Хроники Беке Мара. Неслучайная Фантазия. Отрывок 6

…Ее не ждали в Шибенике. Она никому не нужна была там со своим красным дипломом. В Югославии шла война.
Окинув придирчивым взглядом стройную блондинку в модных джинсах и сапожках на высоких каблуках, глав. врач недоуменно усмехнулась. И что этой красотке не жилось в России? Хотя… если верить сообщениям СМИ, в России сейчас тоже неспокойно.
«Закройте дверь, девушка, - произнесла она устало, откинувшись на спинку кресла, и на мгновение закрыла слезящиеся глаза, - Вы должны понимать, что по вопросам трудоустройства нужно обращаться в отдел кадров, а не сюда…»
Блондинка хмыкнула и вольготно устроилась на краю стола, сверху вниз глядя на женщину.
«В отделе кадров этой богадельни меня не стали даже слушать! – заявила она, возможно, излишне прямолинейно, заставив сощуренные глаза глав. врача удивленно расшириться, - Их вообще не волнует ни мое образование, ничто! Неужели я для того поехала учиться в Россию, чтобы вернуться и застать, - она широким жестом обвела пространство вокруг, и ее голос прозвучал возмущенно, - ЭТО?»
«У меня к Вам вопрос и просьба, - почти шепотом откликнулась глав. врач, выпрямившись в кресле, - Во-первых, просьба. Слезьте с моего стола, будте добры, - она прямо посмотрела в лицо девушке, и та, недовольно хмыкнув, соскочила на пол и устроилась в кресле напротив нее. Женщина усмехнулась, - А теперь вопрос, - продолжила она, - Что ЭТО Вы нашли, вернувшись сюда?»
«Полнейшую безграмотность! – не замедлив и на секунду, выдала блондинка, - Вы хоть знаете, что у Вас тут какой-то умник женщине с явными признаками развития левожелудочковой сердечной недостаточности уже неделю пытается пиелонефрит в диагноз вписать?!»
Марина замолчала, удивленно глядя на смеющуюся женщину. У нее даже слезы из глаз текли.
«Мила, наверное, - пробормотала она сквозь смех, - А Вы откуда это узнали и с чего взяли свой диагноз?»
Ее взгляд стал серьезным, когда она посмотрела девушке в лицо. Та возмущенно всплеснула руками и звонко хлопнула в ладоши, снова вскочив с кресла.
«Да ну конечно! С тремя кардиограммами за полугодие с устойчивой динамикой к ухудшению и пульсом под двести я никак и ниоткуда это взять бы не смогла!» - воскликнула она.
«Как фамилия пациентки Вы запомнили?» - улыбнулась глав. врач снисходительно.
Она даже не сомневалась в этом, и блондинка порадовала ее своей отличной памятью, мгновенно выдав все личные данные пациента. Записав их на листочке, женщина еще раз внимательно посмотрела на эту девушку. Не любила она блондинок. Всегда считала их глупыми воображалами. Но эта девушка, определенно, была умной воображалой. И, если бы ей удалось справиться с этим своим «Я ВСЕ ЗНАЮ!», она стала бы отличным доктором, наверное. Глав. врач вздохнула. Но место хирурга, действительно, занято.
«У нас есть место терапевта, - произнесла она тихо, подумав немного, - Мест хирургов нет, да и Вам я, само собой, не доверила бы этого. Если Вы согласитесь начать с общего отделения… Спорю, в российских ВУЗах готовят разнопрофильных врачей…»
«Оформляйте!» - хлопнув по столу ладонью, блондинка оставила на нем свой паспорт и диплом.
А в ее пронзительных серых глазах так читалось самоуверенное: «Сами еще умолять будете!»
 Глав. врач улыбнулась.
«А ты наглая!»
«Русские говорят: наглость – второе счастье!» - быстро откликнулась девушка.
Глав. врач нахмурилась.
«Марина Мара, - прочла она медленно и добавила жестко, - Начинайте вспоминать мудрость родной страны, доктор Мара! Вы не в России…»
Серые глаза просветили ее рентгеном.
«А какая страна у меня теперь родная?»

…Эта девчонка была невыносимо дерзкой. Она считала себя самой умной на свете и постоянно ссорилась с кем-нибудь из коллег, не упуская ни одного случая указать им, как они должны лечить своих пациентов. А спустя недолгое время стала очевидной ее беременность. Но Бранислава Балдос ни на минуту не пожалела о своем решении принять ее на работу. Все-таки, ее красный диплом стоил многого. Больные только что не молились на эту блондинку. Ее подкарауливали со своими вопросами, жалобами и слезами даже пациенты других врачей. И всегда и во всем, что касалось работы, Марина Мара, не смотря на свою бесшабашность, была серьезна и ответственна. От нее зависели жизни и здоровье людей. И эта девочка понимала это именно так, как это должен понимать настоящий доктор.
Через три месяца она фактически управляла терапевтическим отделением и с ноги открывала любую дверь в этой больнице, кроме двери операционной. А главный хирург Андро Балдос – уже убеленный сединами и отягощенный грузом многолетнего опыта – бережно хранил все ее записки, которые она прикладывала к картам своих больных, отправляя их в хирургию. Это выглядело так сентиментально, если не знать, что доктор Мара писала в них!
«Посмотри, Бранка! – смеялся он, аккуратно разглаживая очередную записку девушки, - Доктор Мара пишет мне каждый раз такие трогательные письма! Все предупреждения, даже насчет наркоза. А, да, насчет наркоза – у него аллергия, придется что-то выдумывать с заменой, - добавил он серьезнее, - Как у нас сейчас с этим?»
Бранислава устало опустилась в кресло напротив мужа.
«Как? – усмехнулась она, - Идет война, Андро! Силы ЮНА окружили Задар и идут к нам! Где их еще нет – усташи зверствуют! Как я добуду тебе что-то другое? Может, отложить операцию?»
«Нельзя. И доктор Мара не советует…»
Бранислава усмехнулась и провела пальцами по слезящимся глазам.
«И тут – доктор Мара! – вздохнула она, - Еще попросишь ее к себе в хирургию!»
«Вообще не понимаю, почему ты не сделала этого сразу! - серьезно откликнулся мужчина, - Девчонка толковая. Ей руку надо набивать!»
