, он пришел! – шепнула мне.
      До самого воскресенья я переживала, что Ирин план сорвется. Правда, издали ловила на себе уже откровенно недоуменные взгляды Игорька. Он ничего не понимал: вроде бы я с кем-то поспорила, что его охмурю, а сама ничего не делаю. Может, врут девчонки? Эта Ленка Фомина такая бедовая, что…
      Я сама догадалась, кто был тот, спорщик. Как мне было обидно. С Ленкой мы вроде бы еще в восьмом классе подружились. Это она знала про Шурика Михайлова, это она подбивала меня прохаживаться мимо него! А вдруг она и письмо написала?
     Ленка тоже вела наблюдения. Слишком она была экспансивна, чтобы скрывать свои замыслы. И сейчас на катке она уже два раза подошла с вопросом:
      – Игоря не видела? А чего ты стоишь? Ждешь кого-то?
      – Какого Игоря? Никого не жду.
      И тут сзади:
      – Пройдем кататься?
      – Пойдем! – Ленка подставила руки. Игорь прошел мимо них, протянул свои – мне.
      И это на глазах у всех девчонок из класса!
      Поехали. Два круга едем, вот уже музыка сменилась, а мы все катаемся.
       – Ты не устала? Может, замерзла? Пойдем в раздевалку погреться?
       – Давай.
       У меня уже ноги выше коленок замерзли, лицо горит от мороза и возбуждения. Я все-таки на повороте, где девчонки стояли,  кинула на них взгляд! Ира мне помахала рукой – показала, что уходит.
       Так, в паре с Игорем, мы поехали мимо всех – в раздевалку. А там оказалось, что места на скамейках заняты. Постояли.
        – Может, уйдем вообще? Я тебя провожу.
        – Уйдем.
        Провел до дома. Я  Ляльке только успела сказать, чтобы она возвращалась со своим  ухажером. У нее их было несколько. Ее всегда провожали стаей. А мне было не до Ляльки.  Наты в этот день тоже не было с нами.
        Всю дорогу мы с Игорем хохотали, вспоминая смешные случаи  из жизни класса. Возле ворот постояли еще.
        – А ты ничего девчонка, нормальная, – сказал Игорь. – Придешь на каток еще?
        Если бы не возник в моей жизни этой же зимой другой  мужской персонаж, наш  скромный флирт с Игорем мог бы продолжиться. Но уже в следующее воскресенье произошло знаменательное в моей жизни событие, и я даже не заметила, был ли вообще на катке этот неинтересный для меня одноклассник.
       А Ира Монина стала настоящей подругой. Мы в унисон думали и чувствовали. Мы не могли прожить без общения ни дня.
       Родители ее, геологи по профессии и бродяги по образу жизни, имели квартиру  в  Днепропетровске, но бывали в ней очень редко. И повсюду таскали за собою, в  геологические экспедиции, единственную и  любимую дочь. Но когда пришло время  кончать на одном месте школу, согласились на разлуку – Иру отправили с верной няней-домработницей в город.
        Я не понимаю, как им удалось при таком кочевом образе жизни воспитать настоящую аристократку. Ира была образцом интеллигентного поведения всюду, куда бы ни попадала. Она умела вести себя за столом – то есть – в понимании простого человека – пользоваться ножом, вышитыми салфетками, любыми приборами, которые в нашем обиходе не водились. Мы прекрасно обходились  одной вилкой и без всяких салфеток. Да если тогда бумаги туалетной не было в помине, что же о салфетках говорить?!
        Ира закончила музыкальную школу и прекрасно играла на фортепьяно. Вот это перевесило бы все ее недостатки, если бы такие имелись! Я не спускала глаз с ее рук, летающих над клавишами.
       – Напрасно хвалишь, – сказала она мне  при первой же демонстрации своих умений. – Ты просто не слышала настоящих пианистов. Я не об артистах говорю, а о простых смертных. О тех, кто  закончил школу, как я, а играет как Бог! Слышала Станкевича из десятого «А»?