«Девчонка беременная, - вздохнула женщина печально, - Ей до родов осталось от силы месяца два. Вообще не знаю, что она до сих пор здесь делает…»
«Лечит?» - тихо произнес Андро.
И Бранислава с горечью усмехнулась: «Лечит!»
Муж и жена печально переглянулись, и в воздухе повисло тягостное молчание.  Они оба прекрасно понимали: Марина Мара вернулась в никуда, и никому она не нужна в раздираемой междоусобицами стране. И ее ребенок выбрал худшее время, чтоб появиться на свет.
Из задумчивости врачей вывел шум в приемной. И девушка-секретарь успела только испуганно взвизгнуть, прежде чем дверь распахнулась настежь, и в проеме показалась отяжелевшая от беременности женщина в белом халате.
«О! Супруги Балдос! – рассмеялась она, проходя в кабинет. И добавила, тяжело опустившись на диван, - По-русски ваша фамилия не очень звучит! Не отвлекаю?»
«Мы привыкли, - откликнулась Бранислава, стараясь не смотреть на давящегося смехом мужа, чтобы не рассмеяться самой, - В чем дело на этот раз?»
«Дело! – Марина ухмыльнулась, и эта ее ухмылочка была очень похожа на оскал готового к прыжку зверя, - У нас тут ЮНА стоит буквально под боком, - продолжила она беспечно, - Они нарвались на усташей накануне, и, кажись, кого-то из командиров слегка зацепило… Смекаете?»
«Абсолютно нет! Машину не дам!» - отрезала Бранислава, грозно сверкнув глазами.
Марина вольготно развалилась на спинке потрепанного дивана.
«Предложите другой способ раздобыть медикаменты!»  - самонадеянно хмыкнула она.
Глав. врач сердито поджала губы. Конечно, в чем-то блондинка и права. Добыть лекарства можно только через военных. И, тем не менее, рисковать, даже просто связавшись с ЮНА, когда усташи тоже здесь, совсем рядом! Они же даже не посмотрят, кто серб, а кто хорват, если узнают, что она вышла на контакт с ЮНА. Женщине было безумно страшно.
Андро накрыл ладонь жены своей и ободряюще улыбнулся ей.
«Я поеду, - сказал он тихо, - Ну, откажут, так откажут. Не убьют же!»
Марина недовольно цокнула языком.
«Ща! Поедет он! – пробормотала она по-русски и добавила, перейдя на хорватский, - А кто моего язвенника оперировать будет в двенадцать? – длинный палец женщины ткнул в направлении стены. Часы на ней показывали десять, - Я поеду! – решительно заявила она, поднимаясь на ноги, - Беременную точно не тронут!»
«Идиотка! – вздохнула Бранислава ей вслед и подняла трубку телефона, - Радочка, добеги до шоферов, пусть кто-нибудь съездит с доктором Мара».

…Взлетевшие в воздух груды земли засыпали лобовое стекло, и снаружи послышались автоматные очереди и крики.
«Доктор Мара! Куда же  Вы меня затащили! - со слезами на глазах взмолился пожилой шофер, пригнувшись к рулю, - Нас же убьют!»
«Хотели бы убить – убили бы давно! – резко откликнулась женщина, с силой надавив на дверь, и выпрыгнула из машины на мягкую, изрытую взрывами, землю, - Нехило!» - вырвалось у нее одно из любимых словечек Славки Грек.
Было уже темно, и от дыма темнота сгущалась еще больше. А где-то за дымом – в нескольких шагах от нее – шел бой за очередное село, и солдаты ЮНА и хорваты рвали друг друга, словно звери, в этой мясорубке.
«Хуже зверей!» - пробормотала Марина тихо.
И в это мгновение ее внимание привлек какой-то странный свист и озлобленный крик: «Ложись, дура!»
А в следующую минуту она уже лежала на мягкой, все еще не по-осеннему теплой земле, закрытая сверху чьим-то телом. Снаряд разорвался совсем близко, и они оба были засыпаны землей.
Встряхнув головой, так, что комья земли разлетелись в разные стороны с длинных русых волос, мужчина приподнялся над ней и внимательно посмотрел ей в лицо. Он только в последний момент перед падением заметил, что эта женщина беременна, и теперь его синие глаза выражали досаду и злость, и Марине казалось, что она слышит, как он скрипит зубами. Сев на землю рядом с ней, незнакомец протянул ей руку.
«Дважды дура! – пробормотал он, просканировав женщину злым взглядом, - Тебя ж убить могли!»
«Хотели бы – убили бы! – повторила Марина слова, в верности которых она была убеждена, - Все равно, спасибо… эм…» - она долго смотрела на погоны незнакомца, но так и не смогла сообразить, в каком же он звании.
«Стас, - усмехнулся тот. И сразу его глаза стали совсем другими – в них словно заплясали веселые зеленые искорки смеха, - Ты откуда взялась?»
Этот вопрос навел Марину на важную мысль. О шофере-то она совсем забыла!
«Ё-моё!» - воскликнула она, пытаясь встать.
Но в тот же момент рядом раздался испуганный и виноватый голос шофера.
«Доктор Мара! Что же Вы делаете! Убьют же!»
«Хотели бы…» - начала Марина, поднимаясь с земли.
«Давно убили бы!» - хором откликнулись мужчины, помогая ей встать.
«Так ты – врач? – поинтересовался Стас, сбоку недоверчиво глядя на женщину, - Не похожа. Здесь-то что делаешь?»
«А вот решила вам медицинскую помощь оказать! – откликнулась Марина с усмешкой и, подняв с земли пистолет, быстро проверила содержимое обоймы, - Сойдет!»
Стас изумленно наблюдал за движениями женщины, так привычно обращающейся с оружием. А когда она сняла пистолет с предохранителя и опустила руку с ним вдоль тела – свободно, как делают опытные стрелки – и выглянула из-за машины, щуря холодные серые глаза, мужчина уже не был уверен, стоит ли верить в ее медицинское образование. Тем не менее, она была беременна. Отстранив женщину за спину, он выступил вперед сам.
«Свалилась на мою голову!» - донеслось до Марины его недовольное бормотание.
И в то же мгновение взгляд поймал двух стрелков – с двух сторон от них, метрах в двадцати. Даже сомнений не было – оба целят в голову ее спасителю.
«Сейчас проберемся к нашим, - рассуждал Стас, выглядывая дорогу получше, чтобы обойти технику и не попасть под обстрел, - Бой закончится – вернем вас в больницу. Вы откуда?»
«Ши… - два выстрела с двух сторон от его головы прервали речь шофера. И два бойца рухнули замертво, разрядив напоследок свои автоматы в небо, - …беник…» - заикаясь, закончил мужчина.
Стас медленно обернулся к женщине, на лице которой блуждала плотоядная какая-то полуулыбка.
«Какой мед. ВУЗ закончила доктор Мара?»
Та только усмехнулась и опустила пистолет.

…Бранислава Балдос тысячу раз прокляла свою мягкотелость (она говорила о себе несколько жестче, впрочем) за эти три дня, что Марина Мара не появлялась в больнице.
«Дура! Дура! Не она – я дура, раз отпустила такую девчонку, да еще на сносях! – отбиваясь от стаканчика с успокоительными каплями, заботливо накапанными мужем, стонала она, и ее усталые глаза слезились даже больше обычного, - Три дня! Да ее уже птицы исклевали!»
И женщина отчаянно разрыдалась, уткнувшись лицом в спинку дивана.
«Заманчиво звучит! – прозвучал от двери знакомый усталый голос, - Что ж сразу – птицами? Или – соблюдем пищевую цепочку, черви будут после?»
Увернувшись от стаканчика с каплями, разбившегося о стену на уровне ее головы, Марина посмотрела на мокрое пятно и хмыкнула.
«А ведь не отмоется! – заметила она, медленно проходя в кабинет, и добавила, обернувшись к оцепеневшему от удивления хирургу, - Готовьте моего аллергика, доктор Балдос! Будем оперировать!»
Мужчина вопросительно посмотрел на нее, и Марина ткнула пальцем в окно.
«Помощь от ЮНА! – с победной улыбкой заявила она, - Еще со времен милашки Питера Блада врачи были нужны всем и всегда! И, кстати, - ее глаза озорно сверкнули, - У того чина была подагра!»
Рада прекратила печатать и изумленно посмотрела на дверь кабинета главного врача, из-за которой доносился дружный громкий и немного нервный смех.

…Подложив руки под голову, Базиль устало растянулся на узком диване. Какой неуютный дом! Конечно, сейчас ей не для кого стараться – ее дочь покинула ее. Но ведь было и другое время, когда эта девочка, наверное, была трогательной и милой, как тот ангел с окровавленного фото. Была ребенком. Тогда здесь звучал, должно быть, ее веселый звонкий смех. И, наверное, тогда этот дом был другим.
Тогда у них еще не было дома – напомнила услужливая память. Милая девочка с льняными русыми косами провела в интернате шесть месяцев в 1999 году, когда ее мать была в Косово впервые; и еще четыре месяца в 2001 году, когда ее мать была в Афганистане. И с февраля 2002 по июнь 2003 года, когда последние российские врачи покинули Косово, она была в интернате тоже.  Итого двадцать семь месяцев. Это больше двух лет.
Базиль быстро открыл глаза, но его взгляд уперся в темноту. Не потому, что было темно, нет, за окнами уже светало. Но свет Солнца не пробивался сквозь его мысли.
Ринка Мара родилась в 1992 году, в последний день Скорпиона. Летом 2003 ей было всего десять лет.
«До России, - он немного помолчал, но спросил, все-таки, - Твоя дочь тоже жила в приюте?»
Капельница с грохотом упала на пол, и Стеа испуганно взвизгнула со сна. Хозяйка даже не приласкала ее – швырнула на пол, как тряпку! Обижено вылизываясь, кошка направилась к окну.
«Моя дочь никогда не жила в приюте! – выкрикнула Марина озлобленно, пытаясь остановить кровь, - Будь ты проклят с твоей тупостью, Бажо! Интернат – это не приют! – ее голос странно дрогнул, и сердце Базиля дрогнуло в ответ, - Это ты можешь оставить детей на жену, рыцарь! А у меня никого не было!»
«У меня нет детей…» - произнес Базиль тихо, протягивая женщине наспиртованную вату.
Та зажала ее в локте и села на кровати, прислонившись спиной к подушке, насмешливо глядя на Ратоборца странно блестящими в сумерках глазами.
«Конечно, у вас же так не бывает! – усмехнулась она беззлобно, - Мне просто повезло, что я женщина. А то жила бы тоже одна…»
«Разве ты никогда не любила?»
Базиль сел на кровать рядом с ней и очень прямо, открыто посмотрел ей в глаза. Марина хмыкнула. Члены Совета будут спрашивать не так и не об этом. А Бажо, наверное, просто интересно как это – прожить жизнь Беке Мара, Проклятого Людьми. Но это было не так уж плохо, как он, должно быть, думает. Эта мысль заставила женщину улыбнуться.
«Любила, и много раз. Ринка – моя самая сильная любовь – тому подтверждение, - ответила она. Карие глаза под густыми пушистыми ресницами смотрели на нее так удивленно, что Марина невольно улыбнулась, - А вас в ваших военных лагерях учат, должно быть, что Беке Мара, получая имя, сдает сердце на вечное  сохранение?» - насмешливо поинтересовалась она.
И он сказал вдруг: «Расскажи!»
Отбросив на пол пропитавшуюся темной кровью вату, Марина прислонилась затылком к столу и устало закрыла глаза.
«Это совершенно бесполезно для диссертации на тему «Беке Мара», - откликнулась она равнодушно, - Ты ведь готовишь работу вроде этой, не так ли?»
Она даже сама не замечала горькой издевки в своих словах. И Базиль не заметил ее тоже.
«Все равно расскажи!» - повторил он настойчиво.