       Еще бы! Вся школа знала этого профессорского сыночка, длинного словно жердь, в очках, рассеянного, как великий ученый. Он тянул на золотую медаль, но был особым отличником – весь в себе, никого не замечал из-за  беспрерывной работы своего гениального мозга. Когда он шел по коридору, все разбегались, потому что Станкевич мог сбить с ног любого зазевавшегося. Он просто не видел людей. Но когда просили сыграть на школьном вечере, садился за рояль и – снова никого не видел. Чтобы Станкевича остановить, надо было схватить его за руку и столкнуть со стула. Он играл одну вещь за другой, как автомат, но как играл! Он был из тех людей, кто гениален во всем, за что ни возьмется.
       – Я пригласила его к себе на воскресенье. Поиграть на пианино.
       Я уставилась на свою подругу: пригласить …Станкевича…самого Станкевича… к себе домой?!
        – И он согласился?
        – Адрес записал.
        – Но как ты это сделала?
        – Он играл в зале на переменке, я подошла, говорю: Юра, вы не могли бы прийти ко мне домой  в воскресенье, в два часа дня? Я хочу послушать вашу игру.
       – Он мне: какой адрес?
       – Я: записать?
       – Он: я запомню.
       – Не придет он – засомневалась я.
       В два часа дня в воскресенье мы с Ирой торчали на ее заснеженном балконе, выглядывали. Он пришел. Разделся, поздоровался, спросил:
       – Где инструмент?
       – Идите за мною.
        Юра играл ровно два часа. Мы сидели по бокам боясь шелохнуться. Он играл Бетховена, Шопена, Рахманинова, Моцарта, не объявляя репертуара. Ира все это знала, я – слышала по радио, но не все  могла узнать и очень потом обрадовалась, когда Ира сказала, что я узнала главное композитора по его стилю. Через два часа Станкевич поднялся  с табурета:
       – До свиданья.
      Мы плелись за ним в прихожую, выражая свое восхищение.
       – Спасибо, до свиданья, –  улыбнулся он скупо и ушел.
       Сейчас такое словечко,  как «рисковая», вполне подошло бы для характеристики моей подруги! Она была именно такой, а не интриганкой. Она не любила  лжи и лицемерия, а потому была закрытым человеком, не пускающим в душу всех подряд. 
       Она была умницей  не по годам, но никогда не умничала. Такого гармоничного сочетания ума и характера я до тех пор не встречала. А  потому  и сейчас удивляюсь, почему она отметила именно меня? Что она во мне разглядела? Почему не сошлась с другими девочками, которые лучше учились и были не такими зажатыми в обществе чужих людей, какой была я? И как получилось, что она не подавила во мне личность, а наоборот? Ведь была такая опасность, была!
       Я помню один пережитый по ее вине конфуз. Мы были у Иры дома, в огромной квартире, где все говорило, что хозяева когда-то жили не бедно. Роскошные бархатные шторы на окнах, гардины  кружевные,  добротная мебель, ковры на стенах и полу. Тихая, как мышка, домработница (имени не помню) ,выставлявшая на стол, за которым мы с Ирой обедали, супницу, словно из музея,  и такие же тарелки, тоже была из другой жизни, мне не знакомой.
       После обеда Ира пошла в спальню за чем-то, а я простодушно двинула за нею. На пороге  она вдруг остановилась, загородив собой дорогу, и мягко сказала:
        – В чужую спальню не положено входить.
       Я оторопела. Была бы на месте Иры другая девчонка, я бы тут же развернулась и хлопнула входной дверью. Подумаешь! В  нашу спальню мог любой гость ввалиться – и ничего!
       Но этот урок Ира сумела преподать таким тоном, что оставалось только проглотить неловкость и смириться.
       Ира  уехала в Пятигорск, где родители осели навсегда,  когда она училась в десятом классе. Но за этот год с небольшим мы  пережили столько событий в «личной жизни»!

продолжение http://proza.ru/2011/03/10/1373