Он вытребовал у Совета эти три дня на ее восстановление перед допросом, он отправил Штефана в штаб с какими-то совершенно бессмысленными заданиями и избавился от всех солдат только для этого. Он знал: допрос – пустая формальность; и в штабе ее просто медленно и мучительно, насколько это только возможно, убьют. Это то, к чему он стремился все эти годы. Но прежде он должен был услышать от нее самой ее историю! С тех пор, как он узнал имя убийцы рыцаря Драгана, он знал, что не позволит этому человеку умереть, не узнав всего. И его не волновали тайны рода Беке Мара, ему наплевать было на все эти мифические тайны! Он просто хотел понять, какой человек смог лишить жизни такого благородного, такого замечательного, такого – лучшего на свете! – рыцаря Драгана. По-человечески понять: как это – убить лучшего человека в мире? Ради чего?
Марина долго молчала.
«Подай мне аптечку и чистую одежду из шкафа, - сказала она, наконец, тихо и устало, - И поесть что-нибудь. И принеси с кухни магнитолу».
Базиль поднялся на ноги, поняв, что она согласилась.
Пока он возился с едой и магнитолой, розетки для которой он в спальне так и не нашел, Марина уже сходила в ванную комнату и сменила свои бинты. Она снова появилась перед ним такая же, как на тех фото девяносто девятого, в белом и синем, только волосы были длиннее и темнее, и морщин было больше. Базиль подумал почему-то, что у нее поровну морщин, проложенных горем и вычерченных радостью. Эта мысль его самого удивила, и он постарался поскорее забыть ее. Но, все-таки, ее лоб исчертили беды и думы, но эти скобочки с двух сторон рта появились от улыбок и смеха – снова пришло на ум. Нахмурившись, Базиль поставил стул перед столом, жестом приглашая женщину сесть. Та весело усмехнулась, и один угол рта у нее почему-то наклонился вниз.
«Не отравлено?» - поинтересовалась она, взяв с тарелки один из трех больших бутербродов, и тут же откусила от него половину.
Базиль невольно улыбнулся. С ее волнистых волос стекала вода. Она ела с таким аппетитом. Он раньше не видел, чтобы женщины ели так. И она так щурилась от удовольствия, что мужчина уже приготовился нарезать остатки колбасы на четвертый бутерброд. Но, покончив с едой, Марина решительно отодвинула тарелку и принялась за чай.
«Мой заварили! – усмехнулась она, - А что магнитола не светится?»
«А где розетка?» - вопросом на вопрос ответил Базиль.
Вздохнув, женщина ногой вытянула из-под стола удлинитель и исподлобья насмешливо посмотрела на него.
«Как вас еще не перебили! - усмехнулась она, перебирая диски на столе. И, глядя на один из них, задумчиво улыбнулась, - Тебе должно понравиться».
«А соседи?» - нахмурился Базиль сердито.
Марина отмахнулась.
«Мы негромко. После Sezen это мой любимый певец. Я его даже переводила. На тебя похож, - задумчиво улыбнулась она, ставя диск и протягивая мужчине упаковку, - Махсун Кырмызыгюль…» - и она нажала Play.
«Ни капли не похож!» - пробормотал Базиль, посмотрев на фото на упаковке диска.
И нахмурил густые брови, внимательно наблюдая за женщиной, расчесывающей волосы, пританцовывая в такт негромко звучащей музыке. Она переводила стихи? Он ожидал, что Беке Мара окажется не такой, как они представляли ее себе все эти годы. Но он не ожидал, что она окажется настолько другой.

…Станислав Воран. Ринка привыкла называть его вторым отцом, хотя она и не помнила этого человека. Что она могла помнить! Даже сама Марина тогда как-то не заметила его, не обратила внимания на человека, спасшего ее жизнь и жизнь ее дочери. Ее сердце тогда работало с бешеной скоростью, в ушах стоял гул от пульсации крови, и воздуха как будто не хватало. За время беременности она только однажды была на приеме у гинеколога и считала, что этого вполне достаточно. Она и так знала, что родит.
Командиры и бойцы ЮНА стали часто посещать их больницу. И в благодарность за участие они приносили врачам самое необходимое – лекарства, которые те могли использовать в лечении других больных. В такое время на счету была каждая пара рук и каждая мыслящая голова. Хотя Бранислава Балдос и не думала, что блондированная голова доктора Мара будет мелькать в больнице вплоть до последнего дня. И уж конечно она не предполагала увидеть эту наглую блондинку уже на третий день после родов в ординаторской общего отделения и – с младенцем на руках. Пациенты почему-то прозвали ее с тех пор Мадонной.

…За шкирку выбросив рентгенолога за двери ординаторской, Марина, тяжело ступая, вышла за ним, и люди в коридоре испуганно зажмурились, услышав ее грозный громкий голос.
«Я тебе сказала – почини аппарат! На прошлой неделе еще сказала! – негодовала она, наступая на растерявшегося мужчину, - А не можешь починить, не облучай мне людей зазря! Я Браниславе представила уже расчет по облучению десяти пациентов! Так что – жди, вызовет!»
«Доктор Мара, Вы…» - рентгенолог только начал, но тут же испуганно смолк под пронзительным злым взглядом.
«И нечего мне здесь местный Чернобыль устраивать! – отрезала женщина и, сощурившись от боли, махнула на мужчину рукой, - Все! Свободен! – обведя людей у двери вопросительным взглядом, она устало вздохнула, - Что, все ко мне? Ну, проходите…»
Доктор Волкович, сердито нахмурившись, проводила взглядом скрывшуюся за дверью женщину. Все еще на работе, и все такая же шумная и склочная, как и прежде. Негромкий смех привлек внимание молодого врача.
Оперевшись о швабру, грузная пожилая уборщица в цветастом халате производства СССР годов шестидесятых вытирала набежавшие слезы запястьем и что-то бормотала по-русски.
«Молодец девка!» - разобрала Мила только и, поджав губы, направилась к своим палатам, продолжая обход.
Почему-то у нее не получалось проводить обход так быстро, как делала это Мара, не получалось так быстро работать и, в сущности, главным, что расстраивало Милу почти до слез, было то, что у нее не получалось соображать так быстро, как соображала эта заносчивая блондинка.
Услышав за своей спиной тяжелый вздох и стук, Мила остановилась и быстро обернулась. Уронив швабру, уборщица стояла у стены, закрыв лицо руками, но даже сквозь пальцы видно было, как раскраснелись ее щеки. И ее дыхание рвалось. Быстро подойдя к женщине, девушка поддержала ее под руку и, не смотря на слабые протесты, усадила на стул у ординаторской.
«Что с Вами?» - спросила она участливо, опустившись на корточки рядом и пытаясь заглянуть ей в лицо.
«Нет… Нет, ничего, доктор Волкович…» - едва слышно откликнулась та.
Такой ответ Милу никак не мог удовлетворить! Ведь, глядя в лицо женщине, она видела, как, буквально за считанные секунды, ее глаза пошли красными жилками. Зажав ее запястье, Мила попыталась насчитать пульс. Но она бросила это занятие, даже не начав, и ее глаза испуганно расширились. И злобно сузились от ехидного замечания коллеги за спиной.
«Да возраст такой – то жарко, то холодно!»
Вскочив на ноги, Мила обожгла сказавшую это гневным взглядом и резко распахнула дверь ординаторской.
«Доктор Мара! Гипертонический криз!»
Марина убрала фонендоскоп и жестом указала пациентке на ее одежду. И удивленно посмотрела на испуганную девчонку в дверях. Пусть они и были ровесницами, но эта Волкович всегда казалась ей глупой девчонкой. И она впервые, должно быть, сама заговорила с ней. Марина усмехнулась и взяла со стола свой тонометр. Чудно!
Увидев уборщицу, которая уже почти свалилась со стула, Марина удивленно присвистнула.
«Теть Зин, а я предупреждала! – усмехнулась она, приставляя еще два стула, чтобы та могла лечь, - Я Вам сто раз говорила – не надрывайте здоровье! Зальет вот мозги кровью – будете знать!»
Она говорила по-русски, и никто из собравшихся вокруг не мог ее понять. А старая уборщица только устало улыбалась, покорная своей судьбе.
«Ну, зальет, так зальет! – усмехнулась она хрипло, - Иди, Маришка. Я сейчас отойду…»
«Ага! В мир иной! – сердито откликнулась та, усаживаясь на стул рядом и наматывая манжету на морщинистую руку, - Все, лежим тихо, не дрыгаемся!» - приказала она властно, быстро накачивая воздух.
Закончив с этим, она обернулась к Миле, сердито покусывая губы.
«Так! Давай-ка отведем ее пока в ординаторскую. Отлежится на диване, - произнесла она задумчиво, - И… что там у нас есть? Папазольчик, хотя бы, нароем?»
«Я позову медсестру!» - с готовностью откликнулась та, помогая Зинаиде Петровне подняться на ноги.
Марина подставила ей плечо с другой стороны и лишь на мгновение зажмурилась от боли.
«Не надо медсестру, сама вкачу, - сказала она, - Ты просто свистни пару ампул, вату и шприц!»
И она заговорчески улыбнулась Миле, словно принимая ее в свой мир.
Стоя у двери ординаторской, подпирая ее спиной, чтобы никто не вошел, Мила внимательно наблюдала за Мариной.
И уколы эта Мара делает отлично, и с пациентами говорит так, чтоб и не обидеть и чтобы слушались. И улыбается она, когда никто не видит, совсем не так, как на людях. Мила это сразу отметила. Ни ехидства, ни злобы не было в глазах доктора Мара, когда она смотрела в лицо больного. Только какой-то теплый ласковый свет и нежность.
Выбросив пустые ампулы и шприц, Марина склонилась к задремавшей Зинаиде Петровне и осторожно приложила пальцы к ее запястью, проверяя пульс.
«На обследование бы ее, да ведь не положат! – пожаловалась она, обернувшись к Миле, и подошла к раковине, - Сейчас больница и так переполнена. Точно, Бранислава откажет…»
«Можно через доктора Андро попробовать, - тихо предложила девушка, опустив глаза, - Он же может ее уговорить…»
«Тоже мысль, - откликнулась Марина, вытирая руки, - Ты с обходом закончила?»
«Нет…» - лицо девушки предательски покраснело.
Марина усмехнулась, заметив это. Забавная. И не такая уж дура, как многие.
«Закончишь, приходи, чаю попьем…» - сказала она и снова вернулась к столу.

…Марина, уселась за стол перед чашкой с парящим супом и взяла хлеб с тарелочки.  Базиль, все-таки, не удержался и приготовил ей горячее. Он не понимал, как она с ее аппетитом живет на бутербродах
«Она была хорошей девчонкой, милосердной, - задумчиво произнесла женщина, зачерпнув суп ложкой, - Не очень быстро соображала, но она была, что называют, врач от Бога. Рождена для этого, - она помолчала и добавила уверенно, - Она бы никогда не смогла убить. И она училась каждый день, пока я была там. Даже терпела мой несносный характер! – усмехнулась она и, подув на ложку, отправила ее содержимое в рот, - Не знаю, что с ней стало потом. Я ушла еще до того, как хорваты окончательно взяли верх».
«…Морю не надо слез! Морю не надо слез!» - донеслось из спальни.
И Марина нахмурилась, посмотрев на Базиля. Тот быстро вышел и вернулся с разрывающимся от звонка телефоном в руках.
«Нас мало! Нас адски мало! А самое страшное, что мы врозь!»
«Ответишь?» - произнес Ратоборец, протянув телефон своей пленнице.
Та усмехнулась и положила ложку.
«Конечно, отвечу, иначе Ринка всех на уши поставит, - сказала она, - Только ты, если хочешь послушать, иди и слушай из зала. Я буду громко говорить».
Усмехнувшись, Базиль отошел к двери в зал. Конечно, громко. Только отсюда даже с его отличным слухом не разобрать того, что будет говорить дева Мара.
«Алло, дочунь!» - улыбнулась Марина в трубку.
И ее лицо внезапно стало таким незнакомым! Базиль прищурился, не веря своим глазам. Да, перед ним сейчас не Проклятый Людьми Беке Мара. Перед ним Марина Мара, благословленная Небесами этим ребенком.
Голос женщины доносился будто издалека.
«Всех повидала? Да? А точно всех? – она мелодично рассмеялась, - Вот-вот! Правильно, исправляйся! Ты должна быть доброй девочкой, Ринка!»

…«Ты должна быть доброй девочкой, Ринка! – осуждающе произнесла подтянутая загорелая женщина с выгоревшими на солнце темными волосами, посмотрев на десятилетнюю девочку перед собой, - Этому мальчику досталось хуже, чем тебе в девяносто шестом, а ты!»
И она, безнадежно махнув стертой до белизны рукой, отвернулась от девочки. Та смотрела то на нее, то на мальчика, застывшего в углу комнаты, и не знала, как ей поступить.
Мирко снисходительно улыбнулся потрескавшимися от солнца и недостатка витаминов губами и первым шагнул к женщине. На вид ему было лет тринадцать – пятнадцать. У него были темные карие глаза, даже зрачков было не разглядеть, и густые вьющиеся волосы, тоже очень темные.
«Ну что ты ее ругаешь? – сказал он, - Конечно, она злится. Только вернулась домой, а мать притащила откуда-то бездомного!»
«Ты не бездомный! – озлобленно выкрикнула Марина в лицо мальчику. И даже Ринка, видевшая свою мать всякой, вздрогнула от неожиданности, - Твое имя Миран Мара! Ясно?»
«Ты его с войны привезла? – тихо спросила Ринка, с новым любопытством разглядывая незнакомого мальчика, - Ты его усыновлять будешь?»
Марина и Мирко переглянулись.
«Не то, чтобы усыновлять, - протянула женщина растерянно, - Думаю, опеки будет довольно».
«Я недолго у вас поживу, - примиряющее улыбнулся подросток, посмотрев на девочку, - После оформления документов Мара обещала устроить меня в военный интернат… или что-то навроде…»
Ринка насупилась.
«В интернате плохо, - произнесла она тихо и, потянувшись, взяла Мирко за руку, - Ты у нас пока оставайся. Никуда твой интернат не денется. Пошли. Я Ринка. А тебя Мираном зовут?»
«Можно еще Мирко или Миро, как хочешь, - улыбнулся тот, на ходу оглянувшись на Марину. Она улыбалась, и мальчик почувствовал себя уже совсем свободно в этом доме, - А это твоя комната? Так чисто!»
«Наша с мамой, - откликнулась Ринка, не задумываясь, - Но это я просто убралась, пока мамы не было. А так – она всегда мусорит, все на пол кидает!»
«Спасибо за рекомендации, дочь!» - донеслось с кухни.
Дети рассмеялись.
«Спорю: за колбасой полезла!» - сквозь смех сообщила Ринка.
Мирко смотрел на нее и смеялся так широко и открыто, будто в его жизни никогда и не было войны. Он просто радовался за нее.
И, вспоминая тот день, Ринка хотела увидеть скорее эту его добрую улыбку, снова прижаться к его груди, как в детстве. Он ведь прожил тогда с ними почти три года, и это время было таким счастливым! А писать письма или, даже, звонить – это ведь все не то.
Влад остановился в дверях, подозрительно глядя на размечтавшуюся девушку. Она, определенно, размечталась, потому что уже полчаса вертела в руках сотовый телефон и бессмысленно улыбалась в потолок, развалившись в кресле!
«Что вызвало такую радость моей леди?» - с угрозой в голосе поинтересовался он, неслышно приблизившись к креслу и сзади наклонившись над ним, почти касаясь губами шеи девушки.
Ее реакция была предсказуема, но, все равно, было больно. Прочитав надпись на обложке старинной книги, Влад положил ее на стол.
«У меня аллергия на пыль…» - сообщил он, с загадочной – для Ринки уже не слишком загадочной – улыбкой глядя на девушку.
Та резко выпрямилась в кресле и встала.
«Про таких, как ты, говорят…»
«Не надо пошлостей, миледи! – рассмеялся Влад весело, - Так что за радость?»
«Не вижу ничего пошлого в болезнях! – откликнулась Ринка и добавила, скользнув по лицу вампира насмешливым взглядом, - На свидание завтра пойду!»
И, взметнув в воздух невесомые юбки платья из последней коллекции Полины Вуйцик, она быстро вышла из библиотеки.
Влад вздохнул и взял с полки сборник Гарсиа Лорки.

…Стас задумчиво улыбался, глядя на холодное осеннее небо с брони транспортера. Оно было таким же серым и холодным, как ее глаза. И мужчине казалось, что оно так же безразлично смотрит сейчас на него, как она на него посмотрела в тот, последний вечер.
Странное чувство! Упав на спину, он улыбнулся безразличному небу над собой. У них и не было ничего, даже слова между ними не было сказано за эти дни, а он словно сердце оставил в Шибенике!
«Выпьешь?» - предложил сержант, высунувшись в люк.
Стас усмехнулся и отнял у него бутылку.
«Скройся, пьянь! Впереди хорваты, а вы напиваетесь!»
«Да мы…»
«Сказал: скройся!» - и он толкнул молодого человека ладонью в голову так, что тот провалился обратно в люк.
«Угостил Стася?» - рассмеялся кто-то изнутри.

…Не закрыв двери, Марина вошла в квартиру и, уронив сумку на пол, привалилась к стене. Нет, все-таки, нужно было в роддом!
«Господи! Как больно!» - медленно ковыляя к кровати, стонала она.
Перед глазами шли круги.
«Не бей маму! – со слезами и смехом воскликнула женщина, упав, наконец, на кровать, - Что ж ты какая боевая? Я дедушке пожалуюсь!»
От невыносимой боли слезы ручьями текли из глаз, но она продолжала смеяться, понимая, что сейчас никто – никто! – не придет ей на помощь. Нужно собраться с силами. Нужно – самой.
«Погоди ты, Ринка! Дай хоть опомниться! – голос женщины прервался бессильным хрипом, и она сильно запрокинула голову назад, - За что?! Мне же больно!» - прорвался сквозь боль и отчаяние не забытый еще, почти родной язык.
У двери что-то тяжелое упало на пол, и кто-то быстро подошел к кровати. Марина из сотни могла узнать эти тяжелые шаги.
«Теть Зина! – сморгнув слезы, выдохнула она, - Слава Богу!»
Зинаида Петровна остановилась над ней в растерянности, щуря подслеповатые глаза.
«Рожаешь, что ли? Дотерпелась!» - сердито нахмурилась она.
Марина только улыбалась сквозь слезы. Хоть кто-то…
Зинаида Петровна уже стаскивала с нее обувь.
«Лежи, давай, дуреха! – бормотала она недовольно, - Ну, чего ревешь? Все так рожают! Щас родим!»
«Что? Вы тоже?» - нервно рассмеялась Марина.
Зинаида Петровна ухмыльнулась и вышла на кухню.
«И точно – девка! – сообщила она Марине, когда та пришла, наконец, в себя, положив рядом с ней умело перепеленованного младенца, - Ты-то откуда знала?»
«А я загадала!» - улыбнулась та счастливо.
«Дура ты, Марин, - вздохнула Зинаида Петровна печально, подбирая с пола железный молоток для отбивки мяса, - Отцу-то чего скажешь?»
«Там решим! – безмятежно откликнулась та, прикладывая ребенка к груди, - Ешь давай, футболистка!»
Через три дня она вернулась в больницу с огромной сумкой, полной пеленок и присыпок, и младенцем на руках.
«Мадонна!» - вздыхали, бывало, люди ей вслед.
Они не понимали, что она таскает дочь всюду за собой не от великой любви, а просто потому, что ей не на кого оставить этого ребенка. Зинаида Петровна старалась помогать ей по мере сил и здоровья, но здоровье пожилой женщины становилось день ото дня хуже, и Марина просто не решалась доверить ей дочь. А в больнице была Бранислава, питавшая к ней необъяснимую симпатию, не смотря на ее выцветший уже блонд; была Мила, которая всегда готова была оказать посильную помощь своей наставнице. Да и сами больные так и вились у ординаторской, млея от восторга, и даже пытались подкармливать Марину, как кормящую мать.
И случалось, что, входя в двери больницы или выходя из них, прижимая мирно сопящую Ринку к груди, Марина искренне верила в это: она вернулась, она держит на руках свою дочь, и это – ее новое начало. И пусть она больше не такая, как прежде, но она готова снова полюбить весь мир сейчас. И мир полюбит ее тоже.

…Глупо было надеяться на это!
Отставив пустую чашку, Марина прищурилась, наблюдая за Ратоборцем, домывающим грязную посуду.
Глупо было даже надеяться на то, что мир полюбит ее снова после всего, что было! После всей крови, что легла между ними. Да и она не сумела бы полюбить его, сколько бы ни старалась.
Но, пока был жив Цвонко, для нее еще оставалась надежда.
Закрыв глаза, женщина подавила горловой спазм. Мир не полюбит ее никогда. Ее не за что любить.

…Солнечный свет заливал город. Снег таял, в ручейках плавали прозрачные льдинки. И зима, боровшаяся до последнего, отступала, все-таки, перед неизбежностью тепла. Уже было достаточно тепло, чтобы рискнуть и сбросить пиджак, но, учитывая ситуацию… Мужчины весело переглянулись и снова посмотрели на строй кадетов. Такие еще мальчики! Стараются. Маршируют.
«Им бы сейчас в футбол гонять!» - усмехнулся один из наблюдателей тихо.
Второй негромко рассмеялся в ответ.
«Ты погоди, после занятий у них еще уборка территорий!»
«Бедные дети!»
«А вот мы после двух абсолютно свободны!» - заговорчески улыбнулся коротко стриженый коренастый мужчина в военной форме.
Его спутник улыбнулся в ответ.
«Намекаешь на футбол?» - прошептал он.
Военный хотел ответить, но педагоги уже недовольно поглядывали в их сторону, и он промолчал.
«Очень хорошо занимаются! – похвалил он, как смог, обернувшись к одному из преподавателей, - Молодцы, парни!»
И в тот же самый момент весь строй кадетов, словно по команде «налево», одновременно развернулся к зданию корпуса. Удивленно подняв брови, военный посмотрел в ту же сторону.
«Стась, ты глянь, как кому-то с мамой повезло!» - присвистнул он.
Его спутник обернулся к корпусу, и его примеру последовали все присутствующие взрослые.
Освещенная ярким весенним солнцем, к зданию корпуса быстрым уверенным шагом направлялась высокая, уже загорелая женщина с длинными темными волосами, которые развевал ветер. Ее легкая куртка была завязана узлом на бедрах, подчеркивая этим и без того идеальные пропорции тела. На ней оставалась только белая майка. Словно ничего не изменилось с девяносто шестого. Скользнув взглядом по знакомому силуэту и на одну только секунду зацепив профиль женщины, отбросившей с лица растрепавшиеся волосы, прежде, чем она взлетела по ступеням и скрылась за дверью, Андрей Зимин медленно обернулся к товарищу.
«Стась? – протянул он, - Это ж не призрак, да?»
«Я и забыла о ней! – раздосадовано пробормотала психолог, поправляя очки, - Простите, Андрей Викторович, Станислав Андреевич. Мне придется уйти. Нужно уладить один конфликт…»
«То есть, это она? – напряженно прозвучал рядом с ней голос отца одного из учеников, - Что ж, Эдита Львовна, тогда мы с Вами!»
Расцвеченная всеми цветами радуги физиономия мальчишки лет четырнадцати показалась из-за его спины. И только теперь гости училища вспомнили, наконец, утренний разговор.
«Это насчет драки? Эдита Львовна? – поинтересовался Андрей и добавил, глядя в лицо женщине молящими собачьими глазами, - А можно нам тоже? Нам интересно! Да, Станислав Андреевич?» - и он толкнул товарища локтем в бок.
«Да!» - кивнул тот быстро, даже не понимая, о чем его спросили.
«Что ж, если вам интересна и эта сторона, - протянула Эдита Львовна, - Наверное, правильно говорить не только об успехах. Посмотрите, как у нас конфликты улаживаются…»
Отец избитого кадета скомкано выматерился в сторону, но Зимин и Воран разобрали каждое слово, в отличие от Эдиты Львовны, которая долго смотрела на мужчину с недоумением, думая, наверное, что прослушала фразу, обращенную к себе.
Андрей прошел между ними, увлекая их к корпусу.
«А вот при женщине некрасиво быть таким…» - произнес он, приблизившись к мужчине.
Дальше Эдита Львовна не расслышала, но краска с лица родителя сходила еще очень долго.
«Дело в том, что у нас в этом году появился новый мальчик… кадет, - Эдита Львовна все никак не могла отучиться от привычки, приобретенной в обычной школе, и каждый раз очень смущалась, называя мальчиков мальчиками, - Миран Мара. Он очень способный на самом деле, и раньше с ним не было ничего подобного, - продолжала она, улыбнувшись Андрею, галантно пропустившему ее в двери, - Но вот с Сергеем они что-то не поделили. А что – не говорят. Я решила, что лучше побеседовать родителям и все уладить…»
«Чем мне заявить на этого малолетнего преступника! - пробормотал отец Сергея и добавил громче, - Эдита Львовна, да Вы поглядите, как он парня отделал! Это притом, что Сергей ходит в секцию… как там, забыл!» 
«Ну, вот мы поговорим, и, я надеюсь, найдем решение…» - смущенно откликнулась женщина.
Андрей широко улыбнулся. Такая очаровательная!
«Конечно, найдем! – уверенно заявил он, - А этому Мирану сколько лет?»
«Тринадцать, - Эдита Львовна растерянно огляделась и нахмурилась, - Нет, знаете, он, наверное, в спортзале…»
И она свернула направо.
«Миротворец!» - проскрежетал зубами родитель, следуя за ней.
Стас положил мужчине ладонь на плечо, заставив того остановиться.
«Тебя как зовут?» - спросил он тихо, чтобы Эдита Львовна не услышала, прямо глядя тому в глаза жесткими синими глазами.
Мужчина быстро отступил.
«Гена!»
«Приятно. А я Стас, - исключительно лживо улыбнулся Стас, делая еще шаг к нему, - Так вот, Гена… Ты чего ее достал? Она же твое чадо не била?»
Не ответив ни слова, Геннадий догнал остальных.
«Как я и думала…» - улыбнулась Эдита Львовна, заглядывая в высокие двери.
Геннадий прищурился, пытаясь найти среди занимающихся того самого «преступника», но ему это удалось не сразу. И к тому моменту, когда он ткнул пальцем в направлении мальчика на мате, Зимин и Воран уже давно за ним наблюдали.
Кружась вокруг женщины в белом, худой и жилистый мальчуган все пытался напасть на нее, используя какие-то приемы техник рукопашного боя, но та легко уходила от нападения и роняла его на мат.
«Ну? И чему ты в этой секции научился? – усмехнулась она задорно, в очередной раз сбив кадета с ног, - Падать и синяки зарабатывать? Как вообще тебя смог так отделать один! – она выделила это слово, - Парень?»
Прищурившись от боли, Мирко снова поднялся на ноги и занял боевую стойку. Он не ответил ни слова.
Марина усмехнулась, посмотрев в его разбитое лицо.
«Сколько их было, Миран?»
«Пусть сами сознаются! Это они трусят! Им и оправдываться, не мне!» - ожесточенно выкрикнул мальчик, нападая снова.
Повалив его на мат, Марина быстро выпрямилась и резко обернулась к раскрасневшемуся от гнева мужчине.
«Марина Мара. Очень приятно. И я неплохо».
«Н-э-э…» - протянул тот, разжимая кулаки.
Эдита Львовна весело улыбнулась.
«Хороший способ остудить холерика, - шепнула она на ухо Андрею и уже громче обратилась к остальным, - Добрый день, Марина. Ну, вот познакомьтесь. Это Геннадий, папа Сережи. А это…»
«И, главное, все еще живы!» - усмехнулась та, скользнув быстрым взглядом по лицам наемников.

…Откинувшись на спинку, Марина задумчиво улыбалась и ковыряла дырки в углу дивана. Базиль осуждающе посмотрел на нее. Ужасная хозяйка.
«Это что?» - поинтересовался он.
Рассмеявшись, женщина положила на изодранное место подушку, замаскировав дырки.
«Это Ринка с ножиком баловалась!»
«Яблоко от яблони! – пробормотал Базиль, усаживаясь в кресло, - В девяносто пятом ты пропала больше, чем на год. Что было в это время?»
Марина удивленно подняла брови.
«Жизнь в России и на тебе оставила свой отпечаток, - заметила она и добавила серьезнее, - Но я думала, ты хочешь услышать все по порядку».
«Мне все равно, как. Твоя жизнь, в принципе, не могла быть упорядоченной, не так ли?»
«Это точно! – усмехнулась Марина с горечью и снова потянулась за чаем, чашку с которым она поставила на подлокотник дивана, - Ну, ты сам сказал, что тебя не волнуют перипетии судьбы Беке Мара, так что, остановимся на мне, - произнесла она задумчиво и, сделав глоток,  добавила, - Выпустим, в таком случае, девяносто пятый год».
«Так не пойдет! – возразил Базиль быстро, - Операция «Олуя»! Ее ты оставляешь за кадром?»
«Ее я не видела, - вздохнула женщина тихо, и ее ресницы, вздрогнув, отбросили на щеки длинные тени, - Я ушла раньше. Думала, что мы с Цвонко…»
Внезапно она смолкла и пристально посмотрела в скрытое сумерками лицо Ратоборца.
«Ты знаешь, - произнесла она бесцветным каким-то голосом, - Знаешь, как Урбан убил его!»
Базиль опустил глаза. Да, он знает. И это подло – обвинять ее во лжи, если сам он столько лет скрывал столь гнусное преступление.
«Я знаю, - произнес он твердо, спустя некоторое время, - Теперь расскажи о девяносто пятом. Куда ты так странно исчезла?»
Марина вздохнула и снова прислонилась затылком к спинке дивана.
«А ведь ты был учеником Дамоша и Драгомира! – произнесла она с горечью, - Что ж… Это не было моим решением. С двухлетней дочерью на руках я мало что решала… Цвонко сказал уйти к Терре, и я ушла. В тот день Урбан был ближе ко мне, чем он мог бы мечтать, и убить меня ему было бы так просто… Меня, Ринку… Цвонко откупил нас своей жизнью, - она подавила спазм, - А то, что было потом... Все это был адский план княгини Байош! – усмехнулась она нервно, - И я выпущу некоторые вещи, чтобы не открывать тебе его целиком. Ведь тебе сейчас интересна только я?»
Базиль кивнул. Эта женщина называет рыцаря Драгана его прежним, забытым, именем, от которого он отрекся.
«Ты знаешь?» - спросил он почти шепотом.
Марина опустила голову, и длинные волосы скрыли от него ее лицо.
«Конечно, я знаю